Западноевропейского средневековья
 Скачать 4.48 Mb.
|
|
К ВОПРОСУ О РАЗВИТИИ ЖЕНСКОГО САМОСОЗНАНИЯ В СРЕДНИЕ ВЕКА (Вместо заключения) Ева и Мария — таков был образ женщины в средневековой культуре. Эта двойственность в оценке женской природы достаточно точно отражает и противоречивость статуса женщины в обществе той эпохи. Вытеснение женщины в сферу частной жизни, особенно усилившееся в высокое и позднее средневековье, привело к тому, что в публичной сфере господствовали мужчины. Женщины были ограничены в возможностях проявления своих способностей в политике, культуре, административной и профессиональной деятельности. Однако и на этом поприще многие женщины вошли в историю — как искусные ремесленницы, оригинальные мыслители, мудрые правители, пассионарные военачальники. Первостепенную роль женщина играла в сфере приватной — в семье, в домашнем производстве; мать и жена, управительница домом и имением, она обладала реальной властью в доме, являлась эмоциональным центром семьи. Все это происходило на фоне доминирования на протяжении тысячелетней средневековой истории представлений о женской природе как, в лучшем случае, о слабой, в худшем — греховной, порочной. Как же сами женщины относились к таким представлениям? Судить об этом сложно; голос их едва слышен. И тем не менее те немногие женщины, которые сумели в подобных условиях добиться успехов в интеллектуальном творчестве, пытались предложить свой взгляд на проблему. Хросвита Гандерсгеймская в своих пьесах спорит с античным драматургом Теренцием, которого называет учителем; и если римский писатель неизменно пишет о Развитие женского самосознания в средние века 159 слабости женской природы, то Хросвита подчеркивает чистоту и силу своих героинь (Bullough, 1973, p. 159). Хильдегарда Бингенская (о Хросвите и Хильдегарде см. также гл. VII), затрагивая вопрос о природе женщины, обращается к проблеме первородного греха. Примечательно, что, разбирая вопрос об ответственности Евы, она не ставит под сомнение идею природной женской слабости. Однако она видит в этой слабости не отягчающее, а смягчающее вину женщины обстоятельство, и этот тезис является важным в ее апологии женщины. Хильдегарда в своих сочинениях подчеркивала, что женщина отличается от мужчины по физической и психической структуре (она создана не из глины, как Адам, но из живой плоти, плоти мужчины), что женщина мягче и слабее и именно по этой причине Ева первой поддалась искушению (Hildegard, p. 117; Lerner, p. 59, 144). Но за слабость женщину нельзя осуждать — ведь таковой ее создал Господь. То, что согрешила именно женщина, даже хорошо: ведь если бы заповедь нарушил более сильный, более совер- шенный Адам, то его грех был бы значительно сильней и спасения достичь было бы невозможно (Lerner, p. 60—61). Отличаются от господствовавших в патриархатном сознании и рассуждения Хильдегарды по вопросу о природной сексуальности Евы. Мыслительница полагала, что именно сексуальность послужила истинной причиной грехопадения. Но любовь и сексуальность, по мнению Хильдегарды, существовали еще до грехопадения — и тогда они были свободны от похоти (Lerner, p. 60—61, 143). То, что грех и похоть пришли в этот мир, во многом связано с любовью и страстью Адама к Еве. Хильдегарда считает, что мужчина сильнее стремился к Еве, чем та к нему: мужчина получает от женщины большее удовольствие. Потому-то дьявол рассчитал, что если он сначала завоюет женщину, то влюбленный Адам будет делать все, что женщина захочет (Hildegard, p. 117). Таким образом, в концепции первородного греха Хильдегарды Бингенской не только Ева, но и Адам выступают не как субъекты, сделавшие сознательный выбор в пользу зла, но скорее как заложники Заключение 160 своей сексуальности, причем Адам еще в большей степени, чем Ева (Hildegard, p. 117). * * * Об ответственности Адама и Евы за грехопадение писала и Кристина Пизанская (1365—1430). Кристина родилась в Венеции в семье университетски образованных людей — и отец, и дед ее закончили университет и, оба занимали должности в Âенецианской