кр по детской лиетратуре. Важнейший аспект сказки, который мы так часто не замечаем удача
 Скачать 39.28 Kb.
|
ВВЕДЕНИЕ«Волшебная сказка» - выражение, которое часто употребляется неточно… выражение, которое в наше время стало столь обманчивым. Однако, это одна из неотъемлемых частей нашей повседневной жизни: как без него обойтись, что найти лучше? Возле «камина волшебной сказки» найдет свое место любой читатель. Множество жанров: мифы, саги, народные сказки, легенды и тд…но одна мать – «могущественная» религия. Сегодня эта «замечательная семья», «волшебные сказки» перестают быть такими востребованными, мало кто хочет находиться в обществе стольких «волшебниц» … Принимать желаемое за действительное – вот чего так бояться взрослые, когда думают о чтении сказок детьми. В основе каждой сказки лежит «взрывная сила», итог каждой сказки – цепочка детских наивных вопросов, что многим взрослым доставляет дискомфорт, тк ответы на эти вопросы – правда. Что такое «волшебная сказка» для ребенка? Во-первых, это не более, чем развлечение. Однако это только одна ее сторона… другая – отношение человека к природе мироздания, то о чем никому из нас не поздно подумать. Незаметная нить связывает незамысловатый сюжет сказки, в котором присутствует и описание человека, и описание его духовного странствия, с идеей вечности. Важнейший аспект сказки, который мы так часто не замечаем – удача. «Не будь удачи, вы скорее бы заставили богача пролезть в игольное ушко, чем удовлетворили его требования. Бог Один легко обойдется без глаза, который он великодушно отдаст взамен дара всеведения и прорицания, полученного от Мимира. Он совершил сделку и понимает это. Ничто не дается даром, и обещания ни к чему не ведут.» найти источник В волшебных сказках никогда не бывает легкого исхода… Как звезды на небе, сказки сияют в разных странах, сохраняя родство и связь с истиной, что составляет человеческое верование. Словно священник, сказка просвещает все слои общества и учит одному – как жить и как умереть. Жизнь и смерть – две стороны одного процесса, понять одну – научиться и другой… «Как хорошо прожитый день дает спокойный сон, так с пользой прожитая жизнь дает спокойную смерть.» Леонардо да Винчи Мудрость и знания всегда доступны каждому. Они – мощный маяк, освещающий и несущий смысл в своем свете для каждой мелочи. Свет маяка – «огонь просвещения»… он пылает постоянно. Этот огонь есть ностальгия человека, древнее знание, которое заставляет нас стремиться познать то, что мы уже и так знаем. «Бросив взгляд на мир, мы можем увидеть огонь, светящий на протяжении веков и падающий иногда на благоприятную почву – это и есть волшебные сказки» Глава 1. Жизнь и творчество П.Л. Трэверс9 августа 1899г. (по некоторым источникам 23 апреля 1906г.) в одном из городов Австралии – Мэриборо и родилась замечательная актриса и писательница Помела Линдон Трэверс (наст. имя – Хелен Линдон Гофф), известная как автор серии детских книг об «ужасно-прекрасной» няне – Мэри Поппинс. Отец – Трэверс Роберт Гофф скончался, когда Помеле было всего семь. Мать – Маргарет Агнес. Еще с детства, известная в будущем Трэверс, начала писать рассказы и пьесы для спектаклей, которые проводились в школе, и для развлечения «волшебной сказкой» своих братьев и сестер. Позднее она будет писать для журнала «Бюллетень», где ее опубликуют, когда самому автору не удет и двадцати… Девушка много путешествовала, но остановилась на Англии в 1923 году. Пробовала себя на сцене, играя исключительно в пьесах Шекспира, под псевдонимом Памела. Однако, увлечение литературой перевесило, и девушка начала писать, используя «новое имя» - «P.L. Travers», которое помогало скрывать пол писателя, что было обычно для писательниц Англии в то время. Новое направление своей творческой деятельности девушка открыла для себя после знакомства в 1925 году с Джорджем Уильямом Расселлом, который оказал огромное влияние на Трэверс и как человек, и как литератор. Рассел – редактор журнала, берет несколько поэм Помелы для публикации в «The Irish Statesman», знакомит девушку с Уильямом Батлером Йейтсом, который в свою очередь и «прививает» ей интерес к мифологии. Однако, Йейтс был не только стихотворцем, но был связан и с оккультизмом… именно это направление выбирает Помела для определения свой жизни и творчества вплоть до последних дней. Завязавшаяся дружа со многими писателями и издателями эзотерического направления, связывает Помелу с Георгием Гурджиевым – русским мистиком, и девушка становится его верной ученицей. Участвуя во многих группах его последователей, Трэверс занимается лишь одним – ищет мифологические мотивы в учениях, отдаленных друг от друга и пространством, и временем. Помела стремилась связать единство и изначальное знание, которое незримо присутствовало на страницах книг, приданий и сказочных сюжетов. Так, например, Трэверс