Главная страница
Навигация по странице:

  • Записки из мертвого дома

  • Униженные и оскорбленные» и «Записки из мертвого дома

  • Преступление и наказание».

  • Идиот», «Вечный муж» и «Бесы

  • Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»

  • 42. Драматургия Александра Николаевича Островского.

  • Свои люди — сочтемся

  • 1. Хронологические границы древнерусской литературы и ее специфические особенности. Периодизация


    Скачать 448.02 Kb.
    Название1. Хронологические границы древнерусской литературы и ее специфические особенности. Периодизация
    Дата23.07.2018
    Размер448.02 Kb.
    Формат файлаdocx
    Имя файла184_shpory_po_istor.docx
    ТипДокументы
    #48750
    страница12 из 18
    1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   18

    41. Ф.М.Достоевский в русской литературе.

    ДОСТОЕВСКИЙ Федор Михайлович (1821—1881) — родился в патриархально- мещанской семье дореформенного интеллигентного работника. В 1846 выходит в свет первое произведение Д., роман «Бедные люди»и Белинский пишет о нем статью, как о самом выдающемся произведении своего времени. Безвестный бедный чиновник становится сразу звездой первой величины. О нем пишут, говорят, ему льстят, с ним ищут знакомства, его вводят в великосветские салоны. В душе Д. Зреет чувство социального недовольства, что сближает его с кружком более близкой ему демократически и протестантски настроенной интеллигенции, группировавшейся около Петрашевского. Сближение это дорого обошлось Д. Арестованный в 1849 вместе со всеми петрашевцами, он по зверскому приговору царского суда, переживши на эшафоте весь ужас готовящейся свершиться смертной казни, был отправлен в каторжные работы в Омский острог. За коротким периодом славы последовали долгие годы последнего унижения. Целых 9 лет. По окончании каторги, еще в Сибири, Д. возвращается к литературной работе. Здесь под свежим впечатлением пережитого начаты им «Записки из мертвого дома». Закаленным суровым опытом жизни, созревшим в социальных симпатиях и классовой ненависти человеком, приезжает он снова в Петербург разрешать задачу своей юности, бороться за свое достоинство с бедностью и унижением и сказать новое слово, новую правду — правду бедных людей, правду «униженных и оскорбленных». Свой журнал кажется ему вернейшим средством для осуществления намеченных целей. С лихорадочной энергией берется Д. за хлопоты по организации своего органа, и с января 1861 выходит под его редакцией журнал «Время» (см.). За два с половиной года своего существования это издание завоевывает широкие симпатии в обществе, чему много способствует сам Д. своими статьями и романами. Здесь были напечатаны «Униженные и оскорбленные» и «Записки из мертвого дома» — произведения, вновь выдвинувшие Д. в ряд первоклассных писателей. Успех журнала избавил Д. и от все время тяготевшей над ним нужды. В 1963г. журнал был закрыт. К 1866 заканчивает свой лучший роман «Преступление и наказание». В том же году выходит первое полное собрание его сочинений в трех томах. В 1867 Д. вторично женится и тотчас же уезжает за границу, на этот раз надолго — на целых 4 года. Не сладко живется Д. за границей. Беспорядочная кочевая жизнь, тоска по родине, куда не пускают кредиторы, хроническое безденежье действуют на него самым угнетающим образом. За эти годы созданы такие капитальные вещи, как «Идиот», «Вечный муж» и «Бесы», роман «Подросток». С 1876 Достоевский снова начинает выпускать свое периодическое издание, единолично обслуживаемый им «Дневник писателя», дающий крупный доход. К концу 70-х гг. материальное положение Д. становится довольно устойчивым, а среди писателей он завоевывает бесспорно первое место. «Дневник писателя» пользовался огромной популярностью и раскупался нарасхват. Д. становился чем-то вроде пророка, апостола и наставника жизни. Со всех концов России его засыпают письмами, ожидая от него откровения и поучения. После появления в 1880 году «Братьев Карамазовых», в январе 1881 он умер.