республике. Отец Кристины Томаззо Болонский сам учил Кристину тому, что знал; наиболее необычным было то, что, помимо прочих наук, он занимался с ней математикой и натурфилософией. Впоследствии Кристина не прекращала заниматься сама; в своих произведениях она обнаруживает хорошее знание античных источников, современной ей французской и итальянской литературы. Когда Кристина была еще ребенком, она вместе с отцом, которого французский король пригласил быть придворным астрологом, приехала во Францию и осталась там навсегда. В пятнадцатилетнем возрасте она вышла замуж за королевского секретаря, образованного и знатного Этьена де Кастела, которого многие исследователи считают одним из первых французских гуманистов, и была в браке с ним очень счастлива. Но всего лишь десять лет спустя она овдовела, оставшись с тремя детьми и матерью на руках (поскольку отец умер чуть раньше) совершенно без средств к существованию. Пытаясь их заработать, Кристина переписывала и украшала книги. По этой же причине Кристина обратилась к литературной деятельности — и снискала успех, не случайно ее считают первым профессиональным французским писателем, человеком, существовавшим за счет литературного творчества. Начинала Кристина с лирики, ее первый поэтический сборник был написан в 1402 году и представлял собой стихотворные новеллы о любовных романах. Постепенно она стала пользоваться известностью и приобрела покровительство ряда европейских монархов, в том числе Карла VI и его жены Изабеллы Баварской. Перу Кристины принадлежала не только и не столько поэзия, среди ее Развитие женского самосознания в средние века 161 произведений — исторические, и дидактические труды и даже книга о военном деле. Среди ее работ — "Превратности судьбы", комментарий к "Метаморфозам" Овидия, автобиография и биография бургундского правителя. Последняя работа Кристины (1429 г.) была посвящена победе под Орлеаном Жанны д’Арк и коронации короля Карла VII — это была первая поэма, отмечающая знаменательное событие. Важнейшей темой в творчестве Кристины, без сомнения, являлась защита достоинства женского пола, прав женщины, что позволило феминистской традиции считать Кристину "первой феминисткой". Уже в начале своего творческого пути, после 1402 года она вступает в спор с Жаном де Меном по поводу его "Романа о Розе" и патриархатной традицией в целом, защищая весь женский пол от нападок. Одно из самых знаменитых произведений писательницы — "Книга о Граде Женском" (1405), в которой она в полной мере изложила взгляды на сущность женской природы и роль женщины в обществе. Город женщин Кристины — это убежище всех достойных женщин, испытывающих несправедливость со стороны мужчин и общества. Возводить Град Женский, по Кристине, означает оценить и защитить природу и добродетели женщин и опровергнуть все неспра- ведливые предъявленные женщинам и женскому полу в целом обвинения. Кристина утверждает, что женщины такие же, как и мужчины, и ни в чем не уступают им ни телом, ни душой. Она последовательно защищает права женщины, например право быть образованной, и приводит многочисленные примеры образованных и достойных женщин, большинство из которых она почерпнула из уже упомянутой работы Боккаччо "О знаменитых женщинах". В этой работе Кристина Пизанская также обсуждала проблему искупления греха Евы. Она полагала, что хотя человеческая природа и низко пала из-за сотворения женщины, но затем вследствие этого же вознеслась гораздо выше (Кристина Пизанская, с. 230), поскольку благодаря Марии человек обрел намного больше, чем потерял из-за Евы, — люди соединились с Богом, чего никогда не случилось бы, не Заключение 162 соверши прародительница своего проступка (Кристина Пизанская, с. 229). Поэтому люди, как мужчины так и женщины, должны быть даже признательны Еве за ее грех, без которого в конечном счете они не удостоились бы чести искупления (Кристина Пизанская, с. 229). Еще одна работа Кристины Пизанской, "Книга трех добродетелей", была написана как руководство для женщин всех слоев общества, которые желают