Летний сборник (Стихи, рассказы, очерки) _ Составители: М.Е. Сборник (Стихи, рассказы, очерки) Москва Российское общество медиковлитераторов 1998 ббк 56. 14 Удк 616. 89085. 815 Издание осуществлено за счет средств
 Скачать 93.49 Kb.
|
Последние месяцы с мамойМама неудачно упала в комнате: сломала шейку бедра. Как врач она понимала серьезность этой травмы в своём возрасте, но надежду на улучшение, пусть не скорое, - не теряла. Маму подвели другие недуги и общая слабость организма. «Сынок, принеси таз с теплой водой, я повернусь на бок и вымою посуду сама,» - жалеет мама, замечая мою крайнюю усталость. После добрых слов мамы, чувствуя бесконечный прилив нежности к ней, я мою посуду, отложенную до утра. За неполные три месяца, с короткими летними ночами, когда мама была прикована к постели, мы с ней не расставались и сблизились, наверное, больше, чем за всю жизнь. Последнее время мама таяла прямо на глазах. «Теперь можно все,» - ответил участковый врач на мой вопрос, что давать маме для возбуждения аппетита. Уходя, врач безнадежно махнул рукой. А мама еще две недели назад вставала на ноги на несколько минут, держась за спинку стула. И радовалась приходу давней своей близкой подруги Ольги Михайловны. И нам хотелось верить, что мама сначала встанет на костыли, затем, возможно, будет передвигаться с палочкой. До последних дней мама читала книгу Шагала, набранную крупным шрифтом. Потом начались головокружения, рвота - сидеть в постели, держать голову становилось всё трудней и трудней. Наверное зря я менял тему разговора, если мама пыталась заговорить о моем будущем, когда ее не станет. Мама переживала с момента моего рождения, услышав суровые слова: «Коллега, ваш крошечный сын до утра не доживет...», и пыталась заботиться обо мне даже после своего ухода. Последние три дня мама молчала - ей не хватало сил говорить: она чуть сжимала мой палец в знак одобрения или отвечала взглядом. 26 августа мамы не стало. Сколько сейчас вспоминается невольных обид, мною причиненных маме за долгие годы; и явственно помню бескорыстную материнскую любовь... Январь 1998 г. Валентина Коваленко (Москва) Из цикла «ДЖУНА» Катюша «Сидит Катя за решеткой, Смотрит Катенька в окне, Что все люди гуляют, все на воле, А я, бедная, в тюрьме. Вставай, мама, спозаранку И послушай на заре, Не твоя ли дочка плачет В чужой, дальней стороне?!» Джуна Предо мной, моя мама, твоя карточка! Платье в синий горошек с косой. Возвратилась дочка Катенька Из тюрьмы спозаранку домой. Белоснежную простынь постелишь, Сигаретку зажмешь меж зубов. Может, мне свое сердце доверишь И послушаешь про любовь. За колючею проволокой плохо, Там бараки и коечек ряд. Хлеба было нам самые крохи, В полосатый одели наряд. Тебя, мама, я часто видала В сновиденьях полночных своих. Фотокарточку вынимала, Где две черных косы твоих. А когда я на зорьке вернулась, Не узнала я милый наш дом. Ты в такую звезду обернулась И забыла о детстве моем. Ведь тогда ты была простая И доступная для меня. А сейчас, орденами сияя, Ты известностями окружена. Мне теперь к тебе не подступиться, Не прильнуть Кате к черной косе. Всё дворяне да важные лица, И твоё во всей чудной красе. Предо мной, моя мама, твоя карточка! Платье в синий горошек, река... И рыдаю, как в тюрьме. Вместо Катеньки Офицеров ласкает рука. Алла Левина (Москва) Бабушка Роза АркадьевнаСветлой памяти моей бабушки Розы Аркадьевны Левиной Моя бабушка Роза Аркадьевна была незаурядным человеком. Дочь ремесленника-красильщика, успевшая до революции закончить несколько классов гимназии в ее родном городе Нежине на Черниговщине, после революции училась на создавшихся по всей стране рабфаках - рабочих факультетах, готовящих рабочую молодежь для поступления в вузы. Молодой Советской стране нужна была своя, новая, рабочая интеллигенция. Бабушка мыла полы и окна на Киевском вокзале, но закончила Киевский медицинский институт. Выросшая на Украине, с детства впитавшая в себя стихию украинского