Право на выбор
 Скачать 0.69 Mb.
|
Глава 17Пока без перевода стихотворения Байрона. Вечером будет. _________________________________ Ден чувствовал себя не в своей тарелке и постоянно дергался. Я же никакой вины за собой по зрелом размышлении не видел. Никому не хамил, сведения не искажал, просто делал то, что просили. Да и по большому счету, что нам могли сделать? Мы не сотрудники, премии не лишат, а для сдачи нас в полицию надо основания иметь. Поэтому я спокойно сидел и пил предложенный чай. Мужик, который, кстати, так и не представился, попытался за каким-то фигом подсунуть мне тесты, мотивируя тем, что мне скучно. Ага, развлечение типа такое, но я вежливо улыбнулся, покачал головой и продолжил пить чай. Теперь этот тип пялился на меня во все глаза, особенно после того, как я попросил еще одну чашку чая. Генеральный появился минут через тридцать. Дверь распахнулась, и в приемную размашистым шагом вошел высокий мужчина в темно-серых брюках и белой рубашке с галстуком, пиджак он небрежно накинул на одно плечо. На первый взгляд он казался весьма суровой личностью. Глаза с прищуром обвели приемную и остановились на мужике за столом. - Мне Карл весь телефон оборвал, бился в истерике практически. Я ничего не понял, только про какого-то парня, с которым он разговаривал по телефону. - Я не слушал, я собеседование проводил, - хмуро ответил тот, сбрасывая очередной вызов. – ты же видишь, Тамары нет, и все через одно место. -Так, давайте по порядку, - распорядился генеральный. – Кто отвечал на звонки? Я поднял руку и отхлебнул чая, вынуждая этого самоуверенного типа задавать наводящие вопросы. Откуда я могу знать, что его интересует? - Перескажите беседу с Карлом. Кто и что говорил, - приказал он. Интересно, откуда я должен знать, кто из десятка звонивших был Карлом? Пришлось вежливо озвучить эту мысль. - Мужчина, немец, говорил по-английски, - генеральный просто буравил меня глазами. - Он попросил позвать к телефону Игоря Михайловича, я предложил перезвонить, он ответил, что не сможет, и попросил записать информацию. Я записал, прочел ему, он поблагодарил и отключился. Все. Мы можем быть свободны? - Пока нет, - ответил мужчина и повернулся ко второму, - где запись? - Вот, - тот протянул мои каракули гендиректору, отчего-то хитро улыбаясь; тот уставился на листок и тоже заулыбался. По всем законам жанра я должен был бы впасть в панику и начать задавать вопросы, но у меня была отличная школа. Майор научил, что иногда молчанием можно добиться больших результатов, чем словами, и я держал паузу, с вежливым интересом разглядывая обоих. Первым не выдержал тот, которого гендиректор назвал Виктором Петровичем: - Вы не хотите работать у нас? Я продолжал молчать, ожидая самого предложения, лишь склонил голову к правому плечу. Генеральный неприлично заржал. - Нет, ну ты видишь?! – обратился он к коллеге. – Карл сразу понял, с кем имеет дело, старый пройдоха! Любопытство толкало меня на вопросы, но суровая школа повелевала молчать. Любопытство проиграло. Я ждал, что будет дальше. - Мы предлагаем вам должность помощника генерального директора, - напыщенно произнес Виктор Петрович. Я покачал головой, поднимаясь. - Как это нет? – опешил тот. – Да за такую должность… - Виктор, подожди, - остановил его главный. - Давайте начнем с начала. Меня зовут Игорь Михайлович, а вас? - Константин Константинович, - вежливо ответил я. - Константин Константинович, наш старый деловой партнер пришел в восторг от вашего английского. Поверьте, заслужить его одобрение нелегко, а нам чрезвычайно трудно найти человека, который бы смог с ним общаться. Поэтому, как вы понимаете, мы очень заинтересованы в вашей персоне. - Я не хочу быть секретарем, - ответил я, хотя в глубине души испытывал