шарль де голь. Реферат Шарль Андре де Голль
 Скачать 352.9 Kb.
|
|
Глава Сражающейся Франции сам проявляет инициативу. 1 апреля, вскоре после отправки Мулена в оккупированную Францию, он приходит в Лондоне к Богомолову и заявляет ему, что хочет приехать в СССР и встретиться со Сталиным{233}. Просьбу де Голля советская сторона опять оставляет без внимания. В апреле противостояние главы Сражающейся Франции и Жиро переходит в решающую стадию. Союзники требовали немедленного прибытия де Голля в Алжир и подписания соглашения с Жиро. Генерал медлил и пока послал туда в качестве своего представителя Катру. Он ждал вестей из Франции, от Мулена. В мае потерявшие терпение Рузвельт и Черчилль были склонны вообще «покончить» с несговорчивым главой Сражающейся Франции. В письме Антони Идену британский премьер прямо его спрашивает: «Не следует ли сейчас устранить де Голля как политическую силу?» А Рузвельт напоминает Черчиллю, как генерал настойчиво требовал передать ему власть над Мадагаскаром. «Так, может быть, — пишет он, — сделать его губернатором острова?»{234} Доброжелательную позицию по отношению к де Голлю занял только Иден, заявивший, что отстранить его от дел уже невозможно. 27 мая во Франции был создан Национальный Совет Сопротивления. Жан Мулен стал его председателем. Он отправил главе Сражающейся Франции телеграмму, в которой говорилось, что «французский народ никогда не допустит подчинения генерала де Голля генералу Жиро и требует быстрейшего учреждения в Алжире Временного правительства под председательством генерала де Голля»{235}. Так, получив крупный козырь и представ перед общественным мнением в качестве национального лидера, пользующегося безоговорочной поддержкой движения Сопротивления, де Голль 30 мая прибыл в Алжир. Французский комитет национального освобождения 30 и 31 мая де Голль встречался в алжирской столице с Жиро. Они вели переговоры о создании «нового органа французской власти» и о том, кто должен в него войти. Взаимопонимания у собеседников не возникло. Глава Сражающейся Франции требовал немедленного устранения бывших вишистских губернаторов Буассона, Ногеса и Пейрутона. Жиро противился. И все-таки двум генералам удалось договориться. 3 июня 1943 года они подписали в Алжире ордонанс, учреждающий Французский комитет национального освобождения (ФКНО) и его первую декларацию. Посол СССР в Лондоне Майский записал по этому поводу в своем дневнике: «Де Голль требовал отставки Пейрутона, даже не посоветовавшись с Жиро. Произошла ссора. Жиро был в бешенстве, и соглашение повисло в воздухе. В конечном счете Макмиллану удалось утихомирить разбушевавшиеся страсти и свести вместе развоевавшихся генералов. Комитет был образован. Макмиллан даже доносил в Лондон, что в конце длинного заседания де Голль и Жиро обнялись. Забавный народ эти французы!»{236} В комитет вошли де Голль и Жиро в качестве председателей, а также еще пять человек — генералы Катру и Жорж, Андре Филип, Рене Массигли и Жан Монне. Свои задачи ФКНО видел в том, чтобы вместе с союзниками продолжать борьбу «до полного освобождения французских территорий и территорий союзников, до победы над всеми враждебными державами». Комитет обязался «восстановить все французские свободы, законы республики и республиканский режим»{237}. 7 июня были сформированы комиссариаты (министерства) ФКНО, а его состав расширен. По предложению де Голля в него вошли Рене Плевен, Анри Бонне, Андре Дьетельм и Адриен Тиксье. По предложению Жиро — Морис Кув де Мюрвиль и Жюль Абади. Теперь членов комитета стало четырнадцать, причем девять из них принадлежали к Сражающейся Франции. О своей поддержке де Голля заявили также Монне и Кув де Мюрвиль. Таким образом расстановка сил сложилась в его пользу, и он одержал свою первую победу в Алжире. Де Голль, конечно, считал, что за спиной Жиро и его ставленников стоят англичане и американцы. 