ИДО Познавательные процессы ПОСОБИЕ. Российской федерации федеральное агентство по образованию гоу впо тюменский государственный университет

• Название: Российской федерации федеральное агентство по образованию гоу впо тюменский государственный университет
• Анкор: ИДО Познавательные процессы ПОСОБИЕ.doc
• Дата: 06.05.2017
• Размер: 3.17 Mb.
• Имя файла: ИДО Познавательные процессы ПОСОБИЕ.doc
• Тип: Учебное пособие; #7127
• страница: 5 из 87

1.3. Проблема генезиса познавательных процессов

Одна из проблем психологии – изучение развития психических процессов. Возникает вопрос: развиваются ли вообще психические процессы в течение человеческой жизни или просто с возрастом последовательно проявляются наследственно заданные качества?

Человек рождается с достаточно развитыми задатками к познавательной деятельности, однако познавательные процессы новорожденный осуществляет сначала неосознанно, инстинктивно. Ему еще предстоит развить свои познавательные возможности научиться управлять ими. Поэтому уровень развития познавательных возможностей человека зависит не только от полученных при рождении задатков (хотя они играют значительную роль в развитии познавательных процессов), но в большей мере от характера воспитания ребенка в семье, в школе, от собственной его деятельности по саморазвитию своих интеллектуальных способностей.

Осуществляясь в различных видах деятельности, психические процессы в ней же и формируются.

Б.Г. Ананьев ввел понятие сенсорной организации личности, понимая под этим термином уровни психофизического функционирования анализаторных систем и индивидуальные особенности их объединения в комплексы. Сенсорная организация личности, с одной стороны, связана с базальными психофизиологическими свойствами организма, прежде всего с типом высшей нервной деятельности и темпераментом. Уровень порогов чувствительности выделен как один из критериев отнесения индивида к тому или иному типу темперамента. Естественно, что уровни развития чувствительности человека являются задатками для развития способностей. С другой стороны, существует зависимость развития чувствительности от деятельности, начиная с игры, с овладения ребенком своим телом. Таким образом, сенсорная организация личности развивается под влиянием внешних условий и природных индивидуальных предпосылок развития личности.

Сенсорная организация личности оказывает влияние на развитие более высоких структур познавательной активности и поведения человека.

Существует другая позиция, в которой признается прижизненное развитие, но ограничивают этот период временем морфологического и функционального созревания, а источник развития помещают внутрь организма без учета влияния внешней среды. Основоположник такого подхода Пиаже считает, что прижизненное развитие высших психических функций определяется последовательными фазами физического созревания и овладения определенными логическими структурами, но этот процесс завершается с окончанием физиологических изменений. Такое определение развития базируется на основательном экспериментальном фундаменте. Но, неправомерно отводить основную роль физиологическому созреванию, сводить к минимуму влияние среды и утверждать, будто факторы среды только поддерживают проявляющиеся формы поведения и не порождают новых форм.

Существует концепция, согласно которой развитие психических функций тесно связано с особенностями взаимодействия человека с внешней средой и имеет продолжение в течение всей жизни. Основатели – Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, П.Я. Гальперин, Б.Г. Ананьев, А.В. Запорожец, В.П. Зинченко и др. Ведущим является положение о том, что высшие психические функции развиваются в деятельности, а врожденными могут быть только задатки, понимаемые как предпосылки или условия развития способностей.

За счет каких же механизмов и структур осуществляется развитие психических функций после завершения морфологического созревания? За счет функциональных органов. Исследования школы Леонтьева показали, что при обучении формируются функциональные органы – система нервных центров, между которыми в процессе многократной совместной работы устанавливаются прочные связи. Функциональные органы могут формироваться всю жизнь и быть основой развивающихся способностей к обучению и творчеству и после окончания морфологического созревания. Такая структура далее функционирует как единый орган. Например, у людей, потерявших зрение, способность зрительного представления осязательно воспринимаемых форм сохраняется десятки лет, хотя прямое возбуждение соответствующих связей в условиях слепоты невозможно.

