Саша Майская Русский купидон
 Скачать 0.61 Mb.
|
10Сквозь заросли крупченковского сада Макс промчался, словно вихрь, пыхтя и бурча себе под нос бессвязные и не вполне цензурные слова. Луна всходила где-то за деревьями, но сам пруд еще таился в сумерках, и Макс даже застонал от предвкушения холодной воды, чистоты и свежести. Он скинул грязные тряпки, мстительно решив, что обратно пойдет голым. Имеет право – участок теперь его. Вода оказалась теплой, а не холодной, но это не принесло разочарования. Макс нырял и плавал, лежал «звездочкой» на поверхности, лицом вниз и лицом вверх, опять нырял, переплывал взбаламученный прудик то брассом, то кролем, то баттерфляем – одним словом, плеск воды, шум и фырканье разносились по всей округе. Потом он вылез на песчаный берег и немножко попрыгал в боксерской стойке, после чего собрался подобрать одежду и пойти выпить чаю с тортиком, будь он неладен! Макс уже собрался удивиться, что нашел футболку и брюки совсем не там, где их оставлял, наклонился... и они немедленно отползли от него на несколько шагов. Трюк с леской, привязанной к кошельку, ботинкам, одежде и прочим, важным для вас вещам, культивируется на протяжении столетий хулиганами разных стран. Но всегда, всегда жертва совершает этот первый шаг, ради которого, собственно, все и затевается. Она с глупым видом пытается поймать убегающую вещь, вместо того чтобы сразу посмотреть в ту сторону, куда эта вещь направляется. Макс Сухомлинов рванул за убегающими штанами – и поднял голову только через две секунды. Она стояла под развесистой старой грушей. Сотканная из тьмы и света, бликов и теней, лунного серебра и бархата ночи... Светлые волосы, черное платье с проблесками серебряных нитей. И светящаяся, прозрачная кожа русалки. Она стояла, босая, стройная, почти совершенная, и восходящая луна отражалась в прозрачных глазах, притягивая взгляд Максима, лишая его воли и сил... Она протянула руку и коснулась его щеки. Аромат ландыша окутал его горящую голову, и он непроизвольно сделал еще шаг вперед. Теперь они стояли совсем близко – светловолосая женщина в черном шифоновом платье и обнаженный мужчина с темными волосами. Ее голос был задумчив и нежен. – Я так долго обдумывала это все, Макс... Вряд ли хоть одна женщина на Земле убила на подобные раздумья столько времени. Двадцать лет! Двадцать лет одиночества – и желания. Ты был прав, мой господин. Мы взрослые люди и имеем право сделать то, чего нам хочется на самом деле. И еще ты прав в том, что есть вещи, с которыми бесполезно бороться... Ее теплые руки неожиданно легли на его грудь, и Макс ощутил нечто, сродни удару молнии. Его тело пронизали мощные импульсы возбуждения, однако он не мог сдвинуться с места, околдованный этим тихим, чуть хрипловатым от страсти голосом: – И тогда я поняла, что больше не могу врать самой себе. Я хочу прикасаться к твоему телу. Хочу видеть твое возбуждение и желание. Хочу ощущать твою страсть. Хочу быть с тобой, быть твоей, отдаваться и отдавать, подчиняться твоим желаниям и воплощать в жизнь свои собственные... Пока она говорила, ее руки легкими касаниями ласкали уже все его тело, а в конце неожиданно твердо легли ему на бедра. В следующий миг он едва не взвыл от ужаса и восторга, потому что светловолосая женщина легким и грациозным движением опустилась перед ним на колени и он почувствовал ее горячее дыхание совсем близко от своей напряженной плоти... Потом вселенная свернулась для Максима в одну раскаленную добела точку, которая пульсировала одновременно перед глазами и внутри его тела. Звуки ночи и сада умерли, вместо них звучали какие-то другие, не имеющие названия на языке людей, но дарящие блаженство и ощущение разгорающегося костра... Единственное, на что он осмелился, – опереться одной рукой на шершавый ствол груши, а другую запустить в светлые волосы женщины. Он боялся стонать, боялся произнести хоть слово – иначе переполнявшее его наслаждение грозило просто разорвать его изнутри. И тлеющая точка взорвалась огромным вселенским фейерверком, разом отменив все законы тяготения. Вернулись на небо звезды, вернулась и тишина – потому что смолкли все обитатели ночного сада, испуганные счастливым криком мужчины, только что вознесенного на вершину наслаждения. Только теперь он осмелился заключить ее в объятия, и они вместе опустились на траву, но Лена тут же вывернулась