КККК. Леви-Владимир.-Наемный-бог-royallib.ru. Серьезная, без шуток не обойтись
 Скачать 1.29 Mb.
|
|
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru: http://royallib.ru Все книги автора: http://royallib.ru/author/levi_vladimir.html Эта же книга в других форматах: http://royallib.ru/book/levi_vladimir/naemniy_bog.html Приятного чтения! ЛЕВИ Владимир Львович "НАЕМНЫЙ БОГ" Как тесно под этой кожей, как много я жизней прожил за всех, кто не смог, за всех, кого нет, за тысячи солнц и мильоны планет… За что же, шепчу я, Боже, Ты счастье мое умножил, со мною бы надо строже, ведь я нарушал обет… И слышу ответ: не может никто свою жизнь итожить, а счастье на луч похоже, прорвавшийся сквозь портрет… Уходя не гасите свет Не только о себе Смотрю в этот глаз, наставленный на меня, словно пистолетное дуло. Бр-р, не сказал бы, что чувство приятное. Глаз-то мой, между прочим. Такова видимая реальность. А рассказ наш о другой — той, что там, за… Эта книга, многожанровое повествование в прозе и стихах, пишется наново, с привлечением прежних текстов, основательно переработанных. Гипноз — стержень, вокруг которого собирается многое человеческое… Тема серьезная, без шуток не обойтись. Однажды мне надоело причесываться, и я подумал: "А почему бы не вырастить на голове кактус с цветочками?" Овечкам эта идея понравилась. И они обозвали меня гипнозавром. Глава 1. Гипнотизер выходит в полночь основы охмурологии Как начинается стезя? Как можно или как нельзя… Я рассекретил старый миф, сверхчеловека надломив, и в духоте железных кружев каморку детства обнаружил. … Ты подтвердишь: я никому не врал, что с бытием справляюсь лучше прочих, с самим собой включительно… Напротив, не лучше, а хуже, да, хуже многих, пусть не большинства, о коем нам судить нельзя, поскольку мы только понаслышке с ним знакомы, крутясь в своем подзвездном меньшинстве. И если бы не зов моей стези, и я бы не умел гипнотизи… ГИПНОЗАВР Первые опыты на школьных учителях В основе крупных событий лежат мелкие глупости. Стрелочники судьбы не ведают, что творят. Старшая двоюродная сестра Таня сказала мне, третьеклашке, что у меня гипнотический взгляд. Сказала шутя, со смехом. А я возьми да поверь. Танюша, конечно же, не могла и представить себе, что своим ироническим замечанием закладывает колею моей жизни, а с нею и судьбы многих… Потом самые разные люди мне это повторяли множество раз, уже взрослому, уже доктору. Повторяли, не ведая, что любое, даже самое заурядное или уродливое лицо — гипнотично. Да, каждый — гипнотизер, каждый — внушатель, если вглядеться… И ребенок, и старец. И мужчина, и женщина. И человек, и кошка, и бабочка… Магия линий, цветов и пятен, волшебство объемов, музыка внутреннего движения… Облик всякого Живого существа несет вселенскую тайну, сообщает о чуде Творения; само его присутствие, даже незримое, магнетизирует пространство и время. Kaждое лицо делает взор по маршрутам своих страстей. Каждая фигура приглашает к танцу чувства и мысли… Чуть шире зрачки, чуть сильнее блеск радужек, чуть энергичней излом бровей — или какая-то складка идет не совсем обычно — и вот это ужe что-то значит, что-то особенное, таинственное… Знаменитый телепат и гипнотизер великий медиум Вольф Мессинг утверждал, что способность к гипнозу впервые у себя обнаружил в трамвае. Ехал он без билета, мальчишка, без денег, а тут контролер… Достает Вольф Григорьевич, царствие ему небесное, из кармана какую-то смятую пустую бумажку, протягивает контролеру, глядя в глаза ВНИМАТЕЛЬНО и говорит: в-в-в-в-в-в-вот — мой — билет… Контролер тут же впал в транс и поверил, дальше пошел… Может, и не впал в транс, просто поверил. Может, и не поверил, просто