12 июня он писал жене, пока остававшейся в Лондоне: «Ты даже не можешь себе представить ту атмосферу лжи и обмана, в которую меня погрузили наши замечательные союзники и их здешние милые друзья. Нужно быть не из робкого десятка и думать только о Франции, чтобы не послать все ко всем чертям»{238}. Соединенные Штаты и Великобритания, действительно, как и прежде, поддерживали Жиро. А вот Москва сразу взяла сторону де Голля. После образования комитета Майский отмечал в дневнике: «…во всех публичных выступлениях СССР для Жиро не существует! Нас он либо совсем не упоминает, либо, когда не может этого избежать, упоминает скороговоркой, вскользь, так, чтобы никто не заметил. Вредный человек Жиро. Де Голль тоже не идеал, но все-таки он неизмеримо более приемлем»{239}. Скорее всего, посол поделился своими мыслями и с наркомом иностранных дел. Во всяком случае, уже 16 июня 1943 года Молотов послал Богомолову в Лондон следующую телеграмму: «Сообщаем Вам для ориентировки и руководства, что в вопросе об отношении к де Голлю и Жиро следует держаться следующей установки. Первое. Мы даем предпочтение де Голлю, так как он является непримиримым к правительству Виши и гитлеровской Германии, тогда как у генерала Жиро отсутствует такая непримиримость. Второе. Мы предпочитаем поддерживать де Голля, так как он твердо отстаивает политику восстановления республиканской Франции с ее демократическими традициями, тогда как генерал Жиро проявляет враждебность в отношении республиканско-демократических традиций Франции»{240}. Собственной главной целью де Голль считал борьбу за скорейшее освобождение Франции. Накануне приезда в Алжир он подчеркивал в одном из писем: «Надо по-новому воссоздать Францию. Случившаяся страшная трагедия, по крайней мере, предоставляет нам такую возможность. Горе нам навсегда, если мы ее не используем»{241}. О прошлом и будущем отечества генерал говорил и в речи 14 июля 1943 года. «Французы, — заявил он, — вот уже пятнадцать веков мы есть Франция, пятнадцать веков наша родина существует и в своей скорби и в своей славе. Наши испытания еще не пришли к концу, но уже определяется исход самой тяжелой драмы в нашей истории. Выше головы, по-братски сплотимся друг с другом и пойдем все вместе к нашим новым судьбам»{242}. Генерал предпринял ряд энергичных мер по ликвидации вишистских порядков во французской Северной Африке. Это повысило престиж де Голля в глазах участников Сопротивления. Все его организации, в том числе ФКП, выступили за признание созданного в Алжире комитета. После оккупации немцами территории всей Франции действовать в подполье стало все труднее. Гестапо начало аресты. В июне 1943 года были схвачены руководитель тайной армии генерал Делестрен и председатель Национального Совета Сопротивления Жан Мулен. В начале следующего года арестовали Пьера Броссолета[25]. Не избежали преследований и родные де Голля. В 1943 году братьям генерала Ксавье и Жаку удалось перебраться в Швейцарию. Но его младший брат Пьер и сестра Мари-Аньес с мужем были депортированы. Несколько племянников де Голля бежали из Франции к нему в Алжир. В конце июля 1943 года в алжирскую столицу перебрались Ивонна с Анной. Генералу и его семье выделили небольшую виллу «Оливковые деревья», построенную в мавританском стиле. Элизабет пока оставалась в Англии. Она заканчивала учебу на филологическом факультете одного из Оксфордских колледжей и приехала к родителям только в 1944 году. Филипп служил на обедом корабле, участвовавшем в операциях против немецких конвоев у берегов Нормандии и Бретани. 26 августа 1943 года Французский комитет национального освобождения одновременно признали США, Великобритания и СССР, правда, с разными формулировками. Самым благосклонным к ФКНО было заявление Советского Союза, в котором указывалось, что правительство СССР решило признать комитет «как представителя государственных институтов Французской республики и руководителя всех французских патриотов, борющихся против гитлеровской тирании»{243}. Представителями Англии и Соединенных Штатов при ФКНО оставались Макмиллан и Мерфи. Англичане и американцы долго противились тому, чтобы в Алжир из Лондона переехал Богомолов. Они опасались, что присутствие при комитете посла СССР, явно поддерживающего де Голля, послужит укреплению его положения и ослаблению позиций Жиро. Тем не менее в Москве нашли выход из создавшейся ситуации. Было принято решение использовать для связи с де Голлем так называемую Комиссию по репатриации, имевшую ставку в Алжире. СССР входил в ее состав. В качестве представителя комиссии из Тегерана в алжирскую столицу в августе 1943 года вылетел опытный советский разведчик Иван Иванович Агаянц. Под