Нозик Анархия, государство и утопия. Robert nozick anarchy, state and utopia basic Books, Inc. A member of The Perseus Books Group
 Скачать 2.23 Mb.
|
|
Аргумент Сена Наши выводы могут быть усилены с учетом общего рассуждения, которое недавно представил Амартия Сен 7 . Предположим, что правами индивида подразумевается право выбрать, какой из двух альтернатив должен быть присвоен более высокий ранг в общественном упорядочивании множества альтернатив. Добавим слабое условие, что, если один вариант единогласно предпочитается другому, он получает более высокий ранг на шкале общественных предпочтений. Если существуют два разных индивида, обладающие правами (понимаемыми в соответствии с данной выше интерпретацией) по отношению к различным парам вариантов (не имеющих общих членов), тогда для некоторого набора отношений порядка, описывающих предпочтения этих индивидов, не существует линейного порядка общественных предпочтений. Предположим, что индивид А имеет право сделать выбор между (X, У), а индивид В имеет право сделать выбор между (Z, W); предположим, что других индивидов нет и что их личные предпочтения таковы: для индивида А в порядке убывания W→X→Y→Z, а для индивида В в порядке убывания Y→Z→W→X. Согласно требованию единогласия, для отношения упорядочения общественных предпочтений будут выполняться соотношения: W предпочтительнее, чем X (так как каждый индивид предпочитает его X), а У предпочтительнее, чем Z (так как каждый индивид предпочитает его Z). Кроме того, на шкале общественных предпочтений X предпочтительней У в силу того, что А имеет право выбора между этими двумя вариантами. Объединив эти три бинарных соотношения, получаем, что на шкале общественных предпочтений альтернативы распределятся следующим образом в порядке убывания: W→Х→У→Z. Но в соответствии 7 Amartya К. Sen, Collective Choice and Social Welfare (Holden-Day, Inc., 1970), chaps. 6 and 6*. с правом выбора индивида В в отношении порядка общественных предпочтений вариант Z должен быть предпочтительней варианта W. Не существует транзитивного общественного упорядочения альтернатив, которое бы удовлетворяло всем этим условиям, и поэтому общественное упорядочение альтернатив является нелинейным. Таково рассуждение Сена. Проблема состоит в том, что право индивида выбирать между вариантами истолковано как право определять относительный порядок на множестве альтернатив в рамках общественных предпочтений. Другой подход, при котором индивиды ранжируют пары альтернативных вариантов и независимо от этого ранжируют отдельные варианты, ничем не лучше: в этом случае предпочтения индивидов относительно пар становятся исходными данными для процесса агрегирования предпочтений, дающего на выходе порядок общественных предпочтений для пар; а выбор между альтернативами в паре с самым высоким рангом на шкале обще -ственных предпочтений делает индивид с правом принять решение по этой паре. При такой системе существует также возможность того, что некий вариант может быть выбран, несмотря на то что все предпочитают какие-нибудь другие варианты; например, А выбирает X, а не У, где (X, У) каким-то образом является высшей по рангу парой на шкале общественных предпочтений, хотя каждый индивид, включая А, варианту X предпочитает W. (Но индивиду А был предоставлен выбор только между X и У.) Более адекватным является следующий взгляд на индивидуальные права. Личные права могут сосуществовать; каждый индивид может осуществлять свои права как ему угодно. Осуществление этих прав наделяет мир некоторыми характеристиками. В рамках ограничений, определяемых этими жесткими характеристиками, может производиться выбор с помощью механизма общественного выбора, основанного на шкале общественных предпочтений, — если какие-либо возможности для выбора еще останутся! Права не определяют общественные предпочтения, а устанавливают ограничения, в рамках которых должен производиться общественный выбор путем исключения одних альтернатив, фиксации других и т.п. (Если я имею право выбрать, где жить: в Нью-Йорке или в Массачусетсе, и выбираю Массачусетс, то вариант, подразумевающий мое проживание в Нью-Йорке, не должен учитываться при определении общественных предпочтений.) Даже если все возможные варианты упорядочены заранее, независимо от чьих-либо прав, ситуация не меняется: в этом случае принимается альтернатива, имеющая самый высокий ранг среди тех, которые не исключаются в ходе осуществления индивидами своих прав. Права не определяют положение альтернативы или относительное положение двух альтернатив на шкале общественных предпочтений; они действуют поверх общественных предпочтений, ограничивая возможности выбора на их основе. Если титулы собственности на имущество включают право на отказ от имущества, то общественный выбор должен осуществляться в рамках ограничений, определяемых тем, как люди решают реализовать эти права. Если оправданной является какая-либо калибровка по паттерну, она происходит в сфере применимости общественного выбора и в силу этого ограничена правами людей. Как еще можно справиться с последствиями результата, полученного Сеном? Вариант, когда сначала проводится построение социальной шкалы упорядочения альтернатив, а затем права осуществляются в рамках установленных ею ограничений, — это вообще не вариант. Почему бы просто не выбрать наиболее предпочитаемую альтернативу и забыть о правах? Если эта альтернатива сама по себе оставит какое-либо пространство для личного выбора (именно здесь предполагается учет «прав» выбора), то должно быть что-то, что не допускает ее трансформации в другую альтернативу в результате актов выбора. Таким образом, аргумент Сена опять приводит нас к заключению, что соответствие паттерну требует постоянного вмешательства в деятельность индивидов и совершаемые ими акты выбора 8 Перераспределение и права собственности Вероятно, принципы, калиброванные по паттерну, позволяют людям добровольно расходовать на себя, но не на других, те ресурсы, на которые они имеют (или, скорее, получают) титулы собственности в условиях какого-либо предпочитаемого распределительного паттерна D 1 . Ведь если каждый из группы людей решит истратить часть своих ресурсов D 1 на другого человека, этот другой получит больше, чем его доля в D 1 , чем нарушит предпочитаемый распределительный паттерн. Сохранение распределительного паттерна означает высшую степень индивидуализма! Нельзя сказать, что калиброванные принципы распределения дают людям то же самое, что и принципы, основанные на титулах собственности, только приводят к лучшему распределению. Они не дают права выбирать, что делать с тем, что есть у человека; они не