1 уголовно-правовая характеристика мошенничества (2). Законодательству
 Скачать 131.65 Kb.
|
Субъективные признаки мошенничестваСледующим важным элементом любого противоправного деяния, позволяющим квалифицировать его в качестве преступления, является субъект преступления, так как от его установления зависит правильная квалификация преступления. В отечественной правовой доктрине существует множество неразрешенных вопросов, затрагивающих проблему правильного определения субъекта хищения [2, с. 225]. Анализ такого термина зачастую осуществлялся через призму его взаимосвязи с признаками хищения [8, с. 184]. Несмотря на то, что возраст наступления ответственности за такие хищения, как кража, грабеж или разбой наступает с 14-летнего возраста, состав мошенничества предусматривает наступление ответственности за его совершения с момента достижения виновным16 лет. По мнению А.И. Бойцова, подобная позиция законодателя относительно возраста наступления ответственности за вышеуказанные виды хищения обусловлена более высокой общественной опасностью данных составов, в виду способа их совершения, который является более опасным. По мнению исследователя, в основу аргументации позиции законодателя по рассматриваемому вопросу положена также широкая распространенность данных составов хищения среди подростков [8, с. 196]. Противоположной позиции придерживается Л.Д. Ермаков. По мнению автора, часть 2 статьи 20 Уголовного Кодекса Российской Федерации закрепляет те составы преступлений, общественная опасность которых доступна для осознания в 14-летнем возрасте. Распространенность данных преступлений среди лиц определенной возрастной группы, а также их уровень общественной опасности не должны быть основными критериями установления пониженного возраста уголовной ответственности за их совершение. Единственным верным основанием установления 14-летнего возраста уголовной ответственности за преступное деяние является возможность лица осознавать его общественную опасность. По нашему мнению, не возникает сомнений, что лицо, достигшее возраста 14-16 лет, осознает противоправность и общественную опасность хищения чужого имущества с применением обмана. Поскольку уровень интеллектуального развития позволяет лицу придумать способ совершения обмана с целью хищения имущества, абсолютно логичным является вывод о том, что данное лицо вполне способно осознавать противоправность своих действий. В отечественной уголовно-правовой доктрине сформировались две позиции относительно возраста ответственности за мошенничество. Сторонники одной считаю необходимым снизить возраст, с которого наступает ответственность за мошенничество [37, с. 33], другие согласны с позицией законодателя и не видят в этом необходимости, аргументируя это небольшим числом мошеннических преступлений, совершаемых подростками в возрасте от 14 до 16 лет [9, с. 147]. По нашему мнению, позиция, устанавливающая отсутствие необходимости в снижении возраста уголовной ответственности, является необоснованной, поскольку недостаточная распространённость явления не может рассматриваться в качестве основного критерия криминализации либо декриминализации деяния. Исходя из логики сторонников данной точки зрения следует, что подавляющее большинство преступлений против конституционных прав граждан подлежит декриминализации, а обман потребителей необходимо криминализировать по причине его широкой распространенности. Как отмечает С.В. Векленко, общественная опасность хищения обусловлена не способом совершения преступления, а самой противоправностью присвоения имущества в пользу виновного или третьих лиц. В процессе совершения грабежа, несовершеннолетний осознает отсутствие у него прав на присеваемое имущество, подобное происходит и в процессе осуществления мошенничества, однако законодатель считает, что поскольку способ совершения данных преступлений отличается, то подросток не осознает противоправности своих действий, в следствие чего деяние обладает меньшей общественной опасностью [11, с. 34]. Стоит отметить, что в части 2 статьи 20 Уголовного Кодекса Российской Федерации закреплены те преступления, совершение которых требует наличия оправленного уровня интеллекта и жизненного опыта. Например, с 14 лет наступает ответственность почти за все преступления террористической направленности: захват заложника; угон судна воздушного или водного транспорта, или железнодорожного подвижного состава; посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля и другие. По нашему мнению, позиция, согласно которой возраст наступления