из его жадных рук с тихим смехом. Макс ошеломленно наблюдал за тем, как она машет ему рукой, поворачивается и уходит в чащу этих чертовых кустов... – Минуточку! А как же я?! – А ты лежи и отдыхай. Мужчинам после этого требуется отдых. – Лена! – Спокойной ночи. – Издеваешься ты, что ли! Шансы были неравны. Макс помнил только пару тропинок в старом саду, а Ленка ходила сюда купаться столько лет подряд. Она легко удрала от него, и, когда мокрый и исцарапанный Макс выломился из кустов на своем участке, ведьма-соблазнительница уже стояла на крыльце своего дома, лукаво блестя серо-зелеными глазищами. Голый и злой Макс кинулся к живой изгороди – но Ленка тут же сделала шаг за порог и взялась за дверь. – Сухомлинов, не вынуждай меня звать на помощь. – Синельникова, я сейчас разорю твой дом и изнасилую тебя на развалинах! – Вряд ли. Этим ты только ускоришь наше и без того неизбежное расставание. – Неизбежное? Глупости! Когда же мы, интересно, по твоим расчетам должны расстаться? Она посмотрела ему прямо в глаза и просто ответила: – Когда ты уедешь из Кулебякина, Максим. Обратно в свою жизнь. Повернулась и ушла, а он остался, дурак дураком, голый, растерзанный... И изнасилованный? Да что ж это за женщина, Ленка Синельникова? И зачем ему, собственно, возвращаться в Москву, если нет там у него никакой жизни, и не было, и не будет – если Синельникова не прекратит над ним издеваться! Тимошкина подавилась кусочком безе, закашлялась, энергично стукнула себя кулаком в грудь и осипшим голосом переспросила: – Прости, ты сказала «в ресторан» что?! – Не «что», а «с кем». И ты все прекрасно расслышала. С Пашкой Мячиковым. Он заедет в пять. – На милицейском «козле», я надеюсь? – Туся, это мелко. Не ты ли две недели назад меня за Пашку сватала. – Я лечила твою больную голову ударными дозами и сильными потрясениями. Я рассчитывала, что у тебя достаточно развитой интеллект и богатое воображение. Представишь себя на секундочку рядом с Пашкой Мячиковым в постели – тебя стошнит и ты выздоровеешь. – Я выздоровела. И я не собираюсь в постель к Пашке Мячикову. Но слухи о нас с Максом утихнут автоматически, это ты должна признать. – О, да! Зато появится один новый. – Какой же? – О том, что Ленка Синельникова по рукам пошла! – Туся, ты ешь мой хлеб и пьешь мое вино, и именно поэтому я не выгоняю тебя прямо сейчас... – Кстати, налей мне чего-нибудь. Мне надо снять стресс. Бросить Макса Сухомлинова ради Пашки Мячикова! – К твоему сведению, Тимошкина, я не собираюсь бросать Макса Сухомлинова. Более того, я собираюсь весь период его пребывания здесь провести в его либо в моей постели с ним вместе. Но надо смотреть правде в глаза – он уедет, Туся. И в лучшем случае меня ждет приступ массового сочувствия: бедную Леночку поматросили и бросили. Так не лучше ли сразу застолбить высоты и начать появляться в свете с Пашкой Мячиковым? – Лена! Да вы циничны?! Не знала. Как же это будет выглядеть? Ночами ты собираешься кувыркаться с Максом в койке, а днем гулять с участковым? А когда Макс уедет, продолжать с ним гулять, но на койку не соглашаться? – И чего ж тут нечестного? – Ну, знаешь... И с какого перепуга ты решила, что Пашка вообще на это согласится? Не говоря уж о его мамаше. Нет, это все жара. У тебя мозги спеклись, вот что. – Пашке это тоже на руку. – Да? Это чем же? – Ну... к нему перестанут относиться, как к полному придурку... – Уж больно ты о себе возомнила, я гляжу. Королевишна фигова! – Туся, не зли меня. И я не собираюсь всю жизнь гулять с Пашкой. Только несколько свиданий. Потом Макс уедет, я успокоюсь... – Куда! Куда делась та романтичная особа, которая всю жизнь считала, что дети рождаются только по любви! – Туся, я тебя не понимаю. Ты непоследовательна. Ведь именно ты предлагала мне взять происходящее под свой контроль, владеть ситуацией, не плыть по течению и так далее? – Лена, если ты думаешь, что владеешь ситуацией... Так ты зря так думаешь. Не так все это просто. – Тебе не о чем беспокоиться. – Мне всегда есть о чем беспокоиться, когда речь идет о тебе. Ты – моя подруга. Ладно, я пошла. У нас сегодня семейный обед. Ты повнимательнее с Пашкой! Не хватало еще, чтобы слухи пошли о вас с ним. Не вздумай отдаться ему на первом же свидании. – Ты не подруга, ты змея. Тимошкина фыркнула и испарилась. Лена некоторое время сидела и улыбалась своим