контрольная. Янка Рам Моя младшая жена (СИ)
![]()
|
Глава 15 – Косяк (Тимур)Просыпаюсь ещё до звонка будильника. От шума дождя. Сны одолели… Прекрасная девочка Ляйсан не намеренно, но одарённо кружит мою голову. Натягиваю повыше одеяло. Холодно. – Тим… – сонная Алла утыкается прохладным носом в шею. – М? – Погрей меня. Веду рукой по острым лопаткам. Её пальцы умело рисуют на моём теле, обещая ему то, что я не взял вчера у Ляйсан. Закрываю глаза, позволяя Алле оседлать меня. Вчера я был неправ. И в порыве чуть не зашёл за собственную установленную границу. А этого не стоит делать, Гаранин. Ты же видишь, что она пугается и не отвечает. А не сопротивляется только потому, что ей по законам шариата это запрещено. Так нельзя с девочкой. Ты же не беспредельный мудак? Не трогай её больше. Вот… Алла тебе на что? Здесь всё честно. Она хочет тебя, ты – её. Не открывая глаз и почти не участвуя, позволяю ей организовать нам утренний секс. Но чувство внутри гаденькое… Потому что давно не так уж и хочу. И потому что глаза я не открываю из‑за того, что фантазирую сейчас совсем о других губах, взглядах, запахе… Открыв нараспашку окно, Алла тянется к пачке. – Нет, – смотрю на неё строго. Не споря, отодвигает подальше. – Тим… а я таблетки бросила пить. Противозачаточные. Рывком сажусь, взъерошивая волосы. Сон снимает как рукой. – Чего? – «Какое из этих слов ты не расслышал?» – передразнивает меня. – Ты не хочешь ребёнка. – С чего ты взял? – Алла, полгода назад у нас был этот разговор. Мне напомнить тебе твои доводы? Ты хочешь тусоваться и путешествовать. «Релакс и лакшери!» А ребёнок вырубит тебя лет на пять из этого процесса. А в тридцать шесть уже какие тусовки? – Есть же няни… – Мои дети не будут воспитываться нянями! – взрываюсь я. – И поэтому, моя дорогая, глотай какую‑нибудь экстренную контрацепцию теперь. И чтобы этот вопрос в одностороннем порядке больше никогда не поднимался. Ты куришь, ты бухаешь – и ты решила не предохраняться? Совсем без мозгов? Поджимает губы. – Ты обещал, что если я забеременею, то мы поженимся! – Я уже женат. Это раз. И это не изменится в ближайшие несколько лет. А два – нахрена нам это надо?! Брак нужен для ребёнка, а не ребёнок для брака! Тебе сколько лет?! Рассуждаешь как малолетка! – В этой девице тебя это не смущает… – Ей восемнадцать, тебе тридцать! Двенадцать лет разницы! – Ты ещё скажи – я ей в матери гожусь! – Так… Рывком сдёргиваю одеяло. – Я всё сказал. Никаких детей! – Да я знаю, Гаранин, что если я рожу, ты всё равно нас никогда не бросишь. Вон Кате своей до сих пор как верный пёс служишь. Только свистнет, ты летишь! – Она мать моей дочери! Она всегда будет моей семьей. И я тебе уже говорил – не открывай свой рот на этот счёт. В последнее время, Алла, ты так теряешь края, что я всё чаще подумываю о том, чтобы вынести тебя за них. – Потому что ты больше не любишь меня! – начинает она плакать. Осаживаюсь. Не выношу женских слёз… – Разве я когда‑то говорил о любви? Зачем сейчас поднимать эту тему? – Ты вообще не щедрый на слова! – Тебя устраивало, что щедр на бабки, нет? – Тогда ты ради меня бросил дочь! Это для меня был показатель твоих чувств! – Я никого не бросал!! Тем более Марусю! – Марию! Что ты её как дуру деревенскую называешь?! – Для нас с Катей она Маруся. И ей нравится. А твоё мнение никто не спрашивал! Прячется по одеяло. Плачет, сжимая подушку. А во мне ничего не дёргается, чтобы утешить. Только раздражение… – Возможно, Алла, нам пора тормозить. Я уже как невротик с вами, разучился спокойно разговаривать. Я устал. – Что ты меня в одну корзину со своим братом складываешь?! – А я скоро вас на лицо различать перестану. Один негатив! Трясущимися пальцами леплю очередную дозу никотина к плечу. Прямо в трусах выхожу под