камерон краткая история. 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн

• Название: 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн
• Анкор: камерон краткая история.doc
• Дата: 24.04.2017
• Размер: 12.31 Mb.
• Имя файла: камерон краткая история.doc
• Тип: Документы; #4628
• страница: 39 из 44

Глава 16

МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА В КОНЦЕ XX В.

492 Долгий послевоенный экономический бум в Европе имел па­раллели в других регионах, особенно в Японии. Фактически эко­номический бум в Японии был и более продолжительным, и более выраженным. С конца 1940-х гг. до начала 1970-х гг. среднегодо­вые темпы роста ВНП Японии превосходили 10%, что не имеет прецедентов в истории экономического роста. В период относи­тельно депрессивных 1970 —1980-х гг. они несколько снизились, но все же оставались выше, чем в большинстве других регионов мира. Несмотря на частые упоминания об «экономическом чуде», для него, как и в Европе, имелся солидный фундамент. Прежде всего необходимо упомянуть о феномене ликвидации технологи­ческого отставания. С конца 1930-х гг. до конца 1940-х гг. япон­ская экономика была изолирована от остального мира; за этот пе­риод было осуществлено множество технологических инноваций, которые Япония могла заимствовать с минимальными издержка­ми. Однако это едва ли является подлинной причиной высоких темпов экономического роста в Японии. Если бы это было так, то многие другие страны могли бы достигнуть аналогичных успехов. Более важным обстоятельством был высокий уровень развития че­ловеческого капитала, который позволил Японии воспользоваться всеми преимуществами передовой технологии. Более того, после преодоления технологического отставания Япония стала лидером в освоении новых технологий, особенно в электронике и робото­строении. В этом она могла опираться не только на накопленный человеческий капитал, но и на высокий уровень сбережений и ин­вестиций. Еще одним значительным фактором служило совершен­ство японского менеджмента, который осознал высокую отдачу от промышленных НИОКР. Наконец (хотя список причин этим, ра­зумеется, не ограничивается), можно сослаться на еще один гипо­тетический фактор — на дух или ментальность японского народа, который характеризуется коллективизмом, сотрудничеством и приверженностью командной работе. Это проявляется и в отноше­нии нанимателей к своим наемным работникам (и наоборот), и в государственной политике, что отразилось в эпитете «Япония Ин-корпорейтед», применявшемся некоторыми критически настроен­ными западными наблюдателями.

Другие азиатские страны, особенно Южная Корея и Тайвань, также имели чрезвычайно высокие темпы роста валового выпуска

492

и внешней торговли. Некоторые факторы, обеспечившие успех японской экономики, могли действовать и в этих странах. Синга­пур и Гонконг, о которых речь шла выше, занимали специфичес­кое положение в международной экономике, хотя условия догово­ра 1984 г. между Великобританией и КНР, согласно которым Гон­конг должен был вернуться под китайский суверенитет в 1997 г., вызвали недовольство среди вестернизированного населения Гон­конга. В целом можно сказать, что Тихоокеанский регион, вклю­чая Австралию и Новую Зеландию, который был лишь марги­нальным участником мировой экономики до середины XX в., стал одним из главных ее действующих лиц в последней четверти этого столетия.

В случае с Латинской Америкой дело обстояло иначе. В конце XIX в. и в первой половине XX в. страны Латинской Америки были важными участниками международного разделения труда, используя свои сравнительные преимущества в производстве про­дукции первичного сектора. Еще в середине XX в. некоторые из них, особенно страны «Южного конуса» (Аргентина, Уругвай и Чили), имели доход на душу населения, сравнимый с западно-ев­ропейским. Затем, под влиянием ложного представления о собст­венной «второсортности», якобы обусловленной специализацией на производстве продукции первичного сектора, ряд латиноамери­канских стран стал проводить программу «импортозамещающей индустриализации», пытаясь организовать самостоятельное произ­водство ранее импортировавшихся промышленных товаров. Почти все эти программы без исключений потерпели провал по несколь­ким причинам: 1) внутренний рынок был слишком мал и по числу потребителей, и по покупательной способности, чтобы оправдать использование наиболее эффективных методов производства; 2) в регионе отсутствовал необходимый уровень международной коопе­рации (в частности, Латиноамериканская ассоциация свободной торговли, LAFTA, так никогда по-настоящему и не заработала); и 3) в отличие от Японии, странам региона не хватало человеческо­го капитала для эффективного использования новой технологии, заимствованной из других стран, и тем более для развития собст­венной. Хотя валовой выпуск как промышленной, так и сельско­хозяйственной продукции значительно вырос в послевоенный пе­риод, в расчете на душу населения темпы роста были значительно ниже, чем в других регионах мира, за исключением Африки, а доля региона в мировой торговле устойчиво сокращалась. Небла­гоприятный торговый баланс отдельных стран, особенно Аргенти­ны, Бразилии и Мексики, привел в 1980-х гг. к такому росту их международной задолженности, что это стало угрожать всей сис­теме международных платежей.

Экономическая ситуация в Африке ближе к концу XX столе­тия была еще более удручающей, чем в Латинской Америке. Новые государства, которые появились по окончании эры евро­пейского колониализма, испытывали недостаток в ресурсах, при-

493

родных и особенно человеческих, необходимых для того, чтобы успешно решать проблемы современной экономики. Политические факторы в равной мере сдерживали экономическое развитие. Эт­ническая вражда провоцировала частые гражданские войны и го­сударственные перевороты. Большинство стран попали под власть однопартийных правительств с различной степенью диктаторского контроля. В Южно-Африканской республике, где долгое время доминировало белое меньшинство потомков британцев и (главным образом) буров, черное большинство, наконец, добилось чего-то напоминающего политическое равенство в начале 1990-х гг.; одна­ко межплеменная рознь и вспышки насилия среди группировок черного большинства угрожали свести на нет все экономические преимущества, которые могли быть связаны с этим равноправием. Ряд африканских стран, и так находившихся в числе самых бед­ных в мире, фактически имели отрицательные темпы роста дохода и богатства.

