Осипов Г.В. История социологии в Западной Европе и США, учебное пособие. Осипов Г.В. История социологии в Западной Европе и США, учебное. Учебник для вузов Издательство норма (Издательская группа нормаинфра М) Москва, 2001 ббк 60. 5 И 90
 Скачать 3.66 Mb.
|
|
Глава 22. Заключительная Эйзенштадт обусловил оценку процессов развития не только адаптивными достижениями системы, но и возможностями, которые система создает для институционализации и интеграции социальных структур. Известный интерес представляют культурологические варианты неоэволюционистских теорий, выдвинутые американскими социологами и антропологами Л. Уайтом, Дж. Стюартом, Дж. Мер-доком и др. Различие их эволюционалистских подходов определяется прежде всего выбором фактора, который они кладут в основу общественного развития. Так, Уайт придерживается концепции «технологического детерминизма» в культурной эволюции, Стюарт стоит на позиции многолинейной эволюции, Мердок акцентирует внимание на роли социальной организации и т. д. [3, с. 50—51]. Теория «социальных изменений» в социологии существует в нескольких вариантах. Сконструировать модель социального изменения в традициях структурно-функционального анализа попытался Р. Мертон, находящийся под сильным влиянием идей П. Сорокина и Т. Парсонса. Основываясь на методологических принципах структурно-функционального анализа, Мертон заявил об отказе от создания общей социологической теории. В книге «Социальная теория и социальная структура» он предложил систему множественных парадигм функционального анализа на уровне конкретных социальных систем и общностей (анализ в терминах референтных групп и т. д.). Пытаясь преодолеть метафизичность структурно-функционального подхода Парсонса, Мертон наряду с понятием функций ввел понятие «дисфункции», т. е. заявил о возможности отклонения системы от принятой нормативной модели, что в свою очередь должно повлечь за собой или новый этап в приспособлении системы к существующему порядку, или определенное изменение системы норм. Таким путем Мертон пытался ввести в функционализм идею изменения. Но он ограничил изменение средним уровнем конкретной социальной системы, связав его с проблематикой «разлада» системы — с понятием аномии. Кроме разработанной Мертоном «структурно-дисфункциональной» модели социального изменения существует целый ряд других -— однофакторных и многофакторных — моделей. Общее, что характеризует все эти модели, — это попытка выяснить причины становления и развития тех или иных социальных явлений, т. е. попытка дать им причинно-следственное объяснение. На протяжении длительной истории развития социологической мысли назывались самые различные причины социальных изменений: естественный отбор (Г. Спенсер), географическая среда, и особенно климат (Г. Бокль), народонаселение (Р. Мальтус), раса (А. Гобино), выдающиеся личности (Ф. Ницше), война (А. Тойнби), технология (У. Огборн), разделение труда и кооперации (Э. Дюркгейм), экономика (У. Ростоу), идеология (М. Вебер) и др. 2. Конфронтация социологических теорий 517 В теориях социальных изменений структурно-функциональной модели оказалась противопоставлена причинно-следственная модель анализа социальных изменений. В качестве альтернативы нормативному детерминизму было выдвинуто несколько видов детерминизма — от биологического до технологического и экономического. Однако общая точка зрения так и не выкристаллизовалась. Как отметил американский социолог Р. Бирштедт, «проблема социального и культурного изменения остается нерешенной» [21, с. 567]. Обострившиеся социальные противоречия, волна столкновений и конфликтов 60-х годов побудили социологов обратить внимание на проблемы социального конфликта. Теории «социального конфликта» сложились на основе критики метафизических элементов структурного функционализма Парсонса, который обвинялся «в чрезмерном акцентировании внимания на комфортности, в забвении социального конфликта, в неумении учесть центральное место материальных интересов в человеческих делах, в неоправданном оптимизме, в подчеркивании значения интеграции и согласия за счет радикального изменения и нестабильности» [37, с. 572]. К 70-м годам «исследование конфликта, — отмечает американский социолог И. Горовитц, — оказалось главным течением американской мысли, и отсюда и американской