стать достойными; Кристина рекомендует, как должно поступать в тех или иных случаях женщине- аристократке, женщине-купцу, как следует вести дом женщине-хозяйке. * * * Другая работа, в которой автор-женщина пытается снять с женщины ответственность за первородный грех, — трактат Изотты Ногаролы (1418—1466) "О равном или неравном грехе Адама и Евы" ("De pari aut impari Adamae et Evae peccato"), написанный в 1451 году (сì. Ïðèëîæåíèå). Изотта Ногарола, известная итальянская гуманистка, не случайно обратилась к этой теме. Всю жизнь она посвятила ученым занятиям и, встречая противодействие своим гуманистическим штудиям со стороны гуманистов-мужчин, много размышляла о природе женщины и ее праве на познание истины. Не удивительно, что в попытке защитить себя она, подобно другим обвинителям и адвокатам женщины, снова обращается к проблеме ответственности Евы за первородный грех. Изотта во многом вторит Хильдегарде Бингенской. В ее развернутой системе доказательств акцент на природную слабость Евы — один из основных аргументов защиты; по ее мнению, это обстоятельство дезавуирует вину прародительницы. Ведь природа сама по себе лишена греха, а поскольку слабость Евы была врожденной от природы, то ее нельзя за это упрекать: "Где меньше способности к пониманию и меньше стойкости, там меньше греха" (Isotae, vol. 2, p. 188). Природная слабость женщины проявляется в ее умственном несовершенстве, нестойкости, нетвердости и нерешительности: "Ева согрешила, нерешительная и нестойкая" (Isotae, vol. 2, p. 188). Изотта доводит этот тезис до Развитие женского самосознания в средние века 163 логического конца: она утверждает, что поскольку Адам был создан более совершенным и разумным, постольку он должен был хорошо присматривать за женщиной. Но раз он этого не сделал, то главная ответственность за первородный грех должна быть возложена на него (Isotae, vol.2, p. 206—207). Гуманистка обращается еще к одной важнейшей теологической проблеме — о свободе воли человека. Свободен ли был Адам в своих поступках? Ведь если он был не властен не следовать за женой, то нельзя говорить и о свободе его воли; между тем человек потому является образом и подобием Божиим в христианской доктрине, что он свободен. Таким образом, понимание взаимосвязи свободы и ответственности не позволяет полностью снять вину с Адама. Оба прародителя, Адам и Ева, нарушили божественную заповедь, поэтому они должны нести ответственность совместно — эти рассуждения Августина Блаженного были хорошо известны в средневековой культуре. Изотта же, поддерживая тезис о свободе воли человека, проявленной в истории грехопадения, полагает, что на Адаме лежит большая ответственность, причем она опять апеллирует к женской слабости: поскольку женщина была несовершеннее мужчины, она не могла вынудить его на этот поступок — ведь тот, кто принуждает, всегда сильнее того, кого принуждают (Isotae, vol. 2, p. 207). Отвергает гуманистка и обвинение в гордыне, предъявлявшееся Еве. Изотта считает, что той двигала не гордыня стремления сравняться с самим Богом, не легкомысленность погони за удовольствиями, но жажда познания, познания добра и зла (Isotae, vol. 2, p. 201—203). Между тем в идеологии гуманизма было общепринято, что стремление к знанию является естественным и универсальным свойством каждого человека и потому не может порицаться. Следовательно, за естественную жажду знания нельзя порицать и Еву. Для гуманистки знаменательным является тот факт, что к знанию потянулся не созданный более совершенным мужчина-Адам, а женщина-Ева. Доказывая необходимость, полезность знания для человека и правомерность устремлений прародительницы, Изотта тем Заключение 164 самым в значительной мере снимает с Евы вину за грехопадение. Еще один аргумент обвинителей Евы: сама тяжесть телесного наказания женщины — "бремени в болях производить на свет детей" — подчеркивает степень ее вины. Полемика с ним содержится в трактате "Диалог Изотты Ногаролы из Вероны о том, кто — Адам или Ева — больше согрешил" ("Dialogus Isotae Nogarolae Veronensis