    Социальной базой творчества Д. является мещанство, разлагающееся в условиях капиталистического развития. Характер этой общественной группы запечатлелся в отличительных особенностях стиля Д. На стиле Д. лежит печать мрачного трагизма. И это потому, что мещанство, породившее этот стиль, находилось в поистине трагическом положении. С развитием капитализма мещанство оказалось под двойным прессом. С одной стороны, давил пресс сословной неполноправности, пресс принадлежности к социально-униженной касте. С другой — давил капиталистический пресс, превращавший мещанство в мелкую буржуазию, группу экономически крайне неустойчивую, балансирующую между денежной буржуазной верхушкой и городским дном. Чувства обиды, унижения, оскорбления клокочут в душе разлагающегося мещанства, разрешаясь истерической борьбой за честь, принимающей болезненные патологические формы, ввиду явной бесплодности, безнадежности борьбы, и она чаще всего кончается катастрофой. Вот эта катастрофичность и накладывает на все творчество Д. печать трагизма. Постоянной темой Д. является истерическая, с мрачной развязкой, борьба за честь униженного в своем человеческом достоинстве мещанина. Мотивы его творчества складываются из многообразных проявлений патологической борьбы за честь. Дикие, нелепые формы принимает эта борьба. Чтобы почувствовать себя настоящим полным человеком, к-рого никто не смеет обидеть, герой Д. должен посметь сам кого-нибудь обидеть. Если я могу, если я смею обидеть, оскорбить, помучить, — значит я человек; если я не смею сделать этого, — я не человек, а ничтожество. Я униженный и оскорбленный мученик, пока сам не унижаю, не оскорбляю, не мучаю — вот одно из патологических проявлений борьбы за честь. Но это еще — только начало, самое невинное проявление личности, заболевшей жаждой чести. Мало быть обидчиком, оскорбителем, чтобы не быть оскорбленным и униженным. Кто умеет только обидеть, развязно наступить ногой на чужое самолюбие, тот еще мелко плавает. Человек в полном смысле слова независим, стоит выше всяких обид и унижений, когда он все может, смеет переступить все законы, все юридические преграды и нравственные нормы. И вот, чтобы доказать, что ему все позволено, что он все может, герой Д. пойдет на преступление. Правда, преступление неизбежно влечет за собой наказание, мучительство неизбежно влечет за собой страдание, но это — страдание уже оправданное. Это — законное возмездие, не оскорбляющее достоинства человека. Не бежать нужно от такого страдания, а смиренно нести его. Униженный и оскорбленный, рвущийся унизить и оскорбить, мученик, жаждущий мучить, мучитель, ищущий страдания, оскорбитель и преступник, ищущий оскорбления и наказания, — вот стержневой образ, вокруг которого вращается все творчество Достоевского, образ мещанина, корчащегося под двойным прессом сословного бесправия и капиталистической конкуренции. Судьба этого мещанина, обычно мрачная, разрешающаяся психопатологией, преступлением, смертью, составляет содержание его произведений, начиная с «Бедных людей» и кончая «Братьями Карамазовыми». Уже с первого произведения определился характерный для Д. ансамбль образов. Это, во-первых, Макар Девушкин, существо которого двоится поровну между вспышками истерического задора и столь же истерического смирения; ведущая с ним переписку Варенька Доброселова с ярко выраженной истерикой смирения и смутно намеченный господин Быков, оскорбитель Вареньки, в котором явно превалируют черты обидчика. Этот ансамбль образов переходит из произведения в произведение, углубляясь психологически и по-разному сочетаясь. Фигура бедного и темного Девушкина, истерически бросающегося от задора к смирению и обратно, эволюционируя и психологически усложняясь, вырастает в Раскольникова и Ивана Карамазова, этих полупреступников, полуподвижников, с чрезвычайно сложной духовной культурой. Этот образ, занимающий центральное место в первом произведении Д., в «Бедных людях», оказывается центральным для большинства созданных им произведений. «Двойник», «Село Степанчиково», «Записки из подполья», «Игрок», «Преступление и наказание», «Вечный муж», «Подросток», «Братья Карамазовы» имеют центральным лицом именно этот двоящийся образ. Неясная фигура обидчика — господина Быкова — вырастает в принципиальных истязателей и преступников, Валковского, Свидригайлова, Верховенского, причем в ряде произведений к нему отходит роль центрального образа, главного действующего лица. Так именно обстоит дело в ранней повести «Хозяйка», романах «Униженные и оскорбленные» и «Бесы», где в центр внимания художник выдвигает именно преступный характер. Наконец и смиренная Варенька открывает собой целую вереницу страстотерпцев, как Вася Шумков или Соня Мармеладова, искателей муки и подвижников, вроде князя Мышкина или старцев — Макара Долгорукова и Зосимы. В повести «Слабое сердце» и в романе «Идиот» Д. поставил этот образ на центральное место.

