Дифференциальная психология. Учебное пособие оглавление
 Скачать 1.43 Mb.
|
|
ГЛАВА 11 ЧЕЛОВЕК И ДРУГИЕ ЛЮДИ Ориентации личности и стратегии общения Многообразие человеческой индивидуальности выражается не только в профессиональной деятельности, но и в общении с другими людьми ‑ реальном и гипотетическом, повседневном и конфликтном. По мнению К.Хорни, человек уже с детства вырабатывает три основные стратегии, личностные ориентации по отношению к другим людям, которых и придерживается впоследствии: это движение к людям, при котором главным является любовь со стороны других, а все остальные цели подчинены желанию ее заслужить; это движение против людей, при котором господствует «философия джунглей»: жизнь есть непрекращающаяся борьба за существование, в том числе и с другими людьми; и, наконец, движение от людей, характеризующееся потребностью в независимости и неприкосновенности, отвращающей от всякого проявления борьбы, но одновременно препятствующей адаптации человека (19). В современной социальной психологии стратегии взаимодействия чаще выделяют, опираясь на мотивы, которые побуждают к общению, среди которых в организации повседневных контактов выделяют следующие: 1. Кооперация (мотив максимизации общего выигрыша). 2. Индивидуализм (мотив максимизации собственного выигрыша). 3. Конкуренция (мотив максимизации относительного выигрыша). 4. Альтруизм (мотив максимизации выигрыша другого). 5. Агрессия (мотив минимизации выигрыша другого). 6. Равенство (мотив минимизации различий в выигрышах). Эти стратегии задают направление общения и приблизительно указывают его результат; для целей общения благоприятно, если мотивы его участников дополняют друг друга, а наименее выигрышными оказываются стратегии индивидуализма и агрессии (4). В ситуации конфликта мотивы его участников определяют специфические стратегии поведения, также приводящие к различным результатам. Наиболее популярной в этой области знания является классификация К.Томаса, выделившего пять способов поведения в конфликте, такие, как соревнование, сотрудничество, компромисс, избегание и приспособление, различающиеся мерой соотношения своих и чужих (коллективных) интересов (4). Избегание конфликта отмечается в том случае, когда человек стремится уйти от конфликта, минимизируя выигрыш другого ценой собственных потерь («Пусть не достанется никому!» ‑ это девиз человека избегающего). Противоборство ‑ это стратегия «перетягивания каната», при которой любой выигрыш кажется недостаточным, а участники испытывают азарт от достижения побед, даже если эти победы уже избыточны и нецелесообразны. Уступчивость ‑ это готовность отказываться от любых притязаний ради достижения цели партнером, это саморазрушительная стратегия жертвенности. Сотрудничество ‑ стратегия, позволяющая реализовать либо мотив конкуренции, либо мотив кооперации как наиболее типичные для социального поведения человека. Наконец, компромисс (тактическая уступка ради стратегического выигрыша) считается наиболее продуктивной стратегией, потому что, в отличие от уже перечисленных, приводит к хорошему самочувствию участников конфликта и нередко способствует улучшению их дальнейших отношений. Вместе с тем она наиболее трудна в осуществлении. Таблица 24 Стратегии конфликтного поведения по К.Томасу
Стиль общения в структуре индивидуальности В отечественной психологии, наряду с ориентациями и стратегиями, многие исследователи говорят также и о тех способах, которые помогают человеку их реализовать, иначе говоря, о стилях общения (9, 12). Инициатором изучения индивидуального стиля общения (который также называют «стилем межличностного взаимодействия» с партнером, «стилем межличностных отношений») в отечественной науке был B.C.Мерлин, который рассматривал его как частный случай стиля деятельности. Первоначально автор теории интегральной индивидуальности определил это понятие как целостную систему операций, приемов и способов (высказываний или соответствующих их значению действий), создающих межличностные отношения (12). При этом он выделял среди операций не только способы и средства общения, но и цель установления вида межличностных отношений. В современных исследованиях, склоняющихся к пониманию стилевых проявлений не только как процессуальных, но и как содержательных, в структуру стиля тоже включают смысловые составляющие и акцентируют внимание на мотивационной стороне общения ‑ не только «как?», но и «зачем?». Стиль общения определяется как результат образования устойчивых привычных связей между доминирующими потребностями, целями, ценностями и способами общения, как психологическое качество, формирующееся в результате взаимодействия с другими людьми и представляющее собой устойчивый способ реализации мотивов. Подобно структуре индивидуальности в целом, стиль общения включает в себя содержательную и формальную составляющие. Первая состоит из мотивов, ценностей, потребностей и целей общения. Вторая описывается поведенческими, инструментальными особенностями общения, такими, как средства, способы, приемы. К настоящему моменту, однако, структуру стиля общения нельзя считать достаточно изученной (т.