Главная страница

Защита прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации


Скачать 144.04 Kb.
НазваниеЗащита прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации
Дата22.05.2023
Размер144.04 Kb.
Формат файлаdocx
Имя файла13682788_13633141_Diplomnaispravl__kopia.docx
ТипРеферат
#1150280
страница2 из 6
1   2   3   4   5   6

1.2 Понятие и виды защиты конституционных прав и свобод человека и гражданина




В вязи с вводимыми ограничительными мерами, которые направлены на сохранение человеческих жизней и здоровья, и максимально ограничивали контакты между гражданами, частная жизнь людей подвергалась некоторым ограничениям и испытаниям. Реализация предписанных мер способствовала тому, что создавались все новые проблемы с правовой точки зрения1.

Суды стали все чаще сталкиваться с процессами по спорам, касающиеся распоряжений административного характера высших должностных лиц субъектов РФ, при этом в каждом российском субъекте имеется своя судебная практика по делам.

Так, можно сказать, что ограничительные меры, которые предпринимаются с целью недопущения серьезных и необратимых последствий, имеют вынужденный и неизбежный характер.

Над обществом нависла неизвестных масштабов опасность, и общественность должна была осознавать всю серьезность происходящего и необходимость принимаемых мер, граждане должны были добросовестно исполнять все предписания и понимать ответственность за свои действия либо бездействия. К тому же Конституционный российский Суд уже принял правовые положения, касающиеся ограничительных мер и ограничений некоторых прав.

Действия, предпринимаемые в рамках нетипичной обстановки, должны основывать как на общих тенденциях, так и на фактах и ситуациях, которые возникают в связи с распространением короновирусной инфекции в РФ2.

В целях защиты граждан от инфекционного заболевания COVID19,российский Президент принял решение о том, что необходимо ввести режим повышенной готовности для управленческих органов и структур, ввести ряд мер ограничительного характера, которые будут способствовать санитарно-эпидемиологической удовлетворительной обстановке в обществе.

Российская общественность по-разному восприняла вводимые меры. Перед обществом не стояла цель в оспаривании правомерности введения режима повышенной готовности для управленческих органов, споры касались непосредственно процедуры по вынесению подобного решениясо стороны высших должностных представителей российских субъектов и глав муниципальных образований согласно нормам Закона № 68ФЗ в ред. Закона № 98ФЗ. Конституционные ст. 55 и 56 гласят о том, что вводить ограничения по правам может федеральный законодатель, который вправе передать органам государственной власти субъектов Федерации и представителямпо муниципальным образованиямданное ограничительное право.

Исполнительная власть занимается реализацией положений законов, управлением делами государственной важности, реализацией всех возможностей по выполнению своих задач. Вторжение органов исполнительной власти в сферу законодательного регулирования в обход воли народного представительства является противоречивым.

Со стороны Конституционного Суда РФ это положение не было принято должным образом в постановлении от 16.11.2021 № 49П14. Согласно нормам Закона № 68ФЗ введение режима повышенной готовности и чрезвычайной ситуации допускается для того, чтобы защитить граждан и территорию страны от ситуаций чрезвычайной опасности. Данные режимы различаются между собой тем, что режим повышенной готовности объявляется, когда возникает угроза образования ситуации чрезвычайной опасности, а режим ЧС объявляется, когда такая ситуация уже возникла и принимаются меры по ее устранению.

По истечению двух лет, уже достаточно непросто дать оценку правовым мерам, которые принимались, чтобы вести борьбу с короновирусной инфекцией. Также непросто определить точное количество людей, перенесших данное заболевание по российским субъектам для того, чтобы выявить, насколько оправданы были предпринимаемые меры. Проводя анализ деятельности представителей администрации можно сказать, что у режима повышенной готовности вторичное значение относительно режима ЧС.

Эти два режима являются экстраординарными, и они преследуют одну и ту же цель – безопасность конституционных гражданских прав.

Экстраординарный характер можно отметить в таком проявлении: некоторые управленческие органы наделяются нетипичными полномочиями, образуются новые управленческие центры, реализуются новые управленческие формы по отдельным территориям – все это допускается нормами Закона № 68ФЗ.