    Истерическая напряженность, судорожная суетливость, мрачная катастрофичность, свойственные социальным родникам, питавшим творчество Д., создали то вихревое развертывание сюжета, к-рое так характерно для его произведений. Динамизм, напряженная событийность и притом событийность хаотическая, беспорядочная, ошеломляющая всякого рода неожиданностями, — характернейшая черта композиции Д. Эта особенность выражается, прежде всего, в композиционном использовании времени у Д. Действие его произведений развертывается в исключительно короткие отрезки времени, как ни у кого из других классиков русского романа. То, что у них тянется годами, у Д. завязывается и разрешается в несколько дней. Динамизм подчеркивается нагнетанием событий, ростом событийности с каждым днем, катастрофическим их срывом. Мрачный характер происшествий подчеркивается концентрацией их на сумеречные и ночные часы, хаотичность усугубляется манерой повествовать о событиях не в хронологической последовательности, а сразу, вводя читателя в середину действия, в сутолку не мотивированных происшествий, кажущихся нагромождением всякого рода случайностей. Интрига у Д. всегда сложная, запутанная, дразнящая любопытство и захватывающая дух быстротой развития. Он не любит всего, что замедляет, тормозит это развитие: авторских отступлений, обстоятельных описаний. Над всем превалируют действие, жесты, диалог. Из описаний он реже всего пользуется пейзажными обрамлениями, так как с мещанским подпольем, городским дном совсем не вяжется пейзажный фон. Чаще встречаются жанровые описания, густо насыщенные нездоровой атмосферой городских закоулков и притонов; проплеванные «комнаты с мебелью», затхлые харчевни, грязные переулки, по преимуществу в сумерки и ночью, освещенные тусклым светом редких фонарей, — вот излюбленные жанровые зарисовки Достоевского.
    Наполнение эпитетов, метафор, сравнений Д. черпает в угрюмом, неприветливом мире городских закоулков. У него фонари «угрюмо мелькают, мелькают, как факелы на похоронах», часы хрипят «так, будто кто-то душит их», «каморка похожа на шкаф или на сундук», ветер заводит песню, «как неотвязчивый нищий, просящий подаянья» и т. д.

    С таким стилем вступил Д. в русскую литературу, и значение его в истории русской литературы было огромно. Глубоко демократическое по форме и содержанию, насыщенное социальным протестом, проникнутое глубоким пониманием социально-униженного, оскорбленного человека и глубоким к нему сочувствием, творчество Д. несло в себе сильный заряд общественно-прогрессивной энергии. Недаром радикальная критика 40-х и 60-х гг. в лице Белинского, Добролюбова, Писарева встречала произведения Д. с горячим сочувствием как сильного союзника в борьбе с социальным неравенством и угнетением. «Честь и слава молодому поэту, муза к-рого любит людей на чердаках и в подвалах», восклицал Белинский в статье о «Бедных людях». И Добролюбов высоко ставил Д. именно за то, что он «со всей энергией и свежестью молодого таланта принялся за анализ поразивших его аномалий нашей бедной действительности и в этом анализе выразил свой высокогуманный идеал». Но в том социальном демократизме, которым проникнуто творчество Д.

