РЕФЕРАТ. Реферат по дисциплине История и философия науки на тему теория наказания в истории правовой мысли

• Название: Реферат по дисциплине История и философия науки на тему теория наказания в истории правовой мысли
• Анкор: РЕФЕРАТ
• Дата: 24.05.2022
• Размер: 67.42 Kb.
• Имя файла: Referat (1).docx
• Тип: Реферат; #546572
• страница: 2 из 3

1.2.2. Эклектические доктрины свободы воли

На протяжении долгого времени более распространенными были смешанные, эклектические доктрины свободы воли. Таков, например, дуализм И. Канта. Согласно учению И. Канта, свобода воли не может быть объяснена по законам природы, но ее наличие необходимо предполагается у всех разумных существ, которые сознают в себе волю как способность определяться к действию в качестве разумного существа, то есть по законам разума, независимо от природных инстинктов.

При этом следует учесть, что для И. Канта нравственный закон коренится в самой воле разумного существа и имеет значение для воли каждого разумного существа, а его существование служит бесспорным доказательством свободы человеческой воли, которое одновременно является и условием, дающим возможность осознать эту свободу. Таким образом, понятия категорического императива и свободы человеческой воли, согласно И. Канту, настолько тесно соединены между собой, что свободу можно определить как независимость воли от всякого другого закона, за исключением только морального.

Человек, как утверждал И. Кант в «Критике чистого разума», есть одно из явлений чувственно воспринимаемого мира, мира природы и, следовательно, его действия и поступки как явления подчинены необходимым законам природы, они находятся «в сплошной связи с другими явлениями и могли бы быть выведены из них как их условий и, следовательно, вместе с ними были бы членами единого ряда естественного порядка», поэтому «в отношении этого эмпирического характера нет свободы».

Таким образом, по И. Канту утверждается абсолютная детерминированность поведения человека в мире природы, вследствие чего даже сама постановка вопроса о вменяемости субъекта и его ответственности за свои поступки представляется лишенной всякого смысла.

Г. В. Ф. Гегель считал, что свобода воли заключена в классической фор­муле: «Свобода есть познание необходимости», впервые данной самим Гегелем. Решение человека, полагал Гегель, есть его собственное деяние, деяние его свободы и его вины. Гегелевская свобода сводилась к самопознанию, а в основе его понима­ния свободы воли лежало единство мышления и воли. «Слепа необходимость лишь постольку, - писал он, - поскольку она не постигается в понятии».

В философии конца XIX - XX в. преобладает персоналистический индетерми­низм, а также распространяется позитивистская установка обходить эту проблему. Например, А. Бергсон в своей защите свободы воли ссылался на органическую цельность и уникальность душевных состояний, не поддающихся разложению на отдельные элементы и поэтому причиной не обусловленных.

Виндельбанд рассма­тривал волевые акты в одних случаях как причиной обусловленные, в других - как свободные. Проблема свободы воли стояла в центре внимания атеистического эк­зистенциализма (Ж.-П. Сартр, А. Камю), который усматривал в человеке носителя абсолютной свободы, противостоящего внешнему миру.

Таким образом, диалектический материализм, определивший основу советского права, явился преемником материалистических взглядов, господствовавших в рос­сийском научном сообществе. Со временем основополагающим стало высказывание Ф. Энгельса о том, что «свобода воли означает ничто иное, как способность прини­мать решения со знанием дела». Юридический критерий невменяемости стал трак­товаться как простое переложение данной формулы на уголовно-правовой язык: «знание дела» означало интеллектуальный критерий, а «принимать решение» - во­левой.

В целом истоком российского уголовного права как варианта западноевропей­ских юридических течений является древнегреческая традиция рационального мышления. Согласно ей, человек как субъект преступления представляется су­ществом сугубо рациональным, т.е. он всегда осознает свои поступки, предвидит возможные последствия своего поведения, имеет возможность их не допустить, спланировав свои действия заранее и таким образом, чтобы избежать нарушения уголовно-правового запрета.

При применении общефилософской категории «свобода воли» к уголовному праву различают свободу воли в широком и узком смысле слова.

В широком смыс­ле свобода воли есть общее социальное качество (свойство) личности, т.е. предпо­сылка любого вида социальной ответственности личности. Свобода воли является неотъемлемым социально-психологическим свойством личности правонарушителя. Содержание свободы воли личности правонарушителя заключается в способности его сознавать социальную значимость (общественную опасность) совершенного де­яния, проявлять отрицательное отношение к общественным отношениям.