дают права стремиться к цели, которая вызывает (как таковая или в качестве средства) улучшение положения другого человека. С такой 8 Угнетение будет менее заметным, если базовые институты не запрещают некоторых определенных действий (обменов или передачи титулов собственности), разрушающих паттерн, а просто предотвращают их, объявляя ничтожными. точки зрения семья является источником беспорядка, потому что внутри семьи происходят переходы имущества, которые разрушают предпочитаемый распределительный паттерн. Либо семьи сами превращаются в единицы, участвующие в распределении, и соответствуют столбцам матрицы (на каком основании?), либо поведение, диктуемое семейными добродетелями, попадает под запрет. Попутно необходимо отметить амбивалентное отношение радикалов к семье. Отношения внутри семьи, основанные на любви и преданности, воспринимаются как образец, которому следует подражать и который следует распространить на все общество, но в то же время семья подвергается обличениям как удушающий институт, который следует разрушить и осудить как средоточие узких интересов, препятствующих достижению радикальных целей. Нужно ли говорить, что нелепо насаждать в обществе отношения любви и заботы, уместные в семье, которые возникают в результате добровольных решений?* Кстати говоря, любовь является интересным примером отношений, которые носят исторический характер, в том смысле, что она (как и справедливость) зависит от произошедшего в прошлом. Взрослый человек может полюбить другого человека за то, что тот обладает определенными чертами, но любит он человека, а не его черты характера''. Любовь нельзя перенести на другого человека с такими же чертами характера, даже на того, кто с точки зрения выраженности этих черт набирает больше очков. И любовь выдерживает изменение тех особенностей, которые ее вызвали. Человек любит того конкретного человека, с которым он встретился в прошлом. Почему любовь исторична, почему она обращена на человека, а не на его свойства, представляет собой интересный и загадочный вопрос. Сторонники калиброванных по паттерну принципов распредели -тельной справедливости озабочены преимущественно критериями * Одним из доказательств чрезмерной строгости предложенного Рол-зом принципа различия, которому мы уделим внимание во второй части этой главы, является его неприменимость в качестве руководящего принципа даже в семье, которая состоит из любящих друг друга людей. Должна ли семья направлять свои ресурсы на максимизацию положения наименее благополучного и наименее талантливого ребенка, обделяя остальных детей или выделяя им ресурсы только при условии, что они всю жизнь будут максимизировать положение наименее удачливого из них? Разумеется, нет. Как в таком случае можно считать этот принцип пригодным для всего общества? (Ниже я рассмотрю возможный ответ Ролза: что некоторые принципы, применимые на макроуровне, неприменимы на микроуровне.) 9 См.: Gregory Vlastos, "The Individual as an Object of Love in Plato" in Gregory Vlastos, Platonic Studies (Princeton: Princeton University Press, 1973), pp. 3-34. определения того, кто должен получать имущество; их интересуют основания, по которым кто-то должен иметь что-то, а также общая картина распределения имущества. Независимо от того, что лучше — давать или получать, сторонники распределительной справедливости не учитывают дающей стороны. При рассмотрении распределения благ, дохода и т.п. их теории трактуют справедливость с позиции получающей стороны; они совершенно игнорируют всякое право отдать что-либо кому-либо, которое могло бы быть у человека. Даже в случае обменов, где каждая сторона одновременно и отдает, и получает, калиброванные принципы справедливости интересуются только получателем и его предполагаемыми правами. Так, в центре рассмотрения, как правило, находится вопрос о том, имеют ли (должны ли иметь) люди право получать наследство, но не о том, имеют ли они (должны ли они иметь) право завещать, или о том, имеют ли люди, у которых есть право владения, также право решить, что другие люди будут владеть вместо них. У меня нет удовлетворительного объяснения, почему теории распределительной справедливости обычно настолько ориентированы на получателя; игнорирование дарителей и тех, кто передает имущество на каких-то условиях, а также их прав гармонирует с игнорированием производителей и их титулов собственности. Но почему все это игнорируется? Из принципов распределительной справедливости, калиброванных по паттерну, с необходимостью вытекает деятельность по перераспределению. Вероятность того, что любой свободно возникший в реальности набор отношений владения имуществом будет отвечать заданному паттерну, очень мала, а вероятность того, что это соответствие сохранится по мере того, как люди будут обмениваться и дарить, равна нулю. С точки зрения теории титулов собственности перераспределение — это серьезная проблема, включающая, как это и происходит в действительности, нарушение прав индивидов. (Исключением являются те изъятия, которые попадают в сферу действия принципа исправления несправедливости.) С других точек зрения это тоже очень серьезно. Налогообложение доходов, заработанных трудом, эквивалентно принудительному труду*. Некоторые люди считают это * Я не уверен, что приведенные мною ниже аргументы демонстрируют, что такое налогообложение и есть принудительный труд; поэтому я говорю «эквивалентно», т.е. «того же рода». Иначе говоря, то, что они подчеркивают большое сходство между таким налогообложением и принудительным трудом, показывает, что рассматривать такое налогообложение в свете принудительного труда убедительно и поучительно. Последний подход напоминает то, как Джон Уиздом [John Wisdom] понимает утверждения метафизиков. утверждение очевидной истиной: забрать то, что человек заработал за п часов труда, это то же самое, что отнять у него п часов; это все равно что заставить человека отработать п часов на кого-то другого. Другие находят это утверждение абсурдным. Но даже эти люди, если они против принудительного труда, не согласились бы с идеей заставить безработных хиппи трудиться на благо нуждающихся*. Они были бы также против того, чтобы принудить каждого человека работать дополнительно по пять часов в неделю на благо нуждающихся. Но система, которая забирает в виде налогов заработанное пятичасовым трудом, не кажется им похожей на ту, которая принуждает отработать пять часов, поскольку она предоставляет жертве принуждения более широкий выбор деятельности, чем натуральный налог в виде определенной работы. (Но можно представить себе градацию систем принудительного труда от такой, где жестко устанавливается вид деятельности, до предлагающей на выбор два вида деятельности и т.