е. дающей систему различных сочетаний мотивов и средств общения). В попытках систематизировать данные об индивидуальных стилях общения некоторые авторы считают целесообразным, во-первых, разграничить стили делового, ролевого (профессионального) и межличностного общения, в связи с различием их целей, формы и содержания, а, во-вторых, в рамках каждого из них выделить коммуникативный, интерактивный и социально-перцептивный стили общения (9, 11, 12). Повседневное общение всегда конкретно, поэтому не случайно в психологии больше известно о тех способах общения, которые возникают между людьми, занимающими различные ступени социальной иерархии, внутри семьи, а также в рамках профессиональной деятельности. Остановимся кратко на стилях руководства (лидерства), педагогического общения и родительского воспитания. Стили лидерства Понятие стиль лидерства (руководства) было введено Куртом Левином и его сотрудниками Р.Липпиттом и Р.Уайтом, которые предложили в качестве главного признака стиля рассматривать способ принятия решения, на основании чего ими были выделены автократический, демократический и свободный стили (4, 9, 11, 12). Лидерство-подчинение пронизывает все области формального и неформального общения, приобретая, как и все общение, индивидуально-вариативные формы, поэтому необходимо кратко на этом явлении остановиться. Автократический (авторитарный, директивный) стиль примечателен тем, что руководитель собирает информацию и принимает решение самостоятельно, сам оценивает положение дел в группе или организации и взаимодействует с подчиненными в основном посредством ясных, четких и конкретных приказов-указаний, не испытывая потребности в обратной связи и не допуская ее. Средствами воздействия являются санкции со стороны лидера, определяемые им единолично. Только руководитель в подобной ситуации обладает полной информацией, имеет общий план действий, может постоянно контролировать своих подчиненных. Однако сильной стороной подобной системы руководства является четкое ограничение ответственности каждого члена группы или организации, который может укрыться за своей должностью и не обязан проявлять личную инициативу, высокая оперативность, возможность сохранения секретности. Демократический (кооперативный, недирективный) стиль руководства имеет другие особенности. В этом случае решение принимается сообща, в результате групповой дискуссии, лидер узнает мнение подчиненных и принимает его во внимание, постоянно поддерживая обратную связь в группе, он позволяет вносить коррективы и замечания в свою работу. Взаимодействие обеспечивается не четким разделением труда, как это происходит в случае авторитарного управления, а посредством существования общей для всех членов группы цели, причем каждый осведомлен не только о своем, но и о соседних участках деятельности. Демократический лидер контролирует результат, а не процесс, и поощряет все способы самоконтроля группы, причем, как правило, он обладает высокой социальной компетентностью. Однако не следует считать, что кооперативная модель руководства, основанная на демократических ценностях, лишена недостатков. Налаживание подобного управления требует значительного времени, и оно непригодно, если решение требуется принимать быстро. Кроме того, в условиях постоянного обсуждения невозможно сохранение секретной информации. И, наконец, третий стиль лидерства, свободный (попустительский, либеральный, laissez-faire) состоит, по сути, в отсутствии руководства со стороны лидера, основные жизненные интересы которого лежат вне сферы группового взаимодействия. В этом случае решение принимается формально демократически, но ответственность в случае неудачи возлагается на «козла отпущения», следуя вполне авторитарным принципам в их худшем воплощении. Свободное управление ‑ неустойчивое состояние группы, которое обычно заканчивается приходом автократического лидера или распадом группы. Очевидно, что каждый стиль лидерства имеет свои сильные и слабые стороны, включая