В узком смысле слова свобода воли фиксирована нормами уголовного права, отражает один уровень свободы – злую волю личности преступника.

Понятие свободы воли охватывает всех людей, как законопослушных граждан, так и правонарушителей. Уголовно-правовое понятие вменяемости распространя­ется лишь на субъектов преступления и уголовной ответственности. Для уголовно­го права преступление - результат собственного выбора лицом противоправного варианта поведения в условиях, когда такой выбор объективно возможен, факт вменяемости означает способность к сознательному, волевому акту. «Именно решение совершить преступление, - писал А. М. Яковлев, - со­знательно («свободно») принятое лицом, составляет субъективное основание его ответственности».

Вменяемость-невменяемость - это юридические понятия, позволяющие от­граничить преступления от общественно опасных действий. Уголовно-правовое понятие вменяемости существует лишь применительно к конкретному общественно опасному деянию, предусмотренному уголовным законом, и вне его исчерпывает свое юридическое значение.

2. РАЗВИТИЕ ВОЗЗРЕНИЙ НА НАКАЗАНИЕ (НЕ) ВМЕНЯЕМЫХ В ИСТОРИИ ПРАВОВОЙ МЫСЛИ

2.1. Ранние подходы к наказанию (не) вменяемых лиц

До ХХ века было непонятно, как определить невменяемых. Считалось, что общего кругозора достаточно, чтобы определить, является ли человек серьёзно душевнобольным. В таких делах работал принцип «когда увижу, тогда узнаю». 

Суды пытались кодифицировать и привести к единому стандарту концепцию «невменяемости» в уголовном праве. К XVIII веку в Англии широко применялся такой тест: если человек «полностью лишён рассудка и памяти, и не знает, что он делает, не более, нежели дитя, нежели грубый или дикий зверь -то он не должен подвергаться наказанию».

В американских колониях суды колебались между подходом по принципу «добро против зла» и акцентом на душевном расстройстве обвиняемого. В 1639 году Дороти Толби повесили в Колонии Массачусетского залива за то, что она сломала шею своей трёхгодовалой дочери по имени Диффикалт (с англ. - «сложная, тяжёлая»). Губернатор Уинтроп сказал, что Толби «была одержима Дьяволом, который убедил её (с помощью обмана, который она услышала и приняла за божье откровение) сломать шею собственному ребёнку». Пуритане решили, что Толби совершила злодеяние, хотя это, скорее всего, был тяжкий случай послеродовой депрессии.

Дело Мерси Браун рассматривалось в 1691 году в Коннектикуте. История женщины хорошо знакома местным горожанам как история «помешанной и умалишённой». Когда Браун убила своего ребёнка, суд решил, что она не контролировала свой разум. И хотя её взяли под арест «чтобы предотвратить такое же или другое злодеяние впредь», женщину не приговорили к смертной казни, как других обвиняемых в убийстве в те времена.

Позже, в Англии, когда защита просила признать невменяемым Эдварда Оксфорда, безработного официанта с душевным расстройством, который совершил покушение на жизнь королевы Виктории в 1840 году, суд постановил, что «если какая-либо болезнь... взяла над ним верх, и он не мог ей противостоять, то он не понесёт ответственность».

Аналогичный случай был с обедневшим бредившим шотландским лесорубом по имени Дэниел М’Нагтен. Он совершил покушение на премьер-министра в 1843 году, убив, правда, вместо главы правительства его секретаря. Обращаясь к коллегии присяжных, судья сказал следующее: «чтобы понять, что подсудимый совершил противоправное или злонамеренное деяние, надо ответить на следующий вопрос – прибегал он или нет к своему разуму во время совершения деяния? Если присяжные придерживаются мнения, что заключённый был не в себе во время совершения преступления, когда нарушал и божьи, и человеческие законы, то решение будет принято в его пользу».

М’Нагтена оправдали, но это дело стало поворотным: королева Виктория была раздражена оправдательным приговором. В письме к премьер-министру Уильяму Юарту Гладстону в 1882 году, она написала: «Наказание останавливает не только вменяемых людей, но и эксцентричных, которые совершили противоправные деяния из-за больного мозга. Понимание того, что их оправдают из-за их невменяемости, вдохновит таких людей совершать безрассудные поступки. С другой же стороны, уверенность в том, что они не смогут избежать наказания, будет устрашать их и заставит вести себя мирно по отношению к другим».