Итак, психика человека развивается как результат его практического взаимодействия с внешним миром в процессе деятельности, и возникнув, в дальнейшем существенно изменяет это взаимодействие. Согласно теории деятельности, высшие психические процессы – восприятие, внимание, память, мышление, эмоции – рассматриваются как особые формы внутренних действий, для памяти – это мнемические действия, направленные на запоминание материала, для мышления – это умственные действия, направленные на выяснение отношений между объектами в связи с решением насущных проблем, а для эмоций – это переживания, которые выявляют субъективные отношения человека к чему-либо.

Основной особенностью психических процессов является их опосредованность. Это качество социально и исторически детерминировано, функцию опосредования обеспечивают знаки. Посредством знаков происходит овладение собственным поведением, т.е. развивается произвольность, происходит приобщение к культуре. И то, и другое перестраивает психические процессы, усиливает и расширяет диапазон их адекватности. Для развития высших психических процессов нет возрастных ограничений.
1.4. Схематический анализ понятийного состава классических психологических концепций
(см. Веккер Л.М. Психические процессы. Т.1. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1974. С. 28-37)

Конкретные феномены, факты и величины, воплощающие в себе эмпирическую специфику психических процессов, не ограничиваются, конечно, общими характеристиками, которые свойственны любому психическому процессу и поэтому выступают в качестве опознавательных признаков психической реальности. Основная совокупность подлежащих теоретическому объяснению конкретных свойств, особенностей и параметров психических явлений получена в ходе эмпирического изучения, и в частности экспериментального исследования отдельных психических процессов — сенсорных, перцептивных, интеллектуальных, мнемических и др. В этих конкретных исследованиях формулировалась и развивалась собственно психологическая система понятий, в терминах которой описывалась психическая реальность как предмет особой самостоятельной области научного знания. Естественно поэтому, что поиску общих теоретических принципов организации психики, выходящих за пределы психологии и относящихся к физиологическим, биологическим, социальным, физическим и другим закономерностям действительности, предшествует этап теоретических обобщений, осуществляемый средствами той собственно психологической системы понятий, на языке которой получает свое первичное описание и выражение подлежащая объяснению эмпирическая реальность психических явлений. Исходя из этого (и аналогично тому, как это происходит и в других областях знания) первые классические теории психических процессов по необходимости являются преимущественно внутрипсихологическими.

Выше упоминалось о той закономерности генезиса перцептивных и интеллектуальных процессов, в силу которой на исходных стадиях отображения объекта познания имеет место первичная генерализованность — познанию раньше открываются более общие свойства и отношения. За этим следует процесс конкретизации, в ходе которого воспроизводится специфика единичного, и лишь потом начинается ход вторичного обобщения, идущий от полноты и целостности индивидуального «лица» данного конкретного объекта к поиску глубинных общих принципов. Именно в соответствии с этой закономерностью, как указывалось, познающей мыслью вначале были выделены критические, опознавательные признаки любого психического процесса, и лишь затем начался процесс раскрытия специфических характеристик различных отдельных психических актов в их отличии друг от друга.

Такого рода стадиальность — в тех или иных ее модификациях — проявляет себя не только в ходе исторического становления эмпирического знания о феноменологии отдельных свойств и признаков познаваемого объекта, но и в процессе поиска общих законов данной области действительности, т. е. в развитии собственно теоретических обобщений. Не случайно поэтому одна из самых первых психологических теорий имеет своим основным содержанием наиболее общий (и именно в силу этого раньше других открывающийся познанию) принцип организации психических процессов — способ их связи друг с другом. Такой самый общий способ связи психических феноменов и составляет содержание закона ассоциа­ции и именно в этом качестве является предметом старейшей из психологических теорий — ассоцианизма.

1. Ассоциативная психология

Ясно проступая под феноменологической поверхностью психических явлений, закономерность ассоциации, установленная еще в древности, была конкретно проанализирована в концепциях ассоцианизма XVIII века (английский ассоцианизм Гартли и Пристли), затем стала предметом исследования в экспериментальной психологии, где получила свое воплощение в методе ассоциативного эксперимента, и сохранила свое значение одного из наиболее общих психологических принципов до настоящего времени.

