Сознание основные состояния, функции, объяснительные теории
 Скачать 0.83 Mb.
|
|
Общая характеристика процессов смыслообразование: направленность, логика протекания и формирования новых связей. Смыслообразование определяется им как процесс распространения смысла о ведущих, смыслообразующих, «ядерных» смысловых структур к частным, производным от деятельности, развертывающейся в конкретной ситуации путем подключения новых объектов к существующей системе смысловых связей. В результате эти объекты или явления приобретают новый смысл, встраиваются в систему жизненных отношений субъекта, приобретая регулирующие функции, а сама смысловая система расширяется. В отличие от других видов динамики смысловых процессов смыслообразование характеризуется тем, что не происходит содержательной трансформации смыслов. Данная трактовка понятия представляет традиционное понимание смыслообразования (в системе мотив – цель – условие), локальным звеном смыслообразования в широком смысле слова, при котором происходит расширение сети смысловых связей через осмысление новых объектов, явлений и действий в контексте исходных, более общих смыслов. Фундаментальной характеристикой процесса смыслообразования является направленность «сверху вниз» и подчиненность определенной логике [68], в основе которой лежит смысловая динамика. Носителями этой логики выступают особые глубинные структуры психики, которые Д.А. Леонтьев обозначает, вслед за В.Ф. Василюком, как «схематизмы». Для них характерно формирование в период раннего онтогенеза [50]. Синонимами «схематизмов» выступают понятия «интроекты» (З. Фрейд), «комплексы» (К.Г. Юнг), «сценарии» (Э. Берн). Функционально «схематизм», если он не связан с аффективно заряженной смысловой диспозицией, «искривляет пространство», в котором протекают смысловые процессы, преобразовывая в соответствии со своими «формообразующими закономерностями» логику психического отражения в «иную логику», которая становиться потенциальной схемой, определяющей развитие смысловых связей, т.е. направление процессов смыслообразования.
Неосознанный, но имеющий смысл презентируется в сознании как эмоциональное переживание [68]. Решение «задачи на смысл» выступает как его осознание, что по отношению к исходному смыслу выступает как его вертикализация, а по отношению к предметному содержанию – как расширение контекста его осмысления. Вербализация смысла включает его в систему причинно-следственных связей [159], сужает его «объем». Приобретая сематическую и логическую определенность, систематизируясь, личностный смысл утрачивает способность к установлению легких связей с другими смыслами, а также часть потенции к своему развитию [30, с. 741]. Смысл явления трансформируется, развивается в связи с расширением контекста осмысления объектов или явлений. Явление, обладающее в данной конкретной ситуации позитивным смыслом, в контексте всей жизни может быть осмыслено как негативное. Расширение контекста осмысления как механизма осознания смысла не гарантирует его адекватности и безошибочности из-за влияния защитных механизмов, даже при максимально возможной полноте контекста. Адекватность осмысления субъектом тех или иных сторон действительности проверяется только его практической деятельностью. В. Франкл охарактеризовал совесть как орган смысла, позволяющий в любой ситуации уловить ее истинный смысл. Поэтому именно совесть дает ответ о результате решения задачи на смысл.
Выделяется три класса ситуаций, в которых наблюдаются процессы смыслостроительства: критические перестройки контакта, взаимодействия с другим смысловым миром, с другой личностью, художественное переживание, т.е. ситуации воздействия искусства на личность. Термин «критические перестройки» был введен Д.А. Леонтьевым с целью объединить в один класс понятия «критической ситуации» Ф.Е. Василюка и «эксвизитной ситуации» Э.И. Киршбаума (которые обобщают более широкий круг ситуаций (от проблемных до пограничных), по отношению к которым оно выступает как родовое) [67]. Критические ситуации – стресс, фрустрация, конфликт и кризис – выражаются в нарушении смыслового соответствия сознания и бытия субъекта. Критическая ситуация – это ситуация невозможности, т.е. такая ситуация, когда субъект сталкивается с невозможностью реализацией внутренних необходимостей своей жизни (мотивов, стремлений, ценностей) [68 ,с. 5]. За каждой критической ситуацией Ф.Е. Василюком закреплено свое категориальное поле. Тип критической ситуации определяется характером невозможности, в которой оказалась жизнедеятельность субъекта. Ф.Е. Василюк понимает «переживание» как особый тип деятельностных процессов, специфицируемых в первую очередь своим продуктом – смыслом (осмысленностью). Он употребляет термин «работа переживания», результатом которой является изменение сознания субъекта и его психологического мира. Переживание как деятельность реализуется и внешними (поведение), и внутренними действиями. В работе переживания участвуют все психические эмоции, но каждая из них может играть главную роль, беря на себя основную часть работы переживания, т.е. работы по разрешению критической ситуации. Ф.