Санктпетербургский государственный университет

• Название: Санктпетербургский государственный университет
• Дата: 15.01.2020
• Размер: 141.56 Kb.
• Имя файла: Gamirova_VKR_2017.docx
• Тип: Закон; #104172
• страница: 2 из 5

Формы дательного падежа личных местоимений

Одной из особенностей древнерусского языка является противопоставление в Дательном падеже полных (ортотонических, имеющих постоянное ударение) и кратких (клитических, не имеющих самостоятельного ударения) форм личных местоимений: мънѣ – ми, тобѣ – ти; нама – на, вама – ва; намъ – ны, вамъ – вы. Будучи полностью синонимичными, данные формы различались просодической и, как следствие, синтаксической позицией²². Ученые выделяют такие традиционные позиции для форм местоимений в Дат. пад.

1. 
   Полные формы.
   

Употребление полных форм связывается с наличием логического выделения местоимения в предложении, которое охватывает следующие случаи:

1. 
   позиция начала предложения: тобѣ слоужать тысоущами горнии чинове, СЯ, 89;
   
2. 
   наличие противопоставления или сопоставления объекта: тако и мнѣ бѣ испьрва, ЖФП, 44а;
   
3. 
   наличие следующего за объектом поясняющего словосочетания: даи [богъ] вьсьмъ хрьстияном и мнѣ хоудому наславоу, ЕвМст (запись);
   
4. 
   постановка управляемого слова (объекта) перед управляющим словом: а въ немецькомь дворѣ тобѣ торговати нашею братиѥю, Г, 1270.
   

С другой стороны, типичная позиция для клитик – после управляющего слова; в случае, если есть другие клитики, употребляется в соответствии со своим рангом:

1. 
   Дательный объекта действия: чьто ми велиши, СБГ, 9в;
   
2. 
   Дательный субъекта действия: томоу ти веры не ѧти, Г, 1270.
   
3. 
   Дательный принадлежности: прощениѥ многыхъ ми грѣховъ, СЯ, 94;
   
4. 
   в обороте «Дательный самостоятельный»: молю сѧ господеви хотѧщу же ми исповѣдати начати, ЖФП, 27а.
   

Действительное просодическое отличие между полными формами и клитиками исчезает в связи с изменением типа ударения в русском языке, и к 12 в., как полагают исследователи²³, порядок распределения между ними в предложении утрачивает свое прежнее значение и начинает меняться. Таким образом, уже в древнейших древнерусских памятниках мы можем увидеть колебания в употреблении полных местоимений и клитик: полные формы в некоторых случаях занимают позиции, ранее принадлежавшие клитикам. Например:

1. 
   после управляющего слова: даи же нам, СЯ, 165б;
   
2. 
   в сочетании с междометием: оувы мнѣ отче, СБГ, 9б;
   
3. 
   в середине сложной глагольной формы: имать намъ дати, ЖФП, 53в.
   

Таким образом, полные формы Дательного падежа постепенно вытесняют краткие формы во всех характерных для них синтаксических позициях.

3. 
   Значения дательного падежа в старославянском и древнерусском языках
   

Изучение хотя бы самой общей информации о возможных значениях Дательного падежа в древних текстах кажется нам необходимой в силу необходимости в дальнейшем разграничивать спорные случаи употребления слова «ти», которое может иметь разную частеречную принадлежность. Представление о возможных значениях Дательного падежа местоимения «ти», без сомнения, позволит избежать ошибок при интерпретации текста.

Исследование падежного синтаксиса в старославянском и древнерусском языках имеет долгую традицию. Не пытаясь охватить все замечания, сделанные по этому поводу, мы обратимся лишь к наиболее общим положениям, в которых согласны исследователи. В первую очередь мы обращаемся к тем работам, которые содержат наблюдения именно по древнерусскому материалу. К тому же, мы сосредоточимся на значениях Дательного беспредложного, которым и будет являться энклитика «ти» в анализируемых нами текстах.

А.А. Шахматов в «Синтаксисе русского языка» определяет Дательный падеж как выражающий «название лица в его отношении ко всякому активному признаку (действию или состоянию), зародившемуся независимо от какого-либо производителя»²⁴.

В первую очередь, стоит отметить, что учены отмечают наличие весьма широкого функционального диапазона у древнего славянского Дательного беспредложного – по сравнению с современными славянскими языками²⁵.

Достаточно полные наблюдения о значениях дательного в летописном тексте появляются уже у Е.Ф. Карского в работе «Труды по белорусскому и другим славянским языкам», в разделе «Синтаксис Лаврентьевской летописи»²⁶. Ученый приводит следующие наблюдения над употреблениями Дательного.

В первую очередь, Дательный падеж употребляется для обозначения лица или предмета, к которому направляется действие, выраженное глаголом – чаще всего, для обозначения предмета, в пользу или во вред которого совершается действие (в современной терминологии – бенефактив и малефактив): даите ми от двора по три голуби, Лавр., 16 об.