д. с расширением выбора на каждом шаге.) Более того, некоторые люди обсуждают систему со своего рода пропорциональным налогом на все, что выходит за пределы необходимого для удовлетворения базовых потребностей. Некоторые считают, что это не принуждает никого работать сверхурочно, поскольку обязательное количество дополнительных рабочих часов не зафиксировано и человек сможет вообще избежать этого налога, если будет зарабатывать только на свои базовые нужды. Это совершенно нехарактерное понимание принуждения для тех, кто также полагает, что люди делают что-то по принуждению во всех случаях, когда другие предоставляемые альтернативы существенно хуже. Однако обе точки зрения неверны. То, что другие намеренно вмешиваются — в нарушение жесткого ограни -чения на агрессию — и, угрожая насилием, сокращают возможности выбора, в данном случае до выбора «уплатить налоги или жить в нищете (что, предположительно, еще хуже)», делает эту налоговую систему разновидностью принудительного труда и отличает ее от других вариантов, в которых ограничение выбора не является следствием принуждения 10 * Не стоит придавать значения тому факту, что здесь и в других местах я неопределенно говорю о нуждах, поскольку я неизменно тут же отвергаю использующий это понятие критерий справедливости. Если, однако, что-то действительно зависит от этого понятия, можно исследовать его более детально. Скептический взгляд выражен в книге: Kenneth Minogue, The Liberal Mind (New York: Random House, 1963), pp. 103-112. 10 Подробнее о том, что должно включать данное утверждение, см. мою статью: Nozic.k, "Coercion," in Philosophy, Science, and Method, ed. S. Morgenbesser, P. Suppes, and M. White (New York: St. Martin, 1969). Человек, предпочитающий работать дольше, чтобы заработать больше, чем нужно для удовлетворения базовых потребностей, предпочитает некие дополнительные блага или услуги досугу и тем занятиям, в которых он мог бы проводить нерабочие часы; в то же время человек, предпочитающий отказаться от дополнительной работы, делает выбор в пользу досуга и отказывается от тех дополнительных благ и услуг, которые он мог бы приобрести, если бы работал больше. С учетом этого, если бы для налоговой системы было неправомерным изымать у человека часть его свободного времени (принудительный труд) ради того, чтобы служить нуждающимся, то как могла бы быть правомерна налоговая система, которая с этой целью отбирала бы у человека его блага? Почему мы должны обращаться с человеком, которому для счастья нужны определенные материальные блага или услуги, иначе, чем с тем, чьи желания и предпочтения делают такого рода блага ненужными для его счастья? Почему человек, который предпочитает смотреть кино (и должен зарабатывать на билеты), должен откликнуться на требование помочь нуждающимся, а тот, кто предпочитает любоваться закатами (и потому не нуждается в дополнительных деньгах), не должен? В самом деле, разве не поразительно, что перераспределители предпочли не заметить человека, который может получать удовольствие без дополнительного труда, и возлагают дополнительное бремя на бедолагу, который должен зарабатывать на свои удовольствия? Вообще говоря, от перераспределителей следовало бы ожидать обратного. Почему человеку, не имеющему потребительских или материальных желаний, позволено беспрепятственно наслаждаться лучшим из доступных ему вариантов, тогда как другой, который нуждается в материальных благах для удовлетворения своих желаний и должен зарабатывать дополнительные деньги (тем самым оказывая услуги всем тем, кто находит его деятельность полезной и готов ее оплачивать), подвергается ограничению в его действиях? Может быть, здесь нет никакой разницы в принципе? И может быть, как считают некоторые, дело просто в удобстве администрирования? (Эти вопросы и темы не обеспокоят тех, кто считает приемлемым принудительный труд на благо нуждающихся или с целью достижения какого - нибудь предпочти -тельного паттерна конечного результата.) В более обстоятельной дискуссии мы должны были бы (и хотели бы) распространить нашу аргументацию на проценты, предпринимательскую прибыль и т.п. Сомневающиеся в том, что это возможно, и склонные остановиться на налогообложении заработной платы должны будут выработать довольно сложные исторические принципы распределительной справедливости, поскольку принципы, основанные на конечном состоянии, никакие различают источников дохода. Но пока этого достаточно, чтобы расстаться с принципами конечного состояния и прояснить вопрос о том, каким образом различные принципы, основанные на конечном состоянии, зависят от конкретных представлений об источниках, или о нелегитимности, или о меньшей легитимности процентов, прибыли и т.п.; каковые конкретные идеи вполне могут быть ошибочными. Какого рода право в отношении других дает человеку институционализированный законом паттерн конечного состояния? Суть понятия о праве собственности [property right] на X, по отношению к которой следует объяснять другие части этого понятия, составля -ет право определять, что следует делать с X; право выбирать, какой из ограниченного набора вариантов распоряжения X будет реализован или в отношении какого из вариантов будет предпринята попытка его реализовать 11 . Ограничения устанавливаются другими действующими в обществе принципами или законами; в нашей теории — локковскими правами, которыми обладают люди в минимальном государстве. Мое право собственности на мой нож позволяет мне оставить его где мне угодно, но не в вашей груди. Я могу выбрать, какая из приемлемых возможностей распорядиться ножом будет реализована. Такое понятие о собственности помогает нам понять, почему в прошлом теоретики говорили о том, что люди обладают правом собственности в отношении самих себя и своего труда. Они рассматривали каждого как человека, который имеет право решать, что с ним станет и что он будет делать, а также имеет право пожинать плоды своих действий. Право выбирать из ограниченного набора возможностей ту, которая будет реализована, может принадлежать индивиду или группе, использующей какую-нибудь процедуру для выработки совместного решения; либо это право может переходить от одного человека к другому, например, в этомгодуя решаю, что делать с X, а на следующий год — вы (тогда вариант разрушить X, пожалуй, придется исключить). Или же в течение того же периода времени решения одного типа относительно Х могу принимать я, а решения другого типа — вы. И так далее. У нас нет адекватного, продуктивного аналитического аппарата для классификации типов огра -ничений набора возможностей, из которых производится выбор, и типов методов, которыми можно оперировать с правом принимать решения: владеть, делить и объединять. Теория собственности должна была бы, кроме всего прочего, содержать такую классификацию ограничений и способов принятия решений, чтобы из небольшого числа принципов следовало бы множество интересных утверждений о последствиях и влиянии определенных комбинаций ограничений и способов принятия решений. 