Главная страница
Навигация по странице:

  • 1. «Формы собственности» и право собственности

  • 2. Понятие права собственности Право собственности может быть рассмотрено в объективном и субъективном смысле. В первом случае речь идет о юридическом институте

  • 3. Содержание права собственности

  • «расщепленной собственности»

  • Суханов ГП. суханов ворд. Учебник в 2 томах Ответственный редактор заслуженный деятель науки рф, доктор юридических наук, профессор Е. А. Суханов том I


    Скачать 4.08 Mb.
    НазваниеУчебник в 2 томах Ответственный редактор заслуженный деятель науки рф, доктор юридических наук, профессор Е. А. Суханов том I
    АнкорСуханов ГП
    Дата11.02.2020
    Размер4.08 Mb.
    Формат файлаdocx
    Имя файласуханов ворд.docx
    ТипУчебник
    #108060
    страница56 из 120
    1   ...   52   53   54   55   56   57   58   59   ...   120

    Глава 14. Право собственности


    § 1. Понятие и содержание права собственности. – § 2. Приобретение (возникновение) права собственности. – § 3. Прекращение права собственности. – § 4. Право частной собственности граждан. – § 5. Право частной собственности юридических лиц. – § 6. Право государственной и муниципальной (публичной) собственности.

    § 1. Понятие и содержание права собственности


    1. «Формы собственности» и право собственности

    Экономические отношения присвоения выступают в различных формах в зависимости от того, кто является их субъектом: отдельный человек, группа лиц или организованный ими коллектив, государство или общество (народ) в целом. Соответственно этому различают индивидуальное, групповое или коллективное и общественное присвоение. Эти экономические формы присвоения принято называть формами собственности. Они представляют собой экономические, а не юридические категории. Их нельзя отождествлять с правом собственности или с его разновидностями, выделяя или противопоставляя на этом основании, например, «право индивидуальной (или частной) собственности» и «право коллективной собственности».

    Участниками гражданских правоотношений, в том числе субъектами права собственности, могут быть не всякие субъекты экономических отношений присвоения. В этом качестве, в частности, не могут выступать трудовые коллективы, различные общины и тому подобные «коллективные образования», не имеющие своего обособленного имущества. Поэтому коллектив может считаться субъектом присвоения (собственности) только в экономическом, но не в гражданско-правовом смысле. Из этого видно, что субъекты юридических отношений (права собственности) и экономических отношений (присвоения) не совпадают.

    По этой же причине не может сложиться и юридических отношений «смешанной собственности», например, при создании хозяйственных обществ с государственным участием, ибо передаваемое им учредителями имущество в действительности не «смешивается», а обособляется у нового собственника – юридического лица. В силу этого акционерное общество даже со 100%-ным участием государства юридически становится частным собственником своего имущества, которое нельзя более считать объектом государственной собственности (между прочим, еще и потому, что «экономический (фактический) собственник» – государство при этом не несет никакой имущественной ответственности по долгам «своего» общества и никакого иного бремени содержания «своего» имущества).

    Имущественный оборот в рыночном хозяйстве требует принципиального равенства прав товаровладельцев как собственников имущества. Иначе говоря, возможности по использованию, отчуждению и приобретению (присвоению) имущества должны быть одинаковыми для всех товаровладельцев. В противном случае единого, нормального имущественного оборота просто не получится. Поэтому и становится необходимым принцип равенства всех форм собственности, под которым понимается равенство возможностей, предоставляемых различным субъектам присвоения.

    Этот принцип тоже носит экономический, а не юридический характер, ибо обеспечить равенство всех форм собственности в юридическом смысле просто невозможно. Так, в государственной собственности может находиться любое имущество, в том числе изъятое из оборота; государство может приобретать имущество в собственность такими способами (налоги, сборы, пошлины, реквизиция, конфискация, национализация), которых лишены граждане и юридические лица. С другой стороны, юридические лица и публично-правовые образования по общему правилу отвечают по своим долгам всем своим имуществом, а граждане – за установленными законом значительными изъятиями (п. 1 ст. 446 ГПК). Поэтому и ч. 2 ст. 8 Конституции РФ говорит о признании и равной защите, но не о равенстве различных форм собственности.