написала книгу «О Спящей Красавице», исследуя различные изводы данного произведения-легенды, а основу сказки «Гадкий утенок» обнаружила в суфийских источниках. Наконец, в 1934 году вышедшая в свет «Мэри Поппинс» стала первым успехом Помелы в литературе. Затем последовали продолжения книги, романы, нехудожественные произведения и сборники стихов. Помела Линдон Трэверс всегда отличалась старанием не разглашать и не афишировать свою личную жизнь. «Если вас интересуют факты моей биографии, то история моей жизни содержится в «Мэри Поппинс» и других моих книгах…» источник «Мой учитель дзен, с которым я занимаюсь уже долгое время, сказал, что все истории про Мэри Поппинс – это экстракт дзенских историй». Памела Трэверс неоднократно писала, что никогда не считала «Мэри Поппинс» детской книгой. В творчестве Памелы можно найти общее и с Гурджиевым, а точнее с его увлечениями… и со сказочным, волшебным сюжетом. Сама же Трэверс всегда считала сказку притчей, текстом зашифрованным, но указывающим на далекий первоисточник. «Вспомните путешествие со Спичечником в изображение на холсте. Или историю о трех принцах, которые сходят со страниц книги и говорят, что они более реальны, чем дети, которые про них читают. Или лекарство, которым няня угощает детей: одному кажется, что это клубничное мороженое, другому – что это вишневый сироп, сама же няня заявляет, что это ромовый пунш.» источник Пронзительные мысли и выражения Памелы о «духовной амнезии», заставляют задуматься о том, что с возраст стирает «волшебство» из сознания ребенка. Это напрямую связывает сюжет «Мэри Поппнс» с учением Гуджиева «О подавлении сущности личностью». Считается, что именно эта концепция стала точкой пути Трэверс в стремлении максимально «уйти в тень» в вопросах личной жизни. «Вы можете спрашивать меня обо всем, про мою работу, но я никогда не буду говорить о себе» источник И вот, Мэри Поппинс, как отпечаток Памелы, копирует ее поведение… никогда ничего не объясняет, не говорит откуда пришла, как произошло то или иное чудо. Мэри – тот самый дзенский наставник, который лишь направляет тебя в мир волшебства, но ни в коем случае не рассказывает и не показывает что-то конкретно. «Она, собственно, не творит чудеса» источник Няня – тот, кто «обнаруживает» волшебство в реальности и делает их зримыми для всех. По Трэверс мифология и сказки – это не только лоскуты тайных знаний. «Миф и эзотерика предельно погружены в быт, в ежедневные проявления. Заметить это, прочитать адресованное тебе послание в походке собаки или вывеске магазина – вот высшая магия. А трезвость и практичность – противоядие от неизбежной в ином варианте пафосной паранойи…» источник Глава 2 Мэ́ри По́ппинс (англ. MaryPoppins) — героиня сказочных повестей детской писательницы Памелы Трэверс, няня-волшебница, воспитывающая детей в одной из лондонских семей. Книги о Мэри Поппинс, первая из которых вышла в 1934 году, приобрели огромную популярность, как в англоязычных странах, так и в остальном мире[1]. В Советском Союзе пользовались и сейчас пользуются всеобщей любовью повести о Мэри Поппинс в переводе Бориса Заходера. По книгам Трэверс было снято несколько фильмов, в том числе в СССР. 1. Сюжет Первая повесть о волшебной няне начинается с описания неустроенного быта семьи Бэнксов, где не слишком удачливый глава семейства вместе с женой не может управиться с детьми. Бэнксы одну за другой нанимают нянь, но эти попытки оканчиваются неудачно, пока ответственный пост в доме не занимает загадочная молодая дама с решительными манерами. [2] 2. Образ героини Памела Треверс создала образ «идеальной няни»[3]. Мэри Поппинс — молодая женщина непримечательной наружности («Она была худая, с большими руками и ногами и крошечными голубыми глазками, которые, казалось, буравят тебя насквозь»). Её отличает аккуратность и прекрасные манеры, туфли Мэри Поппинс всегда начищены, передник накрахмален, от неё исходит аромат мыла «Солнечный свет» и тостов. Всё имущество героини состоит из зонтика и большой ковровой (гобеленовой) сумки. Она умеет создавать приключения из ничего: из самых обычных предметов и при самых обычных условиях. Своих воспитанников Поппинс научила двум самым главным в жизни вещам: умению видеть сказочное в обычных вещах и не бояться любых перемен[4]. При всем при этом за свои услуги Мэри Попинс просит самое маленькое жалование. Мэри Поппинс передвигается весьма оригинальным способом — по ветру, который сама няня называет «ветром перемен». «Незнакомую фигуру гнуло и даже подбрасывало напором ветра; дети разглядели, что это женщина; ей кое-как удалось открыть задвижку, хотя в одной руке у нее была большая сумка, а другой она то и дело придерживала шляпу. Женщина вошла в калитку, и тут произошла странная вещь: очередной порыв ветра подхватил незнакомку и перенес по воздуху к самому крыльцу. Похоже было, что ветер донес