Еще одним регионом мира, экономическое значение которого в конце XX в. резко возросло, является Юго-Западная Азия, или Средний Восток. Причина его растущего экономического значения может быть коротко обозначена одним словом — нефть.

Нефть была открыта в Иране (называвшемся тогда Персией) в первом десятилетии XX в., а впоследствии и в нескольких араб­ских государствах Персидского залива — в Ираке, Саудовской Аравии, Кувейте и в небольших эмиратах, но еще в 1950 г. регион давал немногим более 15% мирового ее производства. (Соединен­ные Штаты в это время были самым крупным производителем, добывая более 50% всей нефти.) В 1960 г. страны Среднего Вос­тока вместе с Ливией и Венесуэлой создали Организацию стран-экспортеров нефти (ОПЕК), к которой позднее присоединились несколько других государств. К 1970 г. на страны ОПЕК прихо­дилось более одной трети мирового производства энергоносителей. В 1973 г., после четвертой арабо-израильской войны, страны ОПЕК прибегли к картельным действиям, резко увеличив цены на сырую нефть. Через некоторое время они повторили эту акцию, в результате чего мировые цены выросли с 3 долл. за бар­рель в 1973 г. до 30 долл. в 1980 г., т.е. в 10 раз. При существо­вавшей к тому времени высокой степени зависимости мировой экономики от нефти это оказало разрушительное воздействие на экономику как промышленно развитых, так и развивающихся стран. Развивающиеся страны неожиданно столкнулись с ростом дефицита платежного баланса, который заставил их все глубже залезать в долги, в то время как промышленно развитые страны пережили «стагфляцию» — стагнацию выпуска и занятости в со­четании с инфляционным ростом цен. Эта ситуация продолжалась в течение всех 1970-х гг. и в начале 1980-х гг., породив самый высокий за весь период с 1930-х гг. уровень безработицы.

Тем временем политические и религиозные перемены на Сред­нем Востоке изменили экономический баланс сил. В 1979 г. вос-

494

стание религиозных фанатиков в Иране свергло шаха и установи­ло исламскую республику. В следующем году иракский диктатор Саддам Хуссейн попытался воспользоваться кажущейся слабос­тью своего соседа и вторгся в Иран с целью аннексировать нефте­добывающие регионы, однако иранцы оказали неожиданное со­противление. В течение 9 лет страны были втянуты в погранич­ную войну, в результате которой бессмысленно погибли миллионы людей. В 1990 г., после замирения с Ираном, Саддам Хуссейн не­ожиданно вторгся на территорию своего небольшого и более без­защитного соседа, Кувейта, провозгласив его «девятнадцатой про­винцией» Ирака.

Международная реакция последовала незамедлительно. Соеди­ненные Штаты выступили на защиту Саудовской Аравии, своего крупнейшего поставщика нефти (вместе с Кувейтом), а Совет без­опасности ООН, проявив редкое единодушие, осудил акцию Ирака и ввел эмбарго в отношении агрессора. После 6 месяцев ожидания результатов эмбарго, которое, как ожидалось, должно было заставить Саддама Хуссейна уйти с оккупированных терри­торий, объединенные силы арабских и неарабских стран втор­глись в Ирак и освободили Кувейт, но не смогли добиться отстра­нения от власти Саддама Хуссейна.
Распад Советского блока

Во второй половине 1989 г. по Восточной Европе прокатилась серия событий, которые были в такой же степени важны, как и не­ожиданны: в одной стране за другой были свергнуты (в основном мирным путем) коммунистические режимы. Дорогу проложили Польша и Венгрия, но мало кто из внешних наблюдателей ожидал, что за ними последуют и другие страны. Как ни странно, но это произошло — сначала в Чехословакии, Восточной Германии и Бол­гарии, затем в Румынии и, несколько позднее, в Албании.

В основе массовых восстаний в прежних коммунистических странах лежал набор политических и экономических причин. Как было сказано в предыдущей главе, политические режимы в этих странах были установлены Советским Союзом без согласия — а фактически, против воли — их народов. Если бы эти режимы вы­полнили свои обещания по повышению уровня жизни, люди, воз­можно, смирились бы с ограничением свободы, но режимы оказа­лись неспособны на это. Напротив, материальные условия жизни и работы широких масс населения устойчиво ухудшались. Подоб­ное положение дел находилось в очевидном контрасте с тем ком­фортом и изобилием, которое они могли видеть по телевидению у своих западных соседей, и тем расточительным образом жизни но­вого правящего класса, высших эшелонов коммунистической пар­тии, слухи о котором постепенно доходили до людей.

495

В прошлом народные массы несколько раз проявляли свое не­довольство: в 1953 г. — в Восточной Германии, в 1956 г. — в Венгрии, в 1968 г. — в Чехословакии и неоднократно — в Поль­ше. Во всех этих случаях Советский Союз использовал свои во­оруженные силы для подавления выступлений (или, как было в случае с Польшей, использовались национальные вооруженные силы). Почему он не поступил так же в 1989 г. — это интересный вопрос, который вкратце будет рассмотрен ниже. Так или иначе, СССР этого все же не сделал.

Причины народного возмущения имели глубокие корни, и хотя неожиданный успех восстаний застал мир — как коммунис­тических лидеров, так и западных наблюдателей — врасплох, не­которые предвозвестники последовавших событий можно было за­метить и раньше. В 1980 г. польские рабочие под руководством Леха Валенсы, электрика Гданьской судоверфи, создали незави­симый от государства и коммунистической партии профсоюз «Со­лидарность». Режим некоторое время терпел его, но в декабре 1981 г. правительство объявило военное положение — якобы для предотвращения советской интервенции — и посадило в тюрьму лидеров «Солидарности». Беспорядки продолжались; в апреле 1989 г., пытаясь уменьшить недовольство, правительство опять легализовало «Солидарность» и организовало в июне частично свободные выборы. («Частично свободные», поскольку большин­ство мест в Сейме, или парламенте, было зарезервировано для кандидатов правительства.) Когда «Солидарность» получила все места, за которые ей было позволено бороться, кроме одного, один из ее лидеров стал премьер-министром при коммунистичес­ком президенте. (Валенса мог бы получить этот пост, но предпо­чел отказаться от него.) Впоследствии, после отставки коммунис­тического президента, Валенса в декабре 1990 г. был избран пре­зидентом свободной Польши.

