Произведения для литературного чтения на родном русском языке для 2 класса
 Скачать 113.83 Kb.
|
|
Лев Кузьмин. Дом с колокольчиком Стоит небольшой старинный Дом над зелёным бугром. У входа висит колокольчик, Украшенный серебром. И если ты ласково, тихо В него позвонишь, То поверь, Что в доме проснётся старушка, Седая-седая старушка, И сразу откроет дверь. Старушка приветливо скажет: — Входи, не стесняйся, дружок! На стол самовар поставит, В печи испечёт пирожок И будет с тобою вместе Чаёк распивать дотемна, И старую добрую сказку Расскажет тебе она. Но если, Но если, Но если Ты в этот уютный дом Начнёшь кулаком стучаться, Поднимешь трезвон и гром, То выйдет к тебе Не старушка, А выскочит Баба-Яга, И не слыхать тебе сказки И не видать пирога! Виталий Бианки. Сова Сидит Старик, чай пьёт. Не пустой пьёт — молоком белит. Летит мимо Сова. — Здорово, — говорит, — друг! А Старик ей: — Ты, Сова, — отчаянная голова, уши торчком, нос крючком. Ты от солнца хоронишься, людей сторонишься, — какой я тебе друг! Рассердилась Сова. — Ладно же, — говорит, — старый! Не стану по ночам к тебе на луг летать, мышей ловить, — сам лови. А Старик: — Вишь, чем пугать вздумала! Утекай, пока цела. Улетела Сова, забралась в дуб, никуда из дупла не летит. Ночь пришла. На Стариковом лугу мыши в норах свистят-перекликаются: — Погляди-ка, кума, не летит ли Сова — отчаянная голова, уши торчком, нос крючком? Мышь Мыши в ответ: — Не видать Совы, не слыхать Совы. Нынче нам на лугу раздолье, нынче нам на лугу приволье. Мыши из нор поскакали, мыши по лугу побежали. А Сова из дупла: — Хо-хо-хо, Старик! Гляди, как бы худа не вышло: мыши-то, говорят, на охоту пошли. — А пускай идут, — говорит Старик. — Чай, мыши не волки, не зарежут тёлки. Мыши по лугу рыщут, шмелиные гнёзда ищут, землю роют, шмелей ловят. А Сова из дупла: — Хо-хо-хо, Старик! Гляди, как бы хуже не вышло: все шмели твои разлетелись. — А пускай летят, — говорит Старик. — Что от них толку: ни мёду, ни воску, — волдыри только. Стоит на лугу клевер кормовистый, головой к земле виснет, а шмели гудят, с луга прочь летят, на клевер не глядят, цветень с цветка на цветок не носят. А Сова из дупла: — Хо-хо-хо, Старик! Гляди, как бы хуже не вышло: не пришлось бы тебе самому цветень с цветка на цветок разносить. — И ветер разнесёт, — говорит Старик, а сам в затылке скребёт. По лугу ветер гуляет, цветень наземь сыплет. Не попадает цветень с цветка на цветок, — не родится клевер на лугу; не по нраву это Старику. А Сова из дупла: — Хо-хо-хо, Старик! Корова твоя мычит, клеверу просит, — трава, слышь, без клеверу что каша без масла. Молчит Старик, ничего не говорит. Была Корова с клевера здорова, стала Корова тощать, стала молока сбавлять; пойло лижет, а молоко всё жиже да жиже. А Сова из дупла: — Хо-хо-хо, Старик! Говорила я тебе: придёшь ко мне кланяться. Старик бранится, а дело-то не клеится. Сова в дубу сидит, мышей не ловит. Мыши по лугу рыщут, шмелиные гнёзда ищут. Шмели на чужих лугах гуляют, а на Стариков луг и не заглядывают. Клевер на лугу не родится. Корова без клеверу тощает. Молока у Коровы мало. Вот и чай белить Старику нечем стало. Нечем стало Старику чай белить — пошёл Старик Сове кланяться: — Уж ты, Совушка-вдовушка, меня из беды выручай, нечем стало мне, старому, белить чай. А Сова из дупла глазищами луп-луп, ножищами туп-туп. — То-то, — говорит, — старый. Дружно не грузно, а врозь хоть брось. Думаешь, мне-то легко без твоих мышей? Простила Сова Старика, вылезла из дупла, полетела на луг мышей пугать. Сова полетела мышей ловить. Мыши со страху попрятались в норы. Шмели загудели над лугом, принялись с цветка на цветок летать. Клевер красный стал на лугу наливаться. Корова пошла на луг клевер