сначала женщину до калитки, подождал, пока она откроет ее, опять подхватил и бросил у самого крыльца вместе с сумкой и зонтиком. Стук раздался такой, что затрясся весь дом» [5] — Памела Траверс Мэри Поппинс на Вишневой улице Мэри Поппинс строга, её строгость, однако, одинаково легко принимается как воспитанниками, так и родителями детей. — Не хочу пить эту гадость, — Майкл сморщил нос. — Не буду пить. Я не болею! — закричал он. Но Мэри Поппинс так на него смотрела, что он понял -- с Мэри Поппинс шутки плохи. Было в ней что-то необычное, пугающее и волнующее. Ложка приближалась, Майкл вздохнул, зажмурился и втянул лекарство в рот. — Мэри Поппинс многозначительно замолчала, и миссис Банкс поняла: если не согласится, Мэри Поппинс от них уйдет.[5] — Памела Траверс Мэри Поппинс на Вишневой улице Имя знаменитой английской няни стало нарицательным. Так традиционно называют хороших нянь и воспитательниц[6]. В честь героини книг Памелы Трэверс называют службы и агентства по найму нянь[7][8], конкурсы воспитателей[9], детские развлекательные комплексы[10] и кафе[11], марку модной женской одежды[12] и стиль в одежде[13]. Поскольку образ Мэри Поппинс легко узнаваем, он часто используется для костюмированных балов, например для Хеллоуин[14][15]. Две первые части были написаны с интервалом в год, они более известны читателям, по мотивам первых книг создан кинофильм, и каждый ребенок хорошо знает героев именно по этим двум сказкам. Однако есть еще четыре книги, повествующие о приключениях Мери Поппинс, Джейн и Майкла. В одной из них чудесная няня возвращается к своим воспитанникам, а потом уходит в волшебную дверь. В остальных П. Трэверс использует прием «дополнительности»: это события из жизни героев, которые не были описаны в предыдущих книгах, об этом писательница прямо заявляет во введении. Таким образом, перед читателем выстраивается некий замкнутый мир, наполненный определенными предметами, в центре которого находятся одни и те же герои, но к ним время от времени примыкают новые персонажи, впоследствии получающие статус таких же «завсегдатаев» этого мира, как Джейн, Майкл, близнецы, их родители и даже сама Мери Поппинс. Как правило, это знакомые Мери Поппинс, создающие атмосферу таинственности и чудес в скучном лондонском мире. С первых глав первой книги писательница называет приметы выдуманного ею мира. Это Вишневый переулок и Дом Номер Семнадцать, «самый маленький домик во всем переулке». В соседнем доме живет мисс Ларк с собаками Эдуардом и Варфоломеем (появлению Варфоломея посвящена целая глава), а на углу переулка - дом Адмирала Бума, похожий на корабль («Даже в палисаднике стояла мачта с флагом, а на крыше был позолоченный флюгер в виде подзорной трубы»). Пространство повести получает новое измерение, когда Мери Поппинс ведет Джейн и Майкла в гости к своему дяде мистеру Паррику, что, безусловно, расширяет границы четко очерченного мира. Образ дяди вписывается в традиции английской литературы нонсенса, когда возможно любое нарушение норм, когда серьезные взрослые люди ведут себя, как дети. Летающий в воздухе мистер Паррик напоминает чудаков Эдварда Лира, поступающих по-разному, но только не так, как полагается. День рождения – вполне серьезный повод, чтобы от «приподнятого настроения» взлететь (подняться) в воздух. Трэверс, подобно Лиру или Льюису Кэрроллу, играет словами, реализуя метафорические значения («– В парке не сорить! – прокричал сторож. –Не сорите словами! – отбрила она (Мери Поппинс) его, высокомерно вздернув голову). В повестях Трэверс чудачество является основой существования персонажей. Даже чопорные мистер и миссис Бэнкс порой совершают невероятные поступки, а мисс Ларк принимает дворнягу Варфоломея в свой дом, летает на воздушном шарике или на леденцовой лошадке. Герои взрослого мира отождествляются с людьми, которые в детстве не осуществили свои мечтания, например, Адмирал Бум, желающий отправиться в плавание, воплощает извечную мечту ребенка путешествовать на корабле в далекие страны. Во второй повести вводится новое пространство, где будут случаться странные вещи, – это мир парка. Именно там появится вернувшаяся Мери Поппинс, она спустится к детям на воздушном змее, читатель познакомится с новыми персонажами, которые станут неотъемлемой частью сказочных книг: со сторожем, разрывающимся между правилами и мечтами о детской свободе их нарушать, с Нелеем – мраморным мальчиком с мраморным дельфином, с мороженщиком и Премьер-Министром, со старушкой, торгующей воздушными шариками. В парке будет происходить множество невероятных событий: оживет мраморный Нелей, Джейн попадет в мир пластилиновых человечков, только что вылепленных ею вместе с домом и садиком около дома, Майкл отправится на далекую планету кошек, которым служат непослушные дети, в парке встретятся охотник и лев - статуэтка, стоящая в доме Бэнксов на