пошел. Может, не разглядел, что за бумажка. Может, усталый был или особо задумчивый. Или принял парнишку за чокнутого… По некоторым свидетельствам, Вольф Григорьевич мог и присочинить, кто из нас без греха… В те далекие-близкие-вечные совково-школьные времена мы с приятелями часто от нечего делать играли в гляделки: уставимся друг на друга, и кто первый моргнет, с того фантик, или щелбан по лбу. Я выигрывал чаще, потому что роговица у меня хорошо увлажняется, и была, как и ныне, манера: чуть что — резко поднимать брови, очень подвижные. А пребывал я в очередной своей личиночной стадии: был полуразоблаченным вундером и старательно мимикрировал. Ради призрачной возможности быть принятым в Обыкновении, этой самой великой стране планеты Земля, всячески оглушался и оглуплялся, учился как можно хуже, косил под своего в доску, изображал из себя микрокомпанейского макролидера. На уроках делать мне было нечего, спрашивали редко. А вот сегодня я сам хочу, чтобы учительница меня вызвала. Белла Александровна, по прозвищу Бяша, наша добродушная и крикливая англичанка, перманентно беременная, устремляет глаза в классный журнал… А я — на нее. Напряженная тишина… Стоит только взглянуть одним глазом на физиономии… или прислушаться, в каких углах затаилось дыхание… Бяша водит по журналу глазами… вверх… вниз… Сколько это будет продолжаться?.. В руке обкусанная синяя ручка… Ну… Ну же… Меня!.. — Имярек, плиз, вуд ю кам ту зе деск. Есть!.. Я волшебник и маг! Я могу!.. Правда, в другой раз, сколько я ни буравил Бяшу глазищами, гипноза не получилось. Один раз, наверно, слишком пыхтел — Бяша вдруг раздраженно произнесла: "Прекрати!.. Или выйди из класса!.." Она была уже с пузом, месяце на седьмом. Я продолжил опыты на других. Физкультурник Ефтим (Ефрем Тимофеич), хрипатый мужик уголовного типа исполнял мои мысленные приказания через раз, зато точно: раз пять я заставил его ни с того ни с сего упасть и отжаться. Физичка Сансанна, строго-дистантная, четкая, волевая дама, перед которой мы трепетали, не замечала моих потуг, но всякий раз, как я вперивался, на нее почему-то нападал кашель. А самой внушаемой оказалась Ворона Павловна (в жизни Екатерина), пожилая шепелявая флегма. Ворона преподавала у нас математику, на уроках ее каждый занимался чем хотел, стоял ровный гул со вспышками смеха, она этого не замечала… Почти всегда Ворона вызывала к доске именно того, кого я ей заказывал. По моей наводке чесала себе нос, уши, лоб и другие места, стирала с доски написанное и писала, вставала, снова садилась, умолкала и вновь начинала говорить, пару раз даже, сама себе удивившись, тихонько запела… Трижды я побуждал ее выйти из класса и сходить в туалет. Она, конечно, была в полной уверенности, что действует по собственным побуждениям. Ребята, скептически относившиеся к моей практике, относительно Вороны сомненья отбросили. — Загипнотизируй, чтоб меня не спросила. Сделаешь?.. За два рэ… — Убери свои гроши. Сделаю. ДОС: четыре звена внушения не только в гипнозе Экспериментируя, я начал постепенно осознавать — вернее, о-чувствовать звенья действия: что же происходит в действительности. Вот что. (В пересказе моими сегодняшними словами.) Звено первое: программирование, оно же создание Действующего Образа События (ДОС). Задание не ставится, а представляется. Конкретно и четко — не как то, чему быть должно, а как уже свершившееся действие. Ворона вызывает к доске Такого-то. Ярко это представь, увидь внутри себя — и… Забудь. Звено второе: резонансное подключение. Да! — забудь, совсем забудь, что ты хочешь чего-то добиться… И устреми на Существо, к которому обращаешься, все внимание — постарайся этим существом стать: присоединись к потоку