Франкл Виктор-Подсознательный бог.Психотеpапия и pелигия-2022. Виктор Эмиль Франкл Подсознательный бог Психотеpапия и pелигия

• Название: Виктор Эмиль Франкл Подсознательный бог Психотеpапия и pелигия
• Дата: 17.10.2022
• Размер: 1.16 Mb.
• Имя файла: Франкл Виктор-Подсознательный бог.Психотеpапия и pелигия-2022.rtf
• Тип: Книга; #738466
• страница: 3 из 16

1

Сущность экзистенциального анализа

По мнению Артура Шницлера, существует только три добродетели: объективность, мужество и чувство ответственности. Нам кажется небесполезным соотнести их с тремя выросшими на венской земле психотерапевтическими течениями.

Нет сомнений в том, что с добродетелью «мужество» тесно связана индивидуальная психология Альфреда Адлера. Ведь в конечном счете весь этот психотерапевтический подход заключается в попытке воодушевить пациента на преодоление чувства неполноценности, господствующего над ним, – нередко чувства патогенного.

Точно так же можно соотнести психоанализ с другой из упомянутых добродетелей, «объективностью». Разве не она сподвигла Зигмунда Фрейда, подобно Эдипу, разгадать загадку, глядя в глаза Сфинксу в своей душе – и рискуя при этом услышать нечто в высшей степени мучительное и неприятное? В то время это было неслыханным, и достижения Фрейда также оказались беспрецедентными. До него психология, особенно так называемая школярская психология, избегала всего того, что Фрейд поставил в центр своего учения. Подобно тому как анатом Юлиус Тандлер иронически называл соматологию в том виде, в каком она изучалась в средней школе, «анатомией за вычетом гениталий», так и Фрейд мог бы утверждать, что школярская психология – это психология за вычетом либидо.

Но психоанализ не просто вознес объективность на пьедестал – он попал к ней в плен. Объективность привела в результате к объективации, овеществлению того, что называют личностью. Психоанализ рассматривает пациента как подвластного «механизмам»; с этой точки зрения врач – это тот, кто понимает, как нужно обращаться с такими механизмами, то есть он освоил технику, с помощью которой эти механизмы в случае повреждений можно починить.

Какой цинизм скрывается, однако, за таким пониманием психотерапии как техники, как «Психо‑Техники»! Ведь мы можем представить себе врача как техника, если предварительно представим себе его пациента, больного человека, как своего рода машину. Только человек‑машина требует врача‑техника.

Как, однако, психоанализ пришел к этому технико‑механистическому взгляду? Как уже упоминалось, это учение следует рассматривать в контексте той исторической эпохи, из которой оно вышло, причем не только эпохи, но и социальной среды того времени – среды, полной чопорности и жеманности. Психоанализ был реакцией на нее, реакцией, которая сегодня уже в известной мере преодолена и может считаться «реакционной». Но Фрейд не просто «реагировал» на свое время, он также действовал в нем: когда он создавал свое учение, он полностью находился под влиянием только появившейся тогда и господствовавшей позднее ассоциативной психологии, которая явилась продуктом редукционизма – идеологического феномена конца XIX – начала XX столетий. Все это отчетливо указывает на две основные черты психоаналитического учения: на его психологический атомизм и энергетизм¹.

Целостность человеческой души рассматривается в психоанализе атомистично, исходя из того, что душа состоит из отдельных частей, различных влечений, а последние, в свою очередь, из частных компонентов. Таким образом, душевное не только атомизируется, но и полностью «анатомизируется»: анализ душевного в конечном счете сводится к его анатомии. В результате целостность человеческой личности оказывается разрушенной: психоанализ просто «деперсонализирует» человека. Одновременно при этом персонифицируются (превращаются в самостоятельные, автономные, квазиличностные образования), если не сказать сильнее – «демонизируются», отдельные, нередко конфликтующие между собой инстанции в рамках душевного целого, например так называемое «Оно» или ассоциативные комплексы².