После неудачи Венгерского восстания 1956 г. новое правитель­ство, поставленное Советским Союзом, малодушно следовало со­ветской линии во внешней политике (например, оно предоставило символический воинский контингент для вторжения в Чехослова­кию в 1968 г.), но взамен оно получило некоторую ограниченную свободу во внутренних делах. В 1968 г. оно запустило «Новый экономический механизм», который являлся компромиссом между строго централизованным планированием и системой свободного рынка. Оно также установило более тесные связи, политические и экономические, с Западной Европой. Оно допустило создание оп­позиционных политических партий, которые в 1989 г. провели переговоры с правительством о мирном переходе власти. В ходе свободных выборов в мае 1990 г. коалиция трех бывших оппози­ционных партий получила подавляющее большинство мест в новой Национальной ассамблее.

Имея перед глазами пример мирного перехода власти в Поль­ше и Венгрии, в 1989 г. студенты и рабочие Чехословакии начали

496

выступления протеста и организовали массовые демонстрации. Сначала правительство ответило жестокими репрессиями, в ре­зультате которых погибли и были ранены сотни граждан, но в ко­нечном итоге оно согласилось на переговоры. В декабре 1989 г. Александр Дубчек, лидер «Пражской весны» 1968 г., был избран председателем нового парламента, а Вацлав Гавел, писатель, си­девший в тюрьме за свою правозащитную деятельность, стал пре­зидентом.

Германская Демократическая Республика (Восточная Герма­ния) в октябре 1989 г. отметила свое 40-летие, на котором присут­ствовал президент СССР Михаил Горбачев. Однако вскоре после этого Центральный комитет Социалистической Единой Партии Германии сместил престарелого лидера, Эриха Хонеккера, кото­рый был впоследствии обвинен в различных преступлениях, в том числе и в присвоении бюджетных средств. Тем временем тысячи жителей Восточной Германии, у которых не было возможности непосредственно эмигрировать на Запад, устремились через Чехо­словакию в Венгрию, надеясь таким образом достичь Австрии и Запада. Новое венгерское правительство помогало им, открыв границу с Австрией.

Одним из наиболее драматических — и символических — со­бытий 1989 г. было разрушение Берлинской стены. Стена была возведена вокруг Западного Берлина правительством Восточной Германии в 1961 г. для того, чтобы предотвратить побег своих подданных на Запад. В течение почти трех десятилетий она стоя­ла как символ коммунистической тирании и репрессий. Неожи­данно в ночь с 9 на 10 ноября, без сопротивления со стороны вос­точно-германских властей, участники демонстрации как в Восточ­ном, так и в Западном Берлине начали разрушение стены, и ты­сячи жителей Восточного Берлина устремились на территорию ФРГ.

После этого события развивались стремительно. Западно-гер­манские власти, застигнутые врасплох не менее восточно-герман­ских, предприняли срочные меры для обустройства потока бежен­цев, но одновременно пытались уговорить восточных немцев не покидать свою страну. В июле 1990 г. был создан экономический и валютный союз ФРГ и ГДР, а 3 октября того же года ГДР пре­кратила существование как самостоятельное государство, будучи включенной в состав ФРГ.

В Болгарии Тодор Живков, длительное время находившийся на посту президента и главы коммунистической партии, отказался от обоих постов через день после падения Берлинской стены. Новый президент, хотя и принадлежал к той же партии, обещал проведение свободных выборов. В Румынии Николае Чаушеску, бывший президентом и фактически диктатором страны с 1974 г., поклялся не уступать протестам. В декабре он приказал своей службе безопасности уничтожить тысячи демонстрантов, но вско­ре армия перешла на сторону революционеров и 25 декабря каз-

497

нила Чаушеску и его жену, которая также была его заместителем в политической иерархии. Однако Болгария и Румыния отлича­лись от других советских сателлитов тем, что в них демократичес­кая оппозиция была менее организована. Бывшие коммунистичес­кие партии изменили свое название и свою официальную политику, но многие из прежних лидеров продолжали управлять страной.

В ходе переворотов 1989 — 1990 гг. маленькое сталинистское государство Албания, отделенное от других сателлитов СССР Югославией, продолжала ничем не сдерживаемую политику реп­рессий, но в 1991 г. ее правительство уступило демократическому давлению и разрешило провести свободные выборы. Сама Юго­славия, хотя и не была советским сателлитом, тоже пережила не­сколько бурных лет, в ходе которых осуществлялись попытки по­литических и экономических реформ. Поскольку Югославия была федерацией различных этнических групп, ситуация там осложня-. лась сепаратистскими движениями, а также деятельностью раз­личных движений за экономические реформы. В 1992 г., после нескольких месяцев разрушительных гражданских войн, Югосла­вия распалась на составляющие ее республики. Чехословакия также раскололась на Чехию и Словакию, хотя и без вооружен­ного конфликта.

Стремление к свободе пронеслось по просторам Азии. Как от­мечалось в предыдущей главе, правительство КНР допустило ог­раниченное введение элементов свободного рынка и свободного предпринимательства в 1980-х гг. Эта политика была особенно ус­пешной в аграрном секторе, и сельскохозяйственное производство значительно выросло, а вместе с ним — доходы фермеров и сель­скохозяйственных рабочих. Она также породила требования боль­шей политической свободы и демократии. На протяжении семи недель в апреле —мае 1989 г. студенты и другие граждане еже­дневно устраивали демонстрации на исторической площади Тя-ньаньмынь в центре Пекина. На время показалось, что Китай, по­добно Восточной Европе, может совершить мирный переход к более демократическим формам правления. Однако в конечном итоге сторонники «жесткой линии» одержали верх, и 4 июня ко­лонны танков расстреляли сотни или тысячи демонстрантов, а их символ, пластиковая копия статуи Свободы, был уничтожен.