уголовной ответственности за мошенничество следует снизить до 14 лет, является логически обоснованной. Несмотря на обоснованность необходимости снижения возраста уголовной ответственности за мошенничество, снижать возраст субъекта для некоторых квалифицированных составов нецелесообразно. Например, лицо, достигшее возраста 14-16 лет, не может быть стороной по кредитному договору, а также быть получателем социальных выплат, поскольку в данном возрасте его интересы представляет исключительно законный представитель. Совершение мошенничества в сфере предпринимательства для лица данного возраста также невозможно, так как рассматриваемый состав предусматривает специальный субъект преступления, а поскольку в соответствии со статьей 27 Гражданского Кодекса Российской Федерации эмансипация допускается лишь с достижения лицом 16-летнего возраста, в следствие чего осуществление предпринимательской деятельности раньше достижение данного возраста не допускается. Также подросток в возрасте 14-16 лет не может участником договора страхования, поскольку согласно положениям Закона Российской Федерации «Об организации страхового дела в Российской Федерации» страхователем является дееспособное физическое лицо [36]. Таким образом, считаем целесообразным установить пониженный возраст наступления уголовной ответственности за квалифицированные составы мошенничества, предусмотренные частями 1-4 статьи 159 и статьями 159.3, 159.6 Уголовного Кодекса Российской Федерации. Следующим признаком субъекта исследуемого преступления является вменяемость. Стоит отметить, что в научной литературе практически отсутствуют спорные вопросы относительно данного признака субъекта мошенничества, что обусловлено интеллектуальным способом совершения рассматриваемого преступления. Последним признаком субъекта любого преступления является то, что он должен быть физическим лицом. В российском праве не утихают дискуссии относительно законодательного закрепления института ответственности юридических лиц. Стоит обратить внимание на то, что за почти тридцатилетнюю историю существования Российской Федерации неоднократно выносились на обсуждение законопроекты, устанавливающие уголовную ответственность юридических лиц, чьи авторы были вдохновлены международным опытом применения данного института, а также положительными оценками отечественных специалистов [4, с. 48]. Немаловажным остается тот факт, что некоторые международные акты предусматривают обязанность её участников установить ответственность юридических лиц за совершение некоторых преступлений. Одним из таких актов является Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции [62]. Несмотря на попытки законодательно закрепить уголовную ответственность юридических лиц, данный институт до сих пор остается лишь в теории российского уголовного права. Считаем, что любое уголовно- наказуемое деяние есть результат проявления воли конкретного человека, а решение, принятое от имени юридического лица, является не более чем решением отдельного физического лица или лиц. Особенностью уголовной ответственностью является её персонифицированность. По нашему мнению, введение института уголовной ответственности юридических лиц будет способствовать уклонению от ответственности физических лиц, виновных в совершении преступления, что приведет к возложению солидарной ответственности на работников юридического лица, что противоречит фундаментальному принципу уголовного права – справедливости [22, с. 114]. Исследовав признаки субъекта мошенничества, можно сделать вывод о том, что по данному составу предусмотрен общий субъект. В отечественной правовой доктрине данная позиция является доминирующей. Следует обратить внимание на то, что для ряда квалифицированных составов мошенничества предусмотрен специальный субъект преступления. Например, преступление, предусмотренное частью 3 статьи 159, может быть совершенно только лицом с использованием своего должностного положения. Данный квалифицирующий признак является предметом споров. Мнения отечественных исследователей, относительно понимания субъекта данного состава, разделились. Сторонники первой точки зрения полагают, что лицо, использующее свое служебное положение следует понимать согласно толкованию, изложенному в примечании к статье 285 Уголовного Кодекса Российской Федерации [32, с. 387]. Сторонники второй точки зрения считают, что к лицу, использующему свое служебное положение не относятся лица, которые не обладают признаками должностного лица, а также лица, которое выполняет управленческие функции в