его жизни — именно здесь и сейчас, именно в данный миг — отождествись! Внутренне подражай движениям, мимике, дыханию, настроению… Результатом такого присоединения, подключения — если оно произойдет — станет состояние резонанса, ощущение единой волны… Описать трудно — события эти почти не имеют словесных обозначений. В эти мгновенья ты не управляешь, а наоборот — становишься управляемым — и… Если волна поймана, дальнейшее напоминает полет… Звено третье: наведение ДОС. Только после того, как волна поймана, начинай внушение. Превращай себя в мозговую видеокамеру. Ярко-зрительно- динамично-киношно воображай требуемое действие, как уже-совершаемое- происходящее-прямо-сейчас. Звено четвертое: оставление результата. Продолжай, с полной сосредоточенностью продолжай наведение… В эти мгновения опять главное — полная отрешенность — вот как раз именно то, что йоги называют "оставлением плодов действия". Совершенно не важно, получается или не получается. Нужно, чтобы задание во всей полноте переживалось тобою как действие Существа, которым ты стал, вот и все. И тогда… В детстве как-то само собой верится, что желание может возыметь силу действия, нужно только суметь захотеть, суметь правильно захотеть!.. Вера эта питает самые тайные и безнадежные наши мечты. И она права — иногда… Много раз я потом, в бытность врачом, забывал свои глупенькие детские экспериментики и опять вспоминал… Ерунда, обычные внесловесные внушения с пробивом защит и микротелепатическим компонентом; такие пробивы случаются чаще непреднамеренно… Важней всего СОСТОЯНИЕ, в котором ты это делаешь. Тебе четырнадцать. Вдолбили уже под дых, что мир не розов. Как жить, чтобы тебя не били? Заняться боксом и гипнозом. Ах, это просто как наперсток: всевластие, мечта убогих. Все манит, если ты подросток, но сила — главное в итоге. Флюид, в надбровие зашитый, в плену житейских отношений вначале был простой защитой, затем потоком искушений… В том сне духовном я спросонок водицу делал цинандали, гипнотизировал девчонок, которые и так бы дали, однажды грабил на спор банк — внушил, что в кассу въехал танк… Гипнотизеры-самоучки освоили такие штучки давным-давно. Велосипед, изобретённый колдунами, безумно прост: гипноза нет, есть только то, что между нами: доверие — вселенский мост, и беззащитный детский мозг, и упование на чудо. Сын Человеческий Христос вогнал историю в гипноз, но на осине как вопрос висит Иуда… Пушкин, психушкин… Крещение Спасика Позвоночник моей судьбы, родимый дурдом, век буду благодарен тебе за то, что соединил во мне наследственность личную и общую, землю и небо, слезы и смех… Дорожки ведут с двух семейных линий. Одна — трагисерьезная. Первая встреча с непостижимым недугом, душа к душе, произошла в 11 лет, когда заболела сестра Таня, та самая, что нечаянно сподобила меня на гипноз. Ей было всего 13, это была девочка с душой чистой и глубокой, как артезианский источник, полная юмора и благожелательства, с недетски проникновенным умом. Чернобровая, с рассветным румянцем, почти красавица… Мы были очень дружны. Не мог знать я, мальчишка, не мог и помыслить, что через 7 лет Таня покинет жизнь… Я был ее первым и последним, единственным психотерапевтом, стихийным и не вполне безуспешным — понял это потом, а тогда только отчаянно старался вдохнуть в ее задыхавшуюся душу веру и волю к жизни, страстно разуверял в том, что казалось мне простым заблуждением, — а это был бред, захваченность роковой разрушающей силой… Детской частицей своего, существа и сейчас верю, что мог бы ее вытянуть из воронки, спасти, если бы дружбу нашу не разорвала материнская ревность… Это раннее запечатление внесло главную лепту в мое врачебное самоопределение. На