    Следовательно, существование разных «форм собственности» (т.е. экономических форм присвоения материальных благ) отнюдь не требует появления зеркально соответствующих им разных «прав собственности». При ином подходе эти «разновидности права собственности» неизбежно повлекут различия в содержании прав собственников (как это имело место ранее, когда нахождение имущества в государственной или иной форме социалистической собственности предоставляло ее субъекту неизмеримо большие возможности, чем форма личной

    собственности – гражданам), нарушая тем самым основополагающий социально-экономический принцип равенства форм собственности. Поэтому следует признать, что юридически существует одно право собственности с единым, одинаковым для всех собственников набором правомочий (содержанием), у которого могут быть лишь различные субъекты (граждане, юридические лица, государство и другие публично-правовые образования).

    В силу этого отсутствует необходимость в выделении «разновидностей права собственности» – например, отдельного права частной собственности, противопоставляемого праву публичной собственности. Право собственности граждан и юридических лиц (т.е. право частной собственности) и право государственной, а также муниципальной собственности (право публичной собственности) в соответствии со ст. 213–215 ГК различаются по субъектам и в определенной мере по объектам, но никак не по характеру и содержанию правомочий (п. 1 и 2 ст. 209 ГК)354. Поэтому провозглашение в ч. 2 ст. 8 Конституции РФ частной, публичной (государственной и муниципальной) и «иных форм собственности» имеет в виду именно экономические, а не юридические категории. Более того, текстуально воспроизведенное в п. 1 ст. 212 ГК конституционное правило о признании разных «форм собственности» находится в статье о субъектах права собственности, исчерпывающий перечень которых в п. 2 исключает и появление «иных форм собственности», кроме частной и публичной. Наконец, в абз. 1 п. 3 ст. 212 ГК говорится об особенностях приобретения, осуществления и прекращения права собственности в зависимости от его субъекта, т.е. речь прямо идет о едином праве собственности с различным субъектным составом.

    С этих позиций частная форма собственности (присвоения) и в конституционном понимании является общим, собирательным понятием для присвоения (собственности) любых частных (негосударственных, непубличных) лиц, в этом смысле противостоящим публичному или общественному присвоению (государственной и муниципальной (публичной) собственности). Понимание же частной собственности как принадлежности имущества только одному физическому лицу, и притом не всякого имущества, а прежде всего средств производства, да еще и лишь таких, которые он не в состоянии использовать сам, не прибегая к найму рабочей силы (заведомо отождествляемому с эксплуатацией трудящихся), основано на идеологических (политэкономических) догмах и не имеет сейчас ни юридического, ни практического смысла. Законодательное признание и нормальное, а не политэкономическое понимание частной собственности способно не только оградить имущественные интересы граждан и юридических лиц от произвольного вмешательства публичной власти, но и стать достаточно эффективным средством формирования подлинного, независимого от государства гражданского общества, в условиях которого только и может существовать нормальное рыночное хозяйство.

    Не менее очевидным теперь становится и то, что никаких «иных форм собственности», кроме частной и публичной, в действительности не существует. Встречающиеся иногда попытки выделения на этой основе каких-то особых форм «коллективной», «общинной» или «смешанной собственности» и соответствующих им особых «прав собственности» не могут иметь ни юридического (гражданско-правового), ни просто логического смысла, ибо субъектами соответствующих имущественных отношений на самом деле всегда являются либо отдельные граждане, либо созданные ими организации-собственники (юридические лица), что вполне укладывается в рамки обычного понимания частной собственности355. В связи с этим признание возможности появления «иных форм собственности», кроме частной и публичной, следует считать результатом недоразумения, основанного на идеологизированной, политэкономической трактовке частной собственности356.

    2. Понятие права собственности

    Право собственности может быть рассмотрено в объективном и субъективном смысле. В первом случае речь идет о юридическом институте – совокупности правовых норм, значительная часть которых, имея гражданско-правовую природу, входит в подотрасль вещного права.

    Однако в институт права собственности включаются не только гражданско-правовые нормы. Он охватывает все нормы права, закрепляющие (признающие), регулирующие и защищающие принадлежность вещей конкретным лицам. К ним, следовательно, относятся не только соответствующие нормы гражданского права, но и определенные предписания конституционного и административно-правового характера, и даже некоторые уголовно-правовые правила, устанавливающие принадлежность имущества определенным лицам, закрепляющие за ними известные возможности его использования и предусматривающие юридические способы охраны прав и интересов собственников.