коммерческих или иных организациях [29, с. 307]. Согласно позиции Верховного Суда в качестве лица, использующего свое служебное положение следует рассматривать должностных лиц, которые отвечают требованиям, указанными в примечании 1 к статье 285 Уголовного Кодекса Российской Федерации, а также государственных или муниципальных служащих, которые не относятся к должностным лицам и других лиц, которые соответствуют признакам, закрепленным в примечании 1 к статье 201 Уголовного Кодекса Российской Федерации [41]. Лицо, которое в силу своего служебного положения уполномочено действовать от имени государственных и муниципальных органов, совершая мошенничество нарушает не только имущественные права потерпевшего, но также подрывает авторитет государства в глазах граждан. По этой причине, законодатель оценивает действия данного лица в качестве обладающих повышенной общественной опасностью, в связи с чем они не требуют дополнительной квалификации по статье 285 Уголовного Кодекса Российской Федерации. По мнению А.В. Бриллиантова, мошенничество, совершенное лицом, которое выполняет управленческие функции в коммерческой или иной организации образует совокупность преступлений и требует дополнительной квалификации по статье 201 Уголовного Кодекса Российской Федерации [10, с. 428]. Однако, Верховного Суда считает, что действия лица, использующего свое должностное положение, подпадают под действия части 3 статьи 159 Уголовного Кодекса Российской Федерации, следовательно, не образуют совокупность и дополнительной квалификации не требуют. Действия лиц, выполняющих управленческие функции в коммерческой или иной организации по подпадают под действие статьи 201 Уголовного Кодекса Российской Федерации, что обуславливает невозможность квалифицировать действия таких лиц как мошенничество, совершенное лицом с использованием своего должностное положения. Следует отметить, что в позиции высшей судебной инстанции существуют некоторые разногласия. Так, согласно постановлению Пленума Верховного Суда Российской Федерации Ф № 24 от 9 июля 2013 года «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» если должностное лицо или лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации получает ценности, за совершение определенных действий, выполнение которых невозможно этим лицом по причине отсутствия у него необходимых полномочий, что делает невозможным использование таким лицом его служебных полномочий, подлежат квалификации в качестве мошенничества, совершенного лицом с использованием его должностного положения [42]. Таким образом, отсутствие должностных полномочий делает невозможным квалификацию деяния в качестве мошенничества совершенного лицом с использованием его должностного положения. При этом получение взятки или коммерческого подкупа за выполнение действий, выполнение которых невозможно ввиду отсутствия у субъекта необходимых полномочий, подлежит квалификации по части 3 статьи 159 Уголовного Кодекса Российской Федерации. Специальный субъект преступления предусмотрен и для мошенничества, в сфере предпринимательской деятельности. Согласно примечанию 4 к статье 159 Уголовного Кодекса Российской Федерации все случаи целенаправленного неисполнения обязательств по договорам, заключенным в рамках осуществления предпринимательской деятельности, сторонами которых являются индивидуальные предприниматели или юридические лица, подпадают под действие уголовного правового запрета на мошенничество в сфере предпринимательства. Поэтому субъектом может быть либо индивидуальный предприниматель, либо лицо на законных основаниях, представляющее интересы юридического лица. Верховный Суд Российской Федерации уточнил, что данное преступление может быть совершено «…индивидуальным предпринимателем в связи с осуществлением им предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим ему имуществом, используемым в целях предпринимательской деятельности, либо членом органа управления коммерческой организации в связи с осуществлением им полномочий по управлению организацией либо в связи с осуществлением коммерческой организацией предпринимательской или иной экономической деятельности, за исключением случаев, указанных в данной норме» [43]. Субъективная сторона такого состава преступления, как мошенничество выражена в форме прямого умысла и корыстной цели. В теории российского уголовного права практически не возникают споры относительно субъективной стороны мошенничества [34, с. 98], чего нельзя сказать о практике определения признаков субъективной стороны рассматриваемого преступления, что всегда имело определенные трудности [6, с. 620]. Рассматривая субъективную сторону мошенничества, тяжело представить, что совершая хищение посредством обмана или злоупотребления доверием лицо не осознает общественную опасность совершаемого им деяния, не предвидит и не желает наступления общественно опасных последствий. И.