социологии» [62, с. 361]. У истоков теории «социального конфликта» стоял американский социолог леворадикальной ориентации Ч. Р. Миллс. Опираясь на идеи К. Маркса, Т. Веблена, М. Вебера, В. Парето и Г. Моска, Миллс утверждал, что любой макросоциологический анализ чего-то стоит лишь в том случае, если он касается проблем борьбы за власть между конфликтующими классами, между управляющими и управляемыми, между высшими и могущественными и обычным человеком [4]. Более четкую формулировку теория социального конфликта получила в работах западногерманского социолога Р. Дарендорфа [39], английского — Т. Боттомора [25], американского — Л. Козера [37] и других западных социологов. Обосновывая главные положения теории социального конфликта, Дарендорф утверждает, что все сложные организации основываются на перераспределении власти, что люди, обладающие властью, способны с помощью различных средств, среди которых главным является принуждение, добиваться выгоды от людей, обладающих меньшей властью. Возможности распределения власти и авторитета крайне ограничены, и поэтому члены любого общества борются за их перераспределение. Эта борьба может не проявляться открыто, но основания для нее существуют в любой социальной структуре. Таким образом, согласно Дарендорфу, в основе конфликтов человеческих интересов лежат не экономические причины, а стрем- 518 Глава 22. Заключительная ление людей к перераспределению власти. Источником конфликтов становится так называемый homo politicus (человек политический), а поскольку одно перераспределение власти выдвигает на очередь другое, социальные конфликты имманентно присущи обществу, любому обществу. Они неизбежны и постоянны, служат средством удовлетворения интересов, смягчения проявлений различных человеческих страстей. «Все отношения индивидов, построенные на несовместимых целях, — утверждает Дарендорф, — являются отношениями социального конфликта» [39, р. 135]. Дарендорф, отбросив крайние утверждения Парсонса о всеобщем согласии, сам впал в крайность, провозгласив всеобщность конфликта, т. е. конфликт всех против всех. Теория «социального конфликта» Дарендорфа — это «политический детерминизм». Такого рода подход ведет к вульгаризации социального анализа, сведению сути к непосредственно очевидному <— к столкновению интересов, — оставляя неисследованными истинные глубинные экономические источники самого различного рода конфликтов, проявляющихся в разнообразных и бесконечно сложных перипетиях жизни общества. Именно вульгаризация природы конфликта не дает Дарен-дорфу возможности выделить основные, антагонистические и второстепенные, неантагонистические конфликты, не позволяет ему увидеть, что непреходящий характер конфликтов второго рода не требует с неизбежностью постоянного наличия конфликтов первого рода. Нарисованный Дарендорфом образ социального мира, воскрешающий гоббсовские представления о войне всех против всех, искажает действительную природу социальных отношений. Тернер справедливо отмечает, что «Дарендорф использует риторику «насилия», «диалектики», «господства и подчинения» и «конфликта» для вуалирования видения социальной реальности, близкого... к утопическому образцу» [93, р. 105]. Крайности Парсонса и Дарендорфа попытался уравновесить американский социолог Л. Козер. Его основная идея состоит в подчеркивании необходимости «исследовать как корни согласия, так и корни конфликта между индивидами и классами индивидов» [38, с. 581]. Однако вопрос о том, как соотносятся «согласие» и «конфликт» в общей теории «социального конфликта», остается открытым. Западные социологи в большинстве своем рассматривают социальный конфликт как исторически инвариантную форму социального взаимодействия, а не как характеристику исторически определенных социальных структур, сводят конфликт к внутри- или межгрупповым отношениям и отрицают его макросоциологический характер. Хотя теория «социального конфликта» и является существенным противовесом односторонности структурно-функциональной теории, она оказывается не в состоянии дать строгое и непро- 2. Конфронтация социологических теорий 519 тиворечивое объяснение процессам общественного развития. Теоретики «конфликта» обычно ссылаются на К. Маркса, но без теории классовой борьбы и революции. Своеобразным синтезом структурно-функциональной