События 1989 г. в Восточной Европе, настолько же важные для мировой истории, как и события во Франции в 1789 г., унич­тожили «старый порядок» коммунистического правления, но что пришло ему на смену? Новые демократические правительства были слабы; некоторые из них состояли из чиновников старой системы, и не было никаких гарантий, что они не станут жертвой очередной волны авторитаризма. Главной причиной коллапса ком­мунистических режимов была неудовлетворенность народа эконо­мическими результатами их деятельности. Хотя существовало все­общее согласие относительно того, что старая система государст­венной собственности и управления должна быть заменена, не

498
было единого мнения о том, как это следует делать. Частная соб­ственность на средства производства и рыночная система органи­зации были единственной явной альтернативой, но откуда возь­мутся собственники? Кто организует рынки? Новые режимы би­лись над этими и подобными вопросами в начале 1990-х гг., так и не сумев получить на них однозначный ответ. Многие лидеры Восточной Европы надеялись на более тесные связи с Западной Европой, включая частные инвестиции в совместные предприятия и схожие структуры. Некоторые даже надеялись стать членами Европейского сообщества, однако эта перспектива была совершен­но нереальной — по крайней мере, до тех пор, пока в них не сло­жились стабильные и действенные экономические и политические системы.

Природа международных экономических связей выдвигала еще одну проблему, с которой им пришлось столкнуться. Деятель­ность Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), основанного Советским Союзом в 1949 г., никогда не отличалась особым успе­хом, а после событий 1989 г. — тем более. В 1991 г. он был офи­циально распущен.

Западные наблюдатели и, без сомнения, многие люди в СССР и Восточной Европе — были удивлены, почему Советский Союз не использовал армию для подавления восстаний в странах-сателлитах, как он это делал до того и как китайское правитель­ство сделало в отношении своих собственных граждан в июне 1989 г. Точного объяснения этому нет, но когда оно появится, то в нем, возможно, главное место будет отведено экономическому бессилию самого Советского Союза, а также современным полити­ческим тенденциям.

В 1964 г. консерваторы в коммунистической партийной иерар­хии сместили энергичного Никиту Хрущева, поставив на его место Леонида Брежнева, который правил страной почти 20 лет. При Брежневе советская экономика стагнировала, а неэффективность и коррупция процветали. «Реформа», начатая в 1965 г., натолк­нулась на оппозицию бюрократии (численность которой с 1966 г. по 1977 г. увеличилась на 60%) и была тихо спущена на тормозах несколько лет спустя. Темпы экономического роста и производи­тельность падали. Когда в 1985 г. к власти пришел Михаил Гор­бачев, первый советский лидер, родившийся после Октябрьской революции, экономика находилась в состоянии кризиса. Горбачев, несомненно, понимал, что Советский Союз не был более в состо­янии навязывать свою волю другим странам, не желающим ему подчиняться. Самой настоятельной необходимостью стало рефор­мирование самого СССР, что привело к появлению горбачевских программ перестройки и гласности.

Хотя Горбачев ставил на первое место перестройку — он даже опубликовал книгу с соответствующим названием, которая была переведена на несколько языков — именно гласность дала неза­медлительный результат. Гласность в советском контексте означа-

499
ла расширение свободы выражения мнений (особенно в прессе), возможность обсуждать официальную политику и ее альтернати­вы и даже (до некоторой степени) возможность действовать неза­висимо от партии и государства в политической сфере. Отчасти следствием этого стало провозглашение независимости прибалтий­скими республиками — Латвией, Литвой и Эстонией, которая была оформлена в 1991 г. Другие республики двинулись в том же направлении, и даже огромная Российская Федерация, возглав­ляемая всенародно избранным президентом Борисом Ельциным, начала действовать независимо от коммунистической партии.

Одним из обоснований политики гласности было стремление мобилизовать инициативу и энтузиазм населения в отношении задач перестройки, или экономических преобразований. Однако Горбачев никогда не объяснял, что именно он подразумевает под экономическими преобразованиями, за исключением неопределен­ных общих рассуждений о совершенствовании учета издержек, передачи принятия решений на уровень предприятий (в противо­положность планирующим органам и министерствам), необходи­мости обеспечения прибыльности предприятий, отмены их субси­дирования и т.д. В своей книге он говорил о важности «инициа­тивы масс» (выражение, представляющее собой явный оксюмо­рон) и описывал перестройку как «сочетание демократического централизма и самоуправления» (выражение, которое, как легко убедиться, содержит очевидное внутреннее противоречие).

Горбачев явно стремился к возврату к чему-то похожему на ле­нинскую новую экономическую политику, при которой государст­во сохраняло контроль над «командными высотами» в экономике, но в остальном допускало — в ограниченных масштабах — суще­ствование частной инициативы (см. главу 14). Однако он оказал­ся меж двух огней: между консерваторами из партийной иерар­хии, которые стремились сохранить статус-кво, с одной стороны, и радикальными реформаторами, которые хотели полностью лик­видировать систему центрального планирования и создать чисто рыночную экономику, с другой стороны. Пока бушевали споры о сущности преобразований, был проведен ряд ограниченных ре­форм. Например, многие формы экономической деятельности, ко­торые раньше осуществлялись на черном или сером рынке — частное ремесленное производство, мелкая торговля, оказание различных бытовых услуг — были легализованы при условии, что производители также будут работать полный рабочий день на государственных предприятиях. Было разрешено создание коопе­ративов для производства потребительских товаров и услуг, но они подвергались тем же ограничениям. Отдельные граждане и семьи могли брать в аренду землю для производства сельскохо­зяйственной продукции, но опять же с рядом ограничений. Совет­ский Союз также позволил иностранному капиталу в определен­ных масштабах участвовать в совместных предприятиях с государ­ственными организациями.

500

В августе 1991 г., накануне подписания нового Союзного дого­вора, который должен был дать больше полномочий республикам, небольшая группа сторонников жесткой линии в коммунистичес­кой партии попыталась совершить государственный переворот. Лидеры заговора, включая выдвинутого Горбачевым вице-прези­дента, главу КГБ и министра обороны, поместили Горбачева, в то время проводившего отпуск в Крыму, под домашний арест, огра­ничили свободу прессы и объявили о введении чрезвычайного по­ложения. Однако население России, особенно жители Москвы и Ленинграда, отказались примириться с этим. Под руководством Ельцина и при поддержке некоторых военных частей, которые пришли на его защиту, они открыто бросили вызов лидерам заго­вора, которые быстро утратили мужество и пытались бежать, но были арестованы.