За ассоциативной концепцией стоит несомненная реальность действительно самой универсальной формы взаимосвязи психиче­ских явлений и таких главных ее детерминант, как пространственно-временная смежность этих явлений, их частота и сходство. Все же остальные, более частные факторы организации связной ткани психических процессов в этот принцип не входят. Здесь не представлены ни конкретная структура психических процессов, ни их функция в построении деятельности, ни соотношение пассивно-ассоциативных и активно-операторных компонентов в строении психических актов, ни, наконец, специфический исходный материал, из которого психические структуры формируются. На начальных этапах первичного обобщения все эти аспекты не были еще раскрыты, а затем, в ходе вторичного обобщения ассоцианизм от них абстрагировался. От рисунка и материала ткани психических процессов в этой концепции остаются только «ассоциативные нитки», как их метафорически называет Л. С. Выготский. Однако это не те нитки, из которых ткется самая психическая ткань, а лишь те, с помощью которых ее «куски» сшиваются в непрерывное, сплошное полотно психической жизни.

При всем том, однако, ассоцианизм не является чисто психологической теорией. Уже в XVIII веке у Гартли за понятием ассоциации стоял не только внутрипсихологический способ связи психических феноменов, но и модель конкретного мозгового, механизма этой связи. Опираясь на ньютоновскую физическуюмодель, интерпретирующую процессы в органах чувств как вибрацию частиц эфира, гартлианский ассоцианизм выдвигает положение о том, что отдельные психические элементы — ощущения соединяются друг с другом «соответственно вибрациям частиц эфира в нервном субстрате» (Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1966, с.166).

Однако охватить единым теоретическим принципом способ связи психических процессов по содержанию (т. е. в их отношении к объектам) и по механизму (т.е. в их отношении к субстрату) до конца последовательно не мог даже материалистический в своей основной тенденции вариант ассоциативной концепции. Внутреннему логическому соподчинению собственно психологического и физиологического аспектов психической деятельности препятствовала описанная выше парадоксальность соотношения любого психического процесса с объектом и с субстратом. Так, соотнося ассоциацию с вибрациями в нервном субстрате, Гартли оставался, тем не менее, на позициях параллелизма нервного и психического, считая, что телесные вибрации по своей природе отличаются от соответствующих ощущений, и невозможно определить, «как первые причинно обусловливают последние или связаны с ними» (там же, с.173).

Такое отсутствие субординации между способом связи психических явлений по содержанию и по механизму, выражающееся в параллелизме этих аспектов, в значительной мере предопределено тогдашним уровнем развития понятия ассоциации. Эта разобщенность механизма и содержания внутри понятия ассоциации была неизбежна вследствие того, что способ связи психических элементов абстрагирован и от структуры, в которую они объединяются, и от природы как самих элементов, так и синтезированной из них психической структуры. Между тем механизм связи зависит от характера связываемого материала, а «материал» дается взаимодействием с объектом психического процесса. В собственно идеалистическом, юмовском варианте ассоцианизма взаимообособление этих аспектов доведено до логического конца. Согласно Юму, связь дана внутри самих элементов сознания и не требует никакой реальной основы (там же, с.160).

При такой интерпретации физиологический механизм и исходный физический материал психических актов оказываются замкнутыми внутри собственно психической сферы. Но тогда, в силу объективной логики связи этих аспектов, психический процесс превращается в материал физических объектов, и ассоциация тем самым, будучи низведенной до «привычки», становится демиургом физической причинности. Выйти из этой тупиковой ситуации, адекватно соотнести нервный и психический ряды явлений, т. е. понять ассоциацию как частный случай более общего внепсихологического закона, в рамках собственно ассоциативной концепции оказалось невозможным в значительной мере именно в результате абстрагированности принципа связи от природы связываемых психических процессов.