Реализуемые меры по защите человеческих жизней и здоровья имеют подвижный характер и придавалась публичному оглашению (во время пандемии таких мер было введено более 250). Все же стоит согласится с высказыванием С. М. Зырянова о том, что, когда речь идет о режимах, можно говорить о «спящем» законодательстве — это нормы права, которые при типичных обстоятельствах не являются действенными, они реализуются лишь когда случаются ситуации экстраординарного характера.1

Короновирусная инфекция имела экстраординарный характер и это сподвигло государство к применению правовых инструментов в полную меру.

Понимание того, что требуются индивидуальные подходы к борьбе с короновирусной инфекцией по российским субъектам, способствовало тому, что предпринимались различные меры ограничительного характера, которые соответствовали текущей обстановке.

К примеру, был введен ряд мер ограничительного характера по Указу Мэра г. Москвы от 05.03.2020 № 12УМ «О введении режима повышенной готовности». Согласно этому Указу, для того, чтобыпредотвратитьраспространение инфекции, необходимо вводить режимы сразу нескольких направлений.

Режимдомашней изоляции (п. 9.1.3 по постановлениюГлавы Федеральной службы по надзору в сфере защиты потребительских прав и гражданского благополучия— Главного государственного санитарного врача РФ, санитарных врачей — о соблюдении режима домашней изоляции);

Режим, предполагающий самоизоляцию определенных групп граждан (п. 10.1 – данный режим касается населения в возрастной категории от 65 лет и тех людей, кто имеет признаки болезней, которые перечислены в приложении к Указу Мэра г. Москвы № 12УМ).

Режим повышенной готовности вводился по постановлению губернатора Тверской области от 17.03.2020 № 16 «О введении режима повышенной готовности на территории Тверской области». П.2 этого постановления гласит, что вспышка инфекционного заболевания признается обстоятельством непреодолимой чрезвычайной силы, в связи с которой требуется введение режима повышенной готовности .1

Такая формулировка - «обстоятельство непреодолимой силы» - была принята во многих российских субъектах (свыше 40).

Калининградская область также приняла режим повышенной готовности согласно Правительственному постановлению от 16.03.2020 № 134 «О введении на территории Калининградской области режима повышенной готовности для органов управления и сил территориальной подсистемы предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций Калининградской области, и некоторых мерах по предотвращению распространения в Калининградской области новой коронавирусной инфекции».

Существовавшая в нашей стране на протяжении более семи десятилетий XX в. обязанность трудиться, не только моральная, но и юридическая, породившая в советский период нашей истории феномен принудительного труда в государственном масштабе, сменилась, в связи с принятием в 1991 г. Декларации прав и свобод человека и гражданина, принципами свободы труда и запрета принудительного труда (ст. 23), которые нашли свое конституционное закрепление.

Ст. 37 Конституции гласит о свободе на труд, как о праве всех людей свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию. Свобода на труд имеет свою значимость в российском законодательстве, что отражено в ст. 2 ТК РФ, где указаны принципы, по которым осуществляется правовое регулирование отношений в сфере труда. В советский период применительно к сфере труда был сформулирован принцип, который предполагает свободное определение с родом деятельности и местом работы исходя из общественных интересов. Этот принцип рассматривался как политика государства, обеспечивающая добровольное волеизъявление гражданина при реализации своих способностей к труду, базой для существования которого послужило провозглашение достижения при социализме подлинной свободы труда, в результате ликвидации эксплуатации (Советское трудовое право 1988, 63, 67–68).

Однако его существенные отличия от принципа свободы труда очевидны — последний предоставляет каждому право не только выбирать область приложения своих сил для реализации способности к труду, но и право не трудиться вообще, не говоря уже о том, что свобода выбора советским гражданином места работы при существовании практически единственного работодателя — государства — была весьма условна. Вместе с тем, как мы отметили выше, конституционные права и свободы, в том числе и свобода труда, могут быть ограничены в конституционно значимых целях, а также в условиях чрезвычайного положения.