жевать. Молока у Коровы много. Стал Старик молоком чай белить, чай белить — Сову хвалить, к себе в гости звать, уваживать. Борис Шергин. Плотник думает головой Ваня и бабушка наблюдали работу плотника, который обновлял ограду и крыльцо напротив Ванина окна. – Гляди, Ваня, – говорила бабушка, – плотник выбросил дряблые доски из ограды. На месте остались крепкие доски, но между ними оказались просветы разной ширины. Чтоб закрыть просветы, плотник взял новые доски и начал обтесывать их, сообразуясь с шириной просветов. Теперь плотник посадил новые доски между старыми. И так они плотно сели меж старыми, будто век тут сидели. Теперь хоть молотом бей – ни одна доска не выскочит. И гвоздей не надо. Не гвозди держат, а добрая пригонка. Теперь мастер принялся за крыльцо. Крыша на крылечке была как шапка старая: виду не давала, на глаза лезла. Подпирали крышу два столба, вкопанные в землю. Плотник выкопал оба столба и выдернул из земли. Оказалось, столбы сильно подгнили. Плотник начисто огрубил всю гниль и слегка обтесал столбы снизу. Далее, на место нижней худенькой ступеньки он кладет добрую. По концам колоды вырубил гнезда и одним махом посадил в эти гнезда оба столба. Так все рублено и тесано соразмерно, будто эти столбы выросли из колоды и верхушками своими приподняли кровлю крыльца. Крылечко теперь смотрит молодцевато и щеголевато. Теперь плотник сдумал привести крылечные столбы в полную красоту. Он вырезал на столбах пояски, будто браслеты надел. Звенья между поясками сверху и снизу закруглил. Получилось, будто столбы составлены из кувшинчиков. Просто все и нехитро, но как нарядно! Простая снасть топор, но в умелых руках всякое дело родится красовито. Неправильно говорят, что, например, живописец – это художник, а плотник, столяр – это просто рабочий. Живописец что сдумает, то изобразит краской, кистью. Можно сказать, что живописец думает кистью. То же можно сказать о плотнике. Плотник что задумал, то сделает топором. Отсюда и пословица: «Плотник думает топором». Евгений Пермяк. Маркел-самодел и его дети Давнее давнего это было. Жил в те незапамятные времена Маркел-Самодел. Все сам делал. Пашню пахал, железо ковал. Домницы ставил, руду в них плавил. Рыбу ловил, на охоту ходил. И жена у него, Маркеловна-Самоделовна, тоже сама всю женскую работу справляла. Лен пряла, холсты ткала, кожи квасила-мяла, одежу-обужу шила. Жарила, парила, варила, детей уму-разуму учила. Дельными подрастали сыны-дочери. В отца-мать пошли Маркеловичи-Самоделовичи. Никакая работа из рук не валится. Топором машут, сохой пашут, горн раздувают, горшки обжигают. Сеют и веют — все умеют. Только стал замечать Маркел, что набольший сын пуще других к пашне тянется и та же земля у него лучше родит, а второй сын от наковальни не отходит и до того славно кует, что и Маркел так не ковывал. То же и третий сын, Сазон Маркелович-Самоделович, все может, а рыбу-зверя лучше других промышляет. Подрос и четвертый сын, Платон Маркелович. И так-то он к топору пристрастился, что каждому брату срубил по избе, каждой сестре — по терему. Видит Маркел, что и дочери у них в отца-мать уродились, только в каждой своя трудовая жилка бьется. Одна одежу шьет — залюбуешься, вторая холстину ткет — не надивуешься. У третьей посуда в руках улыбается. Какой горшок-чашку ни слепит — всем весело. Задумался над этим Маркел-Самодел. Долго думал. А когда пришло время Маркелу-Самоделу со своей семьей навечно прощаться, созвал всех и напутствует: — Дети мои! Вижу я, что из всех дел каждый в своем уме. Значит, разные руки по-разному хватки, во всякой голове — свои задатки. Так и живите. Так и детям-внукам наказывайте. Умер Маркел. Разделили сыны-дочери между собою отцовский труд. А отцовское