камине, там же отмечается Хэллоуин, и в честь этого праздника соберутся вместе все персонажи повестей, чтобы танцевать до упаду. Кроме того, пространство парка связано с мифологемой мирового древа, без чего не обходится, пожалуй, ни одно произведение, в особенности сказочное. В сказках Трэверс много именно фантазийных полетов, то есть тех, о которых мечтает каждый ребенок. Можно даже провести параллель с «Вредными советами» Григория Остера: «Кто не прыгал из окошка / Вместе с маминым зонтом, / Тот лихим парашютистом / Не считается пока». Извечная мечта человека летать воплощается в стихах поэтов нонсенса, в частности, в забавных советах Остера. «В шутках, придуманных поэтом, сбывается все невозможное, о чем страстно мечтает каждый ребенок». Особенностью взаимодействия реального и сказочного мира у Трэверс является незаметный переход от обыденности к чудесам, а потом все возвращается в исходное состояние. Мэри Поппинс – посредник между двумя мирами, она использует фантастические предметы. Недаром именно она хозяйка удивительных вещей, например, зонта с ручкой в форме попугая, ковровой сумки, странного градусника, показывающего не температуру, а качества того, кто его использует (Майкл – «большой шалун и озорник», Джейн – «легкомысленная и неаккуратная», Мери Поппинс – «полное совершенство во всех отношениях»). Цикличность и некоторая отграниченность фантастического пространства соединяются с идеей становящегося времени. С одной стороны, как в любом сказочном (или, скорее, мифологическом) произведении времени в повестях о Мери Поппинс нет и быть не может. События сказок никак не соединены с историческим временем, подобно тому, как и историческое пространство не соотносится с мифологическим. Например, история о трех братьях-близнецах, один из которых стал Полицейским, а двое – Охотниками, только условно соотносится с миром Африки и джунглей, на уровне игры и сказки. Точно так же, как вечная мечта Адмирала Бума о странствиях существует лишь в его воображении. С другой стороны, дни недели, праздники часто упоминаются в повестях Трэверс, но само время носит условный характер: В четверг, как всегда… Каждый третий четверг… Второй понедельник месяца… Только после третьего мая… При условии, если во второе воскресенье пойдет дождь… И самое существенное, что разрывает цикличность времени, это появление и исчезновение (уход) Мери Поппинс. Героиня с самого начала четко определяет время своего пребывания с Джейн и Майклом: «Останусь, покацепь не порвется», «Останусь, покаветер не переменится». Это и есть линейность времени. Все хорошее когда-нибудь кончается, говорит Мери Поппинс детям. ГЛАВА 3 МЕТАФОРА ДЕТСТВА КАК ПОТЕРЯННОГО РАЯ Игровая культура является питательной средой литературной сказки. Приметы замкнутости, утопичности, фиктивности времени и пространства – типичные черты этого жанра. В сказке Л. Кэрролла «Алиса в Стране Чудес», которую можно рассматривать как точку отсчета для развития английской литературной сказки, присутствует сознательная установка на эстетический и этический утопизм. Этот утопизм получит свое продолжение в сказках К. Грэма «Ветер в ивах», Дж. Барри «Питер Пэн», А. А. Милна «Винни Пух и все-все-все», М. Нортон «Добывайки», Дж. Р. Толкиена «Хоббит, или Туда и обратно» и, конечно же, в сказочных повестях П. Трэверс о Мэри Поппинс. Первая сказочная книга П. Трэверс была написана в 1934 году, последняя – в 1988 году. Этих книг шесть: «Мэри Поппинс» (1934), «Мэри Поппинс возвращается» (1935), «Мэри Поппинс открывает дверь» (1944), «Мэри Поппинс в парке» (1952), «Мэри Поппинс на Вишневой улице» (1982), «Мэри Поппинс и дом по соседству» (1988). Пространство и время в сказках П. Трэверс носят ярко выраженный мифологический характер. Мифологические источники, если иметь в виду контекст написания сказок, достаточно «прозрачны»: миф о Св. Граале, мифы об умирающих и возрождающихся богах, отдельные сюжеты из библейской мифологии и прочее. Литературные сказки Трэверс – продукт рафинированного сознания. Она, так же как и ее более знаменитые современники – Дж. Джойс, Т. С. Элиот – находилась под влиянием английской антропологической (эволюционистской) мифологической школы, которая также именуется и ритуальной, и Кембриджской1 . Важную роль в становлении сознания эпохи сыграли труды Дж. Дж. Фрэзера «Золотая ветвь» (1890–1915) и «Фольклор в Ветхом Завете» (1918). Как это ни парадоксально, но проблемы времени и пространства в книгах о Мэри Поппинс могут рассматриваться и по отдельности. Это объясняется, прежде всего, второстепенностью реального времени. Если мы захотим выделить время суток, день недели или время года в реальном плане, то у нас окажется довольно скудный выбор. Например, мистер Бэнкс отправляется на службу либо возвращается к обеду, он может, спасаясь от холода, надеть пальто или даже два. Понедельник может быть назван