11 Относительно тем этого и следующего абзацев см. работы Армена Алчияна. Когда принципы распределительной справедливости, основанные на конечном результате, встроены в правовую структуру какого-либо общества, они (как и почти все калиброванные принципы) дают каждому гражданину право на какую-то часть совокупного общественного продукта, обеспеченное аппаратом принуждения, т.е. право на какую-то часть всей суммы индивидуально и совместно произведенных продуктов. Этот совокупный продукт произведен людьми, которые работают, используя средства производства, созданные благодаря бережливости других, людьми, которые организуют производство или создают средства для производства новых вещей или производства вещей новыми методами. Калиброванные по паттерну принципы распределения дают каждому человеку гарантированное право на порцию от этой суммы индивидуальных деятельностей. Каждый имеет право требовать свою порцию того, что делают и производят другие люди, независимо от того, находится ли он с этими другими в каких-либо особых отношениях, дающих основание для таких притязаний, и от того, берут ли они на себя соответствующие обязательства добровольно, в виде благотворительности или в порядке обмена. Делается ли это посредством налога на заработную плату или на заработную плату, превышающую определенный уровень, или через конфискацию прибыли, или с помощью большого общественною котла, так что в результате неясно, откуда что приходит и куда уходит, калиброванные по паттерну принципы распределительной справедливости подразумевают присвоение деятельности других людей. Присвоить результаты чьего-либо труда эквивалентно тому, чтобы присвоить его время и принудить его выполнять различные действия. Если люди принуждают вас делать определенную работу или работать безвозмездно в течение определенного времени, то они, а не вы, решают, что вы должны делать и каким целям должна служить ваша работа. Этот процесс, в ходе которого они отбирают у вас право принимать решения, превращает их в частичных владельцев вас как индивида; это дает им право собственности на вас. Точно так же иметь право на такой частичный контроль и принятие решений в отношении какого-либо животного или неодушевленного объекта означало бы обладать правом собственности на них. Принципы, основанные на конечном состоянии, и большинство калиброванных принципов распределительной справедливости устанавливают (частичную) собственность на людей, на их деятельность и их труд, права на которую принадлежат другим. Эти принципы включают переход от классической либеральной идеи права собственности на самого себя к идее (частичных) прав собственности на других людей. В силу подобных соображений концепции распределительной справедливости, основанные на конечном состоянии, и калибровка распределения по паттерну вызывают следующий вопрос — не являются ли сами по себе действия, необходимые для реализации выбранного паттерна, нарушением жестких моральных ограничений. Любой подход, исходящий из того, что существуют жесткие моральные ограничения действий, что не все моральные факторы можно встроить непосредственно в те конечные состояния, которые являются целью того или иного процесса (см. выше, главу 3, с. 51—54), должен принять в качестве возможности то, что некоторых целей нельзя достичь, используя только морально допустимые средства. В обществе, которое отходит от принципов справедливости при порождении конкретного распределения имущества, сторонник теории, основанной на титулах собственности, столкнется с такими конфликтами тогда и только тогда, когда все доступные действия, с помощью которых можно реализовать эти принципы, сами нарушают какие-нибудь моральные ограничения. Поскольку отступление от первых двух принципов справедливости (присвоения и перехода титулов собственности) будет связано с прямым и агрессивным вмешательством других людей, нарушающим права, и поскольку моральные ограничения в таких случаях не будут исключать действий по защите и возмездию, проблемы у сторонника теории титулов собственности будут возникать довольно редко. Любые трудности, с которыми он столкнется, применяя принцип исправления к людям, которые сами не нарушали двух первых принципов, — это трудности, которые связаны с поиском баланса между конфликтующими соображениями, необходимого для того, чтобы корректно сформулировать сам сложный принцип исправления; он не нарушит жестких моральных ограничений в ходе применения принципа. А вот сторонники концепций справедливости, опирающихся на паттерн, часто будут иметь дело с лобовыми столкновениями (очень мучительными, если им дороги обе стороны конфликта) между жесткими моральными ограничениями на то, как можно обращаться с индивидами, и своей основанной на паттерне концепцией справедливости, которая диктует конечное состояние или другой паттерн, который должен быть реализован. Имеет ли человек право эмигрировать из страны, которая сделала основой своей правовой системы тот или иной принцип, основанный на конечном состоянии, или калиброванный по паттерну принцип распределения? С точки зрения некоторых принципов (например, принципа, предложенного Хайеком), эмиграция не представляет теоретических проблем. Но для других подходов с этим связаны большие сложности. Возьмите страну, где имеется принудительная схема минимального социального обеспечения в целях помощи беднейшим (или схема, организованная таким образом, чтобы максимально улучшить положение наименее обеспеченной группы); никто не имеет права отказаться от участия в ней. (Никто не имеет права сказать: «Не заставляйте меня делать взносы в пользу других и не помогайте мне в случае нужды с помощью этого принудительного механизма».) Каждый человек с доходом, превышающим определенный уровень, обязан делать взносы на помощь нуждающимся. Но если бы эмиграция была разрешена, то любой человек мог бы перебраться в другую страну, которая не имела бы принудительного социального обеспечения, но во всем остальном (насколько это возможно) была бы точно такой же. В этом случае единственным мотивом для эмиграции было бы стремление индивида избежать участия в принудительной схеме социального