Через три дня Горбачев с триумфом возвратился в Москву, но, как он сам говорил, Москва, в которую он вернулся, была не той, которую он покинул. Соотношение сил решительно измени­лось. Горбачев сохранил пост президента Советского Союза, но отказался от должности Генерального секретаря Коммунистичес­кой партии, которая впоследствии была распущена. Ельцин как президент Российской Федерации в огромной степени укрепил свое положение и власть. Большинство республик провозгласили свою независимость. В декабре всенародно избранные президенты большинства оставшихся республик создали Содружество незави­симых государств. 25 декабря Горбачев покинул пост президента, и Советского Союза не стало. В экономической сфере значительно выросла роль частного предпринимательства и рынков. СНГ дей­ствовало в основном как зона свободной торговли или общий рынок, напоминая в некоторых аспектах Европейское сообщество.

Некоторые экономисты, изучавшие экономическое развитие СССР в 1960—1970-е гг., предсказывали феномен «конверген­ции», т.е. сближение советской и западной экономики. Они едва ли предвидели драматические события 1991 г., но результаты послед­них действительно сделали экономику бывшего Советского Союза более схожей с экономикой Запада. Тем временем в Северной Аме­рике был создан еще один большой рынок: Соединенные Штаты и Канада подписали договор о свободной торговле, к которому впос­ледствии присоединилась Мексика, благодаря чему зона свободной торговли фактически распространилась на всю территорию Север­ной Америки. Это свидетельствует о том, что широкомасштабные процессы конвергенции затронули большую часть мира.
Экспансия Европейского сообщества

После тридцати с лишним лет своего существования Европей­ское сообщество все еще не могло реализовать мечты и предсказа-

501

ния большинства страстных защитников европейского объедине­ния, касающиеся создания Соединенных Штатов Европы. В дей­ствительности, несмотря на устранение внутренних тарифных ба­рьеров, оно не преуспело даже в отмене всех ограничений во внутриевропейской торговле, не говоря уже о ликвидации внут­ренних таможенных границ. Валютный союз был далек от завер­шения, а бюджетные кризисы оставались неискоренимой пробле­мой. Вступление в ЕС экономически менее развитых стран Среди­земноморья — Греции, Испании и Португалии — привело к появ­лению множества новых проблем, особенно в аграрной сфере.

По поводу конечной цели политического объединения борьба шла между двумя большими группами противников. С одной сто­роны, Европейская комиссия со штаб-квартирой в Брюсселе и толпы ее «еврократов» вместе с Европейским парламентом высту­пали за дальнейшее объединение и расширение роли парламента. Им противостояли различные национальные правительства (а иногда и национальные парламенты), которые, хотя на словах и стремились к намеченной цели, тем не менее, находили причины для затяжек в решении конкретных вопросов. Интересы нацио­нальных правительств были представлены в Совете министров, известном также как Совет Европы, который имел верховную власть по всем вопросам, не предусмотренным договорами о со­здании Сообщества.

В начале 1970-х гг. бельгийский премьер-министр Лео Тинде-ман по поручению глав правительств подготовил доклад, который предусматривал завершение объединения к 1980 г. Это оказалось слишком амбициозной целью с учетом принципиальных различий между странами-членами Сообщества по вопросам необходимых реформ и конституционной структуры союза. Рекомендации до­клада так никогда и не были осуществлены.

После нескольких лет пессимизма движение за «повторный старт» европейского объединения получило импульс в 1980-х гг. В 1985 г. Совет Европы (объединяющий глав государств и прави­тельств) принял принципиальное решение о более глубоком объ­единении и в феврале 1986 г. одобрил Единый европейский акт (Single European Act), который принял форму поправок и допол­нений к уже существующим договорам. В частности, Акт требо­вал, чтобы Сообщество приняло более 300 мер для устранения физических, технических и фискальных барьеров, чтобы завер­шить создание внутреннего рынка. Эти меры должны были быть реализованы до 31 декабря 1992 г., когда Сообщество должно было стать «Сообществом без границ». Единый европейский акт утвердил также флаг Сообщества (круг из 12 золотых звезд на го­лубом фоне), гимн Сообщества («Ода к радости» Бетховена) и единые паспорта.

В 1985 г. Жак Делор, бывший чиновник французского прави­тельства и горячий сторонник европейского объединения, стал

502

президентом Еврокомиссии; в 1989 г. он был вновь назначен на этот пост на четырехлетний срок.

Движение за объединение получило дополнительную поддерж­ку в 1986 г., когда правительства Франции и Великобритании до­говорились о строительстве железнодорожного тоннеля под Ла-Маншем. Сооружение такого тоннеля (иногда называемого «chun-nel»¹) впервые было предложено еще в 1870-е гг.; периодически о нем заходили разговоры и в дальнейшем, но соответствующие планы так и не были реализованы. Отличительная черта нового проекта заключалась в том, что строительство тоннеля должно было финансироваться исключительно за счет частного капитала, без привлечения государственных субсидий. Завершение работ было намечено на 1993 г., вскоре после вступления в силу Едино­го европейского акта.

Еще одним благоприятным событием, также запланированным на 1993 г., было создание Европейского экономического простран­ства (European Economic Area) путем слияния Европейского сооб­щества и Европейской ассоциации свободной торговли, в которую входили Австрия, Финляндия, Исландия, Норвегия, Швеция, Швейцария и Лихтенштейн. Эти страны не обязательно должны были становиться членами Сообщества, — хотя это было возмож­но, — а только присоединялись к зоне свободной торговли, самой крупной в мире, имевшей 380 млн потребителей и контролировав­шей 46% мировой торговли.