Я. Фойницким были определены признаки обмана, с которыми согласны современные исследователи в области права. К таким признакам обмана относятся: искажение истины; заведомость обмана; намерение ввести в заблуждение [63, с. 247]. В отечественной юридической литературе на подвергается сомнению утверждение о том, что субъективная сторона мошенничества может быть выражена исключительно в форме прямым умыслом. Данная позиция аргументирована тем, что законодателем в качестве обязательного элемента состава преступления предусмотрена цель. Считаем подобное обоснование вполне логичным, поскольку, по нашему мнению, является маловероятным, что лицо, преследующее корыстную цель, не желает наступления общественно опасных последствий, при этом допускает их или относится к данным последствиям безразлично. В научных кругах распространено мнение об отсутствии прямого умысла при сокрытии сведений, которые влекут прекращение получения социальных выплат. Данная позиция основана на том, что лицо может попросту забыть сообщить сведения или быть неосведомленным об обязанности их предоставить [5, с. 13]. По нашему мнению, аргументы обвиняемых об их забывчивость или не знании о наличии у них обязанности уведомить компетентные органы о наличии обстоятельств, влекущих прекращение получения социальных выплат, являются не более чем способом защиты и применяются с целью избежать наказания. Как отмечает Р.А. Сабитов, корыстная цель является обязательным признаком субъективной стороны любого обмана. Наличие корыстной цели свидетельствует о том, что обман совершается исключительно с прямым умыслом [54, с. 89]. Как отмечалось ранее, в отличии от теории уголовного права, правоприменительная практика изобилует проблемами, касающимися определения прямого умысла при совершении мошеннических действия. В целях устранения данных проблем, Верховным Судом были даны разъяснения, указывающие на обстоятельства, которые свидетельствуют о наличии у лица прямого умысла на совершение мошенничества. Так, согласно Постановлению Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 ноября 2016 года № 48 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности» о наличии прямого умысла на совершение мошенничества могут свидетельствовать следующие обстоятельства: обстоятельства, свидетельствующие об отсутствии у виновного возможности исполнить взятые на себя обязательства; сокрытие сведений о наличии у лица задолженностей или залогов имущества; использование при заключении договора поддельных документов, в том числе уставных, а также фиктивных гарантийных писем; использование денежных средств, полученных от стороны сделки, в личных корыстных целях и иный обстоятельства [43]. Важную роль при определении субъективной стороны мошенничества играет то обстоятельство, что умысел на его совершение должен возникнуть до начала реализации объективной стороны преступления. То есть перед началом совершения действий, направленных на введение потерпевшего в заблуждение, у виновного лица должен возникнуть умысел на хищение имущества, принадлежащего потерпевшем или присвоение права на такое имущество. Данный вопрос, имеющий однозначное решение как в теории, так и в практике, мог получить новую почву для его обсуждения, поскольку в процессе создания проекта Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации № 48 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности» предлагалось закрепить, что момент возникновения умысла не имеет значения для квалификации мошенничества в сфере предпринимательства. Стоит отметить, что данное предложение не вызвало интереса ни со стороны членов рабочей группы, ни со стороны предстваителей сообщества предпринимателей. Стоит согласиться с мнением П.С. Яни, согласно которому закрепление подобного принципа квалификации мошенничества в сфере предпринимательства давало бы возможность привлекать к уголовной ответственности за любое невыполнение условий договора [75, с. 33]. Автором был сделан справедливый вывод о невозможности возникновения умысла на присвоение имущества посредством обмана или введения в заблуждение после фактической передачи имущества потерпевшим, что, по нашему мнению, является обоснованным [75, с. 34]. Как отмечалось ранее, в настоящий момент, обстоятельства, указывающие на наличие умысла до начала совершения мошеннических действий закреплены в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 30 ноября 2017 № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» [41]. В отечественной правовой доктрине такой признак субъективной стороны мошенничества, как корыстная цель рассматривается исключительно с точки зрения её схожести с мотивом [28, с. 111]. По мнению таких российских правоведов, как А.