модели равновесия и модели социального конфликта стала общая теория «социальных систем», обычно формулируемая в функциональных терминах. Развитие этого направления в западной социологии продолжает традиционно-натуралистическую, позитивистскую ветвь, когда объект социологии — социальные отношения и структуры — трактуется в понятиях, близких к естественно-научному подходу. Эти отношения и структуры рассматриваются как абсолютно независимые от людей, от их намерений и стремлений. В этом случае поведение людей определяется «императивами системы», обусловливающими направленность их действий и диктующими типы принимаемых решений. Как отмечал Парсонс, социальная система для функционалистов — это система только символического взаимодействия, взаимодействия не между реалиями морали, а между бесплотными исполнителями ролей [79, с. 3—23]. Человек рассматривается в этих социальных системах как более или менее пассивный объект, на который воздействуют социальные структуры. Задача социолога при таком понимании сводится к описанию этих структур и в конечном счете к тому, чтобы способствовать манипулированию человеком путем изменения окружающих его условий. В рамках общей теории систем проблема фундаментального структурного изменения, осуществляемого в соответствии с целями, поставленными людьми, остается нерешенной. Сторонники этого подхода, подобно традиционным функционалистам, наделили системы автономией, независимой от социальной деятельности жизнью; даже рассказывая о преднамеренных изменениях системы, они не говорят, как правило, о людях или социальных группах, ответственных за достижение социально значимых целей. Вместо этого употребляются безличные понятия типа «единицы принятия решения». Эффективность же решения определяется тем, насколько его реализация будет способствовать оптимальному функционированию системы при заданных условиях. Иными словами, сторонники этого подхода ищут условия, обеспечивающие позитивные для системы последствия, причем часто эффективность «работы» системы достигается благодаря отказу от анализа возможных негативных последствий тех или иных решений для людей. Сведение характеристики человека к какому-то одному качеству, например к потребностям, мотивациям или установкам, действительно делает теоретические модели более простыми, но эти модели перестают соответствовать реальности анализируемых при их посредстве социальных процессов. 520 Глава 22. Заключительная Это становилось все более очевидным при попытке эмпирически проверить теоретические положения, выдвигаемые в рамках такого подхода. В конце концов Оказалось невозможным уйти от вопроса о качественной специфике объекта социологического исследования. Здесь чрезвычайно важное влияние оказали работы Ж: Гурвича, Т. Адорно, X. Шельски, М. Поланьи и других социологов и представителей философии науки. Они вынуждены были уже на философском уровне искать причины тех неудач, которые постигли как эмпирическую социологию, так и макротеории общества, основанные на допущениях, свойственных естественным наукам. Это в первую очередь методологический объективизм, игнорирование сознательной творческой деятельности индивида в созидании и развитии социального процесса, активное использование идей и методов естественно-научного знания, сопровождающееся приданием последним отнюдь не свойственных им широких мировоззренческих функций. Многие социологи указывали на неплодотворность такого подхода, связывая его с идеями сциентизма, технократизма, манипулирования сознанием и т. д. Во Франции роль раннепарсоновского подхода к социальной реальности сыграл в 60-е годы структурализм — влиятельное направление, представленное такими видными социологами, как Мишель Фуко, Клод Леви-Стросс и др. Французский структурализм также явился рационалистической реакцией на субъективистские (на уровне «обыденного сознания» в его социально-философской аранжировке) направления западной социологии, такие, как феноменологическая социология и в особенности экзистенциалистская парадигма с ее упором на «спонтанные, не поддающиеся общезначимой фиксации, дорефлексивные и непосредственные явления душевной жизни... Ответственность за свой собственный внутренний мир, невозможность перенести эту ответственность на какие-либо внешние (социальные давления) или