четвертом курсе мединститута, после пары лет идиотского увлечения нейрофизиологией (губил в опытах кошек, которых люблю даже больше собак) Танюша мне вспомнилась и опять подсказала, что делать в жизни… Психиатрия. Из медицинских специальностей самая забавная, самая страшная, самая философская. "Не дай мне Бог сойти с ума"?.. Все относительно весьма, и я шепнул бы: милый Пушкин, когда судьбу не обмануть, кидайся смело ей на грудь, ответь на зов… В чем смысл психушки? — Здесь жизнь от пяток до макушки свою вытряхивает суть и в ложь ни волоска не прячет — здесь только медицина врет, а вольный дух ее дурачит и вечность переходит вброд… Другая дорожка трагикурьезна. Дед по отцу, полуеврей-полунемец, слесарь- ремонтник, сурово-простодушный блондин богатырского телосложения, в первые послереволюционные годы направлен был на рабочую парт-учебу, после чего руководство сочло его подготовленным исполнять обязанности прикрепленного секретаря партячейки в известной всему сумасшедшему миру московской психушке номер один — больнице имени Кащенко. Послушный велению пролетарского долга, отправился дедушка в пункт назначения, и на третий день службы, во время утреннего обхода с главным врачом, какой-то идейно возбужденный больной вылил на его полуарийскую белокурую голову полное ведро свежего горячего киселя. Этого боевого крещения оказалось достаточно. Просек дед что парткарьера не для него, подал рапорт об откреплении по состоянию психздоровья и подался опять в слесаря. Психздоровье впоследствии у него и вправду разладилось — на 54-м году жизни в состоянии острой депрессии покончил с собой — отравился, умер мучительно… Родовая карма, верь в нее или нет, иногда выделывает замысловатые кренделя. Спустя 30 лет был направлен и я после окончания мединститута на свою первую самостоятельную работу — аккурат в то же самое место. Итак, больница Кащенко и первый мой пациент… Мой. Настоящий. Внезапно отказали нервы… А он, непьющий, некурящий, простой советский шизофреник, как Голиаф огромный чайник, мне обещал мешочек денег за избавление от нянек: — Иначе будем в дураках!.. Избитого, в одних носках" его доставили по "скорой". Он дома всюду вешал шторы, в непроницаемых очках, покрытый кожею гусиной, сгибаясь, крался в туалет… Был убежден, что Бога нет, но есть Психическая Сила, вполне научная. Она ему кастрацией грозила, внедрялась в мозг, лишала сна, бранила голосом отцовским… Он никому не доверял и с наваждением бесовским боролся сам: расковырял квартирный свой электросчетчик (следящий аппарат-наводчик…) и, наконец, противогаз надел, но он его не спас — агенты воду отравили какой-то жуткой жидопастой… Он жил в своем бредовом мире, считал себя Фиделем Кастро, племянником Мао Цзэдуна, профессором Джордано Бруно, блюстителем гражданских прав, и был во всем отчасти прав… — Насчет моих галлюцинаций в Совет Объединенных Наций прошу вас, срочно позвоните, не верьте вражеским угрозам, а за настырность извините и не воздействуйте гипнозом, не поддаюсь!!! — Да что вы… что вы… — Ага! Попался, хрен моржовый! Гипнотизер, ха-ха! Видали таких в гробу! Своим навозом все зодиаки закидали! А я не дамся! Я гипнозом владею сам! Я под экраном!.. Ща как проткну тебя тараном! Щща ка-а-ак гипнотизну! Бараном, блин, станешь! Ты и есть баран, шпион звезды Альдебаран! Ну, что уставился?.. Два метра в нем было росту, центнер веса, стеклянный взгляд, как у осетра, мускулатура Геркулеса, а голос тонок… Сей ребенок себя любить не догадался, боялся, как гадюк, девчонок… В палате страшно возбуждался — в часы, когда гулял синдром, его вязали впятером, а он, как вепрь, освобождался… Я был боксер, валил иных, но никогда не бил больных; а