Тем временем были предприняты новые меры для повышения мощи и сплоченности Европейского сообщества. Хотя Европей­ская валютная система была создана еще в 1979 г., координация денежно-кредитной политики, — не говоря уже о выработке еди­ной политики в данной сфере, — оставалась одним из самых больших препятствий для завершения экономического объедине­ния. Великобритания при премьер-министре Маргарет Тэтчер (1979 — 1990 гг.) неизменно отказывалась присоединиться к Евро­пейской валютной системе. Однако в начале 1990-х гг. удалось добиться некоторого прогресса. При преемнике Тэтчер Джоне Мейджоре Великобритания присоединилась к Европейской валют­ной системе. В 1991 г. Сообщество решило создать к 1994 г. свой собственный центральный банк, а к 1999 г. — единую валюту. Такое развитие событий при сопутствующей гармонизации денеж­но-кредитной и бюджетной политики и при возможном присоеди­нении других стран, включая некоторые страны Восточной Евро­пы, к началу XXI в. сделало европейское объединение реальнос­тью.

¹ Игра слов: «chunnel» — производное от «channel» (англ, лив») и «tunnel» (англ. — «тоннель»). — Прим. науч. ред.

503
Пределы роста?

В 1972 г. группа исследователей Массачусетского технологи­ческого института опубликовала книгу «Пределы роста», в кото­рой они предсказывали, что «пределы роста на этой планете будут достигнуты в течение ближайших ста лет». Они указывали на «пять ключевых тенденций, порождающих глобальные пробле­мы»: ускорение индустриализации, быстрый рост численности на­селения, массовое недоедание, истощение невозобновляемых при­родных ресурсов и ухудшение состояния окружающей среды. Книга получила широкую известность и стала объектом активного обсуждения в обществе. Хотя многие критики считали, что авторы чересчур драматизировали свои выводы, особенно в части пред­сказания резкого прекращения роста, почти все согласились с тем, что они точно указали на тенденции, «порождающие глобальные проблемы», особенно на рост численности населения и деграда­цию окружающей среды.

Большинство критиков также согласилось, что эти тенденции связаны между собой. Например, недоедание особенно распро­странено в тех странах Третьего мира, которые переживают бы­стрый рост численности населения (однако его примеры можно встретить даже в преуспевающих странах, таких, как США). Одним из следствий свержения коммунистических режимов в Вос­точной Европе было осознание значительного ущерба окружаю­щей среде, нанесенного осуществлявшимися там программами бурной индустриализации. Разрушение окружающей среды не ог­раничивается экономиками советского типа, как доказали дискус­сии о «кислотных дождях». Однако в более богатых промышлен­ных экономиках существует более четкое понимание этой пробле­мы и более выраженное давление со стороны общественного мне­ния и правительства на тех, кто загрязняет окружающую среду, принуждающее их прекратить загрязнение либо взять на себя из­держки по устранению последствий загрязнения.

Эти проблемы серьезны, но они не новы, как склонны пола­гать многие образованные, но несведущие в истории люди. На протяжении всей истории человечества давление населения на ре­сурсы обрекало огромное большинство людей балансировать на грани выживания. Около 200 лет назад Томас Мальтус высказал теоретические аргументы, в соответствии с которыми так должно быть всегда (см. Введение). По иронии судьбы, в то же самое время, когда Мальтус писал свой труд, полным ходом шел про­цесс быстрых технологических изменений, который опроверг его предположения. Как уже указывалось (см. выше, глава 8), после­дующие 200 лет были свидетелями такого повышения уровня жизни людей во многих регионах мира, который Мальтус и его современники не могли себе даже представить.

С точки зрения общей численности населения и темпов ее роста в течение последнего полувека, демографические проблемы

504

действительно не имеют исторических прецедентов, — но числен­ность и темпы роста являются не единственными переменными, которые необходимо принимать в расчет. Как указывалось в гла­ве 1, население должно рассматриваться в связи с ресурсами, до­ступными для обеспечения его жизни. Объем ресурсов животного, растительного и минерального происхождения, необходимых для поддержания жизни населения Земли, является также самым большим за всю человеческую историю.

В течение примерно последних ста лет богатые страны мира пережили демографическую трансформацию от высоких уровней рождаемости и смертности к более низким, с соответствующим со­кращением темпов роста численности населения (глава 13). Можно ожидать, что рост уровня благосостояния в других, более бедных странах также приведет к уменьшению рождаемости, а значит и темпов роста численности населения. Некоторые экспер­ты даже полагают, что в 1970-е гг. мир достиг переломной точки, когда темпы роста численности населения стали снижаться.

Давление населения на ресурсы порождает две взаимосвязан­ные проблемы. Это — проблема темпов использования ресурсов и проблема неравенства их распределения. Нет сомнения в том, что мир — особенно богатые страны — использует ресурсы невидан­ными ранее в истории темпами. Это само по себе является пока­зателем его «успеха» в управлении окружающей средой и в реше­нии экономических проблем, но это также вызывает опасения от­носительно полного исчерпания ресурсов. Такие опасения не яв­ляются совершенно беспочвенными, но исторически они необосно­ванны. В конце концов, именно недостаток дерева для производ­ства древесного угля привел к использованию кокса для плавки железной руды. Можно привести множество других примеров, когда временные или локальные дефициты отдельных видов ре­сурсов вызвали появление заменителей, которые часто оказыва­лись более эффективными и экономичными. В XIX в. уголь заме­нил дерево в качестве источника энергии. В XX в. нефть во многом заменила уголь. Электричество, произведенное с исполь­зованием воды, угля, нефти и, наконец, атомной энергии, оказа­лось наиболее гибкой и распространенной формоц энергии. Песси­мисты указывают на то, что запасы угля и нефти конечны и в ко­нечном счете могут быть истощены; использование силы воды имеет физические пределы, а атомная энергия представляет се­рьезную опасность для окружающей среды. Однако оптимисты утверждают, что солнечная энергия — исходный источник энер­гии угля и нефти — до сих пор практически не использовалась. Пока просто не существует технологии для прямого использова­ния солнечной энергии в сколько-нибудь существенных масшта­бах. Однако по мере того, как обычные источники энергии будут становиться все более редкими — т.е. по мере роста их цен — стимулы для исследований, направленных на использование со-

505

лнечной энергии, усилятся. Именно так функционирует экономи­ческий механизм. Возможности не имеют пределов.