Далее, к Дательному пользы или вреда примыкает Дательный объекта, обозначающий предмет/лицо, к которому направлено «известное душевное движение»: нача еи негодовати, Лавр., 99 об.

Близким к рассматриваемым Дательным Карский называет и Дательный лица – участника или производителя в страдательном залоге (в современной терминологии значение субъекта состояния): вниде Игорь в Кыевъ и не годно бы(сть) людемъ, Лавр, 104.

Также ученый выделяет обстоятельственные значения Дательного:

• 
  дательный цели: чему к намъ идеши Лавр, 129, об.
  
• 
  дательный, который обозначает предмет, в который или к которому происходит движение в пространстве, отвечает на вопрос «куда?»: пусти дружину свою домови Лавр, 14 об.
  

Отдельно, как характерную особенность древних славянских языков, отмечает Карский дательный принадлежности, который мог употребляться и при глаголах, и при именах: домъ мои домъ молитвѣ прозоветсѧ всѣмъ языкомъ, Лавр, 33 об.

Тем более важно обратить внимание на это значение, что оно не сохранилось в современном русском языке и может вызывать сложности в трактовке текста.

По поводу Дательного с притяжательным значением А. Вайан²⁷ предполагает его развитие в качестве заменителя родительного принадлежности. Исследователь отмечает, что в старославянском Дательный падеж принадлежности личного местоимения часто заменяет притяжательные местоимения: сынъ твои Иоанн XV, 51, Зогр., но сынъ ти Мар., Асс. (пар. 122).

Такой Дательный зачастую может быть связан в предложении одновременно и с именем существительным, и с глаголом: рабъ есть грѣхоу Иоанн VII, 34. У личных и анафорических местоимений Дательный падеж выступает сначала в факультативном соединении с глаголом: дроугъ ми приде Лука, V, 6, а также весьма часто в обороте: възложи на главѫ его Матфей XXVII, 29. Но затем Дательный принадлежности начинает употребляться свободно от глагола: лице отьцю ми Матфей XVIII, 10, Сав. кн. Вместо отьца моего Мар. и др.; възложи на рѫкѫ си Матфей IX, 18, Сав. кн. Вместо рѫкѫ твоѭ Мар., Асс. <…> (с. 215-216).

О значении Дательного принадлежности, как основного значения Дательного приименного в противопоставлении Дательному приглагольному, говорит и К.И. Ходова. Она называет это значение основным значением приименного Дательного в старославянском языке²⁸. Так же, как и Вайан, Ходова отмечает в конструкциях приименного дательного оттенки, характерные для дательного при глаголах: значения адресата, предназначения, направления, цели.

Однако в качестве определителя субъекта, а также в целом ряде употреблений при зависимых именах существительных дательный падеж употребляется для передачи определительного и притяжательного значений, наравне с приименным родительным и притяжательными прилагательными²⁹.

Что касается синтаксической позиции такого Дательного, то он чаще находится в постпозиции по отношению к управляющему слову и, как правило, не имеет при себе определения – ср. примеры: iмѧ емоу Воiшелгъ, Новг. I лет., дондеже положю враги твои подъножью ногама моима, Лавр. лет.³⁰

Процесс расширения функций дательного приименного при одновременном сужении функции родительного приименного в указанных значениях, по-разному проявлялся в конструкциях с именами существительными и в конструкциях с местоимениями в качестве определяющего члена. Так, в текстах восточноболгарского происхождения отмечается большое количество сочетаний с энклитическими формами личных местоимений, употребленных в дательном падеже. Например: отрокъ ми лежитъ в храминѣ. Мат. VIII, 6, 15. (в Мар. и Зогр. отрокъ мои)

Учитывая все перечисленные замечания по поводу функционирования Дательного в истории старославянского и древнерусского языков, обратимся к классификации значений Дательного приглагольного, которая кажется нам наиболее полной. Классификация приводится по статье А.Б. Правдина³¹.

Дательный падеж при глаголе может иметь следующие функции:

А. Функция обстоятельства.

1. 
   Обстоятельство места (направления)
   

• 
  Дат. п. нарицательных неодушевленных имен существительных (названия неодушевленных предметов);
  

Пример: долу очи имѣти, а [душю] горѣ, Лавр., Поуч. Мон., л. 79.

• 
  Дат. п. собственных неодушевленных имен существительных– названий городов (почти исключительно м. р.).
  

Пример: прибѣгоша Берестию, Б. и Г., л. 15 об.

Правдин различает две большие группы значений, который выражает дательный падеж направления:

5. 
   Пункт, к которому направлялось движение, имевшее собой целью вхождение в пределы этого пункта = совр. русск. Вин. п. + «в»: ехать в Ступино.
   
6. 
   «Пункт, к которому направлено движение, не заходящее в пределы этого пункта, целью которого является лишь достижение пространственной близости к обозначенному Дат. п. пункту = совр. русск. Дат. п. + «к»: подъезжать к Москве.
   

• 
  Дат. п. имен существительных – названий лиц и относящихся к лицам местоимений (лицо, к которому направлено пространственное движение).
  