обеспечения. Но если он уедет, нуждающиеся в той стране, откуда он выехал, лишатся его (вынужденной) помощи. Как можно логически обосновать ситуацию, в которой этому человеку будет разрешено эмигрировать, но запрещено выходить из принудительной схемы социального обеспечения, оставаясь в стране? Если самое важное — это помощь нуждающимся, то недопустимо разрешать выход из системы живущим в стране, но точно так же нельзя разрешать эмиграцию. (Могло бы это в определенной степени служить обоснованием того, чтобы похищать людей, которые живут там, где нет принудительного социального обеспечения, с целью принудить их участвовать в помощи нуждающимся членам вашего сообщества?) Возможно, ключевым компонентом позиции, которая разрешает человеку, не желающему участвовать в некоторой схеме, эмигрировать исключительно по этой причине, но не разрешает никому из граждан отказаться участвовать в этой схеме, является забота о чувстве братского единения внутри страны. «Нам не нужны здесь те, кто не вносит свой вклад, кто недостаточно заботится о других, чтобы вносить свой вклад». В таком случае эта забота должна быть тесно связана с мнением, что принудительная помощь способствует братским чувствам между теми, кому помогают, и теми, кто помогает (или с мнением, что знание того, что тот или иной человек отказывается добровольно помогать другим, вызывает небратские чувства.) Теория присвоения Локка Перед тем как обратиться к детальному рассмотрению других теорий справедливости, необходимо еще немного усложнить структуру теории, основанной на титулах собственности. С этой целью лучше всего рассмотреть попытку Локка сформулировать принцип справедливости присвоения. Локк считает, что право собственности на никому не принадлежащий объект возникает, когда кто-то смешивает с таким объектом свой труд. В связи с этим возникает много вопросов. Каковы границы того, с чем смешивается труд? Е СЛИ астронавт, совершающий экспедицию как частное лицо, расчистил участок на поверхности Марса, то смешал ли этот человек свой труд со всей планетой (став, таким образом, ее собственником), со всей необитаемой Вселенной или только с конкретным участком? Какой именно участок переходит в собственность индивида в результате его действий? Та минимальная (возможно, топологически несвязная) часть пространства, в которой, и только в которой, его действия уменьшили энтропию? Может ли нетронутая земля (которую в экологических целях исследует высоко летящий самолет) перейти в собственность в результате процесса по Локку? А постройка забора вокруг территории, вероятно, превратила бы его строителя в собственника забора (и земли непосредственно под ним)? Почему, смешивая свой труд с объектом, человек превращает -ся в его владельца? Возможно, потому что индивид владеет своим трудом, и поэтому он приобретает собственность на вещь, до тех пор никому не принадлежавшую, «пропитав» ее тем, чем он владеет. Собственность впитывается во все остальное. Но почему я, смешивая то, что мне принадлежит, с тем, что мне не принадлежит, не теряю то, что мне принадлежит, а приобретаю то, что мне не принадлежит? Если мне принадлежит банка томатного сока и я вылью его в море, так чтобы молекулы сока (радиоактивно помеченные, чтобы я мог это проверить) равномерно смешались с водами моря, стану ли я в результате владельцем моря или просто по-дурацки израсходую свой томатный сок? Возможно, идея все-таки заключается в том, что, работая с вещью, мы улучшаем ее и делаем вещь более ценной, а потому любой человек имеет право владеть вещью, которой он придал ценность. (Эту идею, возможно, подкрепляет мнение, что работа — дело малоприятное. Если бы некоторые люди производили вещи так же легко, как герои мультфильма «Желтая подводная лодка», оставлявшие за собой след из цветов, разве у них было бы меньше прав на эти продукты, изготовление которых им ничего не стоило?) Оставим в стороне то, что иногда труд делает вещь менее ценной (например, в случае, если вы покроете розовой эмалью кусок плавника, выброшенный на берег прибоем). Почему принадлежащий индивиду титул собственности должен распространяться на весь объект, а не исключительно на произведенную его трудом добавленную ценность? (Ссылка на ценность также могла бы служить для очерчивания пределов собственности; например, замените слова «уменьшили энтропию» на «увеличили ценность» в приведенном выше критерии, использующем понятие энтропии.) Никакой работоспособной или логически последовательной схемы образования прав собственности, использующей понятие добавленной ценности, пока не разработано, и, вероятно, никакая схема такого рода не выдержала бы возражений вроде тех, которые разрушили теорию Генри Джорджа. Е СЛИ запас никому не принадлежащих объектов, которые можно улучшить, ограничен, то мнение, что улучшение объекта обеспечивает полную собственность на него, будет неубедительным. Ведь когда объект становится собственностью какого- нибудь индивида, это изменяет ситуацию для всех остальных. Если до того они обладали свободой (в смысле Хохфельда) использовать этот объект, то теперь уже нет. Это изменение ситуации остальных (в результате того, что они лишились свободы работать с ранее никому не принадлежавшим объектом) не обязательно означает ухудшение их положения. Если я завладею одной песчинкой с Кони-Айленда, то после этого никто другой не сможет ничего делать с этой песчинкой. Но на острове останется множество других песчинок, с которыми они могут делать все, что пожелают. А если не песчинок, то каких-то других объектов. С другой стороны, то, что я делаю с песчинкой, которой я завладел, может улучшить положение остальных, и это компенсирует им утрату свободы использовать эту песчинку. Главный вопрос — ухудшает ли положение других людей акт присвоения никому ранее не принадлежавшего объекта. Оговорка Локка, что «достаточное количество и того же самого качества [предмета труда должно] остаться для всех остальных» (II, 27) введена для того, чтобы гарантировать, что положение других не ухудшится. (Если это условие выполняется, есть ли хоть какая-то мотивация для его следующего условия о нерасточительности?) Часто утверждается, что это условие когда-то выполнялось, но больше не выполняется. Однако, по-видимому, существует аргумент, доказывающий, что если эта оговорка больше не выполняется, то она никогда и не могла выполняться так, чтобы обеспечить постоянные и наследуемые права собственности. Рассмотрим первого индивида Z, которому для присвоения не осталось достаточного количества [данного блага] того же самого качества. Последний индивид Y, который присвоил некий объект, лишил Z его