    Гениально сказанное Д. новое, «не помещичье слово» имело большой резонанс в русской литературе. Он занимает в ней то же центральное место, какое занимал Пушкин в лит-ре дворянского периода. Все писатели дворянского периода в большей или меньшей степени сродни Пушкину; все писатели буржуазного периода русской лит-ры в большей или меньшей степени сродни Д.

    Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» — величайшее философско-психологическое произведение. Это роман о преступлении, но по жанру это не «детектив» и не «криминальный роман». Главного героя романа, Родиона Раскольникова, никак нельзя назвать обычным преступником. Это молодой человек с философским складом ума, всегда готовый прийти на помощь, анализирующий свои мысли и поступки. Почему же Раскольников пошел на преступление? Причины преступления неоднозначны.

    Раскольников, молодой, талантливый, гордый, мыслящий человек, поставлен лицом к лицу со всей несправедливостью и грязью тех общественных отношений, которые определяются властью денег, обрекают на страдания и гибель честных и благородных людей, неимущих тружеников, вроде семьи Мармеладова, и дают богатство и власть преуспевающим циничным дельцам Лужиным. Достоевский беспощадно обнажает эти вопиющие социальные противоречия, показывает несправедливость собственнического общества, преступного в своей основе.

    Закон и мораль охраняют жизнь и «священную собственность» ростовщицы и отказывают в праве на достойное существование молодому студенту Раскольникову. Развратник Свидригайлов имеет возможность безнаказанно творить насилие над беззащитными людьми, потому что он богач, а честная и чистая девушка Соня Мармеладова должна продавать себя, губить свою молодость и честь, чтобы не умерла с голоду ее семья.

    Придавленный бедностью, озлобленный своим бессилием помочь близким людям. Раскольников решается на преступление, на убийство отвратительной старухи-процентщицы, извлекающей выгоду из людских страданий.

    Раскольников жаждет мести за поруганное и обездоленное человечество, за унижения и страдания Сони Мармеладовой, за всех тех, кто доведен лужиными и свидригайловыми до предела унижения, нравственных мучений и нищеты.

    Протест и возмущение Раскольникова против общественного порядка сочетаются с теорией «сильной личности». Презрение к обществу, к его законам, нравственным понятиям, к рабской покорности приводит Раскольникова к утверждению о неизбежности сильной, властвующей личности, которой «все дозволено». Преступление должно было доказать самому Раскольникову, что он не «тварь дрожащая», а «настоящий властелин, кому все разрешается».

    Ошибка Раскольникова в том, что причины общественного зла он видит не в устройстве общества, а в самой природе человека и закон, дающий право сильным мира сего творить зло, считает извечным, непоколебимым. Вместо того чтобы бороться против безнравственного строя и его законов, он следует им и действует по этим законам. Раскольникову казалось, что он отвечает за свои поступки лишь перед одним собой и что суд других ему безразличен. Но после убийства Раскольников испытывает тяжелое, мучительное чувство «разомкнутости и разъединенноети с человечеством».

    Причины, заставившие Раскольникова «переступить через кровь», раскрываются постепенно, на протяжении всего романа. Кульминационная сцена, где сам убийца перечисляет, пересматривает и в конечном счете отвергает все мотивы преступления, — сцена его признания Соне. Раскольников анализирует причины своего преступления, и здесь его теория «разрешения крови по совести» впервые столкнулась с Сониным отрицанием права на убийство человека. Оба героя, переступившие нормы морали того общества, в котором они живут, совершили аморальные поступки из разных побуждений, так как у каждого из них есть свое понимание правды. Раскольников дает различные объяснения: «хотел Наполеоном сделаться», помочь матери и сестре; ссылается на безумие, на озлобление, которое довело его до сумасшествия; говорит о бунте против всех и вся, об утверждении своей личности («вошь ли я, как все, или человек»). Но все доводы рассудка, казавшиеся ему столь убедительными, отпадают один за другим. Если прежде он веровал в свою теорию и не находил никаких возражений против нее, то теперь, перед «правдой» Сони, вся его «арифметика» рассыпается в прах, так как он чувствует шаткость этих логических построений, а следовательно, и нелепость своего чудовищного эксперимента.