воспоминаниям о прошедшей ночи, а потом вдруг ощутила чье-то присутствие. Она резко обернулась – в дверях стоял предмет ее мечтаний. Макс шагнул через порог, протянул ей черный газовый шарф. – Ты уронила вчера... – Спасибо. – Пожалуйста. Пойдем сегодня куда-нибудь? – Вряд ли. – Ну, хочешь – уедем из поселка. Пикник на природе... с раздеванием. – Пошляк! – Ладно, ладно, это я от смущения. Так как насчет поездки? – Я не могу. Я сегодня занята. – Ой! На свидание собралась? – Да, собралась. В темных глазах мелькнула молния ревности, отчего у Лены еще больше поднялось настроение. – С кем это, если не секрет? – С Павлом Сергеевичем Мячиковым. – Чего? Это с участковым? – Да. Ты что, ревнуешь? – Что ты! Если ты предпочитаешь тип Мячикова... мне просто нет смысла ревновать. Тут я ему не соперник. У него фуражка, сапоги, кобура... Не знаешь, пушка у него есть? – Не знаю. И Мячиков вовсе не мой тип. Просто пригласил меня в ресторан, я согласилась. Надеюсь, это поможет утихнуть разговорам о нас с тобой. Макс резко шагнул к ней, схватил за руки, стиснул так, что кожа на запястьях побелела. – Плевать на разговоры! Яростный поцелуй обжег ее губы. – Позвони ему, скажи, что передумала, что голова болит, что молоко убежало – отмени свидание. – Нет! Не сегодня. Сегодня я иду в ресторан с Пашкой. Несколько секунд он смотрел ей в глаза бешеным взглядом, потом выпустил ее руки, коротко и горько хохотнул. – Что ж, отлично. Захочешь потрахаться – пиши еще одно письмо. Повернулся и стремительно вышел прочь. Лена ошеломленно уставилась ему вслед. Письмо? Но в ее письме не было ни слова насчет... Наоборот, это было в высшей степени холодное, официальное и на редкость дурацкое письмо о том, что им лучше оставаться просто соседями. Те, старые письма были куда более искренними, но уж в них тем более не было ни слова о сексе. Туся права, ей только кажется, что она контролирует ситуацию. На самом деле все куда серьезнее. Начать с того, что она физически не может сопротивляться убийственному обаянию Макса Сухомлинова. И еще этот идиотский ресторан! Ресторан в Кулебякине был один. Довольно, кстати, неплохой, потому что посетителей в нем всегда хватало – наиболее крутые обитатели элитной части поселка приходили сюда с семьями и привозили партнеров по бизнесу. Максим Сухомлинов в шикарном костюме оливкового цвета и шелковой рубахе с расстегнутым воротом сидел у стойки бара и мрачно перекатывал виски в толстостенном бокале. Душа его разрывалась на части. С одной стороны, он злился на Синельникову, с другой – понимал, что переться в ресторан глупо, с третьей – сама мысль о том, что Ленку Синельникову в ресторан приведет другой мужчина, пусть даже и такой несуразный, как Пашка Мячиков, приводила его в неистовство. Зачем она затеяла эти игры? Неужели нельзя было просто получать удовольствие друг от друга – а в том, что они получали взаимное удовольствие, Макс не сомневался. Правда, с каждой минутой он все больше убеждался и в том, что между ним и Ленкой существует куда более тесная связь, нежели простое плотское влечение. Может, тогда, в университете, он был прав, и они с Ленкой действительно были влюблены? Тогда какого лешего она не отвечала на его письма? – Привет! Не против, если я присяду рядом? Хриплый и низкий женский голос в сочетании с ногами от шеи, крайне короткой юбкой и ослепительным макияжем выдавали в незнакомке профессиональную обольстительницу. Не проститутку, нет – девиц этой древнейшей профессии Макс за свою жизнь навидался вдоволь. Скорее, девушку из эскорт-группы – за новыми русскими бизнесменами водилась такая слабость. Это когда хочется одновременно и приличия соблюсти, и с красивыми телками пообщаться. Максу неожиданно пришла в голову убийственная мысль. Вот сейчас Синельникова войдет – а тут и он с... – Как зовут? – Элеонора, но можно Нора. Или Лера. Или Эля. В принципе мне фиолетово... ... а тут и он с Элей-Норой-Элеонорой! Синельникова бах! – и в обморок. Мячиков, конечно, ни в зуб ногой, тут он, Максим, хватает в объятия, целует... в смысле, делает искусственное дыхание, брызгает водичкой, и едва она очнется, орет: любимая, забудь обо всем, приди в мои объятия... – Так я присяду? – А? Куда? Ну да, садись. Меня Максом зовут, хотя тебе это, небось, тоже фиолетово? Элеонора засмеялась, потом лихо поддернула юбку и влезла на высокий табурет, явив