2. Структурализм и гештальтизм

Структуральное направление Вундта — Тиченера, следуя тенденции строить психологию по образцу естественных наук, ввело в психологическую теорию понятие структуры и сделало даже попытку ввести понятие ее исходного материала. Однако таким первичным материалом Тиченер считал интроспективно открывающуюся субъекту психическую ткань чувственного опыта, которая в качестве предмета психологического анализа должна быть совершенно обособлена от своего внешнего объекта. Соотнесение с последним, согласно Тиченеру, есть выражение «ошибки стимула». Вместо поиска объективного внепсихологического материала, из которого синтезируется психический процесс, сам этот психический процесс становится материалом, и тем самым ход мысли приводит к фиктивному результату.

Что же касается психической структуры, формирующейся из психического же исходного материала, то она складывается, согласно этой теоретической концепции, из своих элементов все по тем же законам ассоциации или по весьма неопределенным в их конкретной специфичности законам «психического синтеза». Собственные же закономерности структуры в ее отношении к своим компонентам здесь не стали предметом анализа. Поэтому, хотя понятие структуры и было введено в концепцию, что составило по замыслу важное теоретическое продвижение, в конечном счете, основным принципом здесь все же осталась ассоциативная связь, не подчиненная ни материалу, ни механизму. Идеалистический вариант решения гносеологической альтернативы предопределил здесь логику соотношения основных исходных понятий. И хотя это направление начиналось с попыток построить физиологическую психологию, система основных понятий осталась замкнутой во внутрипсихологической сфере, и конструктивного влияния на развитие концептуального аппарата теории эта школа не оказала.

Эффективное развитие, как в теории, так и в феноменологии науки понятие структуры получило, как известно, в гештальтпсихологии. В контексте этой теоретико-экспериментальной концепции структура выступила уже не как ассоциативный агрегат из своих, элементов, а была, наоборот, противопоставлена ассоциации элементов спецификой своих собственных характеристик и закономерностей. Направленный на анализ этой специфичности психических структур экспериментальный поиск сразу же выявил такие важнейшие эмпирические характеристики психических процессов, как предметность, ясно выражающуюся, например, в феномене выделения фигуры или предмета из фона (Рубин), и связанную с ней целостность, понятие о которой составило основное ядро концепции. Именно предметной целостностью, детерминированной объектом, структура и была противопоставлена ассоциации из элементов, поскольку был обнаружен примат структуры над свойствами последних. В ряде отношений элементы подчинены целостному гештальту, и исследования раскрыли условия и формы выражения этого подчинения на разных уровнях организации психических процессов — от перцепции до интегральных характеристик личности. Были выделены также формы и закономерности преобразования или перецентрирования структур в актах продуктивного мышления (Вертгеймер).

Весь эмпирический материал гештальтпсихологии явно обнажает детерминированность предметной целостности психических структур их объективным содержанием. Это в свою очередь направило дальнейшее теоретическое движение исходных понятий. Под давлением логики объекта исследования гештальтпсихологией была сделана попытка соотнести психические структуры с их нейрофизиологическими эквивалентами и физическими объектами. На этом пути гештальтпсихология ввела в концептуальный аппарат теории важнейший общий принцип, выдержавший испытание временем и получивший затем дальнейшее эффективное развитие в кибернетике, — принцип изоморфизма психических, нейрофизиологических и физических явлений.

Таким образом, гештальтпсихология своим фактуальным и понятийным составом ввела в психологию две чрезвычайно существенные категории — «целостность» и «изоморфизм», каждая из которых в отдельности адекватно вскрывает основные закономерности как бы с двух главных флангов — конкретно-эмпирического (целостность) и общетеоретического (изоморфизм). Однако выявить действительные субординационные соотношения этих двух разноранговых принципов средствами концептуального аппарата гештальтпсихологии невозможно. Среди разнообразных эмпирических, теоретических и общегносеологических причин «несведенности концов» в данной системе понятий здесь важно отметить следующее.