Е. Василюком было раскрыто внутреннее структурное и процессуальное содержание состояния фрустрации. Этот термин часто употребляется при анализе мотивационной сферы личности, поэтому мы остановимся на нем более подробно. Современные исследователи проводят различия между фрустратором и фрустрацией – внешней причиной и ее воздействием на личность. Во фрустрирующей ситуации принято различать «фрустратор», «фрустрационную ситуацию» и «фрустрационную реакцию». В отечественной психологии «фрустрация» рассматривается как один из видов психических состояний, выражающихся в характерных особенностях переживаний жизненных трудностей и состояния неудовлетворительности. Необходимыми признаками фрустрирующей ситуации являются наличие сильной мотивированности достичь цель (удовлетворить потребность) и преграды, препятствующие этому достижению [68]. Фрустрирующие ситуации могут классифицироваться по характеру фрустрируемых потребностей (врожденных или приобретенных, А. Маслоу), барьеров (физических, психологических, социокультурных); внутренние препятствующие достижению цели и внешние, не дающие испытуемым выйти из ситуации (Т. Дембо), физические, вещественные, социологические и идеологические (К. Левин). В психологической литературе широко представлен эмпирический материал, касающийся эмоций, сопровождающих состояние фрустрации: беспокойство и напряжение, чувство безразличия, апатии, утраты интереса, чувство вины, тревоги, ярости и т.п. [111, 112]. Авторами выделяются виды фрустрационного поведения: двигательное возбуждение, апатия, агрессия, деструкция, стереотипия, регрессия. Ф.Е. Василюком выделено два параметра, характеризующих и организующих любое поведение: 1) мотивосообразность, т.е. наличие осмысленной перспективной связи с мотивом, конституирующим психологическую ситуацию; 2) организованность поведения какой бы то ни было целью. На основании наличия или отсутствия данных параметров поведения Ф.Е. Василюк выделяет четыре формы поведения, при этом акцент делается именно на его внутренних характеристиках, поскольку внешний вид поведения не может однозначно свидетельствовать о наличии или отсутствии у субъекта состоянии фрустрации. Следует отличать ситуацию затрудненности деятельности и собственно фрустрирующую. Переход от ситуации затрудненности к ситуации фрустрации осуществляется по линии утраты контроля со стороны воли и/или по линии утраты контроля со стороны сознания. К поведению, свидетельствующему о состоянии фрустрации, он относит:
Ф.Е. Василюк ограничивается лишь констатацией необходимости существования такой связи в какой бы то ни было форме (энергетической, например), не указывая на возможные эмпирические индикаторы этой связи, «формулу» которой можно обозначить так: мотив неосознан, а цель не ясна. Единственным индикатором наличия ситуации подобного рода являются, на наш взгляд, эмоциональный фон как форма репрезентации личностного смысла ситуации для субъекта [270]. Подход Ф.Е. Василюка преодолевает линейные представления о фрустрационной толерантности. Фрустрация обычно рассматривается как явление, вредное для человека. В литературе по данной проблеме практически не затронут тот факт, что вызванное фрустрацией напряжение может способствовать достижению цели, фокусируя внимание индивида более твердо на конкретном мотиве, действующем в данный момент. Таким образом, этот мотив становится более выраженным, и другие конкурирующие потребности, желания и интересы при этом относительно ослабляются в своей силе. Несущественные и отвлекающие аспекты воспринимаемого субъектом мира отходят на второй план. В результате усиливается привлекательность ещё не достигнутой цели. Это явление носит название «конструктивного эффекта фрустрации». Во-первых, конструктивный эффект фрустрации выражается в интенсивности усилия в определенных пределах: чем больше препятствие, тем больше мобилизация сил для их преодоления. На самом деле, лишь в условиях наличия препятствия сила мотива достигает своего максимума. Не встречая сопротивления, деятельность по достижению цели носит привычный характер, и её мотивация оказывается периферической. Интенсификация усилия может принимать форму компенсации, что часто приводит к преодолению препятствия. Во-вторых, если препятствия слишком велики и компенсация не достигается, часто может последовать приспособительное действие другого, типа, в виде замены средств достижения цели. В-третьих, может произойти замена цели. Так же, как индивид может найти альтернативный путь для достижения цели, он может обнаружить и альтернативную цель, удовлетворяющую потребность или желание. Воздействие роста напряжения может проявиться в том, что расширение поля поиска решения приведет к осознанию возможности подходящей замены цели. Однако цель-замена редко имеет свойства, идентичные таковым у изначальной цели или оказывается не вполне равной по желаемости. Принятие альтернативной цели возможно через компромисс, и, таким образом, изначальное напряжение может остаться неразрешенным. В-четвертых, если интенсификация усилий, использование новых средств достижения цели или замена цели как таковой не приведут к успеху в разрешении фрустрации, то могут произойти более существенные изменения и переоценка ситуации. Это происходит путем изменения значения события или снижения его значимости для человека. Очевидным путем для устранения фрустрации и усиления напряжения служит выбор между альтернативами. Усилившееся напряжение помогает совершить выбор, обеспечивающий адаптацию. В целом переоценка ситуации обозначает привлечение индивидом новых элементов или расширение воспринимаемого контекста проблемы. Переоценка ситуации может происходить неожиданно, в результате инсайта, но может быть и более постепенной (в ситуации хронической фрустрации). Э.