днем стирки. Но вряд ли текст предоставляет намного больше этого. Внешний, практический, реальный мир не властен над событиями в идиллическом пространстве Вишневой улицы. Да и времена года, как бы ни пытаться их актуализировать в связи с событиями, оказываются достаточно случайным фоном событий. Разумеется, читатель замечает, что Мэри Поппинс исчезает с западным ветром, но особого порядка в наступлении времен года не наблюдается. Например, в девятой главе второй книги сообщается, что пришла весна, а в начале третьей книги надвигается зима. Затем наступает Новый год, после этого опять весна. В четвертой книге упомянута поздняя осень. Но это практически и все. Собственно смена времен года оказывается немаркированной, не образует смыслового содержания. Если бы мы захотели с помощью указаний на время реконструировать какой-нибудь земледельческий или космогонический миф, то это оказалось бы затруднительным, несмотря на достаточно активное присутствие астрономической, условноговоря, тематики, включая и кометоподобное появление самой Мэри Поппинс и ее фантастические исчезновения. Т. е. нет, как будто, бытового времени, не заметна особенно и смена времен года. Для персонажей книги время связано в первую очередь с этапами жизни. Есть взрослое состояние, которое резко отделяет человека от его детства. Оно прочитывается как состояние потерянного рая. Это духовная амнезия, от которой страдают, порой сами того не ведая, многие персонажи. Но этот разрыв с прошлым если и трагичен, то все же не фатален, потому что есть возможность возврата. Будь то мисс Ларк, Смотритель Парка, мистер и миссис Бэнкс – все они (и даже Адмирал Бум) совершают усилия, чтобы вспомнить себя детьми. Миссис Бэнкс хочет вспомнить себя хорошенькой девочкой, мистер Бэнкс – очень милым мальчиком, мисс Ларк вспоминает радости детских впечатлений и открытий. Это движение в обратном направлении способно сблизить взрослых с детьми, вернуть взрослым ощущение детства. В свою очередь, дети должны были бы совершать противоположное движение, скажем, мечтать о будущем, о взрослой жизни, о подвигах, о приключениях, о собственных детях. Но этого не происходит. Майкл и Джейн компенсируют свою родительскую функцию через игру с большой куклой – Мэри Поппинс. Сами мысли о будущем не вызывают в них энтузиазма. Мысли о школе обычно вызывают у Майкла уныние. То же самое происходит и с Джейн, представляющей то время, когда ей будет четырнадцать лет. Близнецы дружно ревут, потому что не хотят становиться взрослыми, Майкл и Джейн с искренним недоумением воспринимают утверждение родителей – мистера и миссис Бэнкс – о том, что те тоже когда-то были детьми. Такие замечания, как «лет через сорок» или «лет через девяносто», воспринимаются как чистая метафора. Как и возраст морской черепахи, позволяющий заглянуть в далекое прошлое. Вообще некие элементы мифологического спуска в «колодец времени» в книге просматриваются – либо как параллельная реальность, либо как естественная история (скажем, подводный мир или мир звездный). Миссис Корри периодически ссылается на факты истории Англии, которых она была свидетельницей. Это может быть разговор с Альфредом Великим или Вильгельмом Завоевателем илисобытия Порохового заговора. Примет текущего времени фактически нет, хотя можно догадаться, что речь идет о современности (ведь уже существуют светофоры). В большей степени присутствуют указания на дни недели. Они соответственно могут быть счастливыми и несчастливыми, могут совпадать с днями рождения Мэри Поппинс либо детей, Близнецов, других персонажей. Но специфический смысл эти дни недели приобретают в тех случаях, когда они совпадают с какимито чудесами или с какими-то фантастическими событиями. Так, день рождения мистера Паррика приобретает волшебный смысл лишь тогда, когда он приходится на пятницу. Затем, дядя Артур впадает в свое эксцентрическое состояние по вторым понедельникам месяца. Различные чудеса оказываются помещенными между первым и последним ударом новогодних часов. И тому подобные примеры. Из сказанного можно заключить, что для автора важнее всего пересечение игрового времени, или времени фантастического, и времени человеческой жизни. Там, где это пересечение имеет место, оказывается возможным возврат в счастливое состояние детства, когда время, в общем-то, не двигалось, а все происходило симультанно, одновременно. И с этим связана светлая грусть, потому что удержаться в этом мгновении полного счастья никому не удается, за исключением Мэри Поппинс. Но это связано с ее магическими возможностями и, так сказать, подлежит отдельному рассмотрению. Действие книг развертывается на ограниченном пространстве. Оно отделено от внешнего мира, который фактически не нарушает этой замкнутости. Но внутри самогó идиллического пространства существует своя топография, в частности, в отдельное магическое