    Идея, которую проповедует Достоевский в романе «Преступление и наказание», в том, что нельзя прийти к благу через преступление, даже если добро во много раз превышает зло. Достоевский был против насилия, и своим романом он полемизирует с революционерами, утверждавшими, что единственный путь к всеобщему счастью — «призвать Русь к топору».
    42. Драматургия Александра Николаевича Островского.

    1823-1886. Родился в семье чиновника-юриста. Литературная известность О. принесла опубликованная в 1850 комедия «Свои люди — сочтёмся!». Комедия была запрещена к представлению на сцене, а автор, по личному распоряжению Николая I, отдан под надзор полиции.

    В своих литературных дебютах О. придерживался направления, которое сам определил как обличительное, «нравственно-общественное». Быт купечества с его грубой примитивностью и господством обмана был им представлен сатирически. Тщательная разработка характеров, точность социально-бытовых картин, юмор, красочный язык — первые завоевания реализма молодого О. В комедии «Бедная невеста» (1851) драматург попытался создать социально-психологическую пьесу из чиновничьего быта. В пьесах О. «Не в свои сани не садись» (1852), «Бедность не порок» (1853), «Не так живи, как хочется» (1854) зазвучали мотивы идеализации русской патриархальности, обычаев старины. Эти настроения приглушили критический пафос О. Но вместе с тем в пьесах этого цикла велись поиски положительного содержания народной жизни, были созданы такие самобытные характеры, как Любим Торцов. Выросла в этих пьесах и драматургическая техника О. Начиная с комедии «Не в свои сани не садись», поставленной в 1853, пьесы О. быстро завоёвывают репертуар: в течение более чем трёх десятилетий почти каждый сезон в московском Малом и петербургском Александринском театрах отмечен постановкой его новой пьесы.

    В годы общественного подъёма перед крестьянской реформой 1861 вновь усиливается социальная критика в его творчестве, острее становится драматизм конфликтов. В комедии «В чужом пиру похмелье» (1855) не только создан впечатляющий образ Тита Титыча Брускова — воплощение тёмной и грубой силы домашнего самовластья, но и впервые произнесено слово «самодур», закрепившееся за целой галереей типов О. Комедия «Доходное место» (1856) бичевала взяточничество чиновников, ставшее нормой жизни; пьеса «Воспитанница» (1858) была живым протестом против угнетения личности. Достижения этой поры творчества О. увенчивала драма «Гроза» (1859), навеянная, в частности, впечатлениями автора от поездок по городам верхней Волги в 1856 и 1857.

    В «Грозе» О. — сатирик и «бытовик» — рисует затхлую атмосферу провинциального городка с её грубостью, ханжеством, властью богатых и «старших». О. — драматический поэт — даёт почувствовать привлекательность другого мира: мира природы, Волги, красоты и трагической поэзии, обаянием которого овеян образ Катерины. Гроза — это и символ душевного смятения героини, борьбы чувств, нравственного возвышения в трагической любви, и в то же время — воплощение бремени страха, под игом которого живут люди. «Тёмное царство» страшно не только внешней силой угнетения, притеснениями Кабанихи и Дикого, но и слабостью душ людей покорных, безвольных — таких как Борис и Тихон. Царство покорности и слепого страха подтачивают у О. две силы: разум, здравый смысл, просвещение, проповедуемые Кулигиным, и чистая душа Катерины, которая — пусть и бессознательно, одним велением искренней, цельной натуры — этому миру враждебна. В статье «Луч света в тёмном царстве» (1860) Н. А. Добролюбов расценил гордую силу, внутреннюю решимость героини «Грозы» как знак глубокого протеста, зреющего в стране.