фамилией Авалов он вошел в контакт с де Голлем и поддерживал с ним постоянную связь вплоть до октября, когда в Алжире, наконец, появился Богомолов{244}. Как только Авалов прибыл в алжирскую столицу, к нему пришел Гастон Палевски, ставший директором кабинета де Голля, и заявил: «Де Голль намерен… при первой возможности выехать в Москву для личной встречи с руководителями вашего правительства. Этой поездкой он намерен добиться установления тесного франко-советского сотрудничества, укрепить свои позиции в самой Франции, а также свои внешние позиции, считая, что встреча с И. В. Сталиным явится важным международным событием… Возможно, что предварительно он поедет в Лондон или Вашингтон»{245}. 3 сентября генерал лично повидался с Аваловым, после чего тот сообщил в Москву: «В целях возможности выработки единого мнения по вопросам о принципах политической организации будущей Европы де Голль хочет поехать в Москву для встречи со Сталиным. Он считает, что дату свидания должна установить Москва. Он интересовался маршрутом поездки и климатическими условиями»{246}. Ответ де Голль получил 13 октября 1943 года от прибывшего в Алжир Богомолова. Посол СССР сказал ему, что «поставленный им вопрос о желании посетить Москву был встречен благожелательно, но что дата посещения потребует согласования, и если он хочет приехать в Москву, то пусть даст свои предложения»{247}. Де Голль был рад, что Сталин согласился с ним встретиться. Однако в ближайшее время он не счел возможным отправиться в столицу СССР. Пока ему предстояло решить ряд важных вопросов в Алжире. Больше всего его волновала «проблема Жиро». Член ФКНО Морис Кув де Мюрвиль утверждал: «Совершенно очевидно, что Жиро не мог сравниться с де Голлем. Он был прекрасным военным, но политический ум у него просто отсутствовал. Жиро не имел ни малейших представлений о том, какой должна быть политика, особенно при тех сложных обстоятельствах, в которых в то время находилась Франция. Поэтому само собой разумеется, что де Голль завоевал авторитет, возглавил работу комитета и взял все в свои руки еще до того, как Жиро удалился»{248}. Де Голль, действительно, один начал принимать важные решения, на которые Жиро просто не был способен. Однако сразу отстранить его от дел не удалось. Но бывший глава Сражающейся Франции нашел путь, следуя которому он смог это сделать. Сначала де Голль с согласия Жиро назначил его главнокомандующим французскими военными силами, а потом уже вынудил оставить пост председателя ФКНО. Генерал убедил Жиро, что совмещать две такие ответственные должности невозможно. 6 ноября члены комитета приняли решение о разделении военного командования и политической власти, 9 ноября де Голль переформировал ФКНО и стал его единоличным председателем. Союзники немедленно отреагировали на такое событие. В своем отчете Богомолов писал в Москву: «Переворот 6 ноября 1943 года, то есть освобождение ген. Жиро от обязанностей председателя Нацкомитета, а также смена ряда нацкомиссаров — все это явилось крупной победой де Голля. Политическое поражение ген. Жиро было ловко замаскировано потрепанным французским принципом: "Армия вне политики". Жиро оказывали знаки уважения, но устраняли от политической власти»{249}. Англичане и американцы быстро смирились со случившимся. 13 ноября посол США в Москве Аверелл Гарриман в беседе с заместителем наркома иностранных дел Андреем Януарьевичем Вышинским «охарактеризовал Жиро как военного человека, а не политического деятеля, добавив, что американское правительство рассчитывало на политическую активность Жиро, но эта надежда не оправдалась»{250}. Еще до устранения Жиро де Голль приступил к осуществлению широкой политической программы. Он думал о грядущей Франции и стремился уже в Алжире создать основы для ее будущих государственных институтов. 