Пример: се [цесарь] твои грѧдетъ тебѣ кротокъ Мар., Ио. XVII, 11; идохъ Переяславлю [отьцю], а по Велицѣ дни ис Переяславля та Володимерю… Лавр., Поуч. Мон., л. 81.

Важно для нас замечание Правдина о том, что к этим случаям употребления дательного можно отнести и такие контексты: идет ти Володимеръ Галичьскии Ип. 1151; идеть ти Дюрги Ип. 1151 г., л. 171 об. Вместе с тем, исследователь видит возможность интерпретировать их и как Dathivusethicus.

Учитывая данные некоторых диалектов русского языка и других славянских языков, Правдин высказывает предположение о том, что дательный направления был в праславянском языке, но являлся лишь одним из возможных средств выражения цели пространственного движения (винительный; родительный + «до»). В древнерусской письменности он вытесняется сочетаниями «к + Дат. п.» и «в + Вин. п.» в течение XIII века и в более поздних текстах, особенно с конца XV в., встречается крайне редко.

2. 
   Обстоятельство цели и причины.
   

• 
  Дат. п. цели имен существительных – названий действий и состояний.
  

Пример: моляшеся богови съ слезами даровати ему время покаянию К.-П. пат., л. 180, об.; живы бо не себѣ нъ [христову] проповѣданию Гр. Б., л. 198-в.

• 
  Дат. п. местоимений чьто, то, се.
  

Формы чему, тому, сему адвербиализируются, становясь наречиями причины и цели.

Пример: чему еси слѣпилъ братъ свои? Лавр., 1097 г.; бы(сть) знамение в лунѣ страшно и дивно… сему же рекоша старии людие: не [благо] есть сяково знамение Ип. 1161 г., л. 184 об.

Употребление дательного цели и причины характерно для древнерусских текстов до XV в., когда он, по-видимому, утрачивается и заменяется другими грамматическими конструкциями (например, «въ, на + Вин. п.»).

Б. Функция дополнения.

Синтаксическая функция дополнения – самая характерная функция дательного падежа для старославянского и древнерусского языков, единственная функция дательного приглагольного в современном русском языке.

1. 
   Дат. п. при переходных глаголах.
   

• 
  Дат. п. адресата предоставления
  

Пример: еже ми отьць даялъ и роди съдаяли, а то за нимь Н. бер. гр. № 9.

– Дат. п. при глаголах вручения (дати, даяти, давати и др.).

Пример: дати ми Григорию Василиеву Глѣбову семьдесят рублевъ Дог. № 68, 1472. Здесь же: значение “позволить”, “дать возможность”: господь не дадяаше таковуму сoкровищю крытися в земли Б. и Гл., л. 18 об.

– Дат. п. при глаголах, значение которых связано со значением пространственного передвижения (сълати, нести и др.).

Правдин отмечает, что в этом случае Дательный имеет и оттенок обстоятельственного значения – не только кому? вручается нечто, но к кому? куда? направлено пространственное движение.

Пример: уже рускиа сынове разграбиша татарская узороч(ь)я, доспехи и кони, волы и велблуды, сахар, дорогое узороч(ь)е, камкы насычеве везут женам своим Зад., лл. 222 – об. 223.

– Дат. п. при глаголах со значением поручения и подчинения (въвѣряти, покорити и др.).

Пример: покори богъ Адаму звѣри и скоты Лавр. 986 г., л. 29.

– Дат. п. лица, которому нечто назначают, определяют (судити, уставити и др.).

Пример: Олегъ… устави дани Словѣномъ Лавр., 882 г.

– Дат. п. лица, которому нечто обещают или желают (обѣщати, сулити, хотѣти и др.).

Пример: что есмь посулилъ надѣлка зятю своему Сидору и дочери моеи Марьи, заплатилъ есмь имъ 50 бѣлъ Н. гр. № 230, XV в.

– Дат. п. лица, у которого нечто отнимают (отѩти и др.)

Пример: внидоша же и бѣси, начаша стязатися о украденомь ми богатьствѣ К.-П. пат., л. 123.

• 
  Дат. п. адресата причинения (довѣсти, дѣлати, чинити, творити и др.)
  

Пример: [цесарь] Тотарскыи … много тягости людем учинивъ поиде в своя си Лавр., 1294 г.

• 
  Дат. п. адресата сообщения.
  

– Дат. п. при глаголах сообщения (благовѣствовати, въпити, глаголати, говорити, отъвѣчати и др.)

Пример: язъ ему отвѣчалъ: не реклъ ми Есифъ варити перевары ни на кого Н. бер. гр. № 3, XIV в.; и да не мни мене молчаща ти о семъ Кур., Эп. I, стл. 5.

– Дат. п. при глаголах внушения, напоминания, советования (въложити, въсѣвати, съвѣщати и др.)

Пример: боляри же и велможи вѣрнии и любимии [отьцемъ] моимъ съвѣтъ не [благъ] свѣщаша ми Стогл., л. 23.