свободный, при котором создаются условия для естественной групповой динамики и прихода настоящего неформального лидера. Проведенное под руководством Курта Левина исследование показало, что демократический стиль имеет наибольшие субъективные преимущества, выражающиеся в стремлении к творчеству, высокой удовлетворенности, благоприятном психологическом климате в группе. Однако показатели производительности труда (работа проводилась в производственных коллективах) были наивысшими в условиях автократического лидерства, несколько ниже при демократическом руководстве и самыми низкими при свободном стиле. Таким образом, стиль лидерства в основном отражает цели существования группы, которым подчинены используемые средства, и предъявляет соответствующие требования к индивидуальности руководителя. В последнее время, наряду с выделяемыми К.Левином стилями, говорят и о двух других: сосредоточенном на поставленной задаче («функциональном» стиле) и сосредоточенном на взаимоотношениях в группе («аффективном» стиле). Исследования показывают, что «функциональный» стиль более эффективен в крайних, благоприятных или неблагоприятных для группы условиях жизни, в то время как «аффективный» стиль более пригоден в промежуточных ситуациях. Стили педагогического общения Одним из распространенных вариантов «вертикального» является педагогическое общение во всех его формах, включая психотерапевтические и тренинговые группы, особенностью которого является тот факт, что лидер обладает информацией и в силу этого особыми социальными санкциями по отношению к другим членам группы (8, 11, 12, 14). Педагогическое общение всегда присутствует при передаче опыта (знаний, умений, навыков, общечеловеческой культуры, национальных ценностей и т.д.) одним человеком другому; оно включено в любое профессиональное общение, и поэтому педагогические стили иногда уподобляют уже описанным нами стилям руководства. Обнаружена связь между предпочтением педагогического стиля и Я-концепцией человека: так, автократический стиль чаще присущ людям, не принимающим и не знающим себя, характеризуется закрытостью для критики, обидчивостью, эмоциональной ригидностью. И напротив, педагоги, придерживающиеся демократического стиля, как правило, обладают позитивной Я-концепцией, открыты и дружелюбны, способны выдержать критику, обладают самоиронией и готовы к самоизменению (3). Учебное заведение, построенное на использовании автократического стиля, имеет признаки «школы-фабрики», а учебное заведение демократической направленности обладает признаками «школы-семьи», однако до сих пор не удалось установить однозначно преимуществ какой-либо из педагогических систем: в «школах-фабриках», как правило, выше успеваемость, а в «школах-семьях» ниже тревожность учащихся и лучше микроклимат. Говоря о целях педагогического общения, отечественный исследователь А.Б.Орлов использует термин «личностная центрация учителя», которая, по его мнению, является системообразующей характеристикой деятельности педагога, определяя все многообразие ее проявлений: педагогический стиль, отношение, социальную перцепцию (14). Таким образом, педагогическая деятельность здесь также описывается начиная с духовно-мировоззренческого компонента. Орлов выделяет семь основных центраций, каждая из которых может доминировать в педагогической деятельности: эгоистическая (на интересах своего «Я»), бюрократическая (на администрации, руководстве), конфликтная (на интересах коллег), авторитетная (на родителях, учащихся), познавательная (на требованиях обучения и воспитания), альтруистическая (на потребностях учащихся), гуманистическая (на проявлениях своей сущности и сущности других людей ‑ администратора, коллег, родителей, учащихся). Именно центрация, согласно Орлову, определяет способ и успешность наставнической деятельности. Другие отечественные исследователи, признавая важность ориентации, больше сосредоточиваются, однако, на используемых в преподавании средствах (11). Так, А.К.Маркова и А.Я.Никонова считают, что в основе педагогического стиля лежат его содержательные характеристики (преимущественно ориентация педагога на процесс или результат своего труда, развертывание им ориентационного и контрольно-оценочного этапов в своем труде, методичность и импровизационность), динамические характеристики (гибкость, устойчивость, переключаемость) и результативность (уровень знаний и навыков учения у обучаемых, их интерес к предмету). В процессе формирования индивидуального стиля педагога, как показали исследования авторов, содержательные характеристики стиля могут изменяться, однако изменение динамических характеристик, т.