Декларация прав и  свобод человека и  гражданина утверждена Верховным Советом РСФСР 22.11.1991, где сказано о возможности лица трудиться в свободно избранной сфере (полностью или частично). Рассмотрим каждое из них

Наличие у индивида какого-либо права или свободы совершенно не означает, что он лишен обязательств. А существование социальной свободы без обязательств невозможно.

Права и обязанности выступают в единой связке, что имеет подтверждение и в актах международного значения (ст. 29 Всеобщей декларации прав человека — преамбула Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах). Это же касается и обязательств в трудовой области. По утверждению Л.А.Чикановой, обязанность на труд является конституционной и это характерно для таких стран, как Италия, Испания, Япония, Китайская Народная Республика.

Отсутствие аналогичной обязанности в Конституции РФ, с нашей точки зрения, объясняется недавним советским прошлым. Конечно, такую обязанность при конституционном закреплении свободы труда и запрета принудительного труда, при наличии возможности договариваться с работодателем об условиях труда и вознаграждении за него, нельзя ассоциировать с советской обязанностью на труд, которая сопровождалась тем, что государство принуждало работать на благо одного работодателя, в роли которого выступало государство, и за несоблюдение этой обязанности предусматривалась юридическая ответственность. Но «фантомные боли» советского периода не позволяют решиться на закрепление такой обязанности, связывающей гражданина ответственностью за благополучие общества, членом которого он является. Стимулирование к труду осуществляется мерами экономического характера, и такой подход представляется нам правильным. Он реализуется посредством выстраивания системы социального обеспечения — право граждан на получение мер социальной поддержки или социальной защиты ставится в зависимость от формы реализации гражданином способности к труду, длительности этого периода, размера вознаграждения за труд, в некоторых случаях — от самого желания трудиться.

Служить доказательством изложенного тезиса может также иное социальное законодательство, построенное на обязанности государства обеспечивать поддержку гражданам, объективно не способным участвовать в общественном труде (нетрудоспособные лица, лица, обремененные семейными обязанностями и пр.), гарантируя социальное обеспечение по возрасту, в связи с  болезнью, инвалидностью, потерей кормильца, наличием детей и пр. (ст. 38 Конституции РФ)1. Перечисленныеи аналогичные меры представляются вполне достаточными для стимулирования граждан реализовывать свои способности к труду в свободно избранной сфере, которые, без закрепления обязанности трудиться, обеспечивают создание общественных благ. Тем не менее в научной литературе появилось предложение о введении административного и уголовного наказаний в случаях, когда лицо отказывается трудиться, хотя у него и нет явных источников получения дохода. Это предложение имеет некоторое обоснование, приведенное автором, в основе которого лежит утверждение о том, что лица без средств на жизнь могут представлять преступную опасность, так автор обращается к советским временам: «Принимая во внимание исторический опыт советского времени, по которому существовала обязанность трудиться, а также недостаточность реальных моральных стимулов и этических ограничителей, рассматривающих труд как жизненную потребность и  необходимость (при отсутствии других источников доходов), предлагается ввести административную и уголовную ответственность лиц, не имеющих правовых оснований не работать, а также не обладающих иными средствами к существованию, т. е. за тунеядство в изложенном понимании этого термина (или иначе: за “социальный паразитизм” или за “социальное иждивенчество”), установив за это правонарушение наказание в  виде принудительных работ».