пространство выделен Парк. Относительно домов по Вишневой улице нам становятся известны лишь выборочные сведения. Они касаются дома Номер Семнадцать, а также, в значительно меньшей степени, дома мисс Ларк и Адмирала Бума. Есть еще дом рядом, но о нем будет сказано особо. О доме супругов Бэнкс нам известно следующее: «Это самый маленький дом на всей улице. ... он порядком облез и уже давно нуждается в покраске»2 . Дом мисс Ларк – «самый большой дом на всей Черешневой улице... Два входа: парадные ворота... и калитка»3 . Дом Адмирала Бума «был похож на настоящий корабль – с трубами и мачтой для флага»3 . Ихотя в шестой книге будут упомянуты и другие дома, особенного внимания они не удостаиваются. Помимо этого, делается попытка представить вертикальный срез дома Номер Семнадцать. В первой книге мы находим примечательное описание застывшего в оцепенении дома: «Внизу, на кухне, миссис Брилл, нацепив на нос очки, читала газету. Робертсон Эй был очень занят в саду. Он ничего не делал. Причем исполнял это мастерски. Миссис Бэнкс лежала в спальне на софе, блаженно вытянув ноги. А дом, в котором они все так удобно расположились, будто был погружен в полудрему. Он спал и видел какие-то свои, ни на что не похожие сны»4 . Это описание напоминает сон Обломова и исполняет такую же роль, то есть воплощает пространство идиллии. Все обитатели удобно расположились для праздного времяпрепровождения. Пространство практической деятельности находится где-то в другом месте. Но на этом фоне – на фоне идиллического пространства – особое место занимают Детская и Детская Спальня. Сюда практически нет доступа для посторонних. Зато в Детскую будет заглядывать новая звезда, то есть космическому миру она открыта. События, которые здесь происходят, – весьма бурные и содержательные, в отличие от погруженного в дрему дома, однако они развертываются в воображаемом пространстве. Примером может служить эпизод из второй книги с Королевским Фарфоровым Блюдом (глава «Злополучная среда»), которое лежало на каминной полке в Детской и которое нечаянно уронила Джейн. На блюде оказалась трещина. Так Джейн попадает в нарисованный мир, знакомится с детьми, играющими в лошадки. Дети ведут ее в дом, где происходит знакомство с Кристиной, их сестрой, а также старым-престарым лысым и злобным стариком. При этом оказывается, что Джейн не просто перешагнула границу реальности – т.е. вышла из посюстороннего мира и перешагнула в зазеркалье – и оказалась по ту сторону этого Блюда, одновременно тут же обнаруживается, что она шагнула в другое время, благодаря чему получают объяснение старомодные наряды персонажей, нарисованных на Блюде, и становится известным, что все они давно уже умерли – не только злой старик, но и дети. Джейн, подобно героям фольклора и античных мифов, попадает в царство мертвых. Аналогичный эпизод мы находим и в третьей книге («Пора Большого Прилива»), когда воротамив морской мир служит раковина. Это один из параллельных миров. Поэтому и говорится в книге, что каждый предмет и живое существо земного мира имеет здесь своего двойника (лев – морского льва и т. д.). Выход в космическое пространство, который повторяется неоднократно в сюжете книги, оказывается также возможен с помощью фантазии или с помощью какого-то инструмента фантазии – будь то карусель, волчок или просто воображение, с помощью которого продолжением Черешневой улицы становится Млечный Путь. Происходит расширение пространства: оно включает в себя прошлое, включает подводный мир, тоже как мир альтернативный, и космическое пространство. «Каждый должен иметь свой дом»5 – это утверждение из шестой книги находится в полемическом контрасте с утверждением Мэри Поппинс там же: «...Я дома там, где я»6 . Этим устанавливается различие обыденного и фантастического существования, причем первое связано с утратой метаязыка (детское сознание – мифологическое сознание), а второе приравнивает владение этим языком к мифотворчеству и фактически к отождествлению героини книги с ее автором. Визит в загробный мир играет еще и воспитательную роль, потому что Джейн оказалась здесь не только в силу своей любознательности, но и по причине своего непослушания, нежелания становиться старше. Вариантом этой ситуации является экскурсия к дяде Фреду, или мистеру Твигли, который живет на улице с симпатичными маленькими домами. Оказывается, что дети никогда этой улицы прежде не видели. А когда они покидают улицу после посещения мистера Твигли, улица исчезает, перестает существовать. И лавка миссис Корри появляется и исчезает фантастическим образом, потому что она тоже является воплощением некоей мечты, воздушным замком и лопается, как мыльный пузырь. Этот прием в литературе известен. В романах о святом Граале лишь благочестивый рыцарь удостаивается чести попасть в замок святого Грааля, Мунсальвеш. Сходным образом ведет себя пространство и