хозяйство не распалось. Каждый хоть и сам по себе — своим домом живет, а свою работу для всех делает. Один сын для всех пашет и сеет. Другой — для всех железо кует, руду плавит. Третий — в лесу промышляет, братьев-сестер в меха одевает. И дочери также — кто сукна ткет, кто кожи мнет, овчины квасит, холсты красит. Тоже для всех. Мастера, мастерицы на земле появились. Ремесла зародились. Лучше люди зажили. От Маркеловых сыновей-дочерей внуки-правнуки пошли. Эти-то уж вовсе хваткими мастерами стали. И каждый из них в своем деле так далеко шагнул, что ветер, воду, огонь на службу поставил да на себя работать заставил. Только это из других времен сказка, тоже не без умысла сложена. А в этой сказке умысел простой. Как станешь трудовую дорожку, счастливую тропинку искать — Маркелов наказ вспомни. Проверь, какая в тебе трудовая жилка бьется, какая работа лучше других удается, — та и твоя. Бери ее и дальше двигай, выше подымай. Не ошибешься. Далеко пойдешь, если свое дело найдешь. Не зря старый Маркел добрым людям памятный узелок завязал: «Каждые руки по-своему хватки, во всякой голове — свои задатки». Виктор Голявкин. Этот мальчик (Отрывок) Летом мы жили вдвоём с мамой в деревне. Я катал свои игрушки и всё рассказывал маме про игрушки. Я про них знаю всё, а мама давно забыла. Один раз нам принесли телеграмму. Отец вызывал маму к телефону по важному делу. К телефону надо идти пять километров. А разговор был назначен на ночь. Мама оставила мне всё к ужину. Мы договорились, что один я бояться не буду: поужинаю, когда захочу, а стемнеет, лягу сам спать. Мама придёт только утром. Она переночует там у знакомых, чтобы не идти глубокой ночью лесом. Я помахал рукой, и мама пошла по дороге. Стало темнеть. Я пошёл в избу ужинать, и дверь закрыл на засов. Засов был сделан из толстой плахи и продевался в две железные скобы. Я ужинал. Потом стало темно. Я щёлкнул выключателем, но свет не зажёгся: электричество выключено или лампочка перегорела. Теперь осталось только лечь спать и уснуть, а завтра проснусь уже с мамой. Не засыпалось. Я думал: я знаю, что бывает днём. А когда темнеет, меня спать укладывают. Мне говорят, так надо, потому что ночью спят все на свете. Ночью темно. Темно, ну а дальше-то что? Что в темноте? Я поглядел в тёмное окно, ничего в деревне не было видно. Пойду сейчас на улицу и посмотрю, что там. Но мне стало очень страшно - такая темнота. Всё равно, думал я, вот сейчас подойду к двери, которая на засове. Нет, лучше пробегу. Побыстрее. Схвачу обеими руками засов, отодвину его и дверь открою. Самое главное - перешагнуть через порог и не брякнуться. Я ступил на пол, и мне вдруг показалось, что сейчас не только ночь, но и зима. Но я точно знал, что лето. Просто я был босой, а крашеные половицы всегда холодные, даже летом. В темноте я нашёл свои новые резиновые сапоги. Они днём блестящие. Сейчас они скользили в руках и скрипели один о другой. Я сел на пол и натянул сапоги. Одному пальцу места не хватало. Значит, не на ту ногу. Разулся. Сапоги опять заскрипели, а я ещё больше испугался. Обулся. Затопал сапогами по половицам. Нащупал засов, схватился - не подвигается. Потом как потянул, и он громко отъехал в сторону. Шуму-то сколько, батюшки! Бух дверь - и открылась. Только порог переступить - и на улице. Стало совсем страшно. И тут я вспомнил, как зимой нечаянно проснулся рано утром. Мама собиралась на работу. - Тебе не страшно в такую темноту и холодину идти? - спрашиваю. - Ну и что, что страшно. Что же, всю жизнь бояться, что ли? Я ведь взрослая. Надо идти. Я поднял ногу повыше и переступил через порог. Я стоял на крылечке и смотрел на луну. Луна была, как маленькое окошко на небе, завешенное красной тряпкой. Свет был красный