е. взаимопереход эмоциональности и рассудительности не обнаруживается. Это вполне отвечает рассмотрению различных уровней индивидуальности как носителей изменчивости или устойчивости. Маркова и Никонова выделили четыре педагогических стиля: эмоционально-импровизационный, эмоционально-методичный, рассуждающе-импровизационный и рассуждающе-методичный. Эмоциональность предполагает поддержание хорошего контакта с учениками, вовлеченность педагога в совместную деятельность, экстравертированность. Рассуждающие стили обращаются больше к осознанию, чем к мотивации, и следуют логике предмета без отклонений. Импровизация в преподавании допускает слабую домашнюю подготовленность преподавателя, однако занятия оказываются очень зависимыми от ситуативных переменных, таких, как вдохновение педагога. А методичность обеспечивает устойчивость и планомерность обучения, построенного на хорошо проработанной программе, в результате чего педагог уподобляется «обучающей машине» и может не привносить ничего субъективного в читаемый курс, а качество обучения не опускается ниже определенной планки, чего нельзя сказать о стилях импровизационных. Таким образом, преподавание также обладает значительной межиндивидуальной вариативностью, благодаря чему каждый может выработать для себя адекватный способ деятельности. Таблица 25 Стили родительского воспитания (по 7)
Стили родительского воспитания Стиль родительского воспитания сочетает в себе особенности лидерства и педагогического общения, но его наиболее существенными элементами являются эмоциональное отношение и уровень контроля за поведением детей (7). Диана Бомринд выделила три основных стиля, к которым впоследствии был добавлен четвертый, однако родительский стиль чаще анализируют в контексте его последствий для личности детей, а не в связи с особенностями самого родителя. В отечественной психологии А.Е.Личко (мы останавливались на этом в главе 5) связывал искажения родительского стиля с вероятностью появления акцентуаций характера у подростков, но при этом вопрос о субъекте этих стилей также остается недостаточно изученным. Таким образом, хотя стиль общения и межличностных отношений рассматривается в контексте деятельности, подчинен ее логике, благодаря ей возникает и функционирует, однако вместе с тем он опирается на ценностные ориентации и устойчивые индивидные качества человека. Социально значимая деятельность и ее вариации В рамках общей активности, обращенной на преобразование природной и культурной среды, у человека особо выделяется деятельность, направленная на взаимодействие с людьми ‑ социально значимая деятельность. В отличие от общения, сопровождающего предметную и профессиональную деятельность человека, это явление порождает социально значимый продукт. Строго говоря, в современном обществе любая активность человека небезразлична для окружающих: даже если он занят, на первый взгляд, мирным трудом фармацевта, вовсе не одно и то же, продает ли он витамины или транквилизаторы. Однако в этом случае последствия деятельности человека отдаляются от операций, которые он осуществляет в повседневной жизни. Но можно выделить и такие виды поступков, которые оказывают свое воздействие на общество непосредственно: например, донор сдает кровь для спасения чьей-то жизни или хулиган разбивает витрину магазина. В психологии условились социально значимыми называть поступки именно подобного рода. Социально значимыми объектами являются отдельные люди, семья, группа, государство (10, 13, 16). Остановимся на вариативности человеческого поведения по критерию асоциальности-просоциальности. Асоциальным называется поведение, направленное на разрушение или нанесение вреда существующим социальным системам (будь то отдельный человек, семья, группа людей или государственный строй). Таким образом, и суицид, и развод, и революция могут быть подведены под это основание. Просоциальное поведение, напротив, служит сохранению и укреплению существующих социальных систем (это женитьба, защита отечества, работа добровольцами). И то, и другое относится к социально значимой деятельности и противопоставляется ипсоцентрическому поведению как направленному на самосохранение и саморазвитие. Польский исследователь Ян Рейковский выделил 6 уровней социально значимой деятельности (16). 1. Альтруистическое поведение предполагает безраздельную самоотдачу, самопожертвование, отказ от собственных интересов в пользу других людей. 