– Дат. п. при глаголах показа, разъяснения, истолкования (казати и явити, их производные и др.).

Пример: а поеди, господине, а мы тебе и межу укажем… Чер. № 117, 1498 г.

• 
  Дат. п. адресата поощрения или препятствования.
  

– Дат. п. при глаголах со значением допущения, позволения, способствования (благоволити, благословити, попустити и др.).

Пример: [богъ] не попусти лиху быти Лавр., 1229 г., л. 156.

– Дат. п. при глаголах со значением повеления, приказания, принуждения (велѣти, казати, нудити и др.).

Пример: не велить ти братъ починати рати, а всяко велить ти ся воротити Ип., 1159 г., л. 179.

– Дат. п. при глаголах препятствования, запрещения (бранити, заказати, заповѣдати и др.).

Пример: онъ, князь Самойло, для лекарства и для милостыни къ нему ходить всякимъ людемъ не заповѣдывалъ Д. п. Н., стр. 371.

• 
  Дат. п. при некоторых глаголах (наказати, учити, уподобити, мьстити и др.)
  
• 
  Дат. п. при устойчивых выражениях (ѧти вѣру, цѣловати крьстъ).
  

Пример: нынѣ, [къняже Святославе], цѣлуи намъ [хрьстъ] Ип., 1146 г., л. 119.

2. 
   Дательный падеж при непереходных глаголах
   

• 
  Дат. п. пользы и вреда
  

Пример: поможе богъ Изяславу, Н. 1., 1146.

• 
  Дат. п. объекта психического движения
  

– При глаголах господствования (господьствовати, старѣишиньствовати и др.)

– При глаголах подражания, следования (подражати, слѣдовати и др.)

– При иных глаголах психического движения (внѣти, вѣрити, зазьрѣти, присягати и др.)

Пример: Василь же вѣрова видѣнию святого, К.-П. пат., л. 131 об.

• 
  Дат. п. объекта общения (бити челомъ, поманѫти, кивати и др.).
  

Пример: добиша челомъ новъгородьцы, бояре и черныи люди архиепископу новъгородскому владыцѣ Василию, чтобы еси, господине, ехалъ нарядилъ костры во Орѣхове, и онъ ехавъ костры нарядилъ, Н. 1, 1352.

3. 
   Дат. п. при глаголе быти.
   

• 
  Дат. п., обозначающий лицо, у которого нечто имеется.
  

Пример: сему Африкану бяшета два сына, К.-П. пат., л. 125, об.

• 
  Дат. п. лица, с которым что-либо случается.
  

Пример: бѣда имъ бѣ велика, Н. 1, 1181 г.

• 
  Дат. п. лица, которому нечто предоставляется.
  

Пример: сяди в своемъ Кыевѣ: ты еси старѣишеи братъ, а мнѣ буди си сторона Лавр. 1025 г.

• 
  Дат. п. ощущающего лица (довьлети, улюбѣти, постыти и др.)
  

Пример: такъ ему постынетъ ѣства, что и смотрѣть на нее не может, Верт. с. 180-181.

4. 
   Дат. п. при возвратных глаголах.
   

• 
  Дат. пад. в значениях, соотносительных с Дат. при переходных глаголах:
  

– Дат. пад. в соответствии с Дат. адресата.

Пример: только три городы не дашася королю и Витовту. Ком. сп. Новг. 1 лет., 1410.

– Дат. пад. в соответствии с Дат. адресата причинения.

Пример: оже тобѣ ся что створитъ, то что намъ дѣяти? Лавр., 1153 г., л. 113, об.

– Дат. пад. в соответствии с Дат. сообщения и показа.

Пример: исповѣм ти ся, Сл. Д. З., стр. 3.

– Дат. пад. при некоторых глаголах, соотносимых с переходными глаголами, управляющими дательным и винительным падежами.

Пример: крестися… и научися святымъ книгамъ. Ком. сп. Н. 1 лет., 1265 г., л. 179.

• 
  Дат. пад. при глаголах, несоотносимых с Дат. при переходных глаголах.
  

– Дат. пад. объекта психического движения (надѣятися и др.).

Пример: и ты, господине, на благочестие уклонися, а нам смилуйся. Посл. двор. стр. 378.

– Дат. пад. объекта общения (жаловатися, каятися и др.).

Пример: дружина же Всеволожа начяша князю жаловатися… Лавр., 1178, л. 130 об.

– Дат. пад. со значением возникновения, причинения (сълучитися, приключитися и др.).

Пример: призьри и вижь приключьшаяся чаду твоему, Б. и Г., л. 14-а.

– Дат. пад. ощущающего лица (видѣтися, помнитися и др.).

Пример: начесь вамъ кому што и какой сонъ видѣлся? Пов. Иер., стр. 41.

Классификация падежных значений Дательного при глаголе, принадлежащая Правдину, будет применяться нами при анализе местоимения «ты» в Дат. пад. во II Главе нашей работы, как и замечания, касающиеся Дательного при имени, сделанные в данном параграфе.