очень противоречивые чувства от похвалы, кажется, там было даже самодовольство. - Ни в коем случае! Секретарша у нас есть! Нужен человек, который будет общаться по телефону с клиентами и партнерами, подготавливать договоры мне на подпись, отслеживать прохождение, то есть будет моей правой рукой. Согласны? Согласен ли я? Да, конечно, но на самом деле должность мне не светила: диплома нет, корочки, подтверждающей знание языка, тоже, я так и не сдал экзамен на сертификат, поэтому я просто пожал плечами. - Я вас не понимаю, - похоже, главный растерялся: таких странных типов он еще не видел. – Зарплата будет хорошая, мы готовы выплатить неустойку той фирме, где вы сейчас трудитесь. Работа интересная, карьерный рост возможен. Что вас останавливает? Я решил, что это мой звёздный час, и прежде, чем меня выгонят с позором, надо насладиться триумфом; и я стал уточнять насчет зарплаты. Первой реакцией было: «Ух ты!», я усилием воли удержал на лице безразличное выражение и выжидательно уставился на генерального. Тот подумал немного и накинул еще процентов десять от первоначальной суммы. Я глянул на сидящего рядом Дена, тот сидел с открытым ртом. Когда я пообещал генеральному подумать и всенепременно перезвонить, оба мужика переглянулись и заржали. - Господи, - вытирая выступившие слезы, сказал Виктор Петрович, - самородок, чистой воды самородок, - и уже обращаясь ко мне, - ну сейчас-то чего вам не хватает? Все для вас, любой каприз. Что вы хотите? А вот это он зря, я ехидно улыбнулся и выдал: - Хочу свободный график, чтобы доучиться. - Значит, диплома нет, это хуже, но не смертельно, - заявил генеральный и, спохватившись, уточнил, а какая специальность? Лингвист? Психолог? - Нет, такая же как у Дениса, - я пожал плечами, – мы вместе учились, пока я не вылетел. - А язык как же? – спросил дотошный гендиректор. - У меня был хороший учитель, - твердо сказал я. Всю обратную дорогу мы молчали. Я – потому что пытался свыкнуться с резкими переменами в жизни и прийти в себя от неожиданности, а Ден… Кажется, он обиделся. Не понимаю только, на что. Дорогу я ему не перебегал, на его место не претендовал, даже пробовал отказаться от счастья стать сотрудником этой выдающейся компании. Вообще все было странно, и когда эйфория схлынула, стали видны некоторые нестыковки, что ли. Например, говорил я с тем мужиком по телефону всего несколько минут, как можно по нескольким банальным фразам составить обо мне представление? Занятый своими мыслями, я не заметил даже, как исчез Денис, до этого шедший рядом. Что ж, похоже, даже приятелей у меня не осталось, раз последний человек, с которым можно было просто пообщаться, слинял по-английски, не попрощавшись. Вот кстати про английский! Надо будет дома залезть в инет и посмотреть, как сдать экзамен и получить бумажку. Через день, вооруженный информацией, полученной из интернета, я снова был в знакомой приемной. Меня уже ждали. Сам генеральный, его заместитель Виктор Петрович – да здравствует всемирная паутина! – и лохматый старикашка, чем-то похожий на Пьера Ришара. После обмена приветствиями и представления нас со старикашкой друг другу слово взял Игорь Михайлович. - Константин Константинович, чтобы вы не сомневались и не терзались смутными подозрениями на наш счет, мы проведем эксперимент. На вашу вакансию объявили конкурс. Скоро подойдут ваши конкуренты, вам всем выдадут стандартное задание, результаты будет оценивать уважаемый господин Шахтенмайер и вы. Согласны? Я пожал плечами, возражать вроде как бессмысленно, а получить место на заслуженных основаниях или по непонятной протекции – это большая разница. Испытуемые появились через полчаса. Десять человек, четыре парня, шесть девушек и я. На их фоне я смотрелся как белая