прежней свободы предпринимать действия по отно -шению к объекту и тем самым ухудшил положение Z. Поэтому, согласно оговорке Локка, Y не имел права присвоить этот объект. Таким образом, предпоследний индивид X, который присвоил некий объект, ухудшил положение Y, потому что его действие стало последним разрешенным актом присвоения. В силу этого акт присвоения, осуществленный X, был недопустимым. Но тогда предпредпоследний присвоивший некий объект индивид W совершил последний разрешенный акт присвоения и, поскольку он ухудшил этим положение X, его действие было неразрешенным. И так далее вплоть до первого индивида А, который присвоил постоянное право собственности. Этот аргумент, однако, слишком поспешен. Акт присвоения собственности может ухудшить положение другого человека двумя способами: во-первых, он может потерять возможность улучшить свое положение с помощью конкретного акта присвоения (или любого другого); и, во-вторых, он может потерять возможность свободно использовать (не присваивая) то, что раньше мог использовать. Введение строгого требования, чтобы акт присвоения не приводил к ухудшению положения другого, исключило бы первый способ — если что-нибудь другое не компенсировало бы уменьшения возможностей, — а также второй. Введение более слабою требования исключило бы второй способ, но не первый. В случае более слабого требования мы не можем мгновенно отменить всю цепочку актов от А до Z так, как это описано выше, потому что, хотя индивид Z больше не может присвоить, у него, как и прежде, может оставаться возможность кое-что использовать. В этом случае осуществленное Y присвоение не нарушало бы более слабой оговорки Локка. (Когда остается все меньше того, что люди вольны использовать, пользователи могут столкнуться с растущими неудобствами, теснотой и т.п.; таким образом, положение других могло бы ухудшиться, если только процесс присвоения не был бы остановлен задолго до этого.) Можно утверждать, что никто не может выдвигать легитимные жалобы в том случае, если выполняется более слабое условие. Однако, поскольку здесь нет такой ясности, как в случае строгой оговорки, Локк мог подразумевать сохранение строгой оговорки «достаточное количество и того же самого качества» и, возможно, для того и ввел условие нерасточительности, чтобы отдалить конечную точку, из которой приведенное рассуждение быстро проходит обратный путь к началу цепочки. Ухудшает ли положение людей, не имеющих возможности совершить акт присвоения (поскольку доступных и полезных неприсвоенных объектов больше нет), система, которая разрешает акты присвоения и постоянную собственность? Здесь вступают в игру различные знакомые нам доводы в защиту частной собственности, основанные на общественной пользе: она увеличивает общественный продукт, передавая средства производства в руки тех, кто может использовать их с наибольшей эффективностью (прибыльно); она стимулирует экспериментирование, потому что когда ресурсы контролируются разными людьми, нет одного человека или небольшой группы, которых человек, желающий воплотить новую идею, должен был бы обязательно убедить; частная собственность позволяет людям выбирать, какого рода риски (и какого рода структуру рисков) они желают нести, что ведет к специализации в распределении разных типов рисков; частная собственность защищает будущих индивидов, побуждая некоторых людей изымать ресурсы из текущего потребления для рынков в будущем; она предоставляет дополнительные источники занятости для непопулярных людей, которым не приходится убеждать одного человека или небольшую группу нанять их на работу, и т.д. Эти соображения входят составной частью в теорию Локка не в качестве утилитаристского оправдания собственности, а для поддержки утверждения о том, что присвоение частной собственности удовлетворяет цели, ради которой была введена оговорка «достаточное количество и того же самого качества». Они опровергают утверждение, что, когда это условие нарушено, не может возникнуть никакого естественного права частной собственности в результате локковского процесса. Трудность, возникающая при попытке с помощью такого аргумента показать, что условие удовлетворено, состоит в том, чтобы выбрать подходящую базу для сравнения. Присвоение по Локку не ухудшает положения людей по сравнению с чем? 12 Вопрос о фиксации уровня отсчета требует более детального исследования, чем возможно представить на этих страницах. Чтобы понять, насколько широкий диапазон имеется для различных теорий присвоения и для установления уровня отсчета, было бы желательно иметь оценку общей экономической значимости первоначального присвоения. Возможно, эту значимость можно было бы измерить процентной долей в совокупном доходе тех доходов, которые основаны на непереработанном сырье и присвоенных ресурсах (а не на человеческой деятельности), — включающей главным образом рентный доход, представляющий ценность неулучшенной земли и цену сырья in situ^, — а также долей существующего в данный момент богатства, представляющей подобные доходы, полученные в прошлом*. 12 Ср.: Robert Paul Wolff, "A Refutation of Rawls' Theorem on Justice," journal of Philosophy, March 31, 1966, sect. 2. Критика Вольфа не применима к концепции Ролза, согласно с которой база фиксируется в соответствии с принципом различия. ^ В месте нахождения (лат.). — Прим. науч. ред. * Мне не встречалось точной оценки. Дэвид Фридмен (David Friedman, The Machinery of Freedom [N.Y.: Harper & Row, 1973], pp. xiv, xv) обсуждает этот вопрос и предлагает цифру в 5% национального дохода США в качестве оценки сверху первых двух упомянутых факторов. Однако он не пытается оценить долю существующего богатства, которая основана на таком доходе, полученном в прошлом. (Туманный термин «основан на» просто означает, что вопрос нуждается в исследовании.) Следует отметить, что теория легитимного происхождения прав собственности нужна не только тем людям, кто поддерживает частную собственность. Сторонники коллективной собственности, например те, кто считает, что группа людей, живущих в какой-то местности, совместно владеет этой территорией или ее минеральными ресурсами, также должны иметь теоретическое обоснование того, как возникли такие права собственности; они должны доказать, почему люди, живущие на земле, имеют право определять, что делать с этой землей и этими ресурсами, тогда как люди, живущие в другом месте, такого права не имеют (по отношению к той же земле и ресурсам). Оговорка Вне зависимости от того, можно или нет сформулировать теорию Локка о присвоении таким образом, чтобы справиться с возникающими при этом многочисленными трудностями, я