    Иначе говоря, право собственности в объективном смысле представляет собой не гражданско-правовой, а комплексный (многоотраслевой) институт права, в котором, однако, преобладающее место занимают гражданско-правовые нормы. Эти последние в совокупности

    что «нам пришлось установить то, чего нет ни в каком буржуазном кодексе, что собственность бывает троякая: собственность государственная, кооперативная и частная» (цит. по: Новицкая Т.Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 г. М., 2002. С. 71). Это положение ст. 52 ГК РСФСР 1922 г. было затем «развито» в нормах ГК РСФСР 1964 г., предусмотревшего уже четыре «формы собственности»: социалистическую собственность в виде государственной, колхозно-кооперативной собственности и собственности профсоюзных и иных общественных организаций, а также личную собственность. При этом все они имели существенно различный правовой, в том числе гражданско-правовой, режим, т.е. юридический, а не только политэкономический смысл.

    Апофеозом этого процесса стало закрепление в Законе «О собственности в СССР» 1990 г. более 10 различных «форм собственности», причем в п. 3 ст. 4 было разрешено устанавливать законодательными актами союзных и автономных республик еще и «иные, не предусмотренные этим законом формы собственности». Однако одновременно он же провозгласил и «равенство всех форм собственности», устранив различия их прежних правовых режимов, в результате чего и различие всех «форм собственности» утратило юридическое значение. Поэтому уже в ст. 44 и 45 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. было закреплено одно единое право собственности с различным субъектным составом (из чего теперь по сути исходит и ст. 212 ГК РФ 1994 г.).

    В связи с этим лишь недоумение вызывает упорное воспроизведение и отстаивание в ряде современных работ, в том числе, к сожалению, и учебных, отживших представлений и подходов, не соответствующих нынешним социально-экономическим реалиям.

    охватываются понятием права собственности как гражданско-правового института, входящего в общую, единую систему гражданскоправовых норм.

    В субъективном смысле право собственности, как и всякое субъективное право, есть возможность определенного поведения, дозволенного законом управомоченному лицу. С этой точки зрения оно представляет собой наиболее широкое по содержанию вещное право, которое дает возможность своему обладателю – собственнику и только ему определять характер и направления использования принадлежащих ему вещей, осуществляя над ними полное хозяйственное господство и устраняя или допуская других лиц к их использованию.

    Вместе с тем в отношениях собственности, как уже отмечалось, тесно переплетаются две их стороны: «благо» обладания имуществом и получения доходов от его использования и «бремя» несения связанных с этим расходов, издержек и риска. Поэтому ст. 210 ГК специально подчеркивает необходимость для собственника нести бремя содержания своего имущества, если только законом или договором это бремя или его часть не возложены на иное лицо (например, охрана сданного внаем имущества – на нанимателя, управление имуществом банкрота – на конкурсного управляющего и т.д.).

    Собственник несет также риск случайной гибели или порчи своего имущества, т.е. его утраты или повреждения при отсутствии чьей-либо вины в этом (ст. 211 ГК). По сути этот риск также составляет часть указанного выше бремени собственника. Перенос риска случайной гибели или порчи имущества на других лиц возможен по договору собственника с ними (например, по условиям конкретного арендного договора или по договору страхования), а также в силу указания закона (в частности, такой риск может нести опекун как доверительный управляющий имуществом собственника-подопечного).

    Таким образом, можно сказать, что право собственности как субъективное гражданское право есть закрепленная законом возможность лица по своему усмотрению владеть, пользоваться и распоряжаться принадлежащим ему имуществом, одновременно принимая на себя бремя и риск его содержания.

    3. Содержание права собственности

    В п. 1 ст. 209 ГК правомочия собственника раскрываются с помощью традиционной для русского гражданского права «триады» правомочий:

    • владения;

    • пользования;

    • распоряжения357.