2. Помогающее поведение означает учет потребностей и проблем другого человека и содействие их успешному разрешению, причем сложности других могут несколько оттеснить собственные интересы субъекта. 3. Кооперативное поведение сочетает в себе соблюдение собственных и чужих интересов ко взаимной пользе. 4. Ипсоцентрическое поведение имеет целью самосохранение, при этом оставаясь безразличным к социальному окружению ‑ не принося пользы, но и без ущерба для других. Ипсоцентрическому поведению, как правило, сопутствует социальная и эмоциональная изоляция, и в качестве жизненной стратегии оно встречается редко. 5. Эгоистическое поведение, как это следует из названия, отмечается в тех случаях, когда человек стремится соблюдать преимущественно свои интересы, отвергая или ущемляя интересы других. 6. И, наконец, в тех случаях, когда субъект использует других как средства достижения собственных целей и задач, говорят об эксплуатирующем поведении. Классификация Рейковского основана на смещении равновесия между полюсами «Я» и «Другие», которое и приводит к появлению социально значимой окраски поведения: оно становится либо просоциальным (к которому можно отнести первые три типа), либо асоциальным (подобно двум последним). Отметим попутно, что «Я» и «Другие» у Рейковского определяются как изначально противопоставленные, согласуясь с уже приводимыми взглядами М.С.Неймарк, выделявшей три основные ориентации человека: на предмет, на другого и на себя. Исследования в этой области, как ни странно, чаще открывают ситуативные, чем диспозициональные, переменные просоциального поведения, и набора личностных черт, способствующих альтруистическому поведению, не обнаружено. Некоторые исследования показали, что мужчины по сравнению с женщинами чаще оказывались донорами и реципиентами помощи, однако и эти данные, как правило, не обнаруживали своей устойчивости по отношению к ситуационному контексту (10). Вариативность отклоняющегося и асоциального поведения В отличие от проявлений просоциальных, асоциальные наклонности изучены весьма основательно (что неудивительно, так как этот предмет обладает большей социальной актуальностью) (10). Одну из первых в типологии личности попыток связать психические особенности человека с асоциальными (точнее, преступными) проявлениями предпринял Ч.Ломброзо. (Ч.Ломброзо выделил 1) прирожденных преступников, 2) душевно больных преступников, 3) преступников по страсти, 4) случайных преступников. Прирожденный преступник определялся Ч.Ломброзо как скрытый психопат, который имеет патологические личностные особенности: отсутствие раскаяния и угрызения совести, цинизм, склонность к предательству, тщеславие, мстительность, жестокость, леность, любовь к оргиям и азартным играм.) У.Шелдон в рамках своей конституциональной типологии обнаружил, что наибольшее число преступников встречается среди лиц мезоморфного склада и выделил три типа преступников: дионисивный (с преимущественным нарушением моральных устоев), параноидный (с навязчивостями бредового характера), гебефренический (с нарочитым возбуждением). Использование типологии Э.Кречмера показало, что существует связь между типом криминального поведения и телосложением: бандиты чаще атлетически сложены, воры недоразвиты, дегенеративны, имеют телосложение евнухов, а уродов среди криминальных типов в среднем больше, чем это характерно для популяции в целом (10). Психогенетические исследования с применением близнецового метода, метода приемных детей показали, что склонность к асоциальности закреплена наследственно (среди предпосылок агрессивности, например, выделяется высокая индивидуальная чувствительность к алкоголю и другим возбуждающим препаратам, гиперактивность и высокая импульсивность поведения). Однако включение в анализ дополнительных данных, утверждают психогенетики, например, касающихся семьи, условий воспитания, приводит к выводу, что генетические влияния опосредствованы многими ситуативными переменными и не могут считаться однозначно определяющими асоциальное развитие личности (10, 15). Обнаружены устойчивые связи между психической устойчивостью и склонностью к девиациям: по данным различных источников, среди делинквентных подростков от 60% до 90% составляют обладатели явных акцентуаций. Так, основными типами патопсихологических симптомокомплексов являются шизофренический, органический (снижение умственных способностей при относительной сохранности мотивационно-личностной сферы), психопатический, олигофренический, психогенной дезорганизации психической деятельности. Существует и зависимость между типом криминального поведения и акцентуацией характера: так, среди