История Российского государства и права Учебник (Исаев М_. Учебник" (Исаев М. А.) ("
Скачать 2.67 Mb.
|
всегда стоял очень остро! Россия при коммунистах пережила несколько пандемий голода. Даже пресловутый паек номенклатуры, та продовольственная привилегия, которую получали власть имущие в СССР, выглядит сегодня весьма и весьма скромной. Известный антисоветчик И.Б. Солоневич, сумевший бежать из сталинских лагерей на Запад, свидетельствует, что паек большевистских бонз конца 1920-х гг. едва-едва дотягивал до "продуктовой корзины" квалифицированного рабочего того времени на Западе. Однако самое красноречивое признание на этот счет принадлежит Н. Хрущеву. В своих "Мемуарах" он пишет: "Я, например, материально был обеспечен лучше, когда работал рабочим до социалистической революции, чем когда являлся секретарем Московских городского и областного комитетов партии". Принудительное объединение всего населения в потребительско-производственные коммуны. Это намерение большевикам не удалось реализовать, хотя в некоторых областях России подобные образования пытались устроить со всеми издержками казарменного быта. Немедленный приступ к полному осуществлению всеобщей трудовой повинности. Этот лозунг развивал старый тезис о нетрудящихся, которые не должны есть. Практика его реализации вылилась в репрессии против собственного населения. Дело даже не в том, что в годы военного коммунизма этот лозунг понимался буквально и в его развитие балерин, профессоров и тому подобный "нетрудовой элемент" выгоняли на улицы расчищать снег, рыть окопы, пилить дрова, разгружать вагоны и т.д. На этой почве случались забавные эпизоды. Так, предприимчивые руководители домовых комитетов и прочих советских органов, издавая распоряжения об осуществлении трудовой повинности лицами женского пола буржуазного происхождения, оговаривали возраст привлекаемых к труду. Такой психологический прием, как правило, давал необходимый результат. Дамам даже в эпоху военного коммунизма никак не хотелось признаться, что им уже за сорок. В результате, по свидетельству Н.В. Устрялова, в Москве зимой 1918 г. эти принудительные работы вызвали расцвет моды на весьма изящные фасоны спецодежды. К сожалению, на этом шутки и заканчивались. Все годы Советской власти лозунг "Нетрудящийся да не ест" означал обязанность труда в любой форме, в форме каторжного труда в советских концлагерях в том числе. Не без основания было замечено до нас, что ликвидация безработицы в СССР совпала с ростом именно "трудовых" лагерей. Кстати, все годы Советской власти уголовный закон знал репрессию за так называемое тунеядство! Неуклонный и систематический переход к общественному питанию, замене индивидуального хозяйничанья отдельных семей общим кормлением больших групп семей. К счастью, практика реализации этого пункта ленинского плана ограничивалась мерами, затрагивавшими только наиболее сознательных - самих большевиков. Необъяснимый пуританизм товарища Сталина, укрепившегося во власти к началу 1930-х гг., покончил с этим и другими чересчур радикальными начинаниями коммунистов в области брака и семьи. Полная монополизация банковского дела в руках государства и всего денежно-торгового оборота в банках. Эта в общем-то здравая мера в годы военного коммунизма оказалась бессмысленной. Во-первых, всякая торговля перешла в форму натурального обмена. Для большевиков рынок и рыночные отношения были вне закона. Во-вторых, деньги обесценились настолько, что оперировали не купюрами, а рулонами неразрезанных дензнаков. Учет и контроль, контроль и учет. Это положение Ленин будет повторять с присущей ему настырностью во всех своих работах послереволюционного периода. Дошло до того, что он начал писать о русских дураках, которым ничего поручить нельзя, другое дело евреи, а еще лучше немцы. "Да, учись у немца! - писал он в одной из своих статей, - история идет зигзагами и кружными путями. Вышло так, что именно немец воплощает теперь, наряду с зверским империализмом, начало дисциплины, организации, стройного сотрудничества на основе новейшей машинной индустрии, строжайшего учета и контроля". Получалось, что Петр I хотел переделать русских в голландцев, а Ленин - в немцев. Беда коммунистов была на самом деле в том, что зачастую учитывать и контролировать было нечего, разве что воздух. Не было и кадров для этого самого учета и контроля. Уничтожив так называемых