И. Рарог и С.М. Кочои, лицо, виновное в совершении хищения имеет своей целью личное обогащение за счет похищенного имущества, в то время как, мотивы могут быть не только корыстными [28, с. 187]. Согласно разъяснениям высшей судебной инстанции, корыстная цель является обязательным признаком хищения. При этом под корыстной целью понимается, стремление виновного изъять чужое имущество для дальнейшего его обращения в свою пользу или в пользу третьих лиц. Стоит отметить, что Верховного Суд не ограничивает круг третьих лиц [41]. По мнению Д.О. Теплова, мотив не является обязательным признаком субъективной стороны мошенничества, из чего следует, что мотив рассматриваемого преступления может быть разнообразным [56, с. 22]. Противоположной точки зрения придерживается Б.В. Волженкин. По мнению автора наличие корыстного мотива позволяет установить содержание умысла в то время, как его отсутствие кардинально меняет социальную сущность деяния и исключает возможность его квалификации в качестве хищения [13, с. 187]. Проанализировав рассмотренные выше мнения отечественных правоведов, считаем возможным согласиться с позицией, согласно которой мотив не рассматривается в качестве обязательного признака субъективной стороны хищения, поскольку абсурдно утверждать об отсутствии хищения, если мотивом преступления являлись злоба, зависть, желание отомстить или получить встречную услугу неимущественного характера. Таким образом, анализ действующего законодательства и сложившейся правоприменительной практики позволяет сделать ряд следующих выводов относительно субъективных признаков такого состава преступления как мошенничество. Для общего состава мошенничества законодателем установлен общий субъект, а именно, вменяемое физическое лицо, достигшее возраста 16 лет. Однако, считаем обоснованным позицию, согласно которой возраст уголовной ответственности по частям 1-4 статей 159, 159.3, 159.6 Уголовного Кодекса Российской Федерации следует снизить до 14 лет, поскольку, по нашему мнению, учитывая интеллектуальный характер рассматриваемого преступления, лицо, которое смогло придумать способ завладения иным имуществом, путем обмана вполне способно осознавать общественную опасность и противозаконность совершаемого им деяния. Стоит отметить, что мошенничество, предусмотренное частью 3 статьи 159 Уголовного Кодекса Российской Федерации может быть совершенно исключительно специальным субъектом, который должен соответствовать признакам, предусмотренным примечанием 1 к статье 285 Уголовного Кодекса Российской Федерации, государственных или муниципальных служащих, не являющихся должностными лицами, а также иных лиц, отвечающих требованиям, предусмотренным примечанием 1 к статье 201 Уголовного Кодекса Российской Федерации. Специальный субъект закреплен третьими частями всех специальных составов мошенничества. Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности также может совершить исключительно специальный субъект. Согласно примечанию 4 к статье 159 Уголовного Кодекса Российской Федерации, а также позиции Верховный Суд Российской Федерации субъектом данного преступления может быть индивидуальный предприниматель, либо лицо на законных основаниях, представляющее интересы юридического лица. Также может быть совершено исключительно специальным субъектом мошенничества в сфере кредитования или при получении социальных выплат. В отечественной правовой доктрине такой признак субъективной стороны мошенничества, как корыстная цель рассматривается исключительно с точки зрения её схожести с мотивом. По мнению ученых, лицо, виновное в совершении хищения имеет своей целью личное обогащение за счет похищенного имущества, в то время как, мотивы могут быть не только корыстными. Согласно разъяснениям высшей судебной инстанции, корыстная цель является обязательным признаком хищения. Таким образом, в отечественной правовой доктрине сложилось единое мнение относительно субъективной стороны всех составов мошенничества, согласно которой мошенничества характеризуется виной в форме прямого умысла и корыстной целью. |