4. 
   Dativus ethicus
   

Помимо перечисленных выше значений Дательного, исследователи отмечают для древнейших текстов особое значение, которое чаще всего обозначают термином Dativus ethicus, использующимся для обозначения аналогичного падежного значения в латыни, или Дательным заинтересованного лица.

Дательный заинтересованного лица (дательный интереса, симпатический, дательный этический), лат. dativusethicus (sympatheticus). Употребление формы дательного падежа в функции, близкой к вводному слову, т.е. вне связи с прямым значением. Оно, правда, не близко, да только тут тебе и лес, и сплавная река.³²

Карский отмечает, что Dativusethicus, состоящий из дательного некоторых местоимений (чаще всего – «ты»), примыкает к Дательному объекта, обозначающему предмет/лицо, к которому направлено «душевное движение». Эти формы ученый называет не поясняющими глагол и почти не зависящими от него: Dativusethicus обозначает лицо, для которого важно исполнение его требования или желания, которое интересует известное состояние: рцѣте ему: Володимеръ ти иде(ть) на тѧ Лавр., 23 об.³³

О Дательном заинтересованного лица в современном русском языке писал еще Шахматов, сравнивая его с «вводным словом, не вызываемым прямым значением предложения»³⁴. Т.П. Ломтев выделяет Dativusethicus среди древних значений Дательного падежа и указывает, что важно не смешивать его с Дательным косвенного объекта: если без первого глагол имеет неполный смысл, то при Дательном заинтересованного лица глагол имеет полный смысл и без объекта в Дательном падеже³⁵.

Значение Дательного заинтересованного лица в древнерусском и современном русском языке могут иметь только местоимения. В «Исторической грамматике русского языка» В.И. Борковского и П.С. Кузнецова отмечается, что в современном русском языке это значение свойственно не только личным, но и возвратному местоимению себе: а он себе идет; а он себе а в ус не дует³⁶.

Дательный заинтересованного лица в современном русском языке рассматривает Г.И. Кустова в разделе, посвященном детерминантам – единицам, распространяющим не отдельные члены предложения, а предложения в целом; отмечается, что детерминанты относятся к грамматической основе³⁷.

Значение Дательного заинтересованного лица, или дательного этического формулируется, как обозначение лица, не участвующего в ситуации, но представленное как причастное к этой ситуации, каким-то образом связанное с ней: «Функция риторического дательного состоит в том, чтобы включить в предложение, описывающее некоторую ситуацию, некое лицо – обычно участника речевого акта, … и тем самым сделать это лицо причастным к описываемой ситуации, к которой оно в действительности не имеет отношения в том смысле, что не является ее участником»³⁸. Примеры: Будет он тебе на жигулях ездить! Поговори мне еще! Я им не караульный эту технику охранять!

Позволим себе небольшое замечание. В учебном пособии эти три примера поставлены в один ряд, однако употребление Дательного здесь, как нам кажется, неодинаково. В первых двух примерах с местоимениями 1 и 2 лица ед. (мне, тебе) данные местоимения действительно обозначают лицо, не участвующее в ситуации, не имеющее значения «для кого-л.» и выступающее синтаксически независимо; оно обозначает лицо, для которого важно данное сообщение. В третьем примере с местоимением 3 мн. (им) данное местоимение действительно указывает, для кого говорящий не является караульным, предложение имеет смысл «Я для них не караульный» или «Я не их караульный». Сравним аналогичные примеры для других личных местоимений:

От того, за кого лично я, ничуть не меняется ситуация моего соседа: я ему не указ. (Г. Любарский)

Во-первых, он нам не друг, во-вторых, наших с Николаем друзей вы никогда не признавали. (Ю. Домбровский)

Я тебе не тётка… (Ю.О. Домбровский)

Я вам не домохозяйка! (С.Д. Довлатов)³⁹

Как мы видим, в этих примерах происходит то же самое: дательный указывает на конкретное лицо, связанное с ситуацией, в некоторых случаях можно трансформировать их «Он не наш друг» (подтверждается дальнейшим контекстом: «наших с Николаем друзей вы никогда не признавали»), «Я не ваша домохозяка». Поэтому, как нам кажется, в этих трех примерах местоимения имеют разную степень идиоматизации, местоимения в примерах 1 и 2 выступают более обособленно. Сравним это с данными современного болгарского языка: в статье Е.Ю. Ивановой отмечается, что, несмотря на наличие в научной литературе нескольких претендентов на Dativusethicus, в действительности в таком качетстве выступают только формы 1 и 2 л. ед. ч. личных местоимений, в некоторых случаях сходные в употреблении Дательного заинтересованного лица в русском языке⁴⁰.

Е.Ю. Иванова, говоря о Dativusethicus в болгарском языке, прямо называет эту форму «дативными клитиками, которые выполняют роль частиц»⁴¹. Приводя в примеры и из русского языка, Иванова квалифицирует их как эмотивно-прагматические частицы, маркирующие участников коммуникативной ситуации⁴².