он схватил меня за шкирку, поднес кулак под носопырку и — блямс!.. С тех пор мой нос — тупой. Сему способствовал запой дисциплинарного состава. Начальство не имело права меня к больному подпускать без ПЕСТУНА — да где ж сыскать? Уполз в ближайшую канаву портвейном горло полоскать… Дееспособных санитаров там, в буйном, было два всего: «Пестун» Василий Сухопаров и Николай Несдоброво, два уголовничка-садиста. Работали со вкусом, чисто, но если брали на хомут, еще не получив зарплаты, то мог случиться и капут. Из наблюдательной палаты и Николая черт унес: его в тот день пробрал понос… Так путь к народному здоровью я окропил своею кровью и оттого столь тупонос. Что этот бедный параноик во мне просек?.. Не до гипноза мне было, я дрожал, как бобик. А в нем барахталась заноза души — она в его мозгу вращалась в замкнутом кругу ворсистых мысленных цепочек… Российская шизофрения имеет характерный почерк: как будто небо накренили, и сам Господь строчит донос себе на собственное имя и черту задает вопрос — с какой балды Ильич Владимир, садист, в порядке извращения, у жертвы попросил прощения?.. Он древен как язык угроз, он жил и в Иерусалиме, и во втором, и в третьем Риме, он врос в московский наш мороз — тот злой наследственный гипноз, владевший предками моими и мною в детстве — миф- ублюдок, смешавший истину и вздор в кровавом трансе — красный вор, скрестивший веру и желудок попам и ксендзам на позор… А в жизни личной предрассудок — сильнейший наш гипнотизер, но это понял я позднее, хлебнувши славы полным ртом… Тот пациент мне стал роднее родного брата, он потом меня признал, дал имя «Спасик» — а я его благодарил за то, что он мне подарил восторг врачебной ипостаси… Еще произошло (верней, проявилось) родовое посвящение в дело, возможно, главное, — от моей мамы. После 50 лет у нее начались выпадения памяти. Сначала медленно, потом все быстрее память принялась таять, стираться вместе с ориентировкой, затем интеллектом, затем личностью… Болезнь Альцгеимера. Все стадии неотвратимого исчезновения маминой психики мы с папой пережили у себя дома. (Вероятнее, это был не Альцгеймер. Когда мама была ребенком, ей облучили голову рентгеном — так тогда лечили стригущий лишай. Волосы в 15 лет поседели.) За время маминой болезни я стал знаменитым психотерапевтом, популярным писателем. И ничем, ничем, кроме ласки и музыки (мама ее глубоко чувствовала, любила мою игру и пела даже после утраты речи), не мог ей помогать уходить полегче… Она отдала всю свою память мне. Игра с жизнью гипноз лечебный классический (эскиз к портрету доктора Черняховского) Но кто ж он? На какой арене Стяжал он поздний опыт свой? С кем прохпекли его боренья? С самим собой, с самим собой. Пастернак Этот человек уже покинул земной мир. То, что я о нем сейчас расскажу — не развернутое воспоминание, а лишь беглая выборка, несколько малосвязных строк из книги его таинственной жизни, еще слишком близкой к нам, остающимся пока тут, слишком еще живой, чтобы можно было что-то итожить… Прокручу стрелку времени снова назад — к четвертому курсу, когда я определился в специализации. Тогда по неведению я еще не проводил грани между психиатрией и психотерапией (и то, и другое буквально означает "душелечение"), а уже сознательно не провожу и сейчас, хотя жизнь их, увы, разделяет. На занятии психиатрического кружка знакомлюсь с одним студентом нашего института. Давид Черняховский приехал из Киева — покорять Москву. В группе наших кружковцев он единственный к тому времени имел практику самостоятельного врачевания и был вхож в кафедральную клинику, в закрытую среду врачей- психиатров. Имел репутацию — нет, уже славу — потрясающего гипнотизера. Ходили