спецов, тогда же появился термин "спецеедство", большевики, естественно, не могли управлять страной эффективно посредством пресловутого учета и контроля. Итак, мы видим, что военный коммунизм в России - это действительный опыт построения коммунистического общества согласно заветам Маркса. И все это на фоне бесчеловечной Гражданской войны. Практика социалистической революции: гражданская война. Определение гражданской войны в марксистской историографии обычно дается с позиций классового подхода. Другими словами, русские буржуи, попы и дворяне боролись с русскими же крестьянами и рабочими. Это очень упрощенный взгляд. Война потому и является гражданской, что ведется она гражданами - по разные стороны фронта стоят члены одной семьи. Гражданская война, таким образом, представляется одной из самых древних и диких форм внутриродовой распри, когда борьба ведется не за кусок земли, пастбища, кусок хлеба, такая война ведется всегда только с одной целью - полное истребление противной стороны. Это тотальная охота "за головами или скальпами". Компромиссов быть не может. Добавить можно только то, что она ведется средствами, соответствующими развитию техники уничтожения на данный период. Согласно данным русского историка С.П. Мельгунова, он опирался в своих выводах на неполные сведения Комиссии по расследованию злодеяний большевиков в период 1918 - 1919 гг., образованной генералом Деникиным, большевики за два года своей власти убили миллион семьсот тысяч ни в чем не повинных людей. Убийства носили массовый, изощренный характер. Убийствам в Советской России была подведена правовая основа, в совокупности своих норм получившая наименование политики "красного террора". Что это такое? Красный террор - это несколько декретов ВЦИК, СНК и приказов НКВД периода 1918 г. Идеологическое основание этих актов Советской власти лежит в доктрине марксизма, которая, напомним, считает диктатуру пролетариата актом тотальной гражданской войны, ничем не ограниченного насилия. Как заметил Ленин в одной из своих работ, диктатура пролетариата - это власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанное никакими законами. Поэтому суть большевистской политики в отношении террора - полная бесконтрольность за массовыми казнями со стороны каких бы то ни было органов власти. Известно, например, какую остроту приобрел конфликт между Наркоматом юстиции и ВЧК уже в самом начале политики красного террора по поводу бессудных расстрелов. Но, как это будет и потом, чекисты победили в этом споре. Однако бесконтрольность и "массовидность" террора (любимое ленинское словечко. - М.И.) не означают бессмысленность. Конечно, были и случайные жертвы от шальных пуль, явных доносов, в которых тогда некогда было разбираться. Главная цель красного террора - тотальное уничтожение всех могущих представлять угрозу режиму. Угрозу режиму представляют те, кто отказывается принимать на веру доктрину марксизма. Так, в горниле террора родилась самая одиозная квалификация политического преступления в Советской России - контрреволюционного преступления. Воистину вслед за схоластами можно воскликнуть: nomina sunt odiosa! Понятие контрреволюции, до того как оно было кодифицировано в УК РСФСР ред. 1929 г. полностью со всеми своими отдельными квалификациями, охватывало действия или бездействие лиц в любой форме, имеющих целью оказание сопротивления власти большевиков. Более того, контрреволюционными действиями считались действия, совершенные лицами до 25 октября 1917 г.! По этой квалификации любой человек, состоявший на службе, штатской или военной, при "проклятом царизме", считался контрреволюционером и мог быть расстрелян в любой момент. Контрреволюционным признавалось все сословие духовенства, подвергшееся физическому истреблению в буквальном смысле этого слова. Контрреволюционным признавалось все дворянство, контрреволюционерами считались богатые или просто зажиточные крестьяне, единственная вина которых заключалась в том, что они хотели и умели трудиться, все купечество, даже рабочие, у которых в России в основной их массе сохранялась связь если не с деревней, то с личным усадебным хозяйством. Таким, например, было хозяйство рабочих Урала и Поволжья - потомков бывших посессионных крестьян, крестьян, приписанных еще Петром к фабрикам и заводам. Эти рабочие никак не вписывались в догму Маркса о пролетарии как о владеющем только