Неравенство в распределении ресурсов — среди людей, соци­альных групп и стран — составляет суть проблемы экономическо­го развития, как говорилось в первом параграфе этой книги. Ре­шение этой проблемы не будет легким. Оно потребует исследова­ний и широкомасштабных институциональных изменений. Это — вызов, стоящий как перед развитыми, так и перед развивающими­ся странами. Все сказанное в этой книге свидетельствует о том, что на этот вызов может быть найден ответ.

АННОТИРОВАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ

Данная библиография призвана служить приложением к тексту, чтобы дать возможность читателям при необходимости найти дополни­тельную информацию по темам, которые в книге с неизбежностью рас­сматриваются достаточно кратко, с изложением лишь наиболее важных выводов. Поэтому библиография крайне выборочна. В нее включены только книги и некоторые статьи, которые могут быть наиболее доступны студентам и заинтересованным читателям. В нее по большей части не включены неанглоязычные, а также редкие и малоизвестные издания, од­нако мы приводим ссылки на переводы наиболее важных работ. За не­многими исключениями каждое издание упоминается только один раз, даже если оно имеет отношение к двум или более главам или частям книги. Студенты и исследователи, заинтересованные в более глубоком изучении соответствующих тем, должны ознакомиться с библиографиями в таких фундаментальных работах, как Cambridge Economic History of Europe и Fontana Economic History of Europe, а также со специализиро­ванными библиографиями в изданиях International Bibliography of His­torical Sciences, International Bibliography of the Social Sciences — Eco­nomics, The New Palgrave: A Dictionary of Economics, The New Palgrave Dictionary of Money and Finance и в издаваемом Американской экономи­ческой ассоциацией Index of Economic Articles in Journals and Collective Volumes, которые должны быть доступны в любой более или менее при­личной библиотеке колледжа или университета.

Хотя журнальные статьи, как правило, в этой библиографии не фи­гурируют, ознакомление со специализированными журналами можно ре­комендовать в качестве хорошего способа составить представление о те­матике исследований и характере литературы. Ведущими журналами на английском языке являются Economic History Review (Великобритания, издается с 1927 г.), Journal of Economic History (США, с 1941 г.), Scan­dinavian Economic History Review (с 1953 г.; содержание этого журнала намного шире, чем предполагает его название), Explorations in Economic History (США, с 1963 г.) и Journal of European Economic History (с 1972 г., издатель — Banko di Roma). Среди других журналов (как более общего характера, так и специализированных), которые публикуют ста­тьи, интересующие экономических историков, можно отметить Agricultural History, Business History (Великобритания), Business History Review (США), Comparative Studies in Society and History, Journal of Interdiscipli­nary History, Social Science History и Technology and Culture. Этим, разуме­ется, никоим образом не исчерпывается перечень журналов (даже англо­язычных), публикующих статьи по соответствующей-тематике.

Ни одна из опубликованных работ не охватывает в полной мере про­блематику данной книги. Cambridge Economic History of Europe, заду­манная в 1930-х гг. сэром Джоном Клэпхемом и Эйлин Пауэр и выхо­дившая под редакцией ряда известных специалистов, в настоящее время состоит из десяти томов, охватывающих период от упадка Рима до конца XX в. Последние тома включают главы по истории США и Японии, а также основных европейских стран. Авторами глав являются (или явля­лись) в основном хорошо известные специалисты в соответствующих сфе­рах, однако качество глав неравноценно, а в редакционном планировании и контроле за работой авторов возник ряд упущений.

507

The Fontana Economic History of Europe, задуманная и изданная Карло М. Чиполла, укладывается примерно в те же хронологические и географические рамки, что и кембриджская серия, но издана она в девя­ти несколько' меньших по объему томах. К ее написанию были привлече­ны многочисленные специалисты, а основной целевой аудиторией явля­ются студенты. Трехтомник Essays in Economic History / E.M.Carus-Wil-son (ed.). 3 vols. London, 1954—1962, выпущенный под эгидой Общества экономической истории (Великобритания), представляет собой собрание первоклассных журнальных статей, охватывающих период от Средних веков до конца XIX в., но они посвящены в основном Великобритании. В отличие от этого издания, книга Essays in French Economic History / R.Cameron (ed.). Homewood, 1970, вышедшая под эгидой Американской экономической ассоциации, полностью состоит из статей, переведенных из французских журналов и касающихся всех периодов и всех аспектов французской экономической истории. Другие подобные антологии, имею­щие дело с более короткими периодами времени или меньшими региона­ми, упомянуты ниже.

Великобритания может похвастаться двумя великолепными сериями небольших книг, представляющих особый интерес для изучающих эконо­мическую историю. Общество экономической истории финансирует вы­пуск издательством Macmillan Press, Ltd. серии «Studies in Economic and Social History» (ранее «Studies in Economic History»), редактором кото­рого первоначально был ныне покойный М.В.Флинн, затем — Т.С.Смут, а впоследствии — Л.А.Кларксон. Отдельные выпуски серии состоят из коротких эссе, преимущественно по 50—100 страниц, посвященных наи­более важным темам (главным образом, но не исключительно, касающих­ся истории Великобритании), в которых признанные специалисты дают обзор существующей литературы. Другой серией является «Debates in Economic History», публикуемая издательством Methuen & Co., под общей редакцией Питера Матиаса. Ее книги несколько больше по объе­му, обычно порядка 200 страниц, и содержат выборку статей по дискус­сионным вопросам (также касающимся преимущественно британской ис­тории), которым предшествует написанное признанными специалистами вступление, помещающее рассматриваемые проблемы в соответствующий контекст. В настоящей библиографии даны ссылки на некоторые статьи из обеих серий («Studies» и «Debates»).

Прежде чем переходить к обзору литературы, относящейся к отдель­ным главам, будет полезно рассмотреть некоторые обобщающие работы, посвященные четырем главным детерминантам экономического развития, которые обсуждаются в главе 1 и далее.