внутренние обстоятельства (внутренние давления — например, бессознательное) определяют специфику экзистенциалистской трактовки бессознательного» [1, с. 49]. Основной пафос структурализма состоял в попытке построения новой, несубъективистской парадигмы разрешения проблемы человека, человеческого мышления и знания, а шире — Проблемы объективного анализа социального. Под структурами понимаются сущностные, устойчивые в каждый данный момент соотношения элементов социального, независимые от субъективных факторов. Идеальной моделью такого объекта для структуралистов явился язык как изначально и прозрачно структурированное образование. Структуралисты Франции — последователи лингвистического структурализма, развивавшегося в первой чет- 2. Конфронтация социологических теорий 521 верти века. Отсюда их методологический аппарат, связанный с аппаратом структурной лингвистики, семиотики, с привлечением некоторых методов, используемых точными и естественными науками. «Гиперрационалистский» подход к социальной реальности состоит в акцентировании наличия во всех человеческих проявлениях — общественных институтах, культурном творчестве и т. д. — некоей общей субстанции — «коллективного бессознательного». К. Леви-Стросс, один из крупнейших современных культур-антропологов, изучая структуру мышления и быта первобытных народов [60; 67; 68], делает вывод, что исторический подход («диахронный разрез») лишь облегчает понимание того, как возникают те или иные социальные институты. Главная же цель научного исследования общества — «синхронный разрез», прослеживание того, каким образом коллективное бессознательное формирует символические структуры данного общества — его ритуалы, культурные традиции, речевые формы. Изучение исторических и этнических фактов лишь шаг к постижению коллективного бессознательного. Фундаментальные этнологические труды Леви-Стросса обладают значительной эвристической ценностью. У М. Фуко социоисторические исследования культур (он именует их «дискурсами») прошлого, особенно эпохи средневековья, раннего и позднего Возрождения, классицизма [49, с. 50—51] посвящены наиболее к тому времени слабо изученным западным рационализмом областям человеческого бытия — таким сферам коллективного бессознательного, как болезнь, безумие, девиантное поведение. Позднее он работает над многотомным трактатом по истории сексуальности. Фуко выводит «дискурсивные» (ментальные) структуры, подразумевая под этими обозначениями нормативные системы и структурацию знания, действовавшие в различные периоды истории, — из структуры социальных институтов, данных как бы изначально, без анализа процесса их становления. Истинно научным, объективным исследованием является, по Фуко, возможно более строгое и детальное изучение каждой данной ментальной структуры как структуры коллективного бессознательного в ее соотношении со структурой «власти». Все субъективные факторы элиминируются (знаменитая формула Фуко о «смерти человека»). Сциентистская невозмутимость французских структуралистов, их принципиальная отстраненность от феноменов социальной динамики вызвали в научной среде, особенно французской, энергичные возражения (подробнее о структурализме и полемике вокруг него см. [2]). 522 Глава 22. Заключительная 3. Конфронтация социологических идей. Микротеории Ряд социологов, неудовлетворенных структурно-функционалистскими и структуралистскими макротеориями, ведущими к реификации (овеществлению) социальной системы, пренебрегающими изучением творческой, сознательной человеческой деятельности, вплотную занялись разработкой теорий, ориентированных на выяснение роли конкретных межчеловеческих взаимодействий в создании и функционировании структур социального мира. Эта переориентация социологических интересов с системности на взаимодействие (характерная для 70-х годов) сопровождалась более глубоким осознанием метатеоретических (логических и теоретико-познавательных) оснований социального исследования. Среди новых микротеорий можно выделить две основные теоретико-познавательные ориентации — натурализм и субъективизм. Для натуралистического крыла интеракционизма (мы применяем этот термин в широком смысле, подразумевая под интеракционизмом всю многообразную совокупность теорий взаимодействия) оказался характерным бихевиористский подход. В