С точки зрения психиатрии, эта позиция не обоснована. Не существует психически больных людей, находящихся в сильном бреду, которых можно было бы с помощью рациональных аргументов отговорить совершить преступление. Но тезис королевы Виктории иллюстрирует то, что канадский юрист Кьяра Туль (Маккей) в 2012 году назвала «коллизией между фундаментальной концепцией морали и правовой ответственностью, а также новым научным пониманием болезней и работы психики».

По распоряжению королевы Виктории Палата Лордов в 1843 году созвала комиссию судей, чтобы сузить определение понятия «невменяемости». Новое определение стало известным как «Правило М’Нагтена». В соответствии с ним, человек признавался невиновным по причине невменяемости, если он действовал под влиянием такого дефекта разума и душевной болезни, что не понимал природу и характер деяния; а если и знал, то не понимал, что такое деяние противоправно²⁵.

В США это правило вылилось в когнитивный тест без какого-либо формализованного морального измерения: знал ли обвиняемый, что он делал, совершая преступление, и может ли он отличить правомерное от противоправного?

2.2. Теория Мак-Натена

Одними из первых известных критериев невменяемости стали Правила Мак-Натена, действующие поныне в английском уголовном праве.

Даниель Мак-Натен, шотландец, считал, что тори и иезуиты составили заговор против его жизни. Он решил, что главным виновником является премьер-министр Роберт Пиль. Прибыв в 1843 г. в Лондон, у входа в дом министра он по ошибке убил из револьвера Друммонда – личного секретаря министра. Защищал его адвокат Александр Кокберн, который использовал в своей речи психиатрическую литературу и вызвал 8 крупных врачей, показавших, что обвиняемый страдает бредом преследо­вания. Присяжные высказались в пользу невменяемости, однако оправдательный вер­дикт вызвал большое возмущение при дворе и в правительственных кругах.

По распоряжению королевы Виктории Палата Лордов в 1843 году созвала комиссию судей, чтобы сузить определение понятия «невменяемости». В палате лордов десяти королевским судьям были сформулированы пять вопросов. Ответы, вынесенные 9 из 10 судьями, получили название «Правил по делу Мак-Натена».

(1) ...Хотя лицо совершило инкриминируемое деяние под влиянием болезненной бредовой идеи... оно, тем не менее, может быть подвергнуто наказанию... если во время совершения такого преступления оно знало, что действует противно праву...

(2 и 3) ...Доколе противное не будет доказано с убедительностью, каждый че­ловек предполагается психически нормальным и в достаточной степени владеющим рассудком для того, чтобы отвечать за свои преступления; для обоснования защиты ссылкой на ненормальность должно быть ясно доказано, что во время совершения преступления обвиняемый вследствие душевной болезни находился под влиянием такого дефекта сознания, при котором он не мог понимать природы и качества со­вершаемого им действия, или, если он это понимал, то не понимал, что совершаемое им является злом.

...Правильной [является] постановка вопроса о том, понимал ли обвиняемый раз­личие «правого» от «неправого» в отношении того именно преступления, в котором он обвиняется.

...Правосудие исходит из принципа, что каждый без особого доказательства дол­жен считаться знающим право.

(4) ...Принимая, что обвиняемый находится под влиянием только отдельной бредовой идеи... в отношении ответственности его следует рассматривать как на­ходящегося в таком положении, как если бы факты, служащие предметом идеи, дей­ствительно имели место.

(5) ...Нельзя... спрашивать у врача его мнение в тех точно выражениях, которые приведены выше, так как каждый из этих вопросов касается признания правильности изложенных в суде фактов... указанные вопросы не являются просто вопросами на­учными...

Данные Правила не только задали некий стандарт принятия решения о невме­няемости, до сих пор используемый во многих англоязычных странах, но и опре­делили принципиальные судебно-психиатрические подходы. Так, было проведено четкое разграничение между психическим расстройством как таковым и собственно невменяемостью - из первого прямо не вытекает второе. При этом вменяемость презюмируется, в связи с чем доказательству подлежит невменяемость, для опреде­ления которой вводится юридический критерий (в Правилах он исчерпывается интел­лектуальным компонентом — это «непонимание природы и качества совершаемого действия»). Понятие невменяемости жестко увязывается с конкретным деянием, составляющим состав обвинения.

В соответствии с правилами Мак-Натена, к примеру, если женщина стреляет в мужчину, понимая, что убивает человека и зная, что стрельба в людей незаконна, суд признает её вменяемой и виновной, даже если она страдает бредовыми расстройствами. Например, она может быть уверенной, что преследуемый ею человек - носитель смертельного вируса с Марса, который уничтожит всё человечество, если она не убьёт его. Она «понимает», что убийство людей - противозаконно, поэтому она виновна, даже если считала, что её специфическое деяние положительно с точки зрения морали.