предполагаю, что любая адекватная теория справедливости присвоения будет содержать оговорку, похожую на более слабое условие из тех, которые мы приписали Локку. Процесс, обычно ведущий к возникновению постоянных, могущих быть завещанными прав собственности на никому ранее не принадлежавшую вещь, не даст такого результата в случае, если при этом положение других людей ухудшится из-за того, что они лишились возможности свободно использовать эту вещь. Важно точно определить именно этот вид ухудшения положения других людей, потому что оговорка относится только к нему. Она не распространяется на ухудшение, которое состоит в ограничении возможностей присвоения (первый из приведенных выше способов, соответствовавший более строгому условию), и не относится к случаю, когда я «ухудшаю» положение продавца, приобретая материалы для производства некоторых из товаров, продаваемых им, чтобы затем составить ему конкуренцию. Тот, кто мог бы нарушить оговорку актом при - своения, все-таки имеет право совершить акт присвоения, если он обеспечит другим компенсацию, чтобы их положение не ухудшилось; пока он не обеспечил компенсации, его акт присвоения будет нарушать условие принципа справедливости присвоения и будет неправомерным*. Теория присвоения, включающая эту оговорку * Фурье полагал, что, поскольку процесс возникновения цивилизации лишил членов общества определенных свобод (заниматься собирательством, пастушеством, охотиться), было бы оправданно компенсировать эту потерю каждого гарантируемыми обществом минимальными выплатами (Alexander Gray, The Socialist Tradition Локка, сможет корректно интерпретировать примеры (возражения против теории, не имеющей этой оговорки), в которых некто присваивает все источники чего-то жизненно необходимого*. Теория, включающая эту оговорку в свой принцип справедливости присвоения, должна содержать также более сложный принцип справедливости перехода собственности. Оговорка, относящаяся к присвоению, отражается в ограничениях на дальнейшие действия. Если то, что я полностью присвоил какое-то имеющееся в природе вещество, нарушает оговорку Локка, то мои действия нарушают ее и в том случае, если я присвоил часть вещества и одновременно приобрел все остальное у других людей, которые получили его без нарушения оговорки Локка. Если оговорка не разрешает ни одному человеку присвоить всю питьевую воду в мире, то она не разрешает и ее полную скупку. (В более слабом и запутанном варианте она может запретить ему назначить некото-рорые цены на часть его запасов.) Эта оговорка (почти? ) никогда [New York: Harper & Row, 1968], p. 188). Но это слишком строгое требование. Такая компенсация была бы положена тем — если такие люди есть, — для кого процесс возникновения цивилизации обернулся чистым убытком, для кого блага цивилизации не уравновешивают исчезновение этих конкретных свобод. * Например, описанная Рэшделом ситуация, в которой некто, опережающий остальных на несколько миль, находит единственный источник воды в пустыне, который другие через некоторое время также бы нашли, и присваивает ее всю. Hastings Rashdall, "The Philosophical Theory of Property," in Property, its Duties and Rights (London: MacMillan, 1915). Необходимо упомянуть теорию прав собственности Айн Рэнд (Ayn Rand, "Man's Rights" in The Virtue of Selfishness (New York: New American Library, 1964), p. 94), в которой они вытекают из права на жизнь, поскольку люди нуждаются в материальных вещах, чтобы жить. Но право на жизнь не является правом на все, что только может потребоваться для жизни; другие люди могут иметь права по отношению к этим другим вещам (см. выше, главу 3). В лучшем случае, право на жизнь было бы правом иметь или стремиться к тому, что человеку нужно для жизни, при условии, что это не нарушает ничьих прав. Что касается материальных благ, вопрос состоит в том, нарушает ли владение ими чьи-либо права. (Было бы таким нарушением присвоение всех никому не принадлежащих вещей? Б ЫЛО бы нарушением присвоение источника воды в примере Рэшдела?) Поскольку особые соображения (вроде оговорки Локка) могут относиться к материальной собственности, то теория прав собственности должна быть сформулирована до того, как появится возможность применять предполагаемое право на жизнь (с поправками на то, что сказано выше). Поэтому право на жизнь не может быть основанием теории прав собственности. не будет действовать; чем большую часть редкого и ценного вещества человек приобретает, тем выше будет цена на оставшееся, и тем труднее ему будет приобрести все остальное. Тем не менее можно представить себе по крайней мере следующий вариант развития событий: некто одновременно делает тайное предложение о покупке отдельным владельцам вещества, каждый из которых соглашается продать, рассчитывая, что сможет легко купить его у других владельцев; или же природная катастрофа уничтожает все запасы чего-то за исключением того, что принадлежит одному человеку. Первоначально один человек не может легитимно присвоить все запасы чего-либо. То, что он приобрел их потом, не доказывает, что исходное присвоение произошло с нарушением оговорки Локка (даже путем аргумента, действующего в обратном направлении, вроде того, с помощью которого мы выше свернули в обратном порядке цепочку присвоений от Z к А). Именно сочетание первоначального присвоения со всеми последующими переходами собственности и другими действиями нарушает оговорку Локка. Титул каждого владельца на его имущество включает историческую тень оговорки Локка относительно присвоения. Это запрещает ему передавать права собственности в пул, нарушающий оговорку Локка, а также запрещает использовать имущество — независимо или по согласованию с другими — в нарушение этого условия, т.