и ничего на земле не освещал. Только тучу было видно, тёмную, серую. Она поворачивалась и налезала на луну. Не было ни одной звезды. Темно и тихо. Туча наползла на луну. Ничего не видно. Ну вот и всё. Можно домой идти. Пойду теперь домой - ничего тут нет. Хотел уже домой поворачивать, но тут заметил недалеко от дома светлую полосу. Это оказалась дорога. Сухую пыльную дорогу ночью в темноте видно. Я осторожно выставил вперёд руки и стал подвигаться по дороге. Сначала медленно, боялся запнуться обо что-нибудь, потом быстрее, быстрее вперёд. Вот ночью по белой дороге идёт человек - это я. И я совсем не боюсь. Чего бояться. Всё равно все спят. Я шёл дальше и не думал останавливаться и поворачивать обратно. Я шёл, как большой взрослый человек, а вовсе не маленький. И нечего мне было бояться. В деревне залаяла одна собака. Наверно, она меня почуяла. "Лай, лай, правильно делаешь, что лаешь. Чуешь: человек идёт ночью по дороге в страшной темноте". Вот, значит, собака ночью не спит. А я думал, все спят. Вдали что-то чернело. Я вспомнил, что там растут кусты, они и чернеют. Птица поёт. Так негромко чирикает. Ещё, ещё птица. Как будто птицы сидят у себя дома и негромко разговаривают. Одна как будто спрашивает, а другая отвечает. Значит, птицы ночью тоже не спят. Они, может быть, что-нибудь ночью обсуждают потихоньку. Кусты кончились. Под ногами что-то зашуршало. Я остановился и присел пониже разглядеть что. По краю дороги идут два ёжика. Я дотронулся до одного ёжика. И он побежал в траву, другой за ним скрылся. Куда это ёжики пошли, интересно? На охоту, что ли? Потом я шёл мимо стога сена. Потом... что-то большое стояло у дороги. А это, оказывается, была лошадь. Она совершенно не шевелилась. Лошадь стоя спала. Вдруг я остановился. Навстречу мне по дороге кто-то шёл. Я решил лечь в траву, чтобы человек меня не заметил и не напугался. Но я только так думал, а сам не двигался с места от испуга. Человек приближался. Я испугался, что он на меня в темноте натолкнётся и, может, даже упадёт. И я тихонько запел: "А-а-а-а, о-о-о-о..." И тут я услышал: - Это ты, мой маленький? Ох и напугал ты меня! Куда ты? - Я тебя и встречаю, - сказал я. - Значит, ты чувствовал, что я иду. Я волновалась, торопилась, не стала оставаться ночевать. Пошла к тебе. - Мама, тут у стога лошадь спит. Ты её не бойся. А по дороге ёжики шли. И птицы ночью не спят. - Ты не сбился в темноте? - Нет, дорога в темноте светит. - Тебе не повезло сегодня. Уж очень тёмное небо. Сейчас дождь пойдёт. Давай скорее руку. - Смотри, наш дом стоит, как тёмный пароход с чёрной трубой. Дунул ветер. Деревья закачались, и пароход наш как будто закачался на чёрных волнах. Вот мы вошли в тёмную открытую дверь. Мама засветила свечку, электричество, она сказала, выключили перед грозой. Мы увидали друг друга и засмеялись. - Теперь спокойной ночи. А скоро нам с тобой в дорогу собираться. Кончается наше лето. Тебя в школу записали. Надо домой, за дело приниматься. - Давай поплаваем, - сказал я, - раз наш дом, как пароход. - Счастливого плаванья, - сказала мама. Мы погасили свечу. По стёклам потекли косые капли. Начался дождь. Наутро мама хвалила меня за храбрость и называла умницей много раз. "Есть, - говорит, - у тебя характер". Сергей Алексеев Медаль Молодой, необстрелянный солдат Кузьма Шапкин во время боя у реки Рымник1 струсил и весь день просидел в кустах. Не знал Шапкин, что Суворов его приметил. В честь победы над турками в суворовскую армию были присланы ордена и медали. Построили офицеры свои полки и роты. Прибыл к войскам Суворов, стал раздавать награды. Стоял Шапкин в строю и ждал, чтобы скорее всё это кончилось. Совестно было солдату. И вдруг... Шапкин вздрогнул, решил, что