Тест Мак-Натена приняли почти все юрисдикции США. В 1881 году, когда Шарль Гито выстрелил в президента Джеймса Гарфилда, государственный обвинитель во время процесса приравнял невменяемость к недостатку ума. В своём последнем доводе он заявил: «Тяжело, очень тяжело представить себе человека с каким бы то ни было уровнем развития интеллекта, который не может понять, что в главу великой конституционной республики нельзя стрелять как в собаку». 

Правила Мак-Натена всегда оценивались как довольно строгие и узкие, посколь­ку исходят из представлений о «парциальной вменяемости» больного даже тяжелым психическим расстройством, в связи с чем их иногда называют «смирительной ру­башкой для психиатра». Из этого следует и своеобразная технология оценки вменя­емости, когда способность к ответственности рассматривается исходя из допущения, будто толкуемые бредовым образом обстоятельства существовали на самом деле. Не случайно В. П. Сербский (1895) называл приговоры, выносимые с применением критерия Мак-Натена, «юридическими убийствами».

2.3. Современные подходы к наказанию (не) вменяемых лиц

Сегодня наблюдает расцвет когнитивных наук и исследований, напрямую связанных с изучением свободы воли человека. Многие научные труды направлены на анализ связи биологических процессов, происходящих в организме и поведением человека. Ученые стремятся определить локализацию психических функций и процессов – восприятия, мышления, памяти, речи, эмоций и т.п., обнаружить нейробиологические корреляты морали²⁶, справедливости, альтруизма²⁷, любви²⁸, иных чувств и личностных ценностей. Не обойдены вниманием социальное взаимодействие, принятие социально значимых решений и выбор варианта поведения, в том числе соблюдение социальных норм или их нарушение²⁹.

На сегодняшний день известны результаты ряда исследований, проведенных в разных странах и нацеленных на оценку распространенности нейробиологических доказательств в судах, описание их видов, категорий уголовных дел и решаемых судами вопросов, применительно к которым они представлялись, а также влияния на судебные решения.

Так, результаты сканирования и иные нейробиологические данные о структуре и функционировании головного мозга обвиняемых (подсудимых) допускаются судами в США к рассмотрению в качестве доказательств на разных стадиях процесса, в том числе при определении способности предстать перед судом (competency to stand trial), как обоснование смягчения наказания на стадии вынесения приговора, а также в защите со ссылкой на невменяемость (insanity defense)³⁰.

Активно в зарубежной юридической литературе обсуждаются и ключевые вопросы философии права и уголовно-правовой доктрины, такие как свобода воли, вина, вменяемость и основания уголовной ответственности в целом.

Так, существуют результаты исследований, показывающие, что мозг принимает решения еще до того, как человек это осознает. К примеру, нейробиолог Б. Либет провел ряд экспериментов, в которых просил их участников запомнить время, когда они впервые почувствовали желание пошевелить пальцами, одновременно фиксируя с точностью до миллисекунд электрическую активность их головного мозга с помощью электроэнцефалографии (EEG). Было установлено, что возбуждение в мозге появлялось примерно за 300-350 миллисекунд до момента, когда испытуемые сообщали об осознании намерения совершить действие. На этом основании он сделал вывод, что намерение действовать сначала появляется в мозге, т.е. возникает неосознанно, и лишь через некоторое время осознается человеком³¹.

Знаменитые эксперименты Б. Либета, как и интерпретация их результатов, были подвергнуты критике, однако они нередко используются как аргумент в поддержку представлений о фактическом отсутствии добровольности человеческих действий, необходимой для наступления уголовной ответственности³². В американской доктрине уголовного права добровольность является одним из требований к действию в уголовно-правовом смысле.

Отечественная теория уголовного права под действием понимает «сознательно регулируемые волевые акты, осознанные поступки человека»³³, также предполагающие их добровольность.

Кроме того, в ряде исследований была установлена связь определенных структур мозга человека с импульсивностью, агрессивностью и способностью контролировать свое поведение³⁴. Таким образом, мозг в значительной степени предопределяет человеческое поведение, что следует учитывать при наложении уголовной ответственности, прежде всего, для ее смягчения или даже полного исключения.

В этой связи в зарубежной литературе были высказаны мнения о необходимости пересмотра традиционных доктринальных представлений о вине и основаниях уголовной ответственности и о реформировании защиты со ссылкой на невменяемость.