Так психоанализ разрушает целостную человеческую личность, чтобы в итоге оказаться перед задачей реконструировать ее снова. Это отчетливо представляет та психоаналитическая теория, согласно которой «Я» строится из «влечений Я». Таким образом, то, что вытесняет влечения и выполняет роль цензора влечений, само оказывается той же природы, что и они. Получается так, как если бы мы сказали, что строитель, который возвел из кирпича дом, сам состоит из кирпича. Как раз на этом напрашивающемся сравнении мы видим, насколько материалистичен – от слова «материал», а не «материальное» – психоаналитический образ мысли. Это и является конечной основой атомистики психоанализа.

Но мы сказали, что психоанализ основан не только на атомистическом взгляде, но и на энергетическом. Действительно, он постоянно оперирует понятиями энергии влечений¹ и динамики аффектов. Влечения или, соответственно, компоненты влечений действуют, согласно психоанализу, примерно по правилу параллелограмма сил. Но что является объектом приложения этих сил? Ответ: «Я», которое и есть с точки зрения психоанализа тот мячик, которым играют влечения; как однажды выразился сам Фрейд, «Я» не является хозяином в собственном доме.

Таким образом, мы видим, что душевное не только генетически редуцировано к сфере влечений, но и казуально детерминировано ими – и то и другое в тоталитарном смысле. Человеческое бытие заранее интерпретируется психоанализом как влекомое. Это также является главной причиной того, почему человеческое «Я» должно состоять из влечений.

В духе такой атомистической, энергетической и механистической² концепции психоанализ и понимает в конечном счете автоматизм душевного аппарата человека.

И здесь на сцену выходит экзистенциальный анализ. Он противопоставляет психоаналитической концепции иной взгляд: на месте автоматизма душевного аппарата экзистенциальный анализ видит автономность духовного существования. Мы снова вернулись к тому, с чего начали: к списку добродетелей Шницлера. Если мы приписываем добродетель «объективность» психоанализу, а добродетель «мужество» – индивидуальной психологии, можно утверждать, что экзистенциальный анализ имеет дело с «чувством ответственности». Ведь он рассматривает человеческое бытие как в высшей степени ответственное бытие, а сам себя как «анализ под углом зрения ответственности». Когда нами было сформулировано понятие экзистенциального анализа, или требование экзистенциального анализа³, для характеристики состояния ответственности, которое мы помещаем в центр человеческого бытия, хорошо подошло использовавшееся в философии понятие экзистенции.

Если мы хотим в нескольких словах обрисовать путь, пройденный экзистенциальным анализом до понимания состояния ответственности как ведущей основы человеческого существования, то мы должны начать с той инверсии, которую нам пришлось осуществить при постановке вопроса о смысле бытия⁴. Мы стараемся показать, что жизнь есть задача, а человеческое существование – ответ на нее. Не человек ставит вопрос о смысле жизни, скорее наоборот, к нему адресован этот вопрос, на который он сам должен ответить. Эти вопросы ставит перед ним жизнь, а отвечать на них он должен делом. Только действием можно действительно ответить на «жизненные вопросы» – ответ на них содержится в ответственности нашего существования. Ведь «нашим» может быть только ответственное существование.

Помимо того, что ответственность нашего бытия проявляется только в действии, она существует только «здесь и сейчас» – то есть в конкретной ситуации для конкретной личности. Таким образом, для нас ответственность бытия всегда персональна и всегда ситуативна.

В той мере, в какой экзистенциальный анализ считает себя психотерапевтическим методом, он особенно применим по отношению к невротическим формам существования, к людям, «попавшим во власть невроза». Конечной своей целью экзистенциальный анализ ставит приведение человека (в частности, невротика) к осознанию своей ответственности или доведение его состояния ответственности до осознания.

Здесь мы должны остановиться. Оказывается, и экзистенциальный анализ стремится к осознанию чего‑то. Может быть, устремления экзистенциального анализа подобны устремлениям психоанализа? Это, однако, не совсем так. Психоанализ пытается довести до осознания инстинктивное, а экзистенциальный анализ пытается довести до осознания существенно иное – не инстинктивное, а духовное. Ведь состояние ответственности является духовной основой человеческого существования как существования духовного, а не инстинктивного; экзистенциональный анализ рассматривает человеческое бытие не как подверженность влечениям, а как состояние ответственности, духовное (!) существование.

Таким образом, то, что мне приходится осознавать в экзистенциальном анализе, не относится к влечениям – это не «Оно», это мое «Я»; «Я» осознает не «Оно», а само себя и, осознавая, приходит к себе.