ослышался. - Гренадер2 Шапкин, ко мне! - закричал Суворов. Стоит солдат, словно в землю ногами вкопанный, не шелохнётся. - Гренадер Шапкин, ко мне! - повторил Суворов. - Ступай же, ступай, - подтолкнули Кузьму солдаты. Вышел Шапкин, потупил глаза, покраснел. А Суворов раз - и медаль ему на рубаху. Вечером солдатам раздали по чарке вина. Расселись солдаты у палаток, стали вспоминать подробности боя, перечислять, за что и кому какие награды. Капелюхе за то, что придумал, как отбить у турок окопы. Жакетке - за турецкий штандарт3. Дындину - за то, что один не оробел перед десятком турок и хоть изнемог в ранах, а в плен не дался. - Ну, а тебе за что же медаль? - спрашивают солдаты у Шапкина. А тому и ответить нечего. Носит Шапкин медаль, да покоя себе не находит. Товарищей сторонится. Целыми днями молчит. - Тебе что же, медаль язык придавила?! - шутят солдаты. Лев Толстой. Отец и сыновья (Басня) Отец приказал сыновьям, чтобы жили в согласии; они не слушались. Вот он велел принесть веник и говорит: — Сломайте! Сколько они ни бились, не могли сломать. Тогда отец развязал веник и велел ломать по одному пруту. Они легко переломали прутья поодиночке. Отец и говорит: — Так-то и вы: если в согласии жить будете, никто вас не одолеет; а если будете ссориться да все врозь — вас всякий легко погубит. Марина Дружинина. Очень полезный подарок Дедушке на день рождения мы с мамой подарили мобильный телефон. – Спасибо огромное! – воскликнул дедушка. – Только я не очень понимаю, зачем он мне нужен. Ведь я редко куда-нибудь уезжаю. Мне вполне достаточно городского телефона. – Ну что ты! Это невероятно полезная вещь! – стали мы убеждать дедушку. – Представляешь, как здо́рово, – ты идёшь в магазин или просто гуляешь и одновременно с нами разговариваешь! С мобильником гораздо веселей! Вот увидишь! – Тогда ещё раз огромное спасибо! – Дедушка вытащил из коробки инструкцию. – Буду осваивать это удивительное устройство. Мы все вместе разобрались, на какие кнопочки нужно нажимать, потом отпраздновали день рождения, попили чай с тортом и заторопились домой. Хотя время было ещё не позднее и живём мы совсем рядом. – Пора готовиться к трудовым будням… – вздохнула мама. – Завтра понедельник. – Звоните-заходите. – Дедушка поцеловал нас на прощание. – Обязательно! – пообещали мы. – Не скучай! Будни оказались трудовыми до чрезвычайности. То одна контрольная, то другая. То одну контрольную требовалось переписать, то другую. А ещё нужно было и на компьютере поиграть, и в кино с друзьями сходить. В общем, не удалось мне к дедушке забежать. И позвонить тоже. Зато в субботу мы с мамой пошли его проведать. Дедушка, как всегда, нам очень обрадовался, усадил пить чай с вареньем. – Ну как тебе с мобильником? Веселее? – поинтересовался я. – Гораздо! – кивнул дед. – Он так весело тренькает! Просто прелесть! Мне очень понравилось звонить с городского телефона на мобильный. Или наоборот – с мобильного на городской. Приятно, когда в квартире раздаётся телефонный звонок. Как будто кто-то вспомнил обо мне. – Я всегда про тебя помню! – Мама кинулась к дедушке и обняла его. – Просто неделя была совершенно сумасшедшая. Приходилось работать допоздна. Конечно, можно было найти минутку, чтобы позвонить… Прости меня! – Дедушка, я к тебе буду каждый день заходить! Или звонить! – Я тоже вскочил с места. – Честное слово! Вот прямо сейчас и позвоню. Я достал свой мобильник и набрал номер. Дедушкин телефон радостно заверещал: трень-тирлень! Трень-тирлень! – Алло! – Дедушка взял трубку. Тут раздался ещё один звонок. Это мама со своего мобильника позвонила на городской телефон. Дедушка взял и эту трубку: – Алло! Я слушаю вас! – Мы тебя очень любим! – закричали мы с мамой дедушке в оба уха. |