Разбор случаев употребления Dativusethicus проводит на материале древнерусского текста – «Слова о полку Игореве» – А.А. Алексеев, обращая внимания на разную степень лексикализации «ми» и «ти» в этом значении и возможность их интерпретации от личных местоимений, имеющих специфическое значение Дательного, до частиц.⁴³ Тем не менее, во всех случаях Алексеев также не считает возможным связывать энклитики с каким-либо конкретным лицом; значение, выражаемое ими, ученый называет обобщенно личным.

Итак, Dativusethicus в древнерусском и современном русском языке представляет собой исторически специфическое значение Дательного падежа, которое характеризуется:

• 
  отсутствием указываемого лица в описываемой ситуации;
  
• 
  маркированием при помощи данной формы лица, для которого высказывание важно, либо обобщенного круга лиц, к которому высказывание обращено;
  
• 
  слабая грамматическая и семантическая связь с предикатом либо ее отсутствие;
  
• 
  экспрессивность.
  

Эти свойства позволяют исследователям относить Dativusethicus к значениям Дательного, с описанием его особенностей и отличий; к частицам, отмечая их модальность и независимость от других членов предложения; или же говорить о нем как о переходном явлении, в зависимости от лексикализации в конкретном контексте.

3. 
   Частицы
   

3.1. Особенности семантики частиц

Т.М. Николаева в монографии «Функции частиц в высказывании»⁴⁴ начинает главу о проблемах лингвистического описания частиц с перечисления значений, в которых в лингвистике употребляется слово «частица»: служебные слова вообще (вышло из употребления); формообразующие частицы; «коннекторы» в традиции изучения древних языков – части комплекса, вводящие индоевропейское предложение; единицы языка, передающие различные коммуникативные характеристики высказывания.

Рассматривая данные, которыми располагает современная лингвистика, Николаева приходит к выводу о том, что все эти значения оказываются связанными между собой. Если учитывать сложность четкого разграничения частиц, союзов, наречий, местоимений, междометий между собой, наличие «гибридных», «переходных» классов; происхождение частей некоторых слов (например, давеча) от частиц/союзов; разложимость (исторически) сложных частиц на более мелкие части, которые могут функционировать в современном языке в качестве частицы, союза, наречия, – мы должны будем признать, что во всех четырех пониманиях существуют пересекающиеся области.

Отечественная лингвистика прошла весь путь понимания частиц, от класса «таких слов, которые обычно не имеют вполне самостоятельного реального или материального значения, а вносят главным образом дополнительные оттенки в значение других слов, групп слов, предложений или служат для выражения разного рода грамматических (логических и экспрессивных) отношений»»⁴⁵, и одной из служебных частей речи, до разнообразных современных трактовок как «логического слова»⁴⁶, «маркера пресупозиции»⁴⁷, «выделителя темы или ремы»⁴⁸, «метатекстового оператора»⁴⁹, «дискурсивного слова»⁵⁰.

Последние термины и подходы не могут быть использованы в нашей работе в силу того, что мы располагаем весьма ограниченным материалом с уже мертвыми формами, что не позволяет порой проверять возможность замен, трансформировать предложения с уверенностью, что новое предложение будет адекватно реальности изучаемого древнего языка. Поэтому в работе мы используем традиционный термин «частица», необходимый кроме того, когда мы говорим о частеречной принадлежности того или иного слова и работаем со словарями древнего языка. Однако, безусловно, мы внимательно относимся ко всем наблюдениям над функционированием в языках «частиц», привнесенным в лингвистику с момента возникновения в ней интереса к коммуникативному акту и прагматике высказывания, с поправкой на характеристики исследуемых текстов.

Николаева, делая обзор традиции изучения частиц, выделяет положения, которые можно считать общепризнанными⁵¹. Мы выделим некоторые из них, принципиально важные для анализа нашего материала.

Во-первых, перечень частиц достаточно размыт – это подтверждается тем, что число указанных частиц в разных словарях и грамматиках очень разнится. Этот факт объясняется размытостью семантики частиц, которые объединяют в себе два качества – многозначность и синонимичность одновременно. Например, в современном русском языке «и» может быть синонимична «еще», «даже», «тоже», «именно». Так, частицы представляют собой «наборы сем», в которых семы повторяются, но их набор индивидуален.

Во-вторых, существует стремление языков с синонимией частиц создавать из них сложные комплексы. Данная особенность вместе с тем ставит вопрос о разграничении таких частиц: являются ли комплекты типа «вот бы», «ну вот» сложными частицами или же комбинацией отдельных частиц? Что касается древних языков, Николаева указывает на тенденцию разделять их. В любом случае, можно констатировать, что частицы «обладают способностью сочетаться друг с другом в целые комплексы, которые в предложении легко возникают и легко распадаются, видоизменяются»⁵².

В-третьих, отмечается, что значение высказывания с частицей в большой мере зависит от контекста. Частицы относятся к высказыванию в целом. Более того, как отмечает автор монографии, с каждой частицей можно сопоставить набор сем, и выбор той или иной семы будет коррелировать с определенным контекстом.