языка, Роза любила этот язык и его литературу. Ее первой духовной любовью была поэзия Леси Украинки. Последней - поэзия великого аварца Расула Гамзатова. Счастливая в браке с моим дедом Борисом Иосифовичем, талантливым инженером-путейцем, Роза Аркадьевна имела полную возможность вести обычную в то время спокойную и обеспеченную жизнь счастливой супруги и матери. Нет, ей этого было мало. До рождения двойняшек-внучек, сделавших ее каждодневную работу невозможной, она ни на один день не прекращала медицинской работы врача-отоларинголога. После войны к большому удовольствию мужа, комсомольца и коммуниста еще с 20-х годов, она вступила в партию и так увлеклась партийной работой, что занималась ею до последних дней своей жизни. Такова внешняя канва ее жизни. Что ж за человек была моя бабушка Роза Аркадьевна? При всей своей демократичности, доступности и общительности бабушка была человеком достаточно сложным и противоречивым. Она была чрезвычайно общительна, однако гостей принимала редко. С завидной легкостью вступала в беседу нескольких беседующих, говоря обычно: «Что вы так оживленно обсуждаете?» Беседовала со всеми: от министра путей сообщения до уборщицы в подъезде. И все любили ее, к каждому она умела подойти с особой меркой. Любили за непритворный интерес к человеку, за ум, за эрудицию, за яркость ее рассказов. Всю жизнь бабушка очень много читала, приобщая к чтению мужа, дочерей, а потом и нас - внучек. На моей памяти наша семья никогда не выписывала на дом меньше трех литературно-художественных журналов. Все они прочитывались и обсуждались в семье и с некоторыми из знакомых. Самой большой ее болью была неустроенная личная жизнь старшей ее дочери - моей мамы. Сначала в ней теплилась надежда, что всё так или иначе устроится, несмотря на наличие двоих детей, потом надежда уступила место горькой безнадежности. Долго не складывалась личная жизнь и младшей дочери бабушки - Галины. «Обе, обе несчастливые!» - помню я бабушкин горестный вздох, тихий, но полный отчаянья. Лишь в день тридцатилетия Галины сыграли ее свадьбу. Многие тогда считали этот брак мезальянсом - неравным браком, но брак оказался прочным и во многих отношениях неплохим, в будущем году Галина Борисовна отметит двадцатилетие своего замужества, в девятый класс ходит ее дочь Светлана, на лице которой со вздернутым славянским носиком соседствуют бабушкины черные глаза. Любящая поэзию, музыку, театр, балет, страстная поклонница Галины Улановой и Аллы Тарасовой (в честь которой меня назвали), бабушка Роза Аркадьевна никогда не любила домашнее хозяйство, быт, домашний уют. В городской квартире еще царил некоторый комфорт образца 40-50-х годов, а на даче обстановка была уж совсем спартанская. Теперь я могу себе представить, какое недоумение, должно быть, вызывали у наших соседок - начальнических жен, голые лампочки без абажуров, дешевые занавески, раскладушки. Бабушка никогда не увлекалась нарядами, не интересовалась модой и не следовала ей. «Зачем мне идти за модой, пусть мода идет за мной,» - шутила она. Никогда не пользовалась косметикой. Носила на затылке две заколотые косички, и лишь когда шла с дедом на какие-то уж очень большие приемы, заменяла косички пучком и слегка подкрашивала губы. Так как это случалось очень редко, то один тюбик помады служил ей едва ли не всю жизнь. Она никогда не повышала голоса. Любила нас, двоих своих внучек (третья - Светланка, родилась незадолго до ее смерти) больше всего на свете, жила ради нас, но не занеживала, приучала к посильному труду, не падала в обмороки, когда мы болели. По характеру была шизотимной. Холодноватое отношение ко многим из родственников соединялось в ней с горячими «изюминками» любви к мужу, детям, внукам, искусству. Почему-то она никогда не ездила на могилу своего отца. В 1972 году бабушки не стало. Но она не умерла. Она продолжается во мне, сестре Ольге, сестре Светлане, так же как мы продолжимся в детях и внуках наших. 7 октября 1986 г. |