    Под правомочием владения понимается основанная на законе (т.е. юридически обеспеченная) возможность иметь у себя данное имущество, содержать его в своем хозяйстве (фактически обладать им, числить на своем балансе и т.п.). Правомочие пользования представляет собой основанную на законе возможность эксплуатации, хозяйственного или иного использования имущества путем извлечения из него полезных свойств, его потребления. Оно тесно связано с правомочием владения, ибо в большинстве случаев можно пользоваться имуществом, только фактически владея им. Правомочие распоряжения означает аналогичную возможность определения юридической судьбы имущества путем изменения его принадлежности, состояния или назначения (отчуждение по договору, передача по наследству, уничтожение и т.д.).

    В своей совокупности названные правомочия исчерпывают все предоставленные собственнику возможности. Неоднократно предпринимавшиеся попытки дополнить эту «триаду» другими правомочиями, например правомочием управления, оказались безуспешными. При более тщательном рассмотрении такие «правомочия» оказываются не самостоятельными возможностями, предоставляемыми собственнику, а лишь способами реализации уже имеющихся у него правомочий, т.е. формами осуществления субъективного права собственности.

    У собственника одновременно концентрируются все три указанных правомочия. Но порознь, а иногда и все вместе они могут принадлежать и не собственнику, а иному законному владельцу имущества, например доверительному управляющему или арендатору. Следовательно, сама по себе «триада» правомочий еще недостаточна для характеристики прав собственника.

    Во-первых, важная особенность правомочий собственника заключается в том, что они позволяют ему исключать, устранять всех других лиц от какого-либо воздействия на принадлежащее ему имущество, если на то нет его воли. В отличие от этого правомочия иного законного владельца, даже одноименные с правомочиями собственника, не только не исключают прав на то же имущество самого собственника, но и возникают обычно по воле последнего и в предусмотренных им пределах, например, по договорам аренды или доверительного управления его имуществом.

    Во-вторых, признание за собственником «триады» правомочий само по себе не свидетельствует о широте содержания предоставленных ему возможностей. Так, в соответствии с российским законодательством частный собственник не вправе использовать предоставленный ему земельный участок не по целевому назначению (ст. 42 ЗК) или отчуждать его лицам, которые не смогут обеспечить продолжение такого использования (например, для сельскохозяйственного производства). При несоблюдении экологических требований и нерациональном землепользовании он рискует вообще лишиться своего участка земли. Строго целевое назначение имеют также жилые помещения – жилые дома, квартиры и т.д., использование которых в иных целях, в частности для размещения различных контор (офисов), складов, производств и т.д., хотя бы и по воле или с согласия их собственника, допускается только после перевода этих помещений в нежилые в установленном законом порядке (п. 2 и 3 ст. 288 ГК; ст. 17, 22–24 ЖК). Установление целевого назначения для названных объектов недвижимости и связанное с этим ограничение возможностей их собственников служат обеспечению публичных интересов.

    При этом собственник вовсе не лишается своих правомочий. Речь идет об установлении законом определенных границ содержания самого права собственности, которое не может быть беспредельным. Вместе с тем в конкретных ситуациях следует исходить из того предположения (презумпции), что собственник действует в границах своего права, а тот, кто ссылается на их нарушение собственником, должен доказать наличие соответствующих ограничений и выход собственника за их пределы.

    Возможны и ограничения (пределы) осуществления права собственности, предусмотренные законом или договором. Так, права приобретателя (собственника) недвижимого имущества (плательщика ренты) по договору пожизненного содержания с иждивением (ст. 601 ГК) исключают для него возможность отчуждать или иным образом распоряжаться приобретенным в собственность имуществом без согласия своего контрагента (получателя ренты). Это служит одной из гарантий интересов последнего на случай прекращения обязательства из-за серьезного нарушения своих обязанностей плательщиком ренты (ст. 604, 605 ГК). В такой же ситуации находится и залогодатель, остающийся собственником отданной в залог вещи, но по общему правилу лишенный возможности распоряжаться ею без согласия залогодержателя (п. 2 ст. 346 ГК).