В-четвертых, можно говорить о «переходности» частиц как их характерной черте: частицу не всегда можно отделить от других единиц языка на уровне грамматической функциональности (например, омонимия частиц и наречий), модальности и т.д. Эта мысль о «переходности» отразилась в одной из современных классификаций, которую мы находим в работе С.И. Богданова. Здесь наряду с формообразующими и субъективно-модальными частицами, выделяется также группа союзных частиц или частиц союзов⁵³. Они, по мысли автора, представляют собой «гибридный» класс служебных слов, в которых объединяется союзная функция и выражение модальных значений.

Все эти положения могут должны быть учтены при рассмотрении нами древнерусского материала. Во II главе нашей работы будет проиллюстрировано, как данные особенности частиц проявляются в древнерусском тексте.

Если мы обратимся к современному толкованию частиц как частей речи в «Русской грамматике» 1980 года, то найдем такое определение: частицы – это неизменяемые служебные слова, которые обладают рядом отличительных признаков:

1. 
   участвуют в образовании морфологических форм слов и форм предложения с разными значениями ирреальности (побудительности, сослагательности, условности, желательности);
   
2. 
   выражают различные субъективно­модальные характеристики и оценки сообщения или отдельных его частей;
   
3. 
   участвуют в выражении цели сообщения (вопросительность), а также в выражении утверждения или отрицания;
   
4. 
   характеризуют действие или состояние по его протеканию во времени, по полноте или неполноте, результативности или нерезультативности его осуществления⁵⁴.
   

Все эти функции частиц можно разделить на две больших группы: функция формообразования и функция различных коммуникативных характеристик сообщения. Объединяет их то, что во всех случаях в них присутствует значение отношения: а) действия, состояния либо целого сообщения к действительности, б) отношения говорящего к сообщаемому. А значение каждой отдельной частицы – «то отношение, которое выражается ею в предложении»⁵⁵.

Таким образом, главное отличие частиц от предлогов и союзов – они «не могут быть охарактеризованы как грамматические средства, как форманты синтаксических конструкций»⁵⁶. Их «служебность» состоит в выражении значений на уровне коммуникации, в обозначения различных отношений говорящего – того, кто оценивает ситуацию, высказывания, собеседника. Однако в языке есть немалый пласт случаев «перехода», прежде всего, между союзами и частицами, в которых происходит совмещение их значений.

2. 
   Частицы в древнерусском языке. Частица «ти»
   

Важность значения отношения подчеркивает и В.В. Колесов, анализируя древнерусские частицы: частицы — служебные слова, придающие определенный смысловой оттенок знаменательному слову или целому предложению для выражения различных грамматических отношений⁵⁷. Как отмечает Колесов, вместе с тем, что частиц в древнерусском языке было много (около 60), они были многофункциональными и семантически синкретичными, что согласуется с общими наблюдениями Николаевой. Основные функции частиц, которые выделяет автор учебника, таковы:

• 
  выделительная;
  
• 
  уточняющая;
  
• 
  усилительная.
  

При этом неразделенностью значений обладают частицы наиболее древние и простые по форме. Ученый считает, что частицы были подобны определенному артиклю, но относящемуся не к отдельному слову, а ко всей синтагме в целом⁵⁸.

Обобщая предыдущий опыт исследования частиц в рамках исторической грамматики русского языка, В.В. Колесов приводит следующие функции:

1) усилительно-выделительная: же (понѣ);

2) крайнего предела: и, аже, даже (оли, олны);

3) усилительно-отрицательные: ни, ниже;

4) заинтересованного в совершении действия лица: ми, ти, си и пр. (Dativus ethicus); ср.: Володимеръ ти идешь на тя (Лавр, под 980 г.);

5) определительные: и, бо;

6) количественно-уточнительные: нѣ, яко, мало не;

7) выделительно-ограничительные: толико, токмо, развѣ, лишо, все (точию);

8) условно-ограничительные: развѣ;

9) уступительно-ограничительные: аче, ли, хотя (понѣ);

10) указательные: се;

11) отождествительные: тъ же (тоже) и под.

Среди четырех самых частотных частиц В.В. Колесов называет частицу ти, указывая, что ти – «по модальности самая слабая степень, выражающая заинтересованное пожелание лица (добро ли ти помолодити...)»⁵⁹.

Интересно, что В.В. Колесов относит к частицам ми, ти, си в значении дательного заинтересованного лица, которое исследователи обычно квалифицируют как одно из значений дательного личных местоимений. Так и приведенный пример из Лаврентьевской летописи обычно приводится для иллюстрации значения дательного заинтересованного лица в древнерусском языке. К эмотивно-прагматическим частицам, которые «маркируют участников коммуникативной ситуации»⁶⁰, относит Dativusethicus Е.Ю. Иванова, как уже было упомянуто в соответствующем разделе; этимологию частицы «ти» от Dativusethicus местоимения «ты» устанавливает и М. Фасмер⁶¹.