холодный дождь. Подпрыгиваю на турник. Подтягиваясь, смотрю на кипящую под дождём поверхность бассейна. И когда моя кровь тоже вскипает, с разбега ныряю в глубину. Достав ладонями до дна, расслабляюсь, позволяя воде вынести меня наверх. Ляся… Надо отвезти в универ. Лёжа на спине, смотрю на её окно. Открыто… Замёрзла, наверное, на полу! Переодевшись, выхожу на кухню. Ляси нет. Завтрака не будет? Эх… Может, проспала? Засыпаю овсянку в мультиварку и наливаю молока. Поднимаясь по лестнице, чувствую, как ускоряется сердцебиение в предвкушении. Сейчас её густые ресницы упадут покорно вниз, скрывая от меня смущённый взгляд. И я снова слечу там с катушек от этой чувственной чистоты. «Не трогать!» – напоминаю я себе. Стучу. – Лясь? Тишина. Ловлю опять паническую волну. Так, стоп, Гаранин. Ну куда она сбежит? Что ты дёргаешься? – Лясь, – приоткрываю дверь. – Я войду? Бросаю взгляд на её постель. Волосы разметались с белой подушки дальше по ковру. С усилием разлепляет веки. Прижимая ладонь к горлу. Глаза словно пьяные. Сажусь рядом с ней на колени, интуитивно кладу руку на лоб. Пылает! – О, детка… – с досадой качаю я головой. Густые волосы до сих пор сырые. Она, словно ещё не проснувшись полностью, рассеянно смотрит на меня. Это мой косяк! Закрываю окно. Включаю обогрев на кондиционере. – Я приду сейчас. Слетаю по лестнице вниз, выворачиваю на стол небольшую аптечку на кухне. Тут в основном детские лекарства на случай, если заболеет Маруся, пока бывает здесь. Вот… порошок от температуры в пакетиках. Катя говорила – хороший. Пытаюсь разобраться с дозировкой. Завариваю. Или скорую вызвать? Забираю Марусин градусник с уткой. Который, слава Богу, ещё не приходилось использовать. Ополаскиваю. Не упадёт через полчаса – вызову скорую. Возвращаюсь. Ставлю на столик кружку. Оглядываюсь. Её платье сохнет на вешалке. Так… Вытаскиваю ещё пару подушек. Бросаю их рядом с ней. – Лясь, иди сюда… Обнимаю её вместе с одеялом, прижимая к себе. Чувствую пальцами её голую спину и влажное полотенце, в которое она завёрнута. Присаживаю. – Его надо снять. Мокрое. Вяло отрицательно крутит головой. – Быстро! – начинаю злиться я. И, не выпуская из рук, сдёргиваю с неё эту сырую тряпку. Одеяло соскальзывает… Я смотрю только ей в глаза, натягивая его выше. Но она молча, страдальчески морщась, закрывает лицо руками. Ну, прости меня, девочка! Но так надо. Подкладываю ещё пару подушек и укладываю обратно. – Никакой это не харам! – успокаиваю её. – Я же муж. Я обязан заботиться, так? Не переживай. Поправляю её волосы. Делаю маленький глоток из кружки, проверяя температуру. И даю ей через трубочку выпить. Держась рукой за горло, беззвучно мучительно хныкает и с усилием глотает. – Горло, да? – сжимаю её пальчики. Компресс… спрей… ещё одно одеяло сверху. Закутываю в сухое полотенце её волосы. Смотрю на часы. – Должно уже подействовать. Показываю градусник. – Открой рот… Как жаль, что опять в совершенно не романтично‑эротичной обстановке! Но…. Вкладываю между алыми губками. Пиликает. Температура уже некритичная. И на автомате поглаживая её плечо через одеяло, я задумчиво зависаю. Вызывать или не вызывать? Достаю из кармана звонящий телефон. Катя!! Вот она‑то мне и нужна. – Да? – Тим, ты ещё далеко? Опаздываю. Я же Марусю забрать обещал. – О, чёрт… Кать, тут такое дело… Не могу я из дома уехать. У меня тут человек с высокой температурой… Походу, ангина. Завези, пожалуйста! – Алла, что ли? – недовольно. – Нет. Не она. Девочка одна. Так с лёту и не объясню. Потом поговорим. Чем лечить‑то? Скорую вызывать? Катя – врач… – Сколько лет? – Восемнадцать. – Хм… Давай заеду, посмотрю её, если хочешь. – Ты же опаздываешь? – Всё равно уже не успею, – вздыхает. – Пока Марусю завезу… – Тогда жду вас. Спасибо! |