возбудимых психопатов наибольшую группу составили люди с преступлениями против личности, среди истерических психопатов наиболее распространены преступления против государственного и личного имущества граждан, а в группе неустойчивых психопатов преобладали корыстные преступления. Кроме того, было обнаружено, что у воров и убийц повышена тревожность, однако у воров она носит ровный характер, а для убийц характерен скачкообразный (10). В целом отмечается, что преступники с психическими отклонениями чаще совершают насильственные и реже ‑ дезадаптивные преступления (к числу которых относят, например, бродяжничество), хотя в обоих случаях они отторгают мир вокруг себя либо активно, либо пассивно; однако среди взяточников и расхитителей лиц с психическими аномалиями практически не встречается, что заставляет внимательнее отнестись к содержанию термина «социальная адаптация». Вариации морального сознания Не меньший, чем реальное поведение, интерес вызывает способность человека к осознанию моральных норм и правил, потому что установлено соответствие (хотя и не полное) между способностью к моральной рефлексии и реальным поведением человека, а рассуждения исследовать существенно легче (6, 13). Наиболее полно моральные рассуждения изучал американский психолог Л.Кольберг, последователь Ж.Пиаже, который использовал в своей работе метод моральных дилемм (историй с незавершенным концом). Разновозрастным испытуемым он предлагал выразить свое отношение к вымышленным историям, подобным следующей. «У Хайнца тяжело больна жена. Не имея достаточного количества денег, он просит аптекаря уступить ему необходимое лекарство, однако аптекарь не соглашается. Чтобы спасти жену, Хайнц вынужден украсть лекарство». Участникам исследования, большинство которых составляли ученики и выпускники мужского колледжа, задавались стандартные вопросы: правильно ли поступил герой рассказа? Почему? Как бы вы поступили на его месте? Разнообразие индивидуальных ответов вполне укладывается в схему развития морального суждения, включающую 6 стадий. Шесть выделенных эмпирически стадий Кольберг объединил в 3 уровня: «конвенциональный» (стадии 3 и 4) ‑ от слова «конвенция», т.е. на основании договоренности людей между собой о том, как следует себя вести, «доконвенциональный» (стадии 1 и 2), т.е. игнорирующий традиции и социальные требования, и «постконвенциональный» (стадии 5 и 6), ориентированный на высокие нравственные принципы, которые могут и не поддерживаться всем обществом в целом. Л.Кольберг сформулировал несколько общих законов развития морального суждения, вначале претендовавших на универсальность, однако опровергнутых в более поздних исследованиях. Так, он настаивал на последовательности прохождения выделенных им ступеней. Было показано, однако, что в социально благоприятных условиях, при использовании демократического стиля воспитания можно наблюдать «перескакивание» ребенка через несколько стадий и быстрое открытие им законов справедливого взаимодействия. Далее, Л.Кольберг утверждал поступательность и необратимость развития: достигнутая стадия может меняться только на более высокую. Но были зафиксированы случаи «соскальзывания» моральной аргументации человека на более примитивный уровень, если человек оказывался в условиях, требующих для выживания именно такой адаптации, т.е. в учреждениях исправительного типа или просто в плохой школе. Л.Кольберг установил, что большинство людей находится на конвенциональном уровне морального развития, дети и правонарушители ‑ на доконвенциональном и лишь некоторые этически развитые люди, имеющие альтруистическую профессию, могут достигать постконвенционального уровня. Женщин, согласно Л.Кольбергу, среди последних не было вообще. Таблица 26 Уровни развития морального суждения по Л.Колбергу
Особенности морального сознания у мужчин и женщин Л.Кольберг полагал, что главное в моральных отношениях людей ‑ это «справедливость» (justice), основанная на личной честности и правах других, однако этот вывод был сделан на основании длительных (в течение 40 лет) исследований, проводимых в мужских колледжах. Позднее было показано, однако, что это традиционно мужская ценность, а женщинам более свойственно объяснять добрые поступки ценностью «заботы» (саге), ориентированной на потребности других и требующей отказа от собственных притязаний, жертвенности. Таким образом, по мнению К.