Нельзя не отметить тот факт, что аргументация, отграничивающая это предложение от принудительного труда, используется с подменой понятий: автор, со ссылкой на положения Конвенции МОТ № 29 и ст. 4 Трудового кодекса РФ, указывает, что принудительные работы как наказание по приговору суда не могут считаться принудительным трудом, умалчивая при этом о том, где он находит правовые основания для установления обязанности лица трудиться, нарушение которой влечет за собой меры юридической ответственности. В этом аспекте аргументы советских ученых, отвергавших обвинения в существовании в СССР принудительного труда, были гораздо более убедительными, имевшими под собой базу юридической значимости: обязанность трудиться, которая была отражена в государственном законе, рассматривалась как норма, чтосоответствует принципам, по которым построена Конвенция МОТ № 29, так как труд рассматривался гражданской обязанностью и согласно международному договорному соглашению, такая обязанность в качестве принуждения не признается (Пашков и Хрусталев 1970). В итоге расценим это предложение как эксцесс и констатируем, что побуждение к труду должно осуществляться не юридическими, а экономическими методами, что полностью соотносится с конституционным принципом свободы труда. Юридическое ограничение возможности не трудиться означает принуждение лица к труду, и в этом смысле такое ограничение наталкивается на принцип запрета принудительного труда, создавая опасность его нарушения. По этой причине мы сейчас не обсуждаем труд как явление духовное, относящееся к числу общечеловеческих ценностей, как проявление творческого потенциала личности.

Конституционной основой ограничения прав граждан при наступлении чрезвычайных обстоятельств является ст. 56 Конституции РФ, позволяющая вводить чрезвычайное положение и несколько ограничивать человеческие права и свободы на определённый срок. На этом основании названный ФКЗ позволяет в качестве исключительной меры, связанной с необходимость проведения неотложных работ (аварийно-спасательных и пр.), осуществить мобилизацию трудоспособных граждан при обязательном обеспечении охраны их труда (п. «е» ст. 13). Как мы видим, привлечение к труду без согласия граждан обусловлено как формальным критерием в виде введения чрезвычайного положения на основании конституционных положений в условиях, непосредственно угрожающих человеческим жизням либо состоянию конституционного строя, в установленном порядке (ст. 4 названного ФКЗ), так и оценочным — мобилизация граждан возможна только как исключительная мера. При этом закон специально оговаривает, что к труду привлекаются именно трудоспособные лица. Такой законодательный подход соответствует положениям ст. 2 Конвенции МОТ № 29 относительно принудительного или обязательного труда (далее Конвенция МОТ № 29). Конституционный принцип свободы труда в  аспекте свободы выбирать род деятельности и профессию, предполагает возможность гражданина, во-первых, избрать способ ее реализации (индивидуальная предпринимательская деятельность, коллективная предпринимательская деятельность, путем объединения в  хозяйственные общества, кооперативы и  пр., работа по трудовому договору, государственная служба), а во-вторых, определить сферу своих профессиональных интересов и предпринять меры к приложению своего труда именно в этом направлении. Ограничение свободы индивида выбирать сферу приложения своих сил для реализации способности к труду означает полное или частичное лишение лица, желающего трудиться в избранной им области, такой возможности. Такое ограничение возможно по двум направлениям: введение квалификационных требований для определенной работы, должности, профессии и введение ограничений на занятие определенной деятельностью по иным критериям. При этом первое мы бы назвали условием реализации права на выбор рода деятельности и профессии, а второе — собственно ограничением свободы труда.