Структура психических процессов в гештальтпсихологии в такой же мере абстрагирована от состояний субстрата, составляющих ее исходный материал, как это имеет место в ассоционизме в отношении принципа связи психических элементов. А реальная работающая структура не может быть построена без материала. Несколько утрируя аналогию, можно было бы сказать, что модель психической структуры не может быть построена без учета материала по тем же причинам и логическим основаниям, по которым нельзя построить здание из стиля или сшить платье из фасона. Будучи обособленной от материала, структура вместе с тем обособляется и от ее физиологического механизма, и от физического объекта, составляющего ее содержание.

Вместо субординации понятий «целостность» и «изоморфизм», требующей выведения целостности как частного следствия общего принципа изоморфизма, этот последний интерпретируется как параллелизм психического, физиологического и физического. Структура и механизм, отъединенные от материала, оказываются запараллеленными, так же как способ связи психических процессов по содержанию и по механизму в традиционной концепции досеченовского ассоцианизма. Так, структура, разобщения с материалом и механизмом, выступила здесь, по удачному выражению М.Г. Ярошевского, причиной самой себя. А это, конечно, исключает возможность ее детерминистического объяснения, ибо последнее предполагает выведение данного конкретного явления в качестве частного следствия общих законов. Именно отсутствие реальной субординации понятий выражает существо научной бесплодности доктрины психофизиологического и психонейрофизического параллелизма. Очень значительный эмпирический и концептуальный вклад гештальтпсихологии оказался, таким образом, резко рассогласованным с ее общетеоретическими выводами.

3. Функциональная психология

Если для структурализма и гештальтизма главным объектом исследования был структурный аспект психики, то функциональная психология ввела в концептуальный аппарат психологической теории в качестве основной категории понятие функции.

Европейский функционализм Штумпфа противопоставил психические функции, трактуемые как акты, психическим явлениям (ощущениям, восприятиям, образам памяти). Последние выступают в этой концепции как содержание или как материал, с которым оперирует соответствующая интеллектуальная функция. Таким образом, если структурализм Тиченера соотносит психическую структуру с ее материалом, то функционализм Штумпфа соотносит с этим материалом психическую функцию. В обоих направлениях, однако, материалом оказывается не внепсихологическое «сырье», из которого синтезируется ткань психического процесса, а самая эта психическая ткань. Но в этом случае, как уже упоминалось, само психическое как исходный материал логически неизбежно становится отправным пунктом дедукции, чем и определяется выбор идеалистического варианта гносеологической альтернативы.

В отличие от европейского, американский функционализм (Джемса, Дьюи и чикагской школы) пошел по более конструктивному пути — функция трактовалась не только как собственно психический акт, но как психофизическая деятельность, реализующая процесс адаптации организма к внешней среде.

Аналогично тому, как структурализм противопоставил структуру ассоциации, функционализм противопоставил функцию структуре и воплощенному в ней содержанию. Не требует особых комментариев положение о том, насколько существен для научной теории этот аспект анализа реальной работы, производимой как внутри состава собственно психического акта, так и в процессе его организующего воздействия на приспособление организма к среде и на активное преобразование последней. И выделением этого аспекта анализа функционализм несомненно обогатил концептуальный аппарат психологической теории.

Однако в обоих направлениях функционализма функция психического процесса была противопоставлена структуре и реальному внепсихологическому материалу, из которого эта структура организуется. Обособление же психической структуры от исходного материала с необходимостью ведет и к обособлению от физиологического механизма, синтезирующего эту структуру именно из данного материала. Вместе с тем, поскольку ни структура, ни тем более функция в ее реальной рабочей активности не могут быть обособлены от исходного материала, в такой изначальный материал превращается сама функция, и этим создаются логические основания для утверждения о том, что акты конструируют объекты-стимулы (Дьюи). Стимул перестает быть независимым по отношению к организму и его реакции. Объект становится производным от акта или функции. Совершенно неслучайно поэтому Дьюи выступал с резкой критикой детерминистической концепции рефлекторного акта, в которой объект действия не зависит от самого этого действия, а психические компоненты акта несут свою рабочую функцию, состоящую в организации действия именно адекватно не зависящему от него объекту. В контексте же функционалистского направления понятие функции (как и понятие структуры в структурализме), обособленное от реального исходного материала, из которого физиологический механизм строит психический процесс, перестает эффективно работать в концептуальном аппарате теории. Поэтому, вопреки конструктивности самого понятия функции, ни в европейском, ни в американском функционализме концы с концами теоретически не могли быть сведены, и концепция оказалась в тупике.