ворона – по ним сразу было видно: эти цену себе знают. - Итак, господа, приступим к испытаниям. В связи со спецификой работы будет проверяться знание языка по трем направлениям: диктант, перевод и переговоры по телефону. Все согласны? Народ закивал, рассаживаясь за большим овальным столом, где уже лежали бумага и остро заточенные карандаши. Наверное, в этих карандашах был какой-то глубокий смысл, известный посвященным, но я к ним не относился и поэтому просто сделал вид, что ничего меня не удивляет. Диктант был легкий, я с ним справился на раз, тем более, что диктовал тот самый Карл, старикашка, с которым я тогда мило побеседовал по телефону. Листы с диктовкой забрали и раздали текст на перевод. Пока мы корпели над этим заданием, Карл проверял диктант. Краем глаза я видел, как он, злорадно улыбаясь, что-то черкал в лежащих пред ним работах. Впрочем, отвлекаться было некогда, и я занялся делом, а то вон особо шустрые уже понесли сдавать, не хотелось бы быть последним. Я прижимал трубку к уху и слушал до боли знакомое стихотворение Байрона, одно из многих, которые просто обожал читать комбат: - «I speak not, I trace not, I breathe not thy name; There is grief in the sound, there is guilt in the fame; But the tear that now burns on my cheek may impart The deep thoughts that dwell in that silence of heart...» Невольная улыбка растянула губы, сердце как-то дрогнуло, ностальгируя, а голос Карла продолжал: - «...Too brief for our passion, too long for our peace, Were those hours - can their joy or their bitterness cease? We repent, we abjure, we will break from our chain, - We will part, we will fly to - unite it again! Oh! thine be the gladness, and mine be the guilt! Forgive me, adored one...» Карл внезапно запнулся, а я на автомате, не успев даже подумать, зачем это делаю, закончил строфу: - «...forsake if thou wilt». - Достаточно, - внезапно раздавшийся голос генерального заставил вздрогнуть и вернуться в реальность. Черт, а я даже не записал ничего, но после драки кулаками не машут – листок уже отобрали. - Ну что ж, подведем итоги. Они, к сожалению, печальны, хоть и закономерны. Знание языка большинство из вас показало явно недостаточное, и не только английского. Грубые ошибки как в диктанте, так и в переводе, неточные формулировки, искажающие смысл, - генеральный директор распалялся все больше, народ сидел, сжавшись под его гневным взглядом, а мне почему-то все происходящее казалось нереальным и не имеющим ко мне никакого отношения. - Константин Константинович, - обратился внезапно ко мне Игорь Михайлович, - подойдите к столу, пожалуйста. Я чуть не поморщился, вот наградили меня родители именем-отчеством. Мало того, что я имя свое терпеть не могу, так еще и отчество теперь постоянно слышать придется. И не попросишь ведь Ксеном называть, не тот уровень. На письменном столе были разложены наши работы. Я вопросительно глянул на сидевших рядом Карла и Виктора Петровича. - Да, да, можете посмотреть, - улыбаясь, заговорил господин Шахтенмайер. – Хочу знать ваше мнение, - и все это с хитрой улыбочкой и заговорщицким тоном. Я взял в руки исчерканные красным бумажки. Стало грустно, и я, кажется, стал понимать почему они в меня вцепились – моя работа была без помарок, только в одном месте зачеркнута лишняя запятая. Да, товарищ комбат, славно вы меня поднатаскали, даже в голову не могло прийти, что смогу конкурировать с ребятами, имеющими профильное образование. - Так что сегодня вы оформляетесь, а завтра к девяти ждем на рабочем месте! – похлопал по плечу генеральный директор. – Все остальные свободны! - А я бы хотел познакомиться с вашим учителем, вас явно учили не по стандартным методикам, - влез Карл. Ага, вот прям сейчас сдам пароли и явки, и про