в других романах артуровского цикла: замки возникают и исчезают благодаря магии. Что касается Парка, то он существует как бы в двух плоскостях. На карте, приложенной к четвертой книге «Мэри Поппинс в Парке», в сущности, нет никаких фантастических топосов: клумбы, озеро с утками, пруд с лилиями, статуя Нелея, качели, фонтан, корзинки длямусора, скамейки, карусели, ярмарочные балаганы и т. п. Лев и Единорог всего лишь скульптуры на воротах. Но в тексте сказано, что по Парку можно ходить по-разному. При этом остается выбор. Каждый, в сущности, может использовать Парк по его прямому назначению, а может и воспользоваться им как выходом в ирреальную сферу7 . В этом смысле Парк образует трансцендентальное пространство, то есть пространство за пределами опыта. Например, встреча с Нелеем расширяет один из уголков Парка до размеров греческого мифа (Нелей рассказывает о своих божественных родителях и блаженном климате родины, а в то же время он объясняет весьма прозаические подробности своего появления в Парке: некто ткнул пальцем в статую на аукционе и сказал: «Я его покупаю»). Когда Майкл задается вопросом, что происходит в промежутке времени от первого до последнего удара часов между Старым и Новым годом, то в ответ игрушечные звери из Детской – Поросенок, Слон, Обезьяна и Уточка – ведут детей в Парк, где происходит встреча с героями любимых книг. Подобное расширение пространства, конечно, связано не исключительно с Парком. В Парке происходят всевозможные чудесные события: здесь запускают змея, устраивают фейерверк, здесь происходит катание на воздушных шарах и лошадках и многое другое. То есть здесь как бы осуществляются детские мечты. Сами люди здесь оказываются на грани своего взрослого игрового поведения и своей неосуществленной детской мечты, вроде того Джентльмена, который все никак не прочитает Киплинга. Надо сказать, впрочем, что Парк не сразу приобретает такую значительную роль. В начале его как будто бы и вовсе нет. Потом он появляется в качестве топографического обстоятельства. Но к концу второй книги он прочно занимает место как пространство фантастической реальности. Наконец, в четвертой книге Парк становится основным местом действия, даже появляется Парк в Парке как сакральное пространство игры. Странное дело, но все книги крайне бедны пейзажами. Единственный относительно распространенный фрагмент на эту тему связан не с изображением природы, не с ее реальным масштабом, а с представлениями Джейн, которая уменьшилась (видит не реальный пейзаж, а маргаритки в масштабах деревьев), то есть пейзаж по существу оказывается в масштабах фантазии, а в реальном измерении он не существует, он выпадает из текста. В шестой книге рассказывается о доме Номер Восемнадцать. По мнению жителей улицы, каждая улица должна иметь свой пустой дом. Таким домом и является «дом по соседству». Перед нами один из традиционных топосов фантастического романа, а именно дом с привидениями. Но роль этих привидений замещают здесь несостоявшиеся ожидания и мечты персонажей. Каждый из них, будь то Майкл, Джейн, их родители или мисс Ларк, Адмирал и просто мистер «Элевн» или «Твэлв» или «Твэнти», населяют это пустое пространство излюбленными фантазиями. Адмирал представляет, что там живет морской волк, соратник Нельсона, мистер Твэнти поселяет там партнера по шахматам и т. д. Таким образом, время и пространство детства оказываются утраченным «золотым веком», который всегда в прошлом8 . Английская литературная сказка как продукт рафинированного сознания создает разные планы восприятия ее содержания. Она привлекательна для детского сознания, так как укоренена в пространстве игры и нарушает привычные морально-дидактические запреты. Этика Мэри Поппинс подчеркнуто демонстративно идет вразрез с сознанием социальным, но полностью соответствует сознанию мифологическому. Образованный читатель, «воспитывая» своего ребенка, может «вчитать» в сказочный текст мифологический и модернистский план. Заключение «Мэри Поппинс» — очень личная книга для Памелы Трэверс. В ней не только её детские впечатления, но и мечта об идеальной семье. У писательницы было не самое счастливое детство: отец, пристрастившийся к выпивке, умер в 43 года, а мать пыталась покончить c жизнью. Богатое воображение помогало девочке отвлекаться от проблем — например, она представляла себя курицей, высиживающей яйца. В будущем писательница перенесла свои фантазии на страницы книг. Некоторые вещи ей даже не пришлось выдумывать: в детстве её воспитывала строгая няня с зонтиком с ручкой в форме головы попугая — прообраз Мэри Поппинс вполне реален. «Мэри Поппинс» — очень личная книга для Памелы Трэверс. В ней не только её детские впечатления, но и мечта об идеальной семье. У писательницы было не самое счастливое детство: отец, пристрастившийся к выпивке, умер в 43 года, а мать пыталась покончить c жизнью. Богатое