своими руками. Контрреволюционером был тот, кто, обладая мало-мальски сносным образованием, мог критически разобраться во всем том словесном потоке, который обрушили на Россию большевики. Наконец, контрреволюционером был тот, кто просто любил свою страну и не мог смириться с чудовищным ее унижением, поруганием национальных святынь и издевательством над простым национальным чувством. Среди большевиков, как когда-то верно заметил Макс Вебер, русских почти не было. В развитие понятия контрреволюционного преступления политика красного террора очень скоро пришла к еще одному институту - институту заложников. Позволим себе процитировать приказ о заложниках наркома внутренних дел Петровского: "Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников (заметим, не уточнено сколько, путь произволу открыт. - М.И.). При малейших попытках сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен приниматься безоговорочно массовый расстрел". Кто после таких строк будет нас уверять, что их писал нормальный человек, а не Монтигомо Ястребиный коготь? Особая статья - это участие иностранцев в Гражданской войне. О так называемой интервенции слышали почти все. Носила она спорадический характер, интервенты при этом преследовали свои интересы, заключавшиеся в ослаблении, а если удастся - в расчленении России. Русскому национально-освободительному движению они почти не помогали вопреки устоявшемуся в советской историографии мнению. Но вот об участии иностранцев на стороне большевиков сведений практически нет. Иностранцы в лице так называемых интернациональных частей сыграли особую роль в истории Гражданской войны. Следует отметить, что в характере красного террора скорее можно винить как раз интернационалистов. Согласно выверенным советской историографией данным, в РККА служили около четверти миллиона иностранцев [Емелин. 1986. С. 23]. Цифра эта не маленькая, поскольку численность самой РККА колебалась в разные годы и составляла в среднем около трех миллионов человек. Интернационалисты в силу ряда причин оказались самыми боеспособными частями красных, самыми морально нечувствительными, поэтому они в основном и осуществляли массовые казни. Исключительная жестокость интернациональных частей была хорошо известна. Важно при этом помнить, что психология Гражданской войны не была исчерпана с ее фактическим прекращением, можно с полным основанием утверждать, что все годы существования Советской власти Гражданская война продолжалась, приобретая порой более мирные, но от этого не менее жесткие формы. Хотелось бы привести еще одно свидетельство: информационный листок N 44 от 1918 г. Новгородского губернского управления НКВД, из которого узнаем о положении в селе Крестцы той же губернии после подавления там крестьянского бунта. От этих строк веет невыносимым готтентотским оптимизмом: "Сейчас все спокойно. Власть Советов крепка. Продовольствия нет. Население голодает". Модернизация России или перманентный кризис? Последней идеологической новацией режима в России стала борьба вокруг идеи возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране. Дело в том, что Ленин и его окружение полагали, не без оснований, что победить окончательно коммунизм в России - отсталой, только развивающейся стране - не сможет. "Империалистические хищники" задушат. Поэтому необходимо выжать из страны максимально возможных средств, бросить их в горнило классовой борьбы на Западе, раскачать ситуацию там и зажечь пламя мировой революции; что станет с Россией, ни Ленина, ни Троцкого, ни Бухарина, ни прочих в руководстве большевиков не интересовало. Вместе с тем очевидна не столько порочность самой концепции мировой революции, сколько порочность того упорства, с каким вообще шли большевики к ее достижению. Макс Вебер не без иронии как-то заметил по поводу поведения Троцкого на переговорах в Брест-Литовске: "С типично русским литературным тщеславием Троцкий желал большего и надеялся с помощью словесных боев и злоупотребления такими словами, как "мир" и "самоопределение", развязать гражданскую войну в Германии. Но при этом он был настолько плохо информирован, что не знал, что немецкая армия рекрутируется, по меньшей мере, на две трети из крестьян и еще на одну шестую из мелких буржуа, которым доставило бы истинное удовольствие дать разок по морде рабочим или всем, кто стремится устраивать такие революции (выделено мной. - М.