    В 60-х гг. О., верный открытой им теме, продолжал писать бытовые комедии и драмы («Тяжёлые дни», 1863, «Шутники», 1864, «Пучина», 1865), по-прежнему высокоталантливые, но скорее закреплявшие уже найденные мотивы, чем осваивавшие новые. В это время О. обращается также к проблемам отечественной истории, к патриотической теме. На основе изучения широкого круга источников он создал цикл исторических пьес: «Козьма Захарьич Минин-Сухорук» (1861; 2-я редакция 1866), «Воевода» (1864; 2-я редакция 1885), «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (1866), «Тушино» (1866).

    Период творческого подъёма О. переживает с конца 60-х гг., когда в его драматургии появляются темы и образы новой пореформенной России. В блестящем цикле сатирических комедий «На всякого мудреца довольно простоты» (1868), «Горячее сердце» (1868), «Бешеные деньги» (1869), «Лес» (1870), «Волки и овцы» (1875) развенчиваются пореформенные иллюзии, созданы типы новых дельцов, приобретателей, вырождающихся патриархальных толстосумов и «европеизированных» купцов. Приёмы психологической сатиры О. в эту пору иногда родственны сатире М. Е. Салтыкова-Щедрина (Глумов в комедии о «мудрецах», Милонов и Бодаев в «Лесе»). Нравственному идеалу драматурга отвечают люди бескорыстного благородства, душевной чистоты: Параша («Горячее сердце»), Аксюша, актёр Несчастливцев («Лес»). Представления О. о счастье, смысле жизни, долге человека воплощены в пьесе «Трудовой хлеб» (1874) и — в форме поэтической утопии — в сказке «Снегурочка» (1873).

    В последние годы творчества О. создал значительные социально-психологические драмы и комедии о трагических судьбах богато одарённых, тонко чувствующих женщин в мире цинизма и корысти («Бесприданница», 1878, «Последняя жертва», 1878, «Таланты и поклонники», 1882, и др.). Здесь писатель разрабатывает и новые формы сценической выразительности, в некоторых отношениях предвосхищающие пьесы А. П. Чехова: сохраняя характерные черты своей драматургии, О. стремится воплотить «внутреннюю борьбу» в «интеллигентной, тонкой комедии» (см. «А. Н. Островский в воспоминаниях современников», 1966, с. 294).

    47 оригинальных пьес О. (вместе с пьесами, написанными в соавторстве с молодыми драматургами Н. Я. Соловьевым, П. М. Невежиным, и многочисленными переводами и переделками пьес иностранных авторов) создали обширный репертуар для русской сцены. Драматургия О., национальная по своим традициям и истокам, дала немало образцов глубокого общечеловеческого содержания. Т. н. «морализм» О. тесно связан с демократической устойчивостью его нравственного идеала. О. обогатил драму опытом социального романа, писал «повести в ролях», по выражению Ф. М. Достоевского. Быт в его пьесах предстаёт не мёртвой бутафорией сословных примет купечества, мещанства или дворянства, а как сгусток отношений людей, способа их мышления, языка. Мастерской диалог, искусство построения пьес О. рождают впечатление естественности действия, живого потока речи, драматически напряжённого или лирически одушевлённого, сверкающего красками юмора.

    Обладая незаурядным общественным темпераментом, О. всю жизнь деятельно боролся за создание реалистического театра нового типа, за подлинно художественный национальный репертуар, за новую этику актёра. Он создал в 1865 Московский артистический кружок, основал и возглавил общество русских драматических писателей (1870).

    Драматургия О. знаменовала собой важнейший этап в развитии русского национального театра. Как драматург и режиссёр О. содействовал формированию новой школы реалистической игры.