    Таким образом, сведение права собственности к абстрактной «триаде» правомочий владения, пользования и распоряжения отнюдь не всегда характеризует реальное содержание предоставляемых собственнику возможностей. Дело, следовательно, заключается не в количестве и не в названии правомочий, а в той мере реальной юридической власти над своим имуществом, которая предоставляется и гарантируется собственнику действующим правопорядком. Так, ГК РСФСР 1964 г. в ст. 92 формально наделял одинаковыми правомочиями владения, пользования и распоряжения всех собственников, хотя по своему характеру и возможностям осуществления правомочия государства-собственника не шли ни в какое сравнение с правомочиями «личных собственников» – граждан, подвергнутыми многочисленным ограничениям.

    С этой точки зрения главное, что характеризует правомочия собственника в российском гражданском праве, – это возможность осуществлять их по своему усмотрению (п. 2 ст. 209 ГК), т.е. самому решать, что делать с принадлежащим имуществом, руководствуясь исключительно собственными интересами, совершая в отношении этого имущества любые действия, не противоречащие, однако, закону и иным правовым актам и не нарушающие прав и законных интересов других лиц. В этом-то и состоит существо юридической власти собственника над своей вещью.

    Не случайно и дореволюционное российское законодательство не сводило содержание прав собственника к известной «триаде» правомочий. Статья 420 т. Х ч. 1 Свода законов говорила о власти собственника «исключительно и независимо от лица постороннего» владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом, а ст. 755 проекта Гражданского уложения – о «праве полного и исключительного господства лица над имуществом, насколько это право не ограничено законом и правами других лиц». Указание на «исключительность и независимость» или «полноту» прав собственника по вполне понятным причинам исчезло в гражданских кодексах советского периода (начиная со ст. 58 ГК РСФСР 1922 г.), ограничившихся воспроизведением классической «триады». Это положение и породило многолетнюю дискуссию о том, исчерпываются ли данной «триадой» правомочия собственника, а также указания в теоретической литературе на то, что эти правомочия собственник осуществляет «своей властью и в своем интересе», «по своему усмотрению», «независимо от других лиц» и т.п.

    В настоящее время во всех развитых правопорядках общепризнано наличие существенных ограничений права собственности, которые повсеместно так или иначе включаются в законодательное определение самого этого права358. В этом русле следует и отечественное законодательство: ГК РФ 1994 г. не вернулся к дореволюционным формулировкам, а прямо указал на такие ограничения в п. 2 ст. 209. Многочисленные ограничения и обязанности, особенно в отношении использования различных объектов недвижимости, предусматриваются и в актах публичного права. Вместе с тем право собственности не утратило характера наиболее широкого по содержанию вещного права.

    4. Проблема «доверительной» и «расщепленной» собственности

    Собственник вправе допускать других лиц к использованию принадлежащих ему вещей, в том числе передавая им полностью или частично свои правомочия в отношении своего имущества, но оставаясь при этом его собственником (п. 2 ст. 209 ГК). На этом основана предусмотренная п. 4 ст. 209 ГК возможность собственника передать свое имущество в доверительное управление другому лицу, что не влечет перехода к доверительному управляющему права собственности на переданное ему имущество (п. 1 ст. 1012 ГК). Институт доверительного управления, предусмотренный ГК, не имеет ничего общего с институтом «доверительной собственности» (траста), который пытались внедрить в отечественное гражданское законодательство под влиянием совершенно чуждых ему англо-американских подходов359. При доверительном управлении управляющий использует чужое имущество, не становясь его собственником и не в своих интересах, а в интересах собственника или иных выгодоприобретателей (ст. 1012 ГК). Доверительное управление имуществом – институт обязательственного, а не вещного права360.

    В отличие от этого англо-американский траст (trust – доверие) – сложная система отношений, при которой учредитель траста – собственник (settlor) наделяет своими правами управляющего (trustee), который, выступая в имущественном обороте в роли собственника, должен отдавать полученный доход выгодоприобретателю (beneficiary), действуя не в своих, а в его интересах361. При этом «правами собственности» в отношении переданного в траст имущества обладает каждый из названных участников отношений траста: управляющий (трасти) становится таковым по «общему праву» (common law), а выгодоприобретатель (бенефициар) – по «праву справедливости» (law of equity). За учредителем траста остается право на его изменение или отмену; за управляющим признается право управления и распоряжения переданным в траст имуществом, включая возможность его отчуждения; бенефициар же приобретает право на получение доходов от управления таким имуществом. В результате получается, что ни один из участников отношений траста не является «полным собственником» в европейском понимании, но каждый из них имеет у себя некую «часть» правомочий собственника, а «право собственности» как бы «расщепляется» между несколькими субъектами и потому невозможно сказать, в чьей же собственности находится переданное в траст имущество.