слушки, что пользует важных секретных персон. (Таким я видел Давида. Набросок по памяти — ВЛ.) Нам, студентикам, непонятно было, как он все это успел и вообще — откуда взялся?.. Печать посвященности, отблеск избранности… Уже к 15 годам Давид умудрился прочесть все, что можно было тогда прочитать о гипнозе и психотерапии. С шестнадцати неофициально вел пациентов. Держался так, чтобы мы могли почувствовать, что он мэтр: вежливо, сдержанно, без фамильярностей. У него была в то время яркая младосемитская внешность: долговязый, гибко- прямой, шея длинная, руки изящные и не очень сильные, шапка черных жестко-волнистых волос, очки, загадочные аккуратные усики… Южно-восточный брюнет если не откровенно-хищный самец, то немножко бес, если не бес, то суровый демон, если не демон, то божий воин, святой — Давид был всем понемножку и даже помножку. Экстремист-холерик в основе, весь из углов внутри, глубочайше вжился в овал флегматического благодушия. Из него лучился вкрадчиво-располагающий" обволакивающе- притягательный-пульсирующе-проникающий-сексуально-магнетический интеллектуализм (все прилагательные можно менять местами и добавлять по вкусу). Размеренная, литературно поставленная речь с просторными паузами и киевским шелковичным акцентом. Тембр голоса шоколадно-замшевый, с йодистым запашком свежевыловленных креветок. Немножко размазывали этот балдеж глаза — небольшие, прищурно- примаргивающие, слегка куриные, в себя прячущиеся… Он и сам чувствовал, что глаза у него дырявенькие, со слабинкой: очки снимал неохотно. …Задачка на сообразительность: каким одним русским глаголом можно исчерпывающе обозначить методику колдунов, магов, шаманов, факиров, фокусников, донжуанов, гипнотизеров, артистов, художников и проходимцев всех времен и народов, всех уровней?.. Ответ: охмурить. Молодому Давиду, наряду с другими его талантами (важно! — не на пустом месте!..), искусство сие было присуще врожденно в той совершенной степени, когда оно не только незаметно для окружающих (по определению) — но и для себя самого. Прошу тонкого внимания. Охмурить — не значит ввести в заблуждение, обмануть, нет! — но значит произвести впечатление столь далеко идущее, что реальность уже не имеет значения. Первооснова всех на свете чудес, охмуреж начинает действовать задолго до начала гипноза и даже до встречи с гипнотизером. Суть: не давая понять, что делаешь, приведи человека в вероготовность, наибольшую из возможных, предельную — а затем уж и запредельную. Изначальная вероготовность, она же внушаемость, есть у каждого — как у каждого есть пупок. Вероготовность и есть наш психологический пуп с тайным ходом вовнутрь — да, астральная пуповина нашего вечного вселенски- зародышевого состояния. Чтобы добраться до вероготовности и завладеть ею, нужно одной рукой водить перед носом, другой убирать защиты. В коммерческом жаргоне сегодняшних дней близкий вульгарный термин — «понты», наводить понты, давить на понты и т. п. Именно этим и занимается любая реклама, успех коей напрямую зависит от того, насколько ей удается скрыть, чем и как занимается. Гипноз, зомбирование, охмурение, обольщение, очарование… Лишь по-разному окрашиваемые слова, обозначающие одно. Дилемма Великого Инквизитора, психодиалектика: зло и добро пользуются одной и той же входной дырой — вот этой самой внушаемостью, вероготовностью. Чтобы обмануть и использовать, чтобы уничтожить, человека требуется охмурить, требуется обольстить. Чтобы вылечить, чтобы выучить и развить, чтобы приобщить к истине, чтобы освободить, одухотворить, оживить — человека требуется… Да-да, тоже охмурить, обольстить, очаровать, только в другую сторону. За очарование многое прощается. Взыскивается