Одним из представителей крайней позиции в этих дискуссиях выступает профессор права П.А. Алсес, утверждающий, что «мы есть не что иное, как наш мозг», и считать человеческое поведение порицаемым в смысле уголовного права равнозначно обвинению своего автомобиля в том, что в какое-то утро он не заводится (и как следствие наказать его отправкой в гараж «на неделю (или год) или две»)³⁵. И потому нельзя говорить о моральной виновности (moral blame) и, соответственно, об уголовной ответственности, если не существует поведения человека в том понимании «житейской психологии» (folk psychology), которое лежит в основе существующего уголовного права³⁶.

Однако сторонники этой точки зрения составляют меньшинство среди специалистов, анализирующих последствия внедрения результатов нейробиологических исследований в уголовно-правовую доктрину и практику. Преобладающая позиция сформулирована С. Морсом, знаменитым своим диагнозом для нейроредукционистов – «синдром завышенных ожиданий в отношении мозга» (Brain Overclaim Syndrome). Он правильно отмечает, что «мозг не совершает преступлений; преступления совершают люди».

И далее, говоря о значении нейронаук для уголовного права, С. Морс пишет: «Все критерии уголовной ответственности являются нормативными. Смысл рациональности и то, насколько рациональная способность должна присутствовать для ответственности, например, — это юридические вопросы, решать которые должно право. Другие дисциплины могут предоставить потенциально значимые знания о поведенческих способностях человека, но другие, эмпирические дисциплины должны хранить молчание об окончательных критериях, которые устанавливает право»³⁷.

С ним соглашаются М.С. Пардо и Д. Паттерсон, указывая, что исследования в области нейронаук могут внести свой вклад в совершенствование права, обеспечив, к примеру, лучшее понимание психических процессов и поведенческих механизмов, лежащих в основе правовых понятий и категорий, но одно дело «сказать, что психика (или отдельные области психической жизни, например, боль) зависит от мозга, и другое – утверждать, что психика (или ее конкретный аспект) есть просто мозг либо может быть сведена к мозгу (в том смысле, что она может объясняться или быть объяснена полностью с точки зрения процессов головного мозга)».

К сожалению, в отечественной юрисдикции состояние невменяемости, в известной степени является сугубо юридическим конструктом, поскольку существенные нейролингвистические и биологические исследования не проводились, а в судах упоминание о них скорее экзотическая редкость, чем действенный инструмент.

Как писал в 1943 году в своей книге «Сознание, медицина и человек» Грегори Зильбург, «за исключением непоправимых, пускающих слюну, безнадёжных психически-больных с затянувшейся болезнью, а также больных с наследственной умственной отсталостью - которые изредка совершают убийства или могут их совершить - подавляющее большинство и, возможно, все убийцы знают, что они делают, понимают природу и характер своих деяний, а также их последствия. Поэтому с юридической точки зрения, таких людей считают вменяемыми, независимо от мнения каких-либо психиатров». 

Как сказал в 1998 году психиатр Томас Гутхайль из Гарвардской медицинской школы, «Показания психиатров затрагивают соответствие правовым критериям в делах, где поднимается вопрос невменяемости, а не душевного расстройства». В книге «Об ответственности» 1996 года федеральный судья Ричард Лоуэлл Нюгор писал: «Имея в распоряжении данные современной психиатрии и психологии, назначенные судом эксперты, которые должны свидетельствовать о психическом состоянии, не могут сформулировать точные и научные определения, которые бы соответствовали косным юридическим терминам... На процессах, на которых коллегия присяжных должна решить судьбу обвиняемого, показания экспертов противоречивы. Итог - «битвы экспертов», которые почти всегда гарантируют произвольные результаты».

Судебных психологов часто разрывает между свидетельствованием, которое верно с юридической точки зрения и тем, которое правильно с нравственных позиций. Норман Финкель в своей работе «Защита невменяемых» 1985 года пишет следующее: «Присяжные часто или игнорируют, или толкуют по-своему и показания экспертов, и инструкции присяжным, руководствуясь вместо этого своим собственным, интуитивным пониманием или общим представлением о том, чем является вменяемость, а чем нет».

Таким образом, сложилась такая тенденция, что человек несет ответственность за совершенные действия, если осознанно предвидит их конечный результат и может полноценно регулировать свое поведение для его достижения, при этом с уголовно-правовой точки зрения не имеет значения, осознаваемый или неосознаваемый мотив это действие реализует.