И. Киршбаум [130] определяет две возможные альтернативы разрешения критической ситуации. Первая заключается в трансформации смысловых структур личности в соответствии с жизненными отношениями, поскольку перестройка практически жизненных отношений в целях их соответствия утратившим адекватность представлениям о них может иметь своим исходом либо суицид, либо тяжелую психическую болезнь (Р. Ленг, Ф. Капран и др.). Второй альтернативе соответствует ситуация защитной перестройки структур сознания. Потребность в сохранении «идеализированного Я», иллюзорной целостности личности, приводит к тому, что проблемная ситуация устраняется из сознания. Предпосылкой конструктивной смысловой перестройки личности является положительная дезинтеграция уже сложившейся структуры [135, 261]. Вторым классом ситуаций, в которых мы наблюдаем перестройку смысловой сферы, является ситуации контакта с иным смысловым миром – другой личностью. Тенденция к поддержанию целостности личности, сохранению сложившихся смысловых структур обусловливает в большинстве случаев «закрытый», монологический характер общения. Образ собеседника является «проекцией личностной позиции говорящего» [208]. Открытость глубинному диалогу с конкретным другим, допускающая возможность изменения «меня» в ходе этого диалога, обусловлена значимостью этого другого меня, а само наличие реальных изменений может служить критерием этой значимости [157]. Концепция «отраженной субъектности» А.В. Петровского открывает путь к анализу механизма воздействия на личность через логическое превращение форм отраженной субъектности [215]. Первая форма – запечетленность «другого» в эффектах межиндивидуальных влияний, представленная субъекту как переживание того влияния, которое непроизвольно оказывает данный индивид. Вторая форма – это представленность другого во мне в виде альтернативной перспективы осмысления действительности, не зависящей от фактического присутствия «другого» в ситуации. Третьей, завершающей формой отраженной субъектности является претворенный субъект. Здесь уже происходит полное слияние и взаимопроникновение смысловой перспективы «Я» и «Другого». Третий класс ситуаций смыслостроительства − ситуации воздействия искусства на личность. В качестве теоретического обоснования Д.А. Леонтьев выделяет следующие: 1. Для полноценного восприятия произведения необходима внутренняя работа сознания, несводимая к эмоциональному или познавательному отражению, а заключающаяся именно во внутренних преобразованиях, «переплавке чувств». 2. Личностные смыслы рассматриваются как специфическое содержание художественного произведения, а их трансляция – основная функция последнего. 3. Сама художественная деятельность часто описывается как форма общения автора (исполнителя) со зрителями, писателя с читателями. «Внесение (или невнесение) в сознание реципиента нового смыслового содержания позволяет ответить на вопрос: состоялось или не состоялось реальное восприятие художественного произведения… Следующей стадией является соотнесение личного смыслового опыта реципиента со смысловым опытом художника…» [159, с. 30] Если это взаимодействие приводит к реальным трансформациям воспринимающего, то имеет место эффект катарсиса – преобразование и очищение перестройки, разрешение глубинного противоречия в смысловой сфере личности. Таким образом, эмоции, возникающие при взаимодействии с произведениями искусства, свидетельствуют о том, что это взаимодействие состоялось. Важным условием является внутренняя готовность субъекта к диалогу с иной смысловой перспективой. Рационалистическая установка на восприятие искусства, расчленяющая его на составляющие, «лишающая» целостности восприятия, является вариацией защитной установки, обеспечивающей нечувствительность к его трансформационным возможностям [62]. Следует отметить, что ситуации второго и третьего класса будут являться критическими и запускающими процесс смыслостроительства, если только альтернативная смысловая перспектива другого будет оценена в силу различных обстоятельств как более адекватная, чем своя. Различия трех описанных ситуаций связаны со степенью их остроты и насущности. Критические жизненные ситуации запускают смысловые перестройки, без которых становится проблемным сохранение целостности личности в долгосрочной перспективе. Смысловые перестройки, возникающие при взаимодействии с искусством, не являются жизненно необходимыми сегодня, но вооружают субъекта механизмами преодоления реальных кризисов завтра [161, с. 24]. Ситуации общения не содержат в себе такой жесткой необходимости, как ситуации первого рода, но и не дают такой свободы, как ситуации третьего класса. Основная тенденция для них заключается в преодолении эгоцентрической смысловой перспективы. Процессуальный подход к исследованию смысловых образований, в качестве которых выступают личностные ценности и самоотношение личности, представляется нам наиболее перспективным. Положение Ф.Е. Василюка, о внутренней структуре состояния «фрустрация» как критической ситуации, характеризующейся степенью постепенной утраты смысла с исходным мотивом деятельности, позволяет по-новому взглянуть на результаты эмпирических исследований ценностей Е.Б. Фанталовой [275, 276]. Состояние, обозначенное ею как «экзистенциальный вакуум», на наш взгляд, представляет собой тип поведения, характеризуемого утратой осознанной связи с исходным мотивом деятельности, но сохранившего признак, выделенный Ф.Е. Василюком, − «организация целью». Обозначенные А.Д. Леонтьевым механизмы «малой» динамики смысловых процессов позволяют расширить представления о возможных механизмах изменения самоотношения личности, природа которого наиболее исчерпывающе раскрывается через категорию «смысла Я». |