еще больше… Все это молодой Давид не столько понимал, сколько чувствовал: кровью, позвоночником, нутряным нюхом. Женщины от него хмелели, переполнялись зноем и косяками впадали в транс, мужчины обалдевали и превращались в восторженных кроликов. Давид был создан для очарования, рожден для гипноза; охмуризм был его генетикой и способом существования. Но продлилось это лишь до излома судьбы… Внезапно оставив прекрасную, любящую, бесконечно преданную ему жену с маленьким сыном, Давид женился на одной из своих пациенток. Не могу позволить себе подробностей и оценок, скажу лишь одно: во втором браке он доверху нахлебался опыта собственной любовной зависимости, опыта жестокой беспомощности. С ним произошла личностная мутация. (Для любопытных: никакого прототипного отношения к героям моих книг — Кетонову, Лялину, Клячко и Калгану Давид не имеет.) …Мы пробирались сквозь джунгли своего странного ремесла соседними, иногда пересекающимися тропами: то общие пациенты, то общие знакомые и друзья, то нечаянно общие женщины. Не берусь определить, как Давид относился ко мне — всегда сдержанный, ироничный, он звал меня не иначе как шуточно- церемонно: «сэр» и очень редко по имени. А я его просто любил как брата, любил некритично, люблю чуть потрезвей и сейчас… Прошло некое время, прежде чем догадался, что в нем погибает гениальный актер собственной жизни. Не хватало, наверное, Режиссера. В одной из ранних книг я описал его гипносеанс. "Сэр, не хотите ли посмотреть гипноз?" — пригласил он меня. Пригласил, чтобы мальчишески хвастануть мастерством — охмурить, но тогда я этого не уловил… Репортаж из гипнотария …Первое впечатление: как легко дышится в присутствии этого человека. Какое спокойствие, какое приятство… Но — ощутимое «но»: холодок дистанции. Будь любезен, рядом дыши, но не прикасайся… Д. тягуче-медлителен: на пять движений обычного человека приходится у него одно. В такую медлительность погружаешься как в перину. Стремительно-четким, впрочем, я его тоже видел. …Звуконепроницаемый гипнотарий. Полутемно. Кровать и два стула, ничего больше. Сейчас я впервые увижу ЛЕЧЕБНЫЙ сеанс гипноза. И даже приму в нем участие… Медсестра приводит пациентку. Женщина лет тридцати в больничном халатике с простоватым, округло-помятым лицом буфетчицы. Оживленно сообщает, что стала лучше спать, настроение чудесное, чувствует себя хорошо… Голос немного хриплый. (Пьет?.. Курит?..) Ясно, что обожает Д., а что больна, непохоже… Д. не глядит на нее, вернее, не смотрит глазами, но мне показалось, что смотрит мозгом — между ним и пациенткой, почудилось мне, протянулась легчайшая прозрачно-радужная дуга… — Полежите немного… Женщина легко легла на кушетку. Медленная тишина. Д. медленно берет руку пациентки. Медленно приподнимает… Считает пульс… Затем эту же руку вытягивает под острым углом к телу и вкладывает в ладонь ключ. Предмет мне знакомый: это входной ключ в отделения клиники, ключ врачей. Сейчас он служит взородержателем. — Внимательно… Пристально… Смотрите. Смотрите на ключ. Внимательно… Пристально… Смотрите… На ключ… Время стало пульсировать. Я не мог понять, быстро оно течет или медленно… Я пульсировал вместе с ним… — Теплые волны покоя… Туман в голове… Я считаю до десяти… С каждым моим счетом вы будете засыпать… Засыпать все глубже… "Слова могли быть о мазуте", а действовал гипнотический темпоритм, гипнотический тембр — роскошно сотканный голосом музыкальный рисунок сеанса. Теплые волны покоя вибрировали в груди, горле, обволакивали мозг, тело… Паузы между словами заполнялись вибрациями… — …десять… Рука падает… Глубоко и спокойно спите… Пациентка уже посапывает. Д. медлит еще немного и начинает с ней разговаривать: |