    В действительности же «расщепление» состоит в том, что «траст» оформляет разные права нескольких лиц на одну и ту же вещь по «общему праву» и по «праву справедливости». При этом надо иметь в виду, что в англо-американской правовой системе отсутствует привычная для европейского права категория единого, «полного» права собственности на вещи, а имеются различные «права собственности» на имущество. Они различаются в отношении недвижимости (property rights, состоящие главным образом из различных «титулов» – estate) и движимых вещей (ownership, состоящая из «связки» различных правомочий – bundl of rights), а также по «общему праву» и «по праву справедливости», в целом представляя собой весьма сложную систему, уходящую корнями в английское феодальное право. Поэтому здесь отсутствуют понятия и различия вещных и обязательственных прав, а «права собственности» (т.е. имущественные права в европейском понимании) можно иметь в отношении любых видов имущества, в том числе других имущественных («обязательственных») прав и результатов творческой деятельности362. «Траст» же с этой точки зрения не столько «расщепляет», сколько «соединяет» различные по юридической природе правомочия.

    В отличие от этого одним из основных постулатов европейского континентального правопорядка является невозможность установления двух прав собственности на одно и то же имущество. Право собственности в его континентальном, в том числе российском, понимании невозможно «расщепить»: оно либо полностью сохраняется за собственником, либо полностью утрачивается им. При всяком ином подходе возникает неразрешимая коллизия прав собственников, каждый из которых желает распорядиться своим имуществом по своему усмотрению. Поэтому наделение собственником других лиц частью или даже всеми своими правомочиями, в том числе путем «передачи» их на определенный срок управляющему, само по себе не ведет к утрате им права собственности хотя бы только потому, что оно не исчерпывается этими правомочиями (в данном случае их «триадой»). Такая передача в действительности представляет собой способ осуществления правомочий собственника, а не способ отчуждения принадлежащих ему прав или имущества.

    В практическом же плане заимствование института траста в отсутствие «права справедливости» и выработанной многовековой практикой системы прецедентов привело бы к полной бесконтрольности управляющего в его отношениях с собственником – учредителем траста, в том числе выступающим в роли выгодоприобретателя. Очевидно, что для не обладающего необходимой компетентностью собственника, вступающего в данные отношения с целью передачи своего имущества или его части в управление профессиональному предпринимателю, обязанности управляющего по периодическому предоставлению отчетов или даже по «добросовестному ведению дел» не дают никаких серьезных гарантий соблюдения его имущественных интересов. Ясно, какими негативными последствиями для экономики могло бы обернуться у нас широкое распространение траста, задумывавшегося для более эффективного управления государственным и муниципальным имуществом путем передачи его частным управляющим.

    Вместе с тем неудачные попытки ввести в отечественный правопорядок институт траста стали лишь одним из постоянно предлагающихся путей закрепления в нем в той или иной форме конструкции «расщепленной собственности». В советский период они были связаны главным образом с «радикальными» предложениями считать государственные предприятия «собственниками» закрепленного за ними имущества, одновременно сохраняя на него в том или ином отношении и право собст-

    венности государства. Тем самым предполагалось повысить эффективность деятельности предприятий, сдерживаемой ограниченным вещным правом «оперативного управления» (или его последующими аналогами)363. Однако экономически это привело бы к неизбежному конфликту интересов двух «собственников» (разрешающемуся в пользу фактически наиболее сильного из них), а юридически – к «разгосударствлению» этого имущества, противоречившему тогдашним политико-идеологическим представлениям. Поэтому и действующий российский закон рассматривает правомочия государственных и муниципальных предприятий на закрепленное за ними имущество как ограниченное вещное право. В настоящее время идею «расщепленной собственности» иногда пытаются использовать для объяснения института доверительного управления (несмотря на то что он даже терминологически не использует категорию «доверительной собственности»).
    1   ...   52   53   54   55   56   57   58   59   ...   120


    написать администратору сайта