Джиллиган, женщины ориентируются в своем моральном поведении не на объективные права, а на субъективную выраженность эмоционально воспринимаемой потребности другого человека (помогают не тому, кто заслужил, а тому, кто демонстрирует свое бедственное положение и вызывает, больше сочувствия). Проявления «мужской» и «женской» морали отмечались многими исследователями. Так, ранжируя по значимости 15 терминальных ценностей М.Рокича, российские женщины отвели «честности» 7-е место, а «правдивости» ‑ 11-е. Мужчины «честность» поставили на 6-е место, а «правдивость» на 9-е (примечательно, что в США и мужчины, и женщины отводят указанным ценностям 1-е или 2-е места). Отечественный исследователь В.В.Знаков, изучая проявления лживости у мужчин и женщин, также отметил несколько выразительных особенностей (6). Так, например, уже в определениях лжи женщины продемонстрировали более высокую рефлексию (объяснения нравственных категорий даются им легче). Далее можно выделить по крайней мере два типа лжи ‑ эгоцентрическую (когда о тех, кому говорят неправду, не думают, а преследуют только свои собственные цели) и альтруистическую (случаи «лжи во спасение», добродетельной лжи, при которой человек старается свести к минимуму последствия какой-то значимой информации). Альтруистическая ложь более присуща женщинам и фемининным мужчинам, эгоцентрическая ‑ мужчинам и маскулинным женщинам. Объясняя необходимость лжи, женщины чаще обращаются к ее причинам («Оттого что боялся...»), мужчины ‑ к целям («Для того чтобы победить...»). Женщины также чаще отмечают эмоциональные оттенки происходящего. Таким образом, женщины в своих моральных суждениях скорее процессуальны, а мужчины ‑ результативны. И еще одна примечательная деталь: самооценка женщин по шкале правдивости существенно ниже, чем средняя самооценка мужчин. Трудно сказать, однако, является ли это выражением их объективной склонности к притворству или просто результатом более высокой рефлексии и критичности к себе по сравнению с мужчинами. Интересно, что особенности морального сознания и нравственного поведения, обладающие половым диморфизмом, проявляются уже в подростковом возрасте. В отдельном исследовании мы изучали соотношение мотивов и ценностей альтруизма и достижения в сознании и поведении старших школьников (учеников 10-го класса). Оказалось, что если мальчик обладал выраженными качествами альтруизма, то и учился он, как правило, лучше других. Иная картина наблюдалась у девочек. Девочки, популярные по критерию готовности оказать помощь, учились весьма посредственно (13). Изучая самосознание подростков, мы обнаружили также, что в субъективном семантическом пространстве девочек образы «Филантропа» и «Преуспевающего» резко разведены, а у мальчиков, напротив, чаще интегрированы. И, наконец, в ситуации достижения мальчики демонстрируют повышение готовности оказывать помощь другим, а девочки, напротив, ослабление этого мотива. Таким образом, и на ментальном, и на поведенческом уровнях мальчики воспринимают (переживают) альтруистическое и эгоистическое как взаимоусиливающее, то есть они скорее кооперативны, а девочки обладают достаточно сегментизированными субличностями, одна из которых обязательно главенствует над другой. То есть, ставя перед собой определенные прагматические цели, девочка внутренне как бы отказывается от альтруистической линии поведения, и, наоборот, ориентируясь на любовь к людям, она заранее готовит себя к жертвам тем, что ей тоже дорого. Эта интересная особенность, по-видимому, обусловлена культурно (потому что Россию многие считают «женской» страной) и может помочь объяснить многие качества российского менталитета (в частности, уступчивость, легкий отказ от борьбы за достижения и пр.). Но, по большому счету, это качество вовсе не полезно. За рубежом изучалось влияние разных условий на моральное сознание (13). В исследованиях особенностей семьи ребенка было показано, что у детей обнаружена положительная связь между уровнем суждения и свободой, которой располагает на работе его отец. Более автономными оказываются суждения детей из высших слоев общества (по сравнению с детьми из средних слоев). А подростки из неполных семей, которые росли в условиях жесткого контроля, чаще оказываются «ненадежными» (меняющими основание аргументов) в своих рассуждениях, в отличие от «надежных», в семьях которых господствовал положительный эмоциональный климат и было принято открыто разрешать конфликты. Среди взрослых влияние на моральные рассуждения, сравнимое по силе с семейным у детей, оказывали профессия и общая направленность личности. Так, было обнаружено, что в группе естественников и инженеров моральные правила понимаются как обязательные, неизменные и противопоставленные повседневной