контрольная. Янка Рам Моя младшая жена (СИ)
 Скачать 2.52 Mb.
|
Глава 7 – Зверушка (Ляйсан)В комнате дочери моего мужа и правда всё нежно‑розового цвета. Только ковёр и обои цвета топлёного молока. В углу огромная кровать, сделанная чердаком, вниз с неё – пластиковая горка через полкомнаты. Под кроватью домик, завешанный тюлевыми шторами. Оттуда выглядывает морда мягкой лошадки. Хозяйки нет. А я так надеялась… Мне вдруг показалось на мгновение, что соседство с девочкой сделает моё пребывание в этом доме более… безопасным? И никто меня не тронет при ней. Хотя он и так обещал не трогать. Не обещал, конечно. Просто заявил, что ему это не нужно. И я благодарю Бога… У окна столик с детскими круглыми креслами. На них сидят большие куклы. На стене напротив плазма. На другой – игровое полотно. Такое есть в комнате у моего младшего брата. Оглядываюсь, не понимая, как мне здесь устроиться. От изнеможения колени подкашиваются. Ложусь на пушистый ковёр. На спину. На потолке едва видны глянцевые звёздочки. Они должны светиться в темноте. У меня в комнате в отцовском доме были такие же светящиеся цветы. У нас, у всех сестёр, комнаты были как у принцесс. Маленьких нас очень баловали и берегли. Чем старше – тем строже. Вот бы стать мне тоже куклой на этом детском креслице… Не больно, не страшно, всё равно. Мне хочется уснуть и не проснуться. Детство закончилось, всё. Просила русского – выпросила! Тимур… Тимур совсем не такой, как улыбчивый и ласковый Антон с его мягкими чертами лица. Тимур скуластый, глаза – как сталь! Взгляд пронзительный и требовательный. И сам суровый, раздражительный, хмурый, говорил со мной с досадой, словно я ему заранее мешаю, совсем не так, как Антон говорил. Ну и пусть. Главное, что не тронет. Нет меня! Это тоже страшно. Бесправная, никому не нужная… Какие правила в этом доме для меня, я не знаю. Есть ли тут другие мужчины и можно ли ходить свободно – не знаю. Можно ли мне учиться – не знаю. А завтра лекции… Спрашивать страшно. Меньше всего мне хочется вызвать его гнев. Мужчины бывают очень жестоки. Дверь в комнату приоткрыта. Внизу крики, ругань. Зажмуриваюсь от ужаса. Мой отец никогда не кричит. Он просто наказывает. Нас – девочек – изоляцией и тяжёлой работой по дому. А ещё постоянно висящей угрозой отослать на родину. Но у нас в доме женщин никогда не били. Я первая выпросила… От повышенного гневного голоса Тимура я впадаю в оцепенение. Мне кажется, что в итоге он может сорваться на мне. Отец, когда гневался на братьев, часто наказывал и нас, девочек, если попадали под горячую руку. Родители его здесь живут? Не представил… У нас так не бывает. Что его отец обо мне скажет? Как мать примет? А ещё жена эта старшая… Прислушиваюсь. Ругаются! – Ты будешь, Алла, так со мной разговаривать – вылетишь отсюда, ясно? Алла, значит… И я представляю, что будет, если вылечу отсюда я. Куда я пойду? В отцовский дом – вряд ли примут. Некоторые девочки с курса живут в общежитии. Но там творится такое… Рука отца не дрогнет придушить меня, если узнает, что в общежитии живу. Для него общежитие и публичный дом – одно и то же. – Она просто будет здесь жить! И всё! Какие проблемы?! – Ты привёл к нам домой какую‑то тёлку! Я должна жить с ней под одной крышей?? – Какую тёлку? Она девчонка ещё. Считай, я просто её опекун на несколько лет. – На молоденьких потянуло? – Ты больная, что ли? – Где она?! – голоса приближаются. – В детской она. – Чёртов извращенец! Как грубо с мужем говорит. Ужас! – А ну‑ка, стоять! Ты туда не пойдёшь! Закрываю уши ладонями. Хоть бы они обо мне забыли на сегодня! Сказал – снять никаб. Лучше слушаться. Женщина послушная – мужчина великодушный. Зеркал в комнате нет. Но есть дверь с матовым стеклом. В моей комнате в отцовском доме за такой была ванная комната. И я иду туда – переодеться, умыться, привести себя в порядок. От голода тошнит и кружится голова. Я могу готовить здесь?.. Или нельзя? Как и когда здесь кушают? Долго умываюсь ледяной водой. Распускаю волосы. Решаюсь переодеться в домашнее платье. В хареме, на женской половине дома, можно носить платья с открытыми руками и шеей. У меня именно такое. У русских нет харема. Мужчины и женщины вместе живут, вместе едят… Наверное, здесь