Исследователь отмечает, что частица «ти» в текстах 11-14 вв. представляет собой тип частиц, характерных именно для древнерусского языка, так же, как «бо», «ажь», «оли»⁶².

А.А. Зализняк при описании языка древненовгородских берестяных грамот отмечает распространение частицы «ти» во всех известных нам древнерусских диалектах и особенно широкое – в древненовгородском диалекте периода 11-12 вв.⁶³ В употреблении частицы ученый различает два случая: свободное, не связанное позицией рядом с какой-либо словоформой, и несвободное.

1. Свободное употребление.

В этом случае «ти» является «усилителем индикативности»⁶⁴, подчеркивает существование того или иного факта, указывает на его значимость для того, кому адресовано высказывание: то ти есмь дале Савѣ ‘вот что я дал Савве’ 384 (XII)⁶⁵.

В свободном употреблении могут возникать следующие контекстуально обусловленные оттенки:

А) противопоставления (‘что же касается…, то’): а ныне ка посъли къ томоу моужеви грамотоу..., а се ти хочоу ... ‘а ты теперь пошли к тому мужу грамоту ..., а я вот что хочу ...’ 109 (XI/XII);

Б) причины: продавъше дворъ, идите же съмо – Смольньску ли, Кыевоу ли: дешеве ти хлебе ‘продавши двор, идите сюда – в Смоленск или в Киев: дешев [здесь] хлеб’ 424 (XII1);

В) следствия: а не присълещи ми полоу пѧты гривьны, а хоцоу ти выроути въ тѧ лоуцьшаго новъгорожѧнина ‘если же не пришлешь мне четырех с половиной гривен, то я собираюсь за твою вину конфисковать товар у знатнейшего новгородца’ 246 (XI).

2. Несвободное употребление.

В таком употреблении «ти» иногда представлена в усеченном виде «ть». Сочетание «ти» с некоторыми словами или словоформами может изменять значение частицы. А.А. Зализняк выделяет следующие частотные случаи несвободного употребления частицы:

А) в сочетаниях нѣту ти, нѣ ти, надобѣ ти – тенденция в сращение в одно слово: а жеребеѩ нѣтоуть ни коунамъ ни вершi 322 (нач. XIV);

Б) в сочетаниях то ти, се ти – могут быть свободными сочетаниями, однако наблюдается тенденция к идиоматизации; в этом случае частица имеет усилительное значение;

В) в сочетании с условными союзами оже, аже, аче, али и др.

В таких случаях «ти» первоначально была усилительной: оже ти – ‘если в самом деле', ‘если всё-таки’. Однако впоследствии это усилительное значение проявляется не так ярко, например: ожь ти нь бьжьли колобьгь ‘если колбяги не бежали’ 222 (нач. XIII);

Г) после относительных местоимений и наречий (иже, иже то, чьто и др.) – в этом случае «ти» со свойственным ей усилительным значением оказывается близка к релятивизатору (превращает вопросительное местоимение или наречие в относительное).

Д) сочетании с да и а – дати (дать) ‘пусть’, ‘чтобы’, ати (ать) ‘пусть’, ‘если’.

При этом, по наблюдениям А.А. Зализняка, в живой речи на территории древнего Новгорода свободные употребления «ти» постепенно уступают несвободным уже с 12 в.

Учитывая принципиально разный характер изучаемых текстов – приближенных к устной речи (берестяные грамоты), книжного (житие) и «гибридного» (летопись) – во II главе мы проследим на изучаемом материале, как реализуются в них разные употребления частицы «ти», описанные наиболее подробно для древненовгородских берестяных грамот.

3. 
   Союз «ти»
   

Словарь русского языка XI–XVII вв. дает такие значения для союза «ти»

• и, да;

• а, но, однако;

• при повторяющемся союзе – или… или, то ли… то ли.

Описание этого союза мы чаще находим в словарях, с повторяющимся набором значений, ср. Материалы для словаря древнерусского языка И.И. Срезневского, Этимологический словарь русского языка М. Фасмера. В словаре Фасмера же мы находим характерное упоминание о значении «ти» как союза: «Не всегда легко отделить от ти I»⁶⁶ (в значении частицы).

В Материалах для словаря древнерусского языка И.И. Срезневского и в Словаре русского языка XI–XVII вв. для союзного значения «ти» представлено немало иллюстративного материала, с древнейших текстов до 16-17 вв., что говорит о распространенности союза в древнерусском языке.

Итак, подведем промежуточный итог грамматической характеристики изучаемых нами форм и слов. В представленных в данной Главе исследованиях мы находим обоснования явлению омонимии или же полифункциональности⁶⁷ слов «ти». Такие классы слов, как частицы и союзы, всегда имеют зоны «переходных», «гибридных» значений, которые не позволяют окончательно разграничить их. Кроме того, и местоимения, вероятно, в силу их способности актуализировать высказывание, выстраивать отношение говорящего к высказыванию, имеют эту зону «перехода» в исключительно модальные значения; этой зоной является Dativusethicus, известный как древнерусскому, так и современному русскому языку.