17 сентября 1943 года ФКНО принял ордонанс об учреждении в алжирской столице подобия парламента — Временной Консультативной Ассамблеи. Ее сформировали из 94 человек — представителей организаций Сопротивления, бывших парламентариев и делегатов населения освобожденных территорий. Восемь из них были коммунистами. В начале ноября члены комитета приняли решение о введении в свой собственный состав представителей основных политических течений и организаций Сопротивления. В него теперь входили Эммануэль д'Астье де Ля Вижери, Франсуа де Мантон, Анри Френэ, Рене Капитан, Андре Филип, Андре Лё Трокёр, Пьер Мендес-Франс, Анри Кей и другие. Обсуждался вопрос о вхождении в состав ФКНО коммунистов. Но он был решен лишь через некоторое время. На первом заседании ассамблеи 3 ноября 1943 года де Голль выступил с речью перед собравшимися депутатами. Она была красивой и торжественной. Генерал сказал: «На тернистом пути, которым идет нация и который шаг за шагом приближает ее к спасению и величию, созыв Консультативной ассамблеи знаменует собой выдающийся этап, значение которого очевидно для всех»{251}. Председатель ФКНО также заявил о программе реформ, которую собирался осуществить после освобождения Франции, и выразил надежду, что они будут поддержаны ее народом. В несколько замысловатой и завуалированной форме де Голль выдвинул идею «сильного государства», указав, что Франция, конечно, «хочет, чтобы люди, которым она поручит управление страной, обладали возможностью делать это достаточно последовательно и энергично, подчиняя всех граждан внутри страны высшему авторитету государства и проводя за его пределами достойную Франции политику»{252}. Далее генерал высказал уверенность в том, что Франция «хочет положить конец экономической системе, в которой основные источники национального богатства не принадлежат нации, где важнейшие процессы производства и распределения ускользают из-под ее контроля, где организации трудящихся отстранены от деятельности предприятий»{253}. Последнее заявление явно свидетельствовало о желании председателя ФКНО заручиться поддержкой левых сил, коммунистов, социалистов, профсоюзов, играющих важнейшую роль в движении Сопротивления. Осенью 1943 года после освобождения союзниками Сицилии и Южной Италии и создания там правительства маршала Пьетро Бадольо, объявившего войну Германии, была создана Консультативная комиссия по Италии. В нее вошли представители США, Великобритании, СССР, а также ФКНО. В октябре французские войска совместно с солдатами Бадольо освободили Корсику. Это было несомненным успехом. Правда, в конце ноября де Голля не пригласили на Тегеранскую конференцию. И, тем не менее, он уже прочно утвердился у власти. Генерал стал не только политиком, но и бесспорным главой будущей Франции, которая ждала освобождения. На родной земле С начала 1944 года де Голль всецело посвятил себя французской политике. В конце января по его инициативе в Браззавиле была проведена конференция по проблемам развития стран французской Африки. Глава ФКНО прибыл в столицу Конго и произнес перед собравшимися длинную речь. Он вспомнил о недавнем прошлом французских колоний, подчеркнув, что «в том отчаянном положении, в какое Франция была поставлена временным поражением, именно ее заморские территории, население которых во всех частях света ни на минуту не отказало ей в своей верности, явились для страны прибежищем и базой для организации борьбы за свое освобождение… в результате этого между метрополией и империей отныне существуют нерасторжимые узы»{254}. Генерал также дал понять, что в будущем колониальная политика Франции непременно претерпит изменения. «Подобно тому как камень, брошенный по склону холма, — отметил он, — катится вниз с возрастающей скоростью, так и дело, начатое нами в Африке, неизменно возлагает на нас все большие и большие обязанности. К началу нынешней мировой войны уже становилась очевидной необходимость изменить основы, на которых строилось использование природных богатств наших владений в Африке, улучшить жизненные условия ее населения и осуществление французского суверенитета»{255}. Связи комитета и его председателя с Сопротивлением постоянно расширялись. Де Голль старался привлечь на свою сторону как можно больше представителей некоммунистических организаций с тем, чтобы после освобождения они поддержали его действия. В начале 1944 года таких людей было уже достаточно много. Среди них — будущие активные деятели голлистского движения — Мишель Дебре, Жак Шабан-Дельмас, Эдмон Мишле, Раймон Трибуле, Луи Терренуар, Луи Валлон и другие. 