Установление квалификационных требований для замещения определенных должностей и выполнения определенной работы как требование, направленное на обеспечение баланса интересов работника (служащего) и работодателя (нанимателя), первый из которых заинтересован в предоставлении выбранной работы (службы), а второй —в ее эффективном осуществлении, является оправданным ограничением с точки зрения эффективности функционирования субъектов хозяйствования и прохождения государственной службы. Второй случай ограничения свободы труда охватывает ситуации установления законодательных ограничений на доступ к осуществлению определенного рода работы по критериям, связанным не с профессиональной способностью лица эту работу выполнять, а с необходимостью защиты прав и законных интересов других лиц либо публичного интереса в конституционно одобряемых целях (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ). Эти случаинаходятся в рамках п. 2 ст. 1 Конвенции МОТ № 111 «Относительно дискриминации в области труда и занятий», согласно которой, «любые отличия, исключения, которые «вытекают» из специфических требований какой-либо деятельности, не могут быть признаны дискриминирующими». Аналогичное положение содержится в ст. 3 Трудового кодекса РФ, позволяя законодателю в рамках правового регулирования трудовых отношений устанавливать различия, предпочтения и ограничения при реализации свободы труда, которые либо определяются свойственными определенному виду труда требованиями, либо обусловлены публично одобряемыми целями (социальная и правовая защита отдельных категорий работников, обеспечение безопасности государства, поддержание баланса трудовых ресурсов, обеспечивающего гражданам РФ приоритетное трудоустройство, и др.). В качестве примеров закрепления условий допуска к профессии можно привести ст. 46 ФЗ «Об образовании в РФ», в соответствии с которой право на занятие педагогической деятельностью есть у лиц, которые получили определенное образование (речь идет о среднем профессиональном либо высшем образовании) и которые обладают определенными качествами, которые предполагает данная квалификация. Эти качества закреплены квалификационными справочниками и профессиональными стандартизирующими документами. Применительно к доступук государственной гражданской службе перечень требований к квалификации отражен в ст. 12 ФЗ «О государственной гражданской службе РФ». Установление таких требований обеспечивает занятие соответствующих должностей лицами, способными к исполнению обязательств, которые на них возлагаются. Примером же запрета на занятие профессиональной деятельностью, не связанного с уровнем профессиональной подготовки или квалификации лица, являются положения ст. 331 и 351.1 Трудового кодекса РФ, закрепляющие перечень категорий лиц, которые не могут быть допущены к педагогической и иной деятельности, связанной с непосредственными и регулярными контактами с несовершеннолетними, и  исключающими из  этой сферы лиц с прошлой либо девствующей судимостью, привлекавшихся к уголовной ответственности за определенные преступления. Такое законодательное решение призвано защитить права и законные интересы несовершеннолетних, ограждая их от общения с лицами, чьи качества потенциально являются угрозой для жизни, здоровья или нравственности. Приведенные примеры демонстрируют, что условия и ограничения установлены для проверки каждого, претендующего на занятие соответствующим видом деятельности, и предполагают оценку профессиональных и личностных качеств любого кандидата. Кроме этого, в законодательстве мы находим примеры неперсонифицированных ограничений — установление квотирования рабочих мест для иностранных граждан в зависимости от состояния рынка труда и потребности в применении труда иностранных работников (ст. 18.1 ФЗ «О правовом положении иностранных граждан в РФ»). В таком случае профессиональные и личностные качества каждого отдельного претендента на занятие профессиональной деятельностью не имеют значения, поскольку ограничения устанавливаются в отношении численности работников, а не возможности каждого исполнять какую-либо деятельность,и призваны обеспечить гражданам РФ возможность трудоустройства. Таким образом, реализация гражданами права на выбор рода деятельности и профессиив некоторых случаях оказывается в  оппозиции к  своду прав и интересов, которые преследуют третьи лица либо публичным интересам. При этом законодателю не всегда удается соблюсти баланс между правами и законными интересами всех участников соответствующих отношений, в результате происходит необоснованное смещение границы такого баланса. Эти недостатки призван исправлять механизм конституционного правосудия.

Конституционный Суд выработал критерии, позволяющие оценить обоснованность ограничения прав и свобод граждан, в том числе при реализации права на выбор рода профессиональной деятельности: у ограничений должен быть справедливый, правомерный характер и они должны быть необходимы для того, чтобы защитить ценности, которые представляют конституционную значимость, при этом не воздействуя не конституционное право, а отражающая их норма закона должна иметь четкий и определённый характер, не допуская того, что может возникнуть неоднозначное понимание либо трактовка. Как показывает практика, законодателю не всегда удается их соблюсти и обеспечить при введении условий допуска в профессию и ограничений на занятие профессиональной деятельностью, необходимый баланс конституционных ценностей, прав и законных интересов субъектов в сфере труда, а также частных и публичных интересов.