методы обучения расскажу! Тем более что-то мне подсказывает, что такие методы обучения в языковых школах лучше не применять, поэтому вежливо ответил: - К сожалению, это невозможно, до него придется очень долго ехать на оленях. Три пары глаз недоуменно уставились на меня, шутку про Деда Мороза не поняли, но пояснять я не собирался, продолжая загадочно молчать и улыбаться. Не дождавшись от меня пояснений, Виктор Петрович проводил меня в отдел кадров, где оставил на попечение приятной моложавой женщины. Я заполнил кучу бумаг, причем некоторые из них в двух экземплярах, расписался в нужных местах и спустя какой-то час был совершенно свободен. Дома я рассказал родителям о том, что нашел работу и с завтрашнего дня выхожу. Сказать, что они удивились, –это ничего не сказать, мама даже пыталась уговорить отдохнуть летом, съездить на море, но меня эта перспектива не вдохновила. Причину я честно озвучил: не хочу ехать за их счет, это раз, и два – если подвернулось приличное место, надо пользоваться моментом, второго шанса может не быть. - Да-а, - протянул отец, - ты очень изменился. - А что за работа? – поинтересовалась мама. Упс, вот этого я не предусмотрел, придется импровизировать! Дальше менеджера фантазия не сработала, тем более это было в какой-то степени правдой. Послушав мои дифирамбы конторе, в которой я буду трудиться с завтрашнего дня, родители успокоились и отправили любимого сыночка в магазин, дабы торжественно отметить такое эпохальное событие. Стихотворение Байрона и его подстрочный переводЗа подбор стихотворения и его подстрочный перевод огромная благодарность моей бете Marbius Byron I Speak Not, I Trace Not, I Breathe Not Thy Name I speak not, I trace not, I breathe not thy name; Я не произношу, не отслеживаю (не пишу), не выдыхаю твое имя; There is grief in the sound, there is guilt in the fame; В звучании печаль, в известности – вина But the tear that now burns on my cheek may impart Но слезы, что жгут мои щеки, выдадут The deep thoughts that dwell in that silence of heart. Глубокие мысли, что находятся в тишине (молчании) сердца. Too brief for our passion, too long for our peace, Слишком короткими для нашей страсти, слишком длинными для нашего мира Were those hours - can their joy or their bitterness cease? Были те часы – неужели их ликование или горечь прекратились? We repent, we abjure, we will break from our chain, - Мы сожалеем, мы пресмыкаемся, мы хотим сорваться с нашей цепи, We will part, we will fly to - unite it again! Мы хотим расстаться, мы летим навстречу – чтобы соединить. Oh! thine be the gladness, and mine be the guilt! О! Пусть тебе останется радость, а мне вина! Forgive me, adored one! - forsake if thou wilt; Прости, обожаемый (ая), забудь, если хочешь; But the heart which is thine shall expire undebased, Но сердце, которое принадлежит тебе, прекратит свое существование неизмененным, And man shall not break it - whatever thou may'st. И люди его не разобьют, хотя ты можешь And stern to the haughty, but humble to thee, И сурова с высокомерными, но смиренна с тобой, This soul in its bitterest blackness shall be; Моя душа в своей самой горькой тьме; And our days seem as swift, and our moments more sweet, И дни быстры, и мгновения слаще, With thee at my side, than with worlds at our feet. Когда ты рядом, а мир у наших ног. One sigh of thy sorrow, one look of thy love, Один твой печальный вздох, один взгляд, полный любви, Shall turn me or fix, shall reward or reprove. Изменит меня или оставит таким же, вознаградит или попрекнет. And the heartless may wonder at all I resign – И люди без сердца могут удивляться всему, с чем я смиряюсь – Thy lips shall reply, not to them, but to mine. Твои губы ответят, и не им, а моим губам. |