10 января де Голль подписал в Алжире ордонанс, санкционировавший деление территории Франции на региональные комиссариаты во главе с комиссарами, соответствовавшие существующим ранее префектурам. Комиссары должны были заменить по всей стране вишистских префектов. Именно на них де Голль рассчитывал опереться в провинции. Поэтому важный процесс выбора кандидатур он возложил на своих твердых сторонников, в частности на Дебре. Председатель ФКНО был окончательно признан Национальным Советом Сопротивления, который в марте опубликовал собственную программу. В ней вместе с требованием коренных демократических преобразований во Франции выдвигалось также условие создания Временного правительства республики во главе с де Голлем. Сам глава ФКНО продолжал оглашать в Алжире свою политическую программу. Выступая перед депутатами консультативной ассамблеи 18 марта 1944 года, он заявил, что «сущность и форма французского общества завтрашнего дня могут быть определены лишь представительным органом нации, избранным на основе всеобщих, прямых и свободных выборов…Что касается правительства, которому национальное представительство доверит функции исполнительной власти, то для их осуществления оно должно обладать силой и устойчивостью, как этого требует авторитет государства и роль Франции в международных делах»{256}. В июне 1944 года настал долгожданный час освобождения Франции. 3 июня ФКНО провозгласил себя Временным правительством Французской Республики. В тот же день де Голль вылетел в Лондон. 6 июня началась высадка союзных войск в Нормандии, получившая название операции «Овер-лорд». Ею командовал английский фельдмаршал Бернард Монтгомери. Общее руководство силами вторжения осуществлял американский генерал Дуайт Эйзенхауэр. Вместе с англичанами и американцами в операции принимали участие французские войсковые соединения, сформированные еще ФКНО. Их возглавляли генералы Леклерк, Кёниг и Габриэль Коше. 14 июня председатель Временного правительства прибыл в Нормандию. В городке Байё он лично руководил торжественной передачей власти. Сместив вишистского префекта, де Голль назначил на его место Раймона Трибуле. В конце июня генерал выехал в Италию, чтобы провести в Неаполе инспекцию войск Временного правительства, участвовавших в освобождении Апеннинского полуострова. Затем де Голль отправился в Рим, где 30 июня по его просьбе был принят папой Пием XII. Они вели беседу о будущем Европы и католицизма. Генерал придал большое значение своей встрече со святым отцом и нашел его «благочестивым, сострадательным, благоразумным, внушающим глубокое уважение»{257}. В начале июля председатель Временного правительства по приглашению Рузвельта отправился в США. По существу, его прием в Белом доме означал, что «могущественная Америка» и ее великий президент, который еще два года назад и слышать ничего не хотел о мятежном французском генерале, теперь признал его как главу Франции. После Вашингтона председатель Временного правительства побывал в Нью-Йорке, а затем — в канадской столице Оттаве и Монреале. Из Америки де Голль вернулся в Алжир и 25 июля перед депутатами Национальной ассамблеи провозгласил: «В отношении политического строя мы свой выбор сделали. Мы избрали демократию и республику. Дать высказаться народу, другими словами, в наикратчайший срок заложить основы свободы, порядка и уважения прав и тем самым создать условия для проведения всеобщих выборов, в результате которых будет созвано Национальное учредительное собрание, — вот та цель, к которой мы стремимся»{258}. 15 августа началась операция «Энвил». Американские и французские войска высадились в южной Франции, в районе Марселя. Известие об этом и послужило сигналом к национальному восстанию, за которое горячо ратовали коммунисты. Эту идею сначала поддержал и де Голль, опасавшийся, что в противном случае союзники захотят осуществлять управление в освобожденной Франции при помощи своей военной администрации. Национальное восстание быстро охватило 40 департаментов из 90. Под руководством коммунистов его готовились поднять и в Париже. Такой факт взволновал главу Временного правительства, который считал, что ФКП сможет «встать во главе восстания наподобие своеобразной коммуны»{259}. Представители де Голля, действующие во Франции, тоже опасались этого. Они сконцентрировали в столице боевые группы некоммунистических организаций Сопротивления и договорились об их поддержке силами парижской полиции и жандармерии, уже согласившихся