этих теориях главное внимание уделяется самому наблюдаемому факту человеческого поведения и взаимодействия. Взаимодействие трактуется в двух различных вариантах. Одна из форм так называемого социального бихевиоризма трактует взаимодействие по формуле «стимул (С) — реакция (Р)», вторая -- «стимул (С) -— интерпретация (И) — реакция (Р)». Первая форма бихевиоризма представлена психологической концепцией социального обмена Дж. Хоманса и ее различными вариациями, вторая — символическим интеракционизмом Дж. Мида и его вариациями. Теория «социального обмена», наиболее яркими представителями которой являются Дж. Хоманс и П. Блау, в противоположность структурному функционализму исходит не из примата системы, а из примата человека. «Назад к человеку» — этот лозунг, выдвинутый Хомансом, положил начало критике структурного функционализма с позиций психологизма. Структурные функционалисты абсолютизировали нормативную сторону жизнедеятельности общества. Бихевиористы провозглашают примат психического над социальным. И в том и в другом случае, как отметил западногерманский социолог Н. Элиас, «общество» и «индивид» не только отрываются друг от друга, но и противопоставляются друг другу, рассматриваются в качестве разделенных, статичных сущностей, а не «нераздельных аспектов одного сложного и постоянно меняющегося набора взаимосвязей» [45, с. 8]. Бихевиористы заняли строго определенную позицию в отношении двух гносеологических проблем. Первая проблема — это 3. Конфронтация Социологических идей 523 проблема свободы выбора или его жесткой детерминированности. Эта проблема была решена в пользу детерминизма. Вторая проблема — это необходимость знания душевных состояний индивидов для объяснения их поведения, которую бихевиористы решительно отвергают, так как считают сами эти состояния иллюзией. Интересна в этом аспекте критика бихевиоризма американским философом Э. Адамсом. И кошка может утверждать, пишет американский ученый, что «знает в библиотеке все, ибо провела там много времени и облазила каждый угол. Она знает каждый укромный уголок за книгами, все входы и выходы, звуки и запахи и т. д. Однако каждый согласится, что о библиотеке как таковой кошка знает очень мало, ибо самое важное измерение этого феномена недоступно ее познавательным способностям. Если кто-нибудь попытается рассказать ей о книгах в плане их содержания, которое не может быть воспринято в рамках ее возможностей наблюдения, она, несомненно, заключит, будто ей втолковывают, что каждая книга содержит невидимого «либеркулуса», внутреннюю книгу... и сочтет это бессмыслицей» [8, с. 4]. Разрывая индивида и общество, отрицая сам факт возможности человеческого сознания, бихевиористы не могут понять, что внешние воздействия (физические стимулы и нормы) и внутренние условия (сознание) должны быть определенным образом соотнесены друг с другом. Бихевиористская концепция Хоманса оказала существенное влияние на концепцию П. Блау. Исходным положением теории «социального обмена» Блау является то, что людям необходимы многообразные виды вознаграждений, получить которые они могут только взаимодействуя с другими людьми. Люди, пишет Блау, вступают в социальные отношения, поскольку ожидают, что будут вознаграждены, и продолжают эти отношения, потому что получают то, к чему стремятся. Вознаграждением в процессе социального взаимодействия могут быть социальное одобрение, уважение, статус и тому подобное, а также и практическая помощь. Блау учитывает и то, что отношения в процессе взаимодействия могут быть неравными. В этом случае человек, обладающий средствами для удовлетворения потребностей других людей, может использовать их для приобретения власти над ними. Это возможно при наличии четырех условий: 1) если нуждающиеся не располагают необходимыми средствами; 2) если они не могут получить их из другого источника; 3) если они не хотят получить то, в чем они нуждаются, силой; 4) если в их системе ценностей не произойдет изменений, при которых они смогут обойтись без того, что раньше им было необходимо [23, с. 118—Нр]. Блау вводит в свою теорию элементы экономического подхода. Однако экономический обмен выступает у него в качестве эпифеномена по отношению к обмену социальному. При этом с необходимостью встает вопрос о тавтологичности теории социального 524 |