    Пороки и недостатки, изобличаемые О., не нуждаются в особо подробном анализе после того освещения, к-рое дал им Добролюбов. О. бичевал прежде всего хищническое накопление капитала, создание богатства путем обмана и замаскированного грабежа. «Городничему, — рассказывает в «Грозе» Кулигин, — мужички пришли жаловаться, что он (богатый купец Дикой, одно из самых именитых лиц города Калинова — А. Ц.) ни одного из них путем не разочтет. Городничий и стал ему говорить: Послушай, говорит, Савел Петрович, рассчитывай ты мужиков хорошенько, каждый день ко мне с жалобой ходят . Дядюшка ваш потрепал городничего по плечу, да и говорит: Стоит ли, ваше высокоблагородие, о таких пустяках разговаривать. Много у меня в год народу то перебывает. Вы то поймите: не доплачу им по какой-нибудь копейке на человека, а у меня из этого тысячи составляются, так оно мне и хорошо . Вот как сударь!» Это хищничество нашло себе еще более развернутое изображение в комедии «Свои люди — сочтемся», в к-рой О. изобразил всю механику ложного банкротства купца-самодура, не пожелавшего уплатить свои долги и попавшего в результате этого плутовства в долговую тюрьму. В комедии «Свои люди — сочтемся» — одном из самых беспощадных произведений О. — Большов разоряется, и его приказчик Подхалюзин становится купцом, для того чтобы продолжать в несколько подновленной форме большовскую систему обмеривания покупателей и обмана других купцов. «Свои люди — сочтемся» рисовали всю систему, при которой это плутовство было легализованным, настолько четко, что правительство обратило на эту комедию свое попечительное око: известно, что первоначальное ее название «Банкрот» было заменено более безобидным уже в печати, а к представлению комедия была дозволена только в 1861, притом с «благонамеренным» финалом, над которым так зло иронизировал Добролюбов: явившийся в дом Подхалюзина квартальный уводил его под арест за мошенничество.

    Такова первая сфера сатирических выпадов О. против тех купцов, которые не желают торговать честно и культурно и наживаться в тех пределах, в которых это им разрешает делать закон. Еще больше внимания О. уделял проявлениям семейного самодурства, полному невниманию купца — главы семьи — к запросам и желаниям его детей. «Моя дочь — хочу с кашей ем, хочу — масло пахтаю» — это наглое заявление купца Большова типично для всех самодуров О., начиная от купца Брускова, к-рому на его вопрос, могут ли его обидеть, жена отвечает: «Кто тебя, Кит Китыч, обидит, ты сам всякого обидишь» («В чужом пиру похмелье»), и кончая эпигоном самодурства Аховым в комедии «Не все коту масленица». С особой симпатией О. рисовал жертвы этого семейного произвола, девушек, вроде Параши, убегающих из опостылевшего им гнезда, Катерину, бросающуюся с обрыва в Волгу. Сочувственно относясь к светлым сторонам купеческой среды, О. с грустью и ненавистью рисовал мрачные стороны города Калинова, в к-ром разыгрывается действие «Грозы». В этой драме, как нигде в другом месте, О. развернул картину затхлости темного царства, изобразил те купеческие гнезда, в к-рых благообразие и верность народным традициям являются лишь мишурой, скрывающей звериную жестокость семейного произвола. «Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие», скорбно замечает мещанин Кулигин. Тихи улицы города Калинова, но обманчива эта благообразная тишина. «И что слез льется за этими запорами, и невидимых, и неслышимых».