перейти на сторону Временного правительства. Сторонники де Голля хотели, чтобы к Парижу как можно быстрее подошли войска союзников и предотвратили восстание. Шабан-Дельмас, назначенный де Голлем своим национальным военным делегатом и только что получивший за храбрость и отвагу чин бригадного генерала, даже добрался до Лондона, чтобы убедить английское командование срочно двинуть одно из войсковых подразделений на Париж{260}. Союзники согласились выполнить такую просьбу и направили во французскую столицу бронетанковую дивизию под командованием генерала Леклерка. Правда, еще до ее прихода в город восстание все-таки началось. 24 августа, когда танки Леклерка вступили в Париж, его основная часть уже была освобождена французскими патриотами. 25 августа командующий войсками парижского района коммунист Жорж Роль-Танги и генерал Леклерк приняли официальную капитуляцию немецкого гарнизона. В тот же день в Париж прибыл председатель Временного правительства. Леклерк встретил его на вокзале Монпарнас. В это время там находился и Шабан-Дельмас, который впервые в жизни увидел де Голля. Он оставил в своих мемуарах такое воспоминание об их первой встрече: «Де Голль оказался выше, чем я предполагал. Худой, твердо стоящий на ногах, с сосредоточенным видом, со сверкающим и в то же время печальным взглядом. Я был просто покорен его лицом, которое выражало уверенность в своей судьбе. Это была сама Франция. "Мой генерал, — спросил его Леклерк, — вы знакомы с генералом Шабаном?" Тогда он опустил на меня свой взгляд. Я уже был готов провалиться сквозь землю, как вдруг в его орлином взгляде промелькнуло что-то похожее на нежность. Статуя оживилась. Я был удостоен крепкого рукопожатия, а его голос в это время произнес всего два слова, но таких, перед которыми поблекли бы любые почести и награды: "Молодец, Шабан". Этим было все сказано»{261}. Де Голль сел с Леклерком в машину, и они направились в военное министерство на улицу Сен-Доминик. Глава Временного правительства отдал приказ о восстановлении порядка в столице. Потом он поднялся в свой кабинет, где работал на посту заместителя военного министра в страшные дни июня 1940 года. Генерал окинул взором комнату. Кипы досье с письменного стола исчезли, но стояли те же телефонные аппараты. Он прошел к дальнему углу, заметив там за мебелью стоявший железный сундучок. Де Голль с тревогой открыл его и взял в руки свою сенсирскую саблю{262}. Она простояла здесь все четыре с лишним года, терпеливо дожидаясь хозяина. И он вернулся, он наконец дома. Из военного министерства председатель Временного правительства выехал в городскую ратушу — Отель де Виль, — где его ждали Жорж Бидо, глава Национального Совета Сопротивления и другие его представители, а также члены парижского комитета освобождения, главные участники парижского восстания. 26 августа рано утром де Голль покинул военное министерство и обошел весь квартал вокруг дворца Инвалидов. Он шагал по улицам, где ему с детства были знакомы каждый дом и каждый дворик. Ноги сами принесли его к церкви Сен-Франсуа-Ксавье, в которую его с братьями и сестрой водили еще родители{263}. Ничего не изменилось. Как будто бы он и не пережил суровых лет изгнания. Столица Франции ликовала. Днем председатель Временного правительства приехал на площадь Звезды и торжественно зажег под Триумфальной аркой вечный огонь на могиле неизвестного солдата, потушенный оккупантами четыре года назад. От площади Звезды де Голль отправился пешком по Елисейским Полям. Многотысячная толпа заполнила весь проспект. Люди буквально висели на окнах, балконах, крышах, фонарях. Он вспоминал, что шел тогда «взволнованный и в то же время спокойный, среди толпы, чье ликованье невозможно описать… сопровождаемый громом голосов, выкрикивающих его имя»{264}. Родной любимый Париж приветствовал его. Он пришел в первый раз к Триумфальной арке маленьким мальчиком, которого держал за руку отец. Он прощался со столицей юношей перед отъездом на фронт Первой мировой, мечтая совершить доблестный подвиг. Он пытался десять лет назад убедить тех, кто правил в этом городе, следовать выдвинутой им военной доктрине, чтобы не случилось беды. Он покидал Париж в июньских сумерках 1940 года, возвещавших кошмар фашистского нашествия. И вот он вернулся — победителем, национальным героем, председателем Временного правительства Французской Республики. Возможно ли в это поверить? Да! Он выковал свою судьбу, смог сорвать с неба свою звезду и все свои мечты сделал явью. Куда он шел сейчас? Конечно, к собору Парижской Богоматери. Именно туда приезжали французские короли, чтобы воздать хвалу Господу за победы, одержанные над врагом. Генерал вошел в собор, чтобы присутствовать на Магнификате, торжественной похвальной молитве. Через несколько дней он скажет сыну: «Если бы ты знал, сколько раз за эти страшные четыре года мне слышались звуки музыки этого победного Магнификата, на котором я присутствую в окружении моих солдат!»{265} 29 августа де Голль впервые произнес речь по парижскому радио. «Франция воздает должное всем, — услышали французы, — кто своим участием содействовал парижской победе. И в первую очередь народу Парижа, который в глубине души никогда ни на один миг не мирился с поражением и гнетом, отважным людям, мужчинам и женщинам, долгое время оказывавшим упорное сопротивление поработителю, а потом они помогли разгромить его солдатам Франции, которые его разбили и уничтожили, воинам, явившимся сюда из Африки после множества тяжелых боев, и отважным бойцам, по собственному почину объединившимся в частях внутреннего Сопротивления. Однако превыше всего Франция чтит тех, кто отдал свои жизни за родину на полях сражений или на виселицах»{266}. В начале сентября генерал Эйзенхауэр дал де Голлю согласие на участие в боях против Германии французских подразделений. Продолжал воевать и сын генерала Филипп. Он пришел в Париж с войсками, высадившимися в Нормандии, и теперь отправлялся на Западный фронт. В конце сентября во французскую столицу из Алжира переехали Ивонна с Элизабет и Анной. 9 сентября де Голль переформировал свое правительство. В него вошли как соратники генерала по Сражающейся Франции и Алжиру (Андре Дьетельм, генерал Катру, Рене Плевен, Луи Жакино, Рене Капитан, Рене Мейер), так и представители движения Сопротивления от правого до левого лагерей (правые Жюль Жаннене и Жорж Бидо, радикалы Пьер Мендес-Франс и Поль Джакоби, социалисты Робер Лакост и Франсуа Танги-Прижан, коммунисты Шарль Тийон, Франсуа Бийу и другие). 12 сентября генерал выступил во дворце Шайо перед представителями организаций Сопротивления, возрождающихся партий, профсоюзов и деловых кругов страны. В своей речи де Голль в общих чертах обрисовал планы правительства и заявил, что его кабинет останется у власти вплоть до окончания Второй мировой войны и возвращения на родину всех французских пленных и депортированных лиц. Сразу после этого будут проведены всеобщие выборы в Национальное собрание, которое решит судьбу Франции. Де Голль указал, что одну из своих важнейших задач видит в укреплении авторитета Франции на мировой арене и что станет добиваться ее участия во всех важнейших международных конференциях союзников. Он отметил также, что его кабинет намеревается наказать предателей родины, конфисковать предприятия коллаборационистов, национализировать ряд важных отраслей экономики и всемерно способствовать восстановлению разрушенного войной хозяйства, поддержанию твердых цен и повышению, по мере возможности, жизненного уровня народа{267}. В течение осени глава Временного правительства вместе с представителями своего кабинета совершил целый ряд поездок по различным департаментам страны. Он знакомился с ситуацией на местах и давал указания комиссарам республики. 23 октября Временное правительство Франции было признано Соединенными Штатами, СССР и Великобританией. В начале ноября в Париж приехали Черчилль и Иден. Де Голль добился от британского премьера выделения для Франции зоны оккупации Германии. Осенью 1944 года генерал возобновил переговоры с Богомоловым, переехавшим из Алжира в Париж, о своем посещении СССР. 13 ноября он получил от Молотова официальное приглашение. В Европе еще шли ожесточенные бои, поэтому де Голлю пришлось добираться через Африку и Азию. Сначала он прибыл в Каир, оттуда долетел до Тегерана. 27 ноября в столице Ирана его взял на борт советский военный самолет, приземлившийся в Баку. Де Голля встретили представители Комиссариата иностранных дел. Вечером он в Азербайджанском оперном театре слушал оперу Узеира Гаджибекова «Кёр оглы». 