воображение помогало девочке отвлекаться от проблем — например, она представляла себя курицей, высиживающей яйца. В будущем писательница перенесла свои фантазии на страницы книг. Некоторые вещи ей даже не пришлось выдумывать: в детстве её воспитывала строгая няня с зонтиком с ручкой в форме головы попугая — прообраз Мэри Поппинс вполне реален. Истории в книгах не связаны друг с другом — это отдельные эпизоды из жизни Бэнксов, читать можно в любом порядке. Но есть и общая сюжетная линия — появление и исчезновение Мэри Поппинс — оно приходится на первую и последнюю главу. Читатель заметит и другие повторы — это характерный приём Трэверс, благодаря которому её истории приобретают сходство с обычными сказками. У писательницы есть определённые сюжеты, которые она использует много раз: например, встреча с эксцентричными родственниками Мэри Поппинс или покупка вещей, которые оказываются волшебными. Но это не делает книги однообразными, ведь каждую главу Трэверс обыгрывает по-своему. На эту особенность обратил внимание переводчик Борис Заходер, и решил составить компиляцию из наиболее интересных, на его взгляд, глав. В итоге, первые две книги о Мэри Поппинс, выпущенные в России с его переводом, не соответствуют оригинальным — одни истории в них отсутствуют, а другие взяты из следующих томов. В связи с этим возникает путаница. Например, Заходер убрал важную для сюжета главу — в ней у Бэнксов появляется пятый ребёнок, Аннабела. Девочка упоминается в некоторых эпизодах — и внимательный читатель заметит эту нестыковку. Кроме того, чтобы собрать в библиотеке все книги о Мэри Поппинс, придётся покупать их в разных переводах: даже наиболее полное издание «Всё о Мэри Поппинс» не содержит многие главы. Впрочем, не обязательно читать всё, чтобы понять, чем хороша «Мэри Поппинс». Книга уникальна тем, что рассказывает о «бытовых» чудесах, которые происходят на фоне самых обычных событий в повседневной жизни. В детстве очень многое кажется волшебным: например, покупка шарика или поход в гости — для ребёнка это само по себе волнующее и радостное событие. У каждого есть свои счастливые воспоминания о каких-то мелочах. В «Мэри Поппинс» эти простые детские радости приукрашены настоящими чудесами — на шариках можно летать, а в гостях пить чай в воздухе — так реальность в книгах соединяется с мечтой. А в основе лежит простая истина — только дети могут видеть волшебство в самых обычных вещах. Поэтому история о повседневной жизни, в которой нет очень захватывающих приключений и невероятных опасностей, всё равно полюбилась маленьким читателям — это взгляд на мир снизу. В книге эта мысль подаётся не только с позитивной стороны: в «Мэри Поппинс» есть очень грустные главы, которые метафорично показывают суть взросления. Например, в «Истории Близнецов» рассказывается о разнице в восприятии мира между старшими и младшими детьми. Близнецы умеют говорить со скворцом, понимают ветер, однако они забудут всё, как только у них прорежутся зубки. Конечно, Джон и Барбара не хотят взрослеть, клянутся, что всё будет по-прежнему — а потом всё забывают, как и положено. С каждым годом жизни в сердце остаётся всё меньше места для чуда — здесь «Мэри Поппинс» обращается, прежде всего, к взрослым читателям. Именно в этом «совершенство» самой Мэри Поппинс — дело вовсе не в идеальных манерах и внешнем виде «с иголочки». Няня-волшебница — единственный взрослый человек, который по-прежнему видит чудеса, и может поделиться ими с другими. Конечно, она не признаётся, что в её душе живёт ребёнок, но детей Бэнксов ей не обмануть. Кстати, в книге очень интересно обыгран этот момент — с первого взгляда, сюжет можно интерпретировать как фантазии ребят: чудеса они придумали или увидели во сне. Однако в мире «Мэри Поппинс» всё происходит на самом деле — после очередного приключения дети всегда находят физическую улику, например, шарф на рисунке фарфорового блюда, в котором они побывали. Взрослые не так открыты миру: даже если они становятся участниками событий, то потом всё забывают. Глубину книги в полной мере может понять только взрослый читатель, поэтому «Мэри Поппинс» универсальна: в ней не только весёлые приключения, но и немало серьёзных мыслей. Я не считаю «Мэри Поппинс» книгой для детей. Она никогда и не писалась для них. Я не знаю, для кого я её писала, полагаю, что в первую очередь, для самой себя. Памела Трэверс «Мэри Поппинс» — это квинтэссенция детства: когда хранишь этикетку от пряника в виде звездочки, когда хочешь полететь домой на шарике, когда мечтаешь подружиться с мраморной статуей или желаешь узнать, что происходит ночью в зоопарке. Мы все когда-то были такими, пока не забыли, каково это. Поэтому книги можно перечитывать в любом возрасте: для детей это будет отличная сказка, а взрослые не только вспомнят детство, но и найдут для себя что-то новое в этой истории. |