И.)" [Вебер. 2003. С. 338]. Пожалуй, только Сталин составлял исключение в этом ряду неутомимых энтузиастов мировой революции. Нельзя, конечно, сказать, что он полностью расходился со своими товарищами по партии во взглядах. Но он отводил России роль своеобразного руководителя при построении Мировой республики. Именно этим можно объяснить его так называемый национал-большевизм и полностью инспирированное им решение XIV съезда ВКП(б) 1925 г. о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране. В некотором роде можно говорить, что великодержавный интернационализм Сталина спас Россию от полного уничтожения. Тем не менее этот своеобразный вариант великодержавия спровоцировал третью по счету за всю историю страны великую модернизацию. Нэп, который, как уверял Ленин, всерьез и надолго, не мог обеспечить требуемые темпы индустриализации и обновления всей промышленной базы - ее полного осовременивания. Поэтому в конце 1920-х гг. был взят курс на изъятие необходимых средств на индустриализацию у деревни, в связи с чем и была проведена коллективизация. Параллельно шедший процесс индустриализации потребовал от власти создания механизма принуждения к труду, поэтому стройки коммунизма практически все годы Советской власти во многом возводились рабским трудом заключенных. Не ошибемся, если скажем, что весь Крайний Север страны осваивался заключенными. Все это проходило на фоне непрекращающихся репрессий. В целом Сталину удалось создать к началу Второй мировой войны мощную промышленную базу, по уровню технологического развития соответствующую началу 1930-х гг. передовых стран Запада. Однако уже тогда отставание было существенным. Проблема усугублялась тем, что так называемая культурная революция, прошедшая в СССР в 1920 - 1930-е гг. изначально была ущербной. Вплоть до сегодняшнего дня бытует миф о якобы расцвете науки и образования в СССР. Это не так! Гуманитарное образование тогда было ниже всякой критики. Естественные науки также испытывали на себе тяжелейший идеологический гнет, ученых заставляли создавать социалистическую физику, математику и тому подобные "науки", руководствуясь указаниями Энгельса, данными им в его труде "Диалектика природы". Ученые с мировым именем должны были подлаживаться под идеи убогого материализма середины XIX в., высказанные человеком, не имевшим законченного среднего образования! Кстати, все, подчеркиваем, все руководители СССР не имели высшего образования в нормальном смысле этого слова. Парадоксальность ситуации заключалась еще и в том, что система принуждения была распространена и на сферу науки! Такое элементарное требование научного творчества, как свобода научного поиска, в СССР отсутствовало. Трудиться необходимо было в соответствии с "плановыми заданиями". Тем не менее нужда заставляла заботиться о военной сфере промышленности, в ней были достигнуты весьма впечатляющие успехи. Однако позже эти успехи были сведены на нет усилиями "прорабов перестройки". Кризис в экономике и науке, таким образом, в СССР был перманентным явлением. Ни одна из советских пятилеток вообще не была выполнена! Смерть Сталина вызвала сильнейший идеологический кризис в стране. Обычно этот кризис преподносится как очищение партии от издержек сталинизма, как критика культа личности. В действительности это тот самый случай, когда поражение выдается за победу. Проведенные Хрущевым реформы: ослабление идеологического гнета, пропаганда так называемой общенародной социалистической демократии, отказ от лозунга государства диктатуры пролетариата и многое другое на самом деле послужили началом такого кризиса советской системы власти, который, развиваясь вглубь и вширь, привел СССР к краху, сначала идеологическому, а потом уже и экономическому. Во многом концепция модернизации, принятая коммунистами на вооружение, оказалась порочной по своей методике. В основе ее, напомним, лежал плановый метод ведения хозяйства, метод этот, как считал Энгельс, мог быть с успехом перенесен с уровня отдельного предприятия на уровень целой страны. Неоспоримым преимуществом планирования тогда, как и сейчас, считали его сугубый рационализм. Планирование позволяет тратить ресурсы целенаправленно, избегая иррационального воздействия кризисов рыночного метода ведения хозяйства. Вся экономика превращена, таким образом, в идеально действующий часовой механизм - одна из любимых ленинских