Казалось бы, совершенно обоснованное введение в  законодательство требования о наличии у педагога образования определенного уровня (ст. 46 ФЗ «Об образовании в РФ»), на практике оказалось несправедливым по отношению к педагогическим работникам, не имеющим такого образования, но успешно работавшим до введения такого требования и принятия соответствующих профессиональных стандартов, и обладающим умениями и навыками, достаточными для осуществления педагогической деятельности, что подтверждалось их регулярной аттестацией. В результате конкретного нормоконтроля, ч. 1 ст.  46 названного Закона была признана не соответствующей Конституции РФ, как позволяющая увольнять таких работников на основании их несоответствия формальным критериям. Таким образом, было констатировано, что сам факт несоответствия работника формальным критериям, установленным после начала работником профессиональной деятельности, не может служить достаточным основанием для ограничения его права на доступ к избранной им профессии, т. е. налицо нарушение баланса в правовом регулировании между частным интересом работника и правами, и законными интересами воспитанников образовательных организаций. В деле о «судимых педагогах» (Постановление от 18.07.2013 № 19-П15) Конституционному Суду пришлось оценивать обоснованность введенного законодателем запрета на занятие педагогической и иной деятельностью, связанной с непосредственными и регулярными контактами с детьми (ст. 331 и 351.1 Трудового кодекса РФ), с  точки зрения соблюдения баланса между правом граждан на выбор рода деятельности и профессии и необходимостью защиты прав и законных интересов несовершеннолетних, оценивая как составы и тяжесть преступлений, привлечение к ответственности за совершение которых, стало препятствием для занятия педагогической деятельностью, так и  стадии уголовного преследования и  основания прекращения уголовных дел, а также выявление правовых последствий декриминализации деяний. В итоге Суду для достижения баланса в правовом регулировании пришлось «расщеплять» вывод о  конституционности оспариваемых норм, определяя обоснованность введенного законодателем запрета в  зависимости от того, какое преступление было совершено лицом, какой тяжести, снята ли судимость, по какому основанию прекращено уголовное преследование, с целью защиты лиц, чье право на свободу использования своих способностей к трудузаконодателем было несоразмерно ограничено, т. е. граница баланса между конституционными правами и свободами различных субъектов была смещена настолько, что это привело к несоблюдению прав граждан. Баланс частных и публичных интересов, как критерий конституционности закона, использовался Конституционным Судом при оценке норм, связанных с доступомк государственной службе различных видов. В таких случаях речь идет о столкновении конституционных прав граждан свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию, и на доступность госслужбы и государственных (публичных) интересов по обеспечению эффективного функционирования государственного аппарата, безопасности и правопорядка в государстве. Отправной точкой в таких делах является правовое положение Конституционного Суда, согласно которому специфика государственной службы, как профессиональной, предопределяет право государства устанавливать в законодательстве требования, обусловленные публичными целями, к избравшим ее лицам, в том числе к их профессиональным и морально-этическим качествам, с которыми граждане, избравшие такую деятельность, соглашаются. Вместе с тем особенности государственной службы не позволяют вводить такие требования и ограничения, которые нарушали бы баланс конституционно защищаемых ценностей, публичных и частных интересов, на что также неоднократно указывал Конституционный Суд, призывая законодателя соблюдать критерий соразмерности вводимых ограничений и их соответствие конституционно одобряемым целям.

Ярким примером предъявления законодателем специальных требований к государственным служащим являются нормы о запрете лицам, имевшим или имеющим судимость либо подвергавшимся уголовному преследованию, находится на госслужбелюбого вида, которые неоднократно были предметом рассмотрения Конституционного Суда и оценивались на соответствие перечисленным выше критериям. Постановлением Конституционного Суда от 21.03.2014 № 7-П17 п. 7 ч. 3 ст. 82 ФЗ «О службе в органах внутренних дел Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» был признан не соответствующим Конституции в той части, в какой допускал увольнение сотрудника ОВД, в отношении которого до вступления в силу оспариваемой нормы было прекращено уголовное преследование по делу частного обвинения в связи с примирением сторон, а также сотрудника, совершившего деяние, которое на момент увольнения не признавалось преступлением (было декриминализовано). Такое же решение было принято в отношении лиц, подвергавшихся уголовному преследованию по делам публичного обвинения, которые были прекращены в связи с примирением сторон или в связи с деятельным раскаянием.