    Широта классовой практики О. обусловила собой многообразие его жанров. Первым, едва ли не самым популярным из них, являются «картины» и «сцены из купеческой жизни». Так определен Островским целый ряд его произведений: «Картина семейного счастья» (1847), «Картины московской жизни» (1857), «Свои собаки дерутся, чужая не приставай, — картины московской жизни» (1861), «За чем пойдешь, то и найдешь» (1861), «Шутники — сцены из московской жизни» и мн. др. Называя так эти произведения, О. подчеркивал их относительную композиционную рыхлость, отсутствие в них развернутого сюжета, более эмбриональную их форму по сравнению с комедией, наиболее популярным жанром Островского. Комедии О. достаточно разнохарактерны по своей структуре. В недрах этого жанра можно было бы выделить, во-первых, комедии на купеческие темы типа «Бедность не порок» с обильно развернутыми жанровыми зарисовками, с медленным и вязким развитием сюжета, во-вторых, «граждански-обличительную» комедию типа «Доходного места» и, в-третьих, бытовую комедию 70-х гг., острие к-рой направлено против дворянства («Бешеные деньги», «Лес», «Волки и овцы» и др.). Третий бытовой жанр О. — это драма на купеческие и мещанские темы с трагическим или драматическим концом; сюда входят такие произведения, как «Бедная невеста» (1852), «Не так живи, как хочется» (1855), «Гроза» и «Бесприданница» (1879). Каждый из этих драматургических жанров имеет у Островского свою собственную сферу применения: сцены и картины изображают преимущественно каждодневные, будничные процессы изображаемой им действительности; формой драмы он пользуется в тех случаях, когда происходящие в этой среде конфликты достигают наибольшей остроты.
    Особое место в творчестве О. занимают его исторические пьесы. О. рисует историческое прошлое сквозь призму своих неизменно буржуазных симпатий. В драматической хронике «Кузьма Захарьич Минин-Сухорук» он обращается к эпохе Смутного времени, интересуясь в ней не столько картинами сражений, сколько организаторской ролью нижегородского мясника Минина, собирающего деньги и ополчение для освобождения Москвы. В высокой мере характерно, что действие этой исторической хроники заканчивается восхвалением организаторских талантов Минина: «Кузьма кормы и жалованье ратникам сам раздавал и божьей благодатью так и спорилось все в его руках». Фигура Минина изображена на широком бытовом фоне буржуазного нижегородья, и П. В. Анненков основательно заметил, что О. интересовался не столько историческими событиями, сколько нравами, понятиями и верованиями эпохи.

    Особняком стоит в творчестве Островского весенняя сказка «Снегурочка». В этом своем произведении, позднее легшем в основу либретто одной из лучших опер Римского-Корсакова, О. дает изображение сказочной страны берендеев, рисуя последнюю в идиллических тонах, столь характерных для славянофильства. Жизнь берендеев радостна и безмятежна; О. описывает их празднества, игры, пляски, привлекая для изображения их богатый фольклорный материал. В центре его весенней сказки — идиллический образ «народного царя» Берендея, живущего для своих подданных и горячо ими любимого («Да здравствует премудрый великий Берендей, владыка среброкудрый, отец земли своей»). Жанры Островского, как мы видим, достаточно разнохарактерны, отражая в себе многообразие его классовой практики.

    Для полноты характеристики стиля О. необходимо хотя бы вкратце остановиться на исключительном богатстве и яркости его языка. Замечательной особенностью языка О. является то, что он чувствует глубокое разнообразие речевых диалектов. Каждая социальная группа говорит у О. по-разному, и это различие языка, эти особенности индивидуальной речи каждого персонажа как нельзя глубже соответствуют особенностям его природы. По языку всегда можно отличить у О. говорящего. Для самодуров напр. характерна обрывистая речь, полная грубых слов, но тупой самодур, вроде Дикого, говорит не так, как самодур добродушный, вроде Курослепова. Своеобразный язык свойствен и образу купеческой строптивой дочки: такова напр. Липочка, словесный стиль к-рой полностью отображает ее пошлую душу. Кокетничая, она злоупотребляет книжными терминами, иностранными словами: «сидишь, натурально, вся в цветах». Жених, замешкавшийся сборами, вызывает у нее презрительное: «что же он там спустя рукава-то сентиментальничает»; жалуясь свахе на нездоровье, она заявляет, что у нее «рябит меланхолия в глазах». Иной тип языка, напевный, романтический, как бы сбивающийся на песенный стиль и размер, характеризует собой речь девушек, томящихся в «темном царстве» — Параши, Катерины (см. напр. рассказ Катерины о своем прошлом — «Гроза», д. I, явл. 7). Не менее остро передает О. и своеобразие дворянского языка: остроумную, изобилующую каламбурами речь Телятева не спутаешь ни с холодно-наглым языком Глумова ни с хвастливой речью Кучумова. С большим уменьем изображает О. в «Доходном месте» и подобострастную речь Белогубова и речь Юсова, к-рая изменяется в зависимости от того, говорит ли он с подчиненным или с начальством
    1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   18


    написать администратору сайта