quis Adam vel Eva magis peccaverit"), который являлся версией трактата Изотты, по всей вероятности относящейся к XVI столетию. В нем более явно отразились новые, гуманистические взгляды на природу человека, широко распространившиеся в Европе на рубеже нового времени. Одним из основных положений идеологии гуманизма была идея высокого достоинства человека, его безгрешности, неиспорченности. Этот тезис требовал пересмотра большей части представлений о последствиях первородного греха, о порче, извращении человеческой природы. Обращаясь к тезису об особом наказании женщины, автор трактата утверждает, что вынашивание и рождение детей не может быть наказанием для женщины, — боль проходит, и та радуется своему ребенку (Isotae, vol. 2, p. 234—235); то, что даровано женщине от природы, не может считаться наказанием. Но если нет особого наказания для женщины, то, может быть, не было и особого преступления, задает риторический вопрос автор. * * * Наконец, обратимся к взглядам еще одной итальянской гуманистки, Лауры Череты (1469—1499). Лаура родилась в провинциальном городе Брешиа. Про ее семью известно лишь, что она относилась к городской торгово- ремесленной элите. Отец ее, Сильвестр Черета, был гуманистически образованным человеком, и именно ему принадлежит заслуга обучения дочери. Первую известность Лаура получила, как и другие гуманистки, в самом раннем возрасте, однако, в отличие от многих, она не бросила литературные занятия с замужеством, а продолжила их. Не оставляла она studia humanitatis и некоторое время после того, Развитие женского самосознания в средние века 165 как муж ее умер (а овдовела Лаура 18 месяцев спустя после свадьбы). Отметим, что Лаура Черета писала на латыни, причем стиль ее, обогащенный множеством риторических украшений, не уступал стилю самых образованных гуманистов-мужчин. Лаура учила греческий и читала письма, написанные на этом языке. Произведения Череты типичны для гуманизма и по форме: это речи, инвективы и письма, которые носили обычно публичный характер, имели названия и представляли собой по сути дела речи. Обращает на себя внимание ее блестящее знание античной культуры, о чем свидетельствует использование примеров из древней истории, обилие цитат из произведений греческих и римских авторов. Проблема, которая особенно волновала Лауру и к которой она возвращалась на протяжении всей своей недолгой литературной жизни, — возможность участия женщин в гуманистическом движении. Гуманисты- мужчины в большинстве своем весьма прохладно относились к перспективе участия женщин в studia humanitatis. Осознавала ли Лаура необычность своего положения, его маргинальность, то есть принадлежность одновременно к двум взаимоисключающим друг друга, в представлении современников, группам, — она была женщиной и участником гуманистического движения? Очевидно, да. И способствовало этому то сопротивление среды, которое ей, женщине незнатного происхождения, пришлось преодолевать в еще большей степени, чем женщинам-аристократкам. Свидетельства такого сопротивления мы встречаем во многих письмах Лауры. Это и осуждение ее ученых занятий со стороны современниц, косвенным доказательством чего являются ее инвективы, и версия о том, что автором работ Лауры в действительности является ее отец, к опровержению которой гуманистка возвращается многократно. Рассмотрим систему защиты женщин у Лауры. В письме Августину Эмилию гуманистка использует достаточно распространенный в апологиях женской природы аргумент, согласно которому женщина сотворена не из земли и праха, Заключение 166 как мужчина, а из плоти человека Адама. Таким образом, в онтологическом плане женщина отнюдь не менее совершенна, чем мужчина и, следовательно, обладает не меньшими возможностями для нравственного и интеллектуального саморазвития. Между тем, с горечью отмечает Лаура, женщины часто предпочитают искусство украшения и этим привлекают мужчин; выставляя себя, многие жены разрушают брак, и никогда ранее не было столько суетности и тще- славия. Неужели женщины рождены для этого? Женщина