неважно, закрыты шея и руки или нет. У нас и на учёбу девочки в открытом ходят. Но чувствую себя очень неловко. Одно дело на других с оголённым телом смотреть, другое – самой так ходить. Раньше мне хотелось… чтобы открыто, смело. А сейчас хочется, чтобы меня никто не видел, не замечал. Прикрываю дверь в свою комнату, чтобы не слышать их перепалку. «Тимур не слишком строгий», – делаю я вывод. Иначе давно бы наказал эту крикливую жену. Но лучше не искать границ его терпения. Может, он к ней так терпим, потому что беременная. Наверняка. Время идёт медленно. Я сижу одна на мягком ковре не первый час. Допиваю воду, что дал мне муж. Мне очень тревожно… Хочется отвлечься, но в шкафу только детские книжки. Как включается здесь телевизор, я не знаю. Пульта нет. Мой телефон забрал отец. Планшет дочери Тимура остался в машине. Достаю учебник по анатомии, листаю странички, пытаясь учить. Скоро экзамены. А вдруг разрешит учиться? Наверное, в какой‑то момент меня отключает. И снится мне всякий ужас. Снится Антон. И его поцелуй, от которого сводит живот, и кровь бросается в лицо, словно ошпаривая. И отец моего бывшего жениха. Я тону в стыде и позоре, вдруг оказываясь голой там, у фонтана. На меня все смотрят с отвращением. Снится пощёчина отца… И опять Антон. Он превращается в Тимура. Сквозь сон слышу чуть приглушённые женские голоса. Этой Аллы и ещё один, незнакомый. – Девку привёз! Жена, представляешь? Пять лет из него свадьбу выскребаю – хрен! Тут за пять минут женился! – Арабка, что ли? – Да! Дикарку восточную. Турчанку, иранку… Точно и сам не знает. Приданое к «Жемчужине». Говорит – и не видел её. В парандже. Двух слов связать не может. – Ой, Алла, ты в Турции была? Они же все неряшливые, толстые, волосатые, запущенные… Что ты вспенилась? Нужна она ему! Он же всегда на блондинок западал. – Наверное, страшная, да, раз ему, не показав, всунули. Или, может, больная какая. – А где она? – Сказал – здесь, в детской. – Пойдём посмотрим? – Запретил заходить. – Ой, – скептически. – Злой – капец! Чуть что – собирай вещи. С бизнесом у него не гладко. Ещё и брат его – бестолочь, торчок!.. Тачку мою сегодня до техосмотра не довёз, разбил. – А сам‑то Тимур где? – Улетел по делам часа два как… – Давай зайдём! Он и не узнает. Посмотрим, что за зверушка. Растерянно приподнимаюсь, упираясь ладонями в пол. Тяжёлые волосы рассыпаются по плечам. От обиды и возмущения перехватывает дыхание. Поднимаю глаза на дверь. Она открывается. В лицо мне бьёт полоска яркого света. Встречаюсь взглядом с женщинами. Блондинка с волнистыми волосами по плечи. И рыжеволосая, с длинными. Обе – лет на десять старше. Такие… надменные! Застыв, ошарашенно смотрят на меня. – Что‑то я не поняла… – шарит по стене ладонью блондинка. Судя по голосу, Алла. Щелчок. Свет в комнате загорается. Я чувствую себя неловко и униженно, глядя на них снизу вверх. Ещё и яркий свет слепит. – Ох‑ре‑неть… – открывает рот рыжая. Мои щёки вспыхивают. Сами вы – зверушки больные! Прикусываю язык, чтобы не говорить в ответ грубости. Нет у меня здесь такого права! Молчаливое противостояние взглядами. Вспоминаю их разговор и, не удержавшись, выпаливаю: – Тимур сказал: вам сюда не заходить! – Смотри‑ка ты! – с ненавистью выплёвывает Алла. – И слова отлично вяжет! Огрызается! Молча вздёргиваю подбородок. Кровь кипит. Кусаю губы… Муж сказал – она старшая. Я должна почитать. Но я этого не умею. У отца была одна жена – мама. В нашем доме других не было. А среди сестёр я старшая. И никто из женщин меня никогда не унижал. – Мда… – тянет саркастически рыжая. – Вот тебе и зверушка. От гнева, обиды и беспомощности на глаза наворачиваются слёзы. – Я не понял! – рявкает где‑то сзади Тимур. Не вижу его, только слышу. И вся моя спесь тут же испаряется. Словно тяжёлый шар падает вниз живота от страха. Да и женщины мгновенно осаживаются. – Зоопарк, что ли? С первого раза не понимаешь? – Гаранин… Ты!.. – разворачиваясь, шипит на него Алла. – Ты издеваешься?! Ты что там плёл про опеку? Ты думал, я её не увижу?! – Исчезли, – тяжелеет его голос. – Второй раз повторять не буду. Алла с грохотом захлопывает мою дверь. Обнимаю себя за колени, глядя в пустоту. Слёзы текут… Как я буду здесь жить? |