действительности; в группе гуманитариев, в противоположность этому, нормы рефлексируются, моральное законотворчество и реальная жизнь не имеют четких границ. Актуальным для зарубежной психологии является также изучение связи промилитаристской ориентации и моральной зрелости. Было показано, например, что субъективное принятие военной службы положительно коррелирует с конвенциональным уровнем, а отвержение ‑ с постконвенциональным уровнем развития морального суждения по Кольбергу. Кроме того, оказалось, что дилеммы из военной жизни решались на более низком уровне, чем гипотетические (это явление получило название «сегментизация сознания»). Сравнение политических ориентации в Германии показало, что «левые» чаще применяли конвенциональную и постконвенциональную аргументацию, а «правые» ‑ доконвенциональную. В то же время обнаружено, что демократические взгляды чаще сочетаются с высоким уровнем морального развития, из чего делается вывод о том, что смысл демократизации и состоит в повышении моральности граждан. Существуют и данные кросс-культурных исследований в области изучения морального сознания (8, 12). Так, российско-американский исследователь В.А.Лефевр обнаружил, что нормативные и идеальные представления о нравственном очень сильно различаются в России и США. Если для россиянина типично легкое использование дурного средства для достижения высокой цели (такое сознание Лефевр назвал дизъюнктивным), то для американского гражданина это исключено, американское сознание конъюнктивно и, если средство не может быть честным, значит, нехороша и сама цель. Это характеризует нормативное (общераспространенное) сознание. Иные требования, однако, предъявляются к герою (т.е. формируют представление об идеальном). В России это человек бескомпромиссный («Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», «Ни шагу назад...»), а в США ‑ напротив, обладающий высокой гибкостью и способностью приходить к соглашению. По оценкам и прогнозам В.А.Лефевра, западная этическая система более жизнеспособна, ибо бескомпромиссность приводит к уничтожению всех несогласных (что и было продемонстрировано неоднократно в истории нашей страны) и в конечном счете ‑ к саморазрушению. Регулярные учебные опросы студентов, впрочем, проводимые нами при помощи дилемм Кольберга на протяжении последних десяти лет, показывают, что привычная дизъюнктивность российского сознания постепенно смягчается. Итак, результаты исследований, проанализированные в этой главе, показывают широкую вариативность форм реального и ментального взаимодействия человека с другими людьми, которые, однако, к настоящему моменту недостаточно систематизированы и соотнесены с другими проявлениями человеческой индивидуальности. ЛИТЕРАТУРА Анастази А. Дифференциальная психология. ‑ М.: Апрель- Пресс, 2001. ‑ 745 с. Антонян Ю.М., Гульдан В.В. Криминальная патопсихология. ‑ М., 1991. Берне Р. Развитие Я-концепции и воспитание. ‑ М., 1986. ‑ 421 с. Битянова М.Р. Социальная психология. ‑ М.: МПА, 1994. ‑ 105 с. Зимняя И А. Педагогическая психология. ‑ Ростов/н/Д.: Феникс, 1997. ‑ 780 с. Знаков В.В. Правда и ложь в сознании русского народа и со временной психологии понимания. ‑ М., 1993. ‑ 116 с. Крайг Г. Психология развития. ‑ СПб.: Питер, 2000. ‑ 980 с. Лефевр ВА. От психофизики к моделированию души // Вопросы философии. ‑ 1990. ‑ № 7. ‑ С. 25-32. Либин А.В. Дифференциальная психология: на пересечении европейских, российских и американских традиций. ‑ М.: Смысл, 1999. ‑ 534 с. Машков В.Н. Основы дифференциальной психологии. ‑ СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1998. ‑ 132 с. Маркова А.К., Никонова А.Я. Психологические особенности индивидуального стиля деятельности учителя // Вопросы психологии. ‑ 1987. ‑ № 5. ‑ С. 40-50. Мерлин B.C. Индивидуальный стиль общения // Психологический журнал. ‑ Т. 3. ‑ 1982. ‑ № 4. ‑ С. 26-36. Нартова-Бочавер С.К. Ситуация достижения как фактор изменения готовности к помощи: Автореф. дис. ... канд. психол. наук. ‑ М., 1992. Орлов А.Б. Психология личности и сущности человека: парадигмы, проекции, практики. ‑ М., 1995. ‑ 142 с. Равич-Щербо И.В., Марютина Т.М., Григоренко Е.Л. Психогенетика. ‑ М.: Аспект Пресс, 1999. ‑ 445 с. Рейковский Я. Просоциальная деятельность и понятие собственного «Я» // Вестник МГУ. ‑ Сер. 14. ‑ Психология. ‑ 1981. ‑ № 1. Свенцицкий А.Л. Социальная психология управления. ‑ Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. ‑ 175 с. Современная психология / Под ред. В.Н.Дружинина. ‑ М., Инфра+, 2000. Хорни К. Невроз и развитие личности. ‑ М., 1996. |