4. Бихевиоризм

Функционализм противопоставил функцию структуре, но все же эти два аспекта были здесь еще достаточно отчетливо связаны. В европейском функционализме функция сохраняла свои связи со структурой внутри собственно психического акта. Посредником в этой связи выступали «психические явления» Штумпфа, которые уже не поддаются абстрагированию от психической структуры. В американском функционализме функция оставалась связанной со структурой не только в составе психического процесса, но и внутри психофизического акта приспособительной деятельности, в котором психическая структура несет реальную рабочую нагрузку. Но в обоих направлениях структура представлена лишь потенциально, и фактическому анализу соотнесенность функции со структурой не, подвергается.

Дальнейшая логика противопоставления этих понятий приводит к еще большему обособлению функции от структуры и доведению этого абстрагирования до возможного предела. Перенос функции только в сферу объективно наблюдаемых телесных поведенческих реакций «освободил» эту приспособительную функцию от внутреннего психически опосредствованного структурирования. Но вместе с тем внутренне обусловленную предметную структуру потерял и сам поведенческий акт. Носителем приспособительной функции тогда смогли остаться только лишенные внутреннего предметного каркаса разрозненные элементарные моторные акты. У начала этих актов объект, «очищенный» от посредствующей роли его психического отображения, превратился просто в пусковой стимул. В конечном звене этих актов свободные от этого же структурирующего посредника предметные действия превратились в реакции.

Такое доведенное «до упора» обособление функции от структуры дает схему стимул — реакция, составляющую основное существо бихевиоризма, в котором предметом психологии становится якобы освобожденное от психики поведение. Но отказ от факторов внутреннего структурирования поведенческого акта не мог освободить бихевиоризм от необходимости объяснить конечный факт соответствия структуры системных реакций их объекту-стимулу. В противном случае мистический характер приобрела бы другая, главная характеристика поведения — его адаптированность к среде. Единственной реальной детерминантой такого соответствия реакций стимулу могла выступать случайность и связанный с ней отбор удавшихся вариантов. Случайность же, как известно, подчиняется законам, установленным в теории вероятности. Так абстрагирование от структуры привело к новому важнейшему для психологии выводу — в концептуальный аппарат теории был введен принцип вероятностной организации поведения.

Поскольку психические структуры, от которых абстрагировался бихевиоризм, трактовались в психологии лишь как интроспективная данность, изгнание этих структур и выдвижение в качестве объекта анализа лишь реакций, подчиняющихся законам случая, принесло с собой торжество строго объективного метода. Но, казалось, это была пиррова победа, поскольку вместе с понятием внутренней структуры ушла из психологии и психика. Бихевиоризм называли «психологией без всякой психики». Такова была достаточно явная видимость. В действительности оказалось не так.

Оттеснив структуру, вероятностный подход привнес с собой новые методы анализа этой же структуры. Дело в том, что статистика поведения абстрагируется лишь от качественных характеристик его организации или структуры. Но именно эта абстракция от качественной формы организации дала возможность представить в вероятности количественную меру этой организации. Если гештальтизм выдвинул принцип изоморфизма, определяющий общую форму организации психической деятельности или качественные характеристики структуры, то бихевиоризм, открыв вероятностный принцип организации поведения, дал ее статистическую количественную меру. Эта последняя является по существу в такой же степени общей для психического процесса и связанного с ним поведенческого акта, в какой качественно-структурная, например пространственная, характеристика образа может в пределе совпасть со структурой управляемого им акта поведения.