метафор. Исторически, кстати, первой страной, которая воспользовалась концепцией Энгельса, была Германия. Оказавшись в результате Первой мировой войны зажатой с двух сторон противником, отрезанная от внешних источников сырья, эта страна вынуждена была перейти к регулируемой экономике. Парадокс заключался в том, что в роли "Госплана" Германии в эти годы выступал Генеральный штаб германской армии! В то же время исторический опыт показал, что плановый метод ведения хозяйства годится лишь для краткосрочного периода. Страна, ставящая перед собой задачу в короткие сроки достичь определенных результатов, ничего лучше планирования не найдет. Но в долгосрочной перспективе планирование превращается в тормоз роста экономики вообще, особенно роста передовых производств, чему опыт Советского Союза есть лучшее подтверждение. Шестьдесят лет экономика СССР развивалась экстенсивно: от пятилетки к пятилетке возводились все новые и новые заводы, которые во все большем объеме производили так называемый вал. Старые заводы при этом не модернизировались. Выпуск все большего объема продукции превратился в самоцель советской экономики. Перед советским предприятием стояла только одна цель - выполнить любыми путями план выпуска продукции. Именно такая жесткая детерминанта (план - это закон, гласила догма советской идеологии) приводила к тому, что предприятия выполняли план, но на устаревшем оборудовании. Качество продукции при этом страдало, производительность труда непрерывно падала, затраты ресурсов росли. Дело доходило до того, что планировалось даже количество брака! На советских заводах вплоть до конца 1980-х гг. стояло оборудование 1930-х гг. Нередко в прессе мелькали сообщения, что на том или ином заводе продолжает функционировать оборудование дореволюционного времени! Например, на одной из московских телефонных станций стояли системы фирмы "Эриксон" 1898 г. выпуска! Эту систему заменили только перед московской Олимпиадой 1980 г. Более того, довоенное (1930-х гг.) оборудование АТС Московского кремля было заменено только в 1994 г.! В результате в СССР было очень много заводов, но крайне мало современных производств. По признанию самого Горбачева, сделанного им на одном из заседаний Политбюро ЦК КПСС, только 17% производимой в СССР продукции соответствовало мировым стандартам качества! Советская экономика планово расходовала ресурсы страны, капиталовложения, которые росли от пятилетки к пятилетке, но должного эффекта не получалось. Эта неэффективность экономики, которую, вероятно, можно было бы преодолеть грамотными экономическими мерами, тем не менее с 1960-х гг. приобрела ярко выраженную политическую направленность. В некотором роде Маркс оказался прав: неэффективная советская экономика порождала деформированное общественное сознание. Спасти положение была призвана так называемая перестройка, представлявшая собой политику беспомощного латания дыр, образовывавшихся в кипящем паровом котле. Безусловно, СССР как геополитическое и государственное образование не был обречен, отнюдь нет! Как государственный механизм при проведении жесткой и умной политики модернизации он имел все шансы на выживание. Но злой рок советской власти приобрел в последние годы существования СССР персонифицированные черты. Как система государственной власти СССР был абсолютно неуязвим перед внешним воздействием, в этом сказывалась его определенная генетическая связь с исторической русской государственной властью предшествующих периодов, но перед внутренним воздействием, особенно если оно идет из сердцевины политической системы, Союз сделать ничего не мог. К кризису в области науки, экономики и т.п. прибавился самый главный - системный кризис элиты. Помощники комбайнеров управлять государством, как и дети кухарок, не могут! § 3. Causa remota и правопорядок Перед нами очень важная и сложная в научном и практическом отношении проблема современного правопорядка России. На первый взгляд вопрос, особенно острый для современного российского государства, кажется чуть ли не крамолой. Казалось бы, какие могут быть вопросы в отношении действенности современного правопорядка, если он, этот правопорядок, имеет четко выраженные черты, определенную степень "эффективности" и, как следствие этого, реальности? Нельзя же в конце концов ставить под сомнение существование того, что существует. Но если вспомнить Гегеля, то как раз можно! |