Мотивируя свои решения, Конституционный Суд отметил, что наличие в законе дисквалифицирующего препятствия для прохождения государственной службы обусловлено повышенными репутационными требованиями к служащим, являющимся представителями публичной власти, т. е. не носит произвольного характера. Нарушение же баланса частных и публичных интересов явилось следствием придания законодателем значения решающего фактора для оценки возможности лица продолжать службу по формальному критерию — самому факту судимости или факту прекращения уголовного преследования — без учета иных обстоятельств (таких как, основание, по которому уголовное дело прекращается, происходит декриминализация деяния и т. д.), в условиях наличия для таких лиц единственного последствия — увольнения со службы. Иные критерии оценки возможности лица находиться на государственной службе и надлежащим образом исполнять возложенные на него служебные обязанности, в случае наличия у него судимости, указаны Конституционным Судом в Постановлении от 08.12.2015 № 31-П20, где суд принял во внимание не только особенности вида государственной службы, но и специфику конкретной должности, замещаемой сотрудником, а также функции подразделения, в котором он проходит службу. С  целью восстановления баланса публичных и  частных интересов сотрудников Федеральной противопожарной службы, Конституционный Суд признал невозможным безусловное увольнение сотрудников, занимающихся тушением пожаров и  проведением аварийно-спасательных работ, без учета факторов, позволяющих оценить риски наступления неблагоприятных последствий при продолжении ими службы (в том числе обстоятельств, связанных с видом совершенного преступления, давности его совершения, последующего поведения сотрудника и др.).

Заявитель по данному делу находился на службе в Государственной противопожарной структуре в должности старшего пожарного и был уволен в связи с осуждением (когда приступал к службе его судимость являлась погашенной) по основанию, предусмотренному п. «м» ч. 1 ст. 58 Положения о службе в органах внутренних дел РФ. Далее последовало обращение к судам общей юрисдикции, указав, что именно в рамках конкретного дела должны решаться вопросы обоснованности увольнения, и дав ориентиры для принятия ими решения. Следует подытожить, что в делах, связанных с поиском баланса конституционных ценностей, публичных и частных интересов в сферах реализации гражданами своих способностей к труду, речь всегда идет о «тонкой настройке»: приходится учитывать не только особенности, свойственные тому или иному виду труда, но, в некоторых случаях, и конкретный вид деятельности, для того чтобы избежать необоснованного смещения границы между конституционно значимыми ценностями, что законодателю  — в  силу особенностей законодательного процесса  — далеко не всегда удается, тем более с первого раза. И оценка конституционности нормы закона позволяет через механизм конституционного правосудия достичь правового регулирования, оптимально учитывающего интересы различных субъектов права.

Свобода труда, как право трудиться или отказаться от труда, и право выбирать сферу приложения своих сил и возможностей, род деятельности и профессию представляет собой основополагающий принцип, позволяющий человеку на основе собственных интересов и предпочтений обеспечить себе средства к существованию.

Вместе с тем эту свободу, как и любую другую, нельзя абсолютизировать, поскольку реализация одним лицом своих прав и свобод может нарушить права и свободы других лиц, затруднить их реализацию или вовсе сделать ее невозможной.

По этой причине механизм правового регулирования, включая правотворчество, правоприменение и конституционный нормоконтроль, должны обеспечить оптимальное согласование прав, свобод и законных интересов всех участников соответствующих правоотношений, публичных и частных интересов.

В такой ситуации неизбежным становится ограничение свободы труда и возникает опасность чрезмерного сужения границ реализации этой свободы вплоть до ее исчезновения.

Критерием конституционности такого ограничения выступает баланс конституционных ценностей, прав и законных интересов субъектов правоотношений, частных и публичных интересов, достигаемый путем соблюдения в правовом регулировании отношений в сфере труда справедливости, адекватности, пропорциональности, соразмерности вводимых ограничений.

В этом качестве баланс конституционных ценностей, прав и законных интересов субъектов в сфере труда, следует признать не только условием реализации свободы труда, но и  конституционной ценностью, подлежащей самостоятельной конституционной защите.


1   2   3   4   5   6


написать администратору сайта