е. ухудшая положение других по сравнению с их базовым положением. Как только становится известно, что чьи-то права собственности нарушают оговорку Локка, возникают жесткие ограничения на то, что он имеет право делать со «своей собственностью» (которую уже трудно продолжать так называть без оговорок). Так, человек не имеет права присвоить единственный источник воды в пустыне и устанавливать любую цену на воду. Он также не имеет права назначать любую цену по своему усмотрению, если он владеет одним источником, но, к несчастью, случилось так, что все остальные пересохли. Эти прискорбные обстоятельства, в которых нет никакой его вины, приводят в действие оговорку Локка и ограничивают его права собственности*. Сходным образом право собственности на единственный остров в океане не позволяет владельцу выкидывать оттуда потерпевших кораблекрушение за посягательство на его собственность, потому что такое поведение нарушило бы оговорку Локка. * Ситуация была бы иной, если бы его водяная скважина не пересохла только потому, что он предпринял для этого специальные меры. Сравните нашу интерпретацию с анализом Хайека: Hayek, Constitution of Liberty, p. 135; а также с: Ronald Hamowy, "Hayek's Concept of Freedom; ACritique," New Individualist Review, April 1961, pp. 28-31. Заметьте, что теория не утверждает того, что владельцы действительно имеют эти права, но они аннулируются во избежание некоей катастрофы. (Аннулированные права не исчезают; они оставляют своего рода след, который в рассматриваемых случаях отсутствует 13 .) Здесь нет никакого внешнего (и ad hoc^?) аннулирования прав. Соображения, внутренние по отношению к самой теории собственности, к содержащейся в ней теории присвоения и перехода прав, предоставляют средство для урегулирования таких ситуаций. Результаты, однако, могут совпадать с некоторым условием, относящимся к случаю катастрофы, поскольку база для сравнения находится настолько низко по сравнению с производи -тельностью общества с частным присвоением, что вопрос о нарушении оговорки Локка возникает только в случае катастрофы (или необитаемого острова). То, что кто-либо владеет всеми запасами чего-либо жизненно необходимого для других, не означает, что присвоение (им или кем-то еще) этого вещества ухудшает положение некоторых людей (немедленно или позднее) по сравнению с исходной ситуацией. Биохимик, синтезировавший новое вещество, которое эффективно лечит определенную болезнь, не ухудшает положения других людей, лишая их того, что он присвоил, если он соглашается продавать свое изобретение только на своих условиях. Другие могут с легкостью купить те же самые исходные материалы, которые приобрел он; присвоение или покупка биохимиком определенных химикатов не привели к исчерпанию их запаса, которое нарушило бы оговорку Локка. Ее также не нарушил бы тот, кто купил бы у биохимика весь запас синтезированного им вещества. То, что биохимик использует общедоступные вещества для синтеза лекарства, нарушает оговорку Локка не в большей степени, чем то, что единственный хирург, способный сделать конкретную операцию, питается общедоступными продуктами, чтобы не умереть от голода и иметь достаточно сил для работы. Это показывает, что оговорка Локка не является «принципом, основанным на конечном состоянии»; она относится к тому, каким образом акты присвоения влияют на других людей, а не к структуре возникающей в результате ситуации 14 13 Я рассматриваю аннулирование и соответствующие моральные последствия в статье: Nozick, "Moral Complications and Moral Structures", Natural Law Forum, 1968, pp. 1—50. ^ Здесь: на основании, специально подобранном к данному случаю (лат.). —Прим науч. ред. 14 Вводит ли принцип компенсации (глава 4) элемент калибровки по паттерну? Хотя он требует компенсации за неблагоприятные условия, создаваемые теми, кто стремится избавиться от риска, он не яв- Промежуточное положение между тем, кто забирает весь находящийся в распоряжении общества ресурс, и тем, кто производит весь ресурс из легкодоступных веществ, занимает тот, кто присваивает весь ресурс чего-нибудь таким способом, который не лишает этого ресурса остальных. Например, кто-нибудь находит новое вещество в труднодоступном месте. Он выясняет, что оно успешно лечит определенную болезнь, и присваивает себе весь запас. Он не ухудшает положения остальных; если бы он не наткнулся на это вещество, этого бы не сделал никто другой и все остальные остались бы без него. С течением времени, однако, повышается вероятность того, что другие тоже обнаружили бы это вещество; на этом факте могли бы быть основаны ограничения прав собственности первооткрывателя вещества, чтобы другие не ухудшили своего базового положения; например, могло бы быть ограничено право завещать это вещество. Исследование ситуации, когда некто ухудшает положение другого человека, лишая его того, что он в противном случае имел бы, помогает прояснить вопрос о патентах. Патент изобретателя не лишает других объекта, которого не существовало бы, не будь изобретателя. Но патенты могут привести именно к этому результату для других людей, самостоятельно сделавших то же самое изобретение. В силу этого независимым изобретателям, на которых может лечь бремя доказательства того, что их изобретения получены независимо, не следует запрещать использовать их изобретения (в том числе продавать их другим). Более того, наличие известного изобретателя радикально снижает вероятность независимого изобретения. Дело в том, что люди, которым уже известно об изобретении, обычно не станут пытаться «изобрести» его еще раз, так как сама претензия на независимое открытие в этом случае вызвала бы подозрения. Однако можно допустить, что в отсутствие исходного изобретения когда-нибудь позже кто-нибудь другой его придумал бы. Это подсказывает идею ограничения срока действия патента в качестве простого практического правила, приблизительно соответствующего тому, сколько времени потребовалось бы на независи -мое открытие в отсутствие информации о том, что изобретение уже сделано. ляется калиброванным принципом. Дело в том, что целью является компенсация не всех вообще неблагоприятных условий, а только тех, которые возникают у людей, потенциально представляющих риск для других вследствие наложенных на них запретов. Он определяет обязательства тех, кто вводит запрет, возникающие в результате их собственных конкретных действий, с целью предотвратить возможные претензии по отношению к авторам запрета со стороны тех, кто под него подпал. Я убежден, что свободное функционирование рыночной системы не приведет на практике к конфликту с оговоркой Локка. (Вспомните, что в части I охранное агентство становится доминирующим и монопольным de facto главным образом благодаря тому, что в конфликтах с другими агентствами оно применяет силу, а не просто конкурирует с ними. Этого нельзя сказать о других видах бизнеса.) Если это верно, оговорка Локка не будет играть важной роли в деятельности охранных агентств и не будет создавать существенных возможностей для деятельности будущего государ -ства. На самом деле, если бы не последствия нелегитимных действий государства в прошлом, люди не считали бы возможность нарушения этой оговорки представляющей какой-либо особый интерес по сравнению с остальными логическими возможностями. (Здесь я делаю ссылку на эмпирические исторические обстоятельства; и так же поступает всякий, кто в этом со мной не согласен.) На этом кончается наш анализ влияния оговорки Локка на теорию справедливости, основанную на титулах собственности. |