миру полное отсутствие нижнего белья, если не считать двух веревочек, пропущенных между умопомрачительными ногами. Макс и глазом не моргнул, заказал даме водки, себе еще виски, и минут пятнадцать они весело трепались, после чего Элеонора с подкупающей откровенностью предложила переместиться в более спокойное место. Макс фыркнул и красноречиво обвел взглядом полупустой зал. В пять часов вечера здесь было несколько пустынно. Элеонора не обиделась, философски пожав плечами: – Ну а вдруг бы ты согласился? День сегодня паршивый, ты симпатичный, вот я и решила – можно же хоть что-то для души? Я и так работаю как папа Карло. Макс позволил себе усомниться в том, что Элеонора и папа Карло могут считаться коллегами, на что Элеонора остроумно ответствовала, что среди ее клиентуры попадаются либо отъявленные чурбаки, либо пни с малюсенькими сучками, так что с папой Карло они даже могут создать профсоюз. Оба засмеялись, и некоторое время все шло просто замечательно – Элеонора хватала Макса за колено, а Макс игриво толкал Элеонору в крутое бедро. А потом растворились двери и на пороге ресторана «Березовая опушка» появилось Чудо. Павел Сергеевич Мячиков предстал во всем блеске своей величественной красы. Белоснежная парадная форма отчасти напоминала маршальский мундир, тулья фуражки взмывала к небу куда надменнее, чем у офицеров ВВС, сапоги блестели черным лаком (и воняли натуральным дегтем), а кобура мужественно хлопала по тугому мячиковскому заду. Лицо у Паши было суровое и горделивое одновременно – с одной стороны, под руку его держала красавица Ленка Синельникова, с другой – в скором времени предстояло снимать фуражку, а это совершенно точно снизит эффект.... Эффект снизился еще раньше, потому что при виде хохочущего Макса Мячиков застыл на месте и зеркальная дверь тут же больно ударила его под зад. Что же до красавицы Синельниковой, то она впилась в Пашину руку ногтями, так что он даже зашипел от неожиданности. А мерзавец Сухомлинов нахально облапил неведомую и нездешнюю, но явно разгульную девицу за практически обнаженные бедра и приветственно взмахнул рукой. – Кого мы видим! Краса и гордость Кулебякинского ОВД! Мое почтение, Елена Васильна! Ваш новый ухажер вам необыкновенно идет. Вам вообще бордовый к лицу... Элечка, знакомься: это Елена Васильна Синельникова, шеф-повар, так сказать, нашего телевидения... в кабельном масштабе. Это – старлей Мячиков, Павел Сергеевич. Господа, а это Элеонора, она же Эля, она же Нора, девушка очевидных достоинств... Лена Синельникова испепелила Макса взглядом серо-зеленых глаз и покрепче ухватила оцепеневшего Мячикова под руку. – Надеюсь, через полчасика вы закончите, Максим Георгиевич? Мы хотели бы поесть горячего, но вы, вероятно, еще не до конца продемонстрировали свое красноречие... Макс слетел с высокого табурета и покрепче прижал Элеонору к себе. – А у меня чудная мысль! Что это мы в дверях торчим? Элечка вот впервые в Кулебякине, она должна познакомиться с нашей кухней. Мячикову надо худеть. А нам с вами, Елена Васильна, как ДОБРЫМ СОСЕДЯМ, сам бог велел провести этот вечер вместе... Одним словом, поужинаем вчетвером! Я угощаю. И повел, подлец, свою гибкую Элеонору, одновременно увлекая за собой и Мячикова, слишком ошеломленного, чтобы сопротивляться такому напору. Лена Синельникова осталась практически одна и дрожащим от ярости голосом провозгласила на весь ресторан: – Я на минуту вас покину – попудрю носик. Если это еще кого-то интересует, конечно. Элеонора благожелательно махнула Лене рукой с кроваво-красными когтями. – Не, нам фиолетово, дорогуша. Давай в дабл, а Максик пока закажет аперитивчик. Ага, Максимка? – Ага, моя радость. Лена пулей кинулась из зала. Едва она скрылась из виду, Макс ловко передвинул стулья так, что Павел Сергеевич Мячиков оказался запертым в самом дальнем углу стола, после чего устремился за Ленкой, на ходу прошипев Элеоноре: – Задержи его, с меня пол-литра. Элеонора понимающе хмыкнула и мгновенно пересела поближе к малиновому от усилий Мячикову, подобно Лаокоону, выдирающемуся из плюшевых объятий кресла. Чарующий хриплый голос заставил Павла Сергеевича без сил опуститься на место, после чего он вдруг почувствовал живой интерес к происходящему. У наглой девахи декольте было умопомрачительным, а ноги – ноги почему-то очень хотелось погладить. Даже, может, и похлопать... |