Эмпирическим выражением такой количественной, вероятностной меры, допускающей формулирование в терминах экспериментальных процедур, являются «пробы и ошибки». Возведенные бихевиоризмом без достаточных оснований в ранг основного закона, «пробы и ошибки» представляют здесь не только общий принцип организации поведения, но и его конкретную статистическую меру, ибо и пробы и. ошибки являются характеристиками, поддающимися числовому выражению. Ошибки обратны точности и вместе с тем носят вероятностный характер. В качестве этих величин они явно содержат в себе числовую меру организации.

Есть, таким образом, основания считать, что не только самая идея информационной природы психики (это общеизвестно), но и предпосылки качественного и количественного подхода к природе информации, т.е. определения ее формы и меры, первично сложились внутри психологической науки под давлением ее собственных потребностей.

Но от всего яркого эмпирического своеобразия психических структур в бихевиоризме по существу осталась лишь их статистическая мера и то в неявном виде. В этой абстрагированной количественной мере специфика психического уже не просматривалась. Однако, как это подтвердил весь последующий ход развития кибернетики, объективно здесь был представлен количественный аспект организации не только поведения, но и психики как частного случая информационных процессов. Поэтому бихевиоризм, вопреки внешней видимости, все же действительно является психологической теорией, и не случайно он в качестве таковой, собственно, и возник.

В самом радикальном, уотсоновском, варианте бихевиоризма, исключавшем всякое опосредствование между стимулом и реакцией, объективно представленная в нем мера организации была полностью абстрагирована и от структурной формы, и от всех других аспектов и компонентов психической деятельности. В этом контексте вероятностная мера поддавалась объединению лишь с одной, столь же внешней по отношению к структуре детерминантой — ассоциацией. При этом из ассоциативного принципа аспект нейрофизиологического механизма был здесь исключен, и определяющим фактором осталась лишь частота сочетаний. Поскольку частота есть эмпирическое выражение вероятности, легко видеть, что и ассоциация характеризуется здесь также лишь со стороны своей вероятностной природы и объединяется именно с вероятностной же мерой организации, потенциально представленной в формуле «стимул — реакция».

Множество экспериментальных фактов, накопленных в ходе реализации основной программы бихевиоризма, свидетельствовало о несостоятельности полного абстрагирования от всех опосредствующих факторов, включенных между стимулом и реакцией. Поэтому как в предбихевиоризме Торндайка, так и в необихевиоризме Толмена, гипотетико-дедуктивном бихевиоризме Халла, концепции Холта и др. представлены разного рода «промежуточные переменные». Они связывают фактор случайности и выражающую его вероятностную меру с такими аспектами организации поведения и психики, как нейрофизиологический механизм и мотив (у Торндайка), структура или гештальт (Толмен), значение (Холт). Ясно, что введение понятий структуры и значения обусловлено здесь невозможностью последовательно реализовать программу, полностью абстрагирующую количественную, вероятностную меру организации поведения от ее качественной, предметной формы и вместе с тем от специфики психических процессов, являющихся внутренними факторами этой организации.

Бихевиоризм как целостное общее направление, каковы бы ни были разнообразные фактические и теоретические дополнения к его основной схеме, оказался, в конечном счете, в таком же плену позитивистской доктрины с ее постулатом непосредственности опыта (в силу которого предметом психологии является поведение), как и разного рода чисто интроспекционистские феноменологические концепции психической структуры (структуральная психология или гештальтизм). Но в настоящем контексте особенно важно подчеркнуть, что если в радикальном варианте бихевиоризма мера организации психической деятельности была абстрагирована и от предметной структуры последней, и от физиологического механизма, и от специфического материала, то все направления бихевиоризма характеризуются по крайней мере двумя общими признаками — объективной представленностью в них вероятностной меры организации, общей для поведения и психики, и полной абстрагированностью от специфики исходного материала, из которого психические структуры синтезируются. Среди других общеметодологических факторов абстрагирование от исходного материала было одной из конкретных причин того, что, вопреки своему существенному фактуальному вкладу и введению вероятностного принципа, и концептуальный аппарат теории, построить реально работающую теоретическую модель психических процессов бихевиористская концепция не смогла.