Население. Лучшим общим введением в проблемы народонаселения является книга Cippola C.M. The Economic History of World Population. 7^th ed. Sussex; New York, 1978; опубликована также издательством Pen­guin. Это — относительно краткая, не перегруженная техническими ню­ансами и хорошо написанная, а главное — в высшей степени респекта­бельная работа. Книга Wrigley E.A. Population and History. London, 1969 является несколько более техническим, но представительным (а также относительно кратким) введением в историческую демографию. Population in History. D.V.Glass, D.E.C.Eversley (eds.) / London; Chi­cago, 1965 представляет собой большое собрание статей (всего 27) веду­щих специалистов, демонстрирующее взаимосвязь между демографичес­кими изменениями и историческими событиями. Работа Woytinski W.S., Woytinski E.S. World Population and Production: Trends and Outlook. New York, 1953 до сих пор остается ценным компендиумом данных, ко-

508

торые указывают на взаимосвязь между населением и другой фундамен­тальной детерминантой экономического развития — природными ресур­сами. В гораздо более узком контексте работа Boserup E. Population and Technological Change: A Study of Long-Term Trends. Chicago, 1981 рас­сматривает связь между населением и технологией с Античности до со­временного Третьего мира. Аналогичный подход избран в книге Grigg D. Population Growth and Agrarian Change: an Historical Perspective. Cam­bridge, 1980.

Природныересурсы. Книга Zimmerman E.W. World Resources and In­dustries. New York, 1951, являвшаяся в свое время образцовым исследо­ванием, сейчас устарела, но все еще может использоваться как источник полезных исторических данных. Более современную информацию содер­жат публикации под эгидой Всемирной энергетической конференции, особенно World Energy: Looking Ahead to 2020. New York, 1978, а также ежегодник Yearbook of World Energy Statistics, издающийся статистичес­ким агентством ООН. В книге Grigg D.B. The Agricultural System of the World: An Evolutionary Approach. Cambridge, 1974 описываются ключе­вые особенности основных сельскохозяйственных регионов мира и дается историческое объяснение их формирования. Перу того же автора принад­лежит книга Dynamics of Agricultural Change: The Historical Experience. New York, 1983, которая представляет собой обзорное историческое ис­следование технологических изменений в сельском хозяйстве. Полезным компендиумом по тому же вопросу является книга Tuma E.H. Twenty Six Centuries of Agrarian Reform. Berkeley; Los Angeles, 1965.

Рассмотрение исторического аспекта использования ресурсов неиз­бежно приводит к изучению географии. Образцовой работой по этой про­блематике, изложение в которой начинается с доисторических времен, является книга Smith C.T. An Historical Geography of Western Europe be­fore 1800. New York, 1967. Ее продолжением, но менее удачным, можно назвать работу Pounds N.J.G. An Historical Geography of Europe, 1800 — 1914. Cambridge, 1985. Работа того же автора An Historical Geography of Europe. New York, 1990 не заслуживает внимания ввиду ненадежности приводимых в ней данных. Рассмотрение географии неизбежно приводит к изучению карт и атласов, обязательному для понимания пространствен­ных аспектов экономического развития. Существует множество хороших исторических атласов, лучшим из них, возможно, является The Times Atlas of World History / G.Barraclough (ed.). London, 1979.

Выдающейся аналитической работой, посвященной взаимосвязи между ресурсами, технологиями и институтами и имеющей много общего с данной книгой, является книга Jones E.L. The European Miracle: Environ­ments, Economies and Geopolitics in the History of Europe and Asia. 2^nd ed. Cambridge, 1987. Также следует настоятельно рекомендовать книгу того же автора Growth Recurring: Economic Change in World History. Oxford,

1988.

Технология. Наиболее амбициозным и всеобъемлющим собранием статей, посвященных технологии (хотя и не без изъянов) является книга A History of Technology / Ch.Singer (ed.). 7 vols. Oxford, 1954-1978. Работа несколько меньшего масштаба — Kranzberg M., Pursel C.W., Jr. Technology in Western Civilisation. 2 vols. Madison, WI, 1967, предназна­ченная специально для студентов начальных курсов. Среди лучших пос­ледних работ на эту тему можно назвать исследования Basalla G. The Evolution of Technology. Cambridge, 1988, Girifalco L.A. Dynamics of Technological Change. New York, 1991, Mokyr J. The Lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress. New York, 1990 и Расеу A.

509

Technology in World Civilisation. Cambridge, MA, 1990. Также заслужи­вает внимания относительно небольшая книга Mokyr J. Twenty-Five Cen­turies of Technological Change: An Historical Survey. New York, 1990. Две книги, основанные на телевизионном сериале ВВС (обе прекрасно иллю­стрированные), касаются «технологий и последствий их использования»: Bronovsky J. The Ascent of Man. London, 1975 и Burke J. Connections. Boston, 1978. Исследованием фундаментальной важности для истории технологии является работа Usher A.P. A History of Mechanical Inven­tions. Cambridge, MA, 1976, в которой излагается теория изобретений. Книга Rosenberg N. Perspectives on Technology. Cambridge, 1976 пред­ставляет собой сборник эссе одного из ведущих специалистов по эконо­мике технологических изменений.

Институты. Нелегко определить, какие издания поместить в раздел истории институтов — не потому, что их мало, а потому, что их очень много, как много и различных подходов к соответствующей проблемати­ке. С точки зрения экономиста, нельзя сделать ничего лучшего, как на­чать с небольшой классической книги Hicks J. A Theory of Economic His­tory. Oxford, 1969. С другой — антропологической — точки зрения, тот же вопрос рассматривается в книгах Kroeber A.L. Anthropology (перера­ботанное издание - New York, 1948), а также Kroeber A.L. Anthropolo­gist Looks at History. Berkeley, CA, 1963, в которых экономика помеща­ется в более широкий культурный контекст. Две работы Дугласа Норта имеют много общего с общей целью данной книги: North D. Structure and Change in Economic History. New York; London, 1981 и Норт Д. Инсти­туты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. Книга Ayers С. Theory of Economic Progress. Chapel Hill, NC, 1944; переизданная в 1978 г., на которую дается ссылка в главе 1, осве­щает «институциональную» точку зрения на взаимосвязь между экономи­кой и обществом. Существует множество других подходов, некоторые из которых упомянуты в библиографии для отдельных глав.