должна искать чести, а не обольщения, полагает гуманистка, противопоставляя Клеопатре цельность Ребекки, а Елене — скромность Рахили (Rabil, p. 83, 105). Кроме того, по мнению Лауры Череты, женщина может и должна быть образованна. В письме Альфонсу Тибуртинскому она негодует по поводу утверждений некой Лукреции, что не может быть равенства полов в интеллекте и образовании. Развитие этой темы мы видим в письме Луцилии Вернакуле, представляющем собой речь с заголовком "Против женщин, порочащих ученых женщин". (А. Рэбил полагает, что в нем Черета показывает себя "самой агрессивной женщиной своего века в вопросе защиты образованности для своего пола"; Rabil, p. 95.) Зависть движет теми женщинами, пишет она, которые отрицают, что женщина может быть красноречива в латыни. Столь безумное утверждение простительно для мужчин, но невозможно для женщин, которые тем самым клевещут на свой пол и самих себя. Сильные только в сплетнях, они жаждут истребления ученых женщин со всей своей завистливой яростью. Черета недоумевает, почему она должна терпеть их, в то время как благородные женщины восхищаются ею. Она не будет безучастна, поскольку лучшие не должны быть попираемы худшими. Это для последних более пристало быть молчаливыми. Между тем и они легко могли бы достичь успехов в учении (см. Приложение). Тема способности женщины к образованию получает развитие в письме некоему Бибуло Семпронию, имеющем название "В защиту свободного образования женщин". Тот оценил ее успехи в обучении как уникальные, но Лаура неожиданно принимает Развитие женского самосознания в средние века 167 этот комплимент за оскорбление для женского пола, тем более что ее собственные успехи, как она считает, еще невелики. Она приводит хрестоматийные примеры ученых женщин древности: пророчиц, ораторов, поэтесс. К ним, полагает Черета, могут быть добавлены современницы — Николога Санути, Изотта Ногарола, Кассандра Феделе. Эти примеры показывают, что природа справедлива в распределении своих даров. Лаура соглашается, что ученые женщины более редки, чем мужчины. Причины этого, по ее мнению, не в меньших способностях женского пола, но только в обычае, который поощряет заботу женщины лишь о своем теле. Женщинам же не хватает смелости противостоять обычаю. Между тем знание достигается не благодаря происхождению или случаю, но благодаря нашим собственным усилиям, полагает она. Анализируя свои успехи в studia humanitatis, Черета подчеркивает, что главная причина их — не талант, но прилежание (см. Приложение). В письме Бенедикту Арсагису Лаура утверждает: следует хвалиться не мудростью, но, стремясь к бессмертию, трудолюбием и усердием (Cereta, 1985, p. 136). Она пишет также: "Нет какого-то специального таланта, даруемого нам Господом в качестве подарка. Природа дает каждому достаточно. Это открывает для всех двери выбора" (Cereta, 1640, p. 192—193). Параллели с ренессансной идеей благородства очевидны. Хотя гуманисты-мужчины, как уже отмечалось выше, не распространяли этот принцип на женщину, он не мог не породить следующую цепь рассуждений: если ренессансная трактовка благородства верна для человека вообще, то она верна и для женщины и, следовательно, та может преодолеть собственное несовершенство, предрассудки века, несправедливость обычаев; если верна ренессансная трактовка достоинства человека, то женщина просто обязана добиться этого. И, фактически, к таким выводам приходит Черета. * * * Развитие женского самосознания, наряду с другими важными факторами — "идеализирующей женщину" тенденцией (М.М. Бахтин), отразившейся в куртуазном Заключение 168 культе Прекрасной Дамы, еретическими представлениями о сотериологической миссии женщины, все чаще распространявшимся теологическим оправданием женской природы — постепенно подготовили почву для появления на рубеже нового времени произведений (таких, как "Защита женщин" и, позднее, трактаты итальянца Кастильоне, немца Агриппы, и ряда других), в которых не только реабилитируется природа женщины, но и последовательно отстаиваются ее права. |