30 ноября глава Временного правительства Франции был уже в Сталинграде, откуда он спецпоездом 2 декабря прибыл в Москву. На вокзале перед микрофоном и кинокамерами де Голль сказал: «Я счастлив и польщен тем, что нахожусь в столице Советского Союза, принеся сюда дань уважения Франции»{268}. В тот же вечер де Голль впервые встретился со Сталиным. Начавшиеся переговоры оказались непростыми. Камнем преткновения стал «польский вопрос». Глава Временного правительства Франции упорно не соглашался на настоятельное предложение советской стороны признать поддерживаемый СССР Польский комитет национального освобождения. Никита Сергеевич Хрущев, присутствовавший на переговорах, понял, что переубедить генерала очень трудно. Он писал: «Де Голль вел себя гордо, держался достойно, не гнул спины и не склонял головы, а ходил как человек, проглотивший аршин. Внешне он производил впечатление человека необщительного, даже сурового»{269}. Сам глава Временного правительства Франции внимательно присматривался к Сталину. Он охарактеризовал его как «одержимого жаждой власти, измученного болезнью заговоров, вынужденного скрывать свое истинное лицо, воспринимающего Россию как мистическую, сильную и стойкую… принявшую его самого как царя». Де Голль назвал Сталина дьяволом, целью которого было «объединить славян, раздавить германцев, распространить свое влияние в Азии и достичь дальних морей»{270}. Генерал внимательно слушал генералиссимуса. Одна из его фраз запала ему в память навсегда: «В конечном счете все побеждает смерть»{271}. В перерывах между встречами с советскими руководителями французы — вместе с де Голлем в СССР приехали министр иностранных дел Франции Жорж Бидо, а также генерал Жуэн, Морис Дежан, Гастон Палевски и Жан Лялуа — знакомились с Москвой. Короткие декабрьские дни были мрачными и морозными. Заснеженная столица Советского Союза не показалась гостям приветливой. И все же они выходили из здания Французской дипломатической миссии, особняка Игумнова на Большой Якиманке, где остановились, на прогулки и экскурсии. Де Голля впечатлили Кремль и московское метро. Один раз председатель Временного правительства присутствовал на мессе во французской католической церкви — костеле Людовика на Малой Лубянке. 3 декабря он был на балете Адана «Жизель» в Большом театре, а 6 декабря смотрел концерт Краснознаменного ансамбля песни и пляски в Доме Советской Армии. 9 декабря де Голль в особняке Игумнова наградил французскими орденами и медалями бойцов эскадрильи «Нормандия-Неман». По прошествии недели сторонам удалось достичь компромисса по спорному «польскому вопросу», и 10 декабря 1944 года в 4 часа утра в Кремле де Голль, Бидо, Сталин и Молотов подписали советско-французский договор о взаимной помощи. Генерал был очень доволен, что переговоры увенчались успехом. Перед отъездом на родину он вручил руководителю СССР памятные подарки — старинную гравюру, изображающую прием Петра Великого королем Людовиком XV в Париже 11 мая 1717 года, настольные часы с «невидимым механизмом» и шесть бутылок коньяка 1859 года розлива, взятых в Государственной коллекции французских вин{272}. Сталин, несмотря на ранний час, пригласил всех присутствующих к столу. Он поднял бокал «за Францию, которую теперь возглавляют решительные и непоколебимые руководители, и пожелал ей стать великой и могущественной»{273}. Председатель Временного правительства придавал заключению советско-французского договора большое значение. По возвращении в Париж он посвятил этому событию отдельную речь, произнесенную в консультативной ассамблее. «Договор о взаимной помощи, — указал он, — который Франция заключила с Советской Россией, отвечает тенденции, ставшей в обеих странах естественной и традиционной… Для Франции и России быть объединенными — значит быть сильными, быть разъединенными — значит находиться в опасности. Действительно, это непреложное условие с точки зрения географического положения, опыта и здравого смысла. Эта истина, вытекающая для народов из всего, что им пришлось пережить, господствовала, могу сказать, на переговорах в Москве, оба правительства на такой основе пришли к выводу о необходимости особого союза между Россией и Францией. Это, по мнению обеих сторон, основной этап победы, а завтра — безопасности»{274}. |