Александр Дюма Граф МонтеКристо
Скачать 3.16 Mb.
|
Глава 4ЗАГОВОРДанглар следил глазами за Эдмоном и Мерседес, пока они не скрылись за фортом св. Николая; потом он снова повернулся к своим собутыльникам. Фернан, бледный и дрожащий, сидел неподвижно, а Кадрусс бормотал слова какой-то застольной песни. — Мне кажется, — сказал Данглар Фернану, — эта свадьба не всем сулит счастье. — Меня она приводит в отчаяние, — отвечал Фернан. — Вы любите Мерседес? — Я обожаю ее. — Давно ли? — С тех пор как мы знаем друг друга; я всю жизнь любил ее. — И вы сидите тут и рвете на себе волосы, вместо того чтобы искать средства помочь горю! Черт возьми! Я думал, что не так водится между каталанцами. — Что же, по-вашему, мне делать? — спросил Фернан. — Откуда я знаю? Разве это мое дело? Ведь, кажется, не я влюблен в мадемуазель Мерседес, а вы ищите и обрящете, как сказано в Евангелии. — Я уж нашел было. — Что именно? — Я хотел ударить его кинжалом, но она сказала, что если с ним что-нибудь случится, она убьет себя. — Бросьте! Такие вещи говорятся, да не делаются. — Вы не знаете Мерседес. Если она пригрозила, так уж исполнит. — Болван! — прошептал Данглар. — Пусть она убивает себя, мне какое дело, лишь бы Дантес не был капитаном. — А прежде чем умрет Мерседес, — продолжал Фернан с твердой решимостью, — я умру. — Вот любовь-то! — закричал Кадрусс пьяным голосом. — Вот это любовь так любовь, или я ничего в этом не понимаю! — Послушайте, — сказал Данглар, — вы, сдается мне, славный малый, и я бы хотел, черт меня побери, помочь вашему горю, но… — Да, — подхватил Кадрусс, — говори. — Любезный, — прервал его Данглар, — ты уже почти пьян; допей бутылку, и ты будешь совсем готов. Пей и не мешайся в наши дела. Для наших дел надобно иметь свежую голову. — Я пьян? — вскричал Кадрусс. — Вот тоже! Я могу выпить еще четыре таких бутылки: это же пузырьки из-под одеколона! Папаша Памфил, вина! И Кадрусс стукнул стаканом по столу. — Так вы говорите… — сказал Фернан Данглару, с жадностью ожидая окончания прерванной фразы. — Я уж не помню, что говорил. Этот пьяница спутал все мои мысли. — Ну и пусть пьяница; тем хуже для тех, кто боится вина; у них, верно, дурные мысли, и они боятся, как бы вино не вывело их наружу. И Кадрусс затянул песенку, бывшую в то время в большой моде: Все злодеи — водопийцы, Что доказано потопом. — Вы говорили, — продолжал Фернан, — что хотели бы помочь моему горю, но, прибавили вы… — Да. Но чтобы помочь вашему горю, надо помешать Дантесу жениться на той, которую вы любите, свадьба, по-моему, легко может не состояться и без смерти Дантеса. — Только смерть может разлучить их, — сказал Фернан. — Вы рассуждаете, как устрица, друг мой, — прервал его Кадрусс, — а Данглар у нас умник, хитрец, ученый, он докажет вам, что вы ошибаетесь. Докажи, Данглар. Я поручился за тебя. Докажи, что Дантесу не нужно умирать; притом жалко будет, если Дантес умрет. Он добрый малый, я люблю Дантеса. За твое здоровье, Дантес! Фернан, досадливо махнув рукой, встал из-за стола. — Пусть его, — сказал Данглар, удерживая каталанца, — он хоть пьян, а не так далек от истины. Разлука разделяет не хуже смерти; представьте себе, что между Дантесом и Мерседес выросла тюремная стена; она разлучит их точно так же, как могильный камень. — Да, но из тюрьмы выходят, — сказал Кадрусс, который, напрягая остатки соображения, цеплялся за разговор, — а когда человек выходит из тюрьмы и когда он зовется Эдмон Дантес, то он мстит. — Пусть! — прошептал Фернан. — Притом же, — заметил Кадрусс, — за что сажать Дантеса в тюрьму? Он не украл, не убил, не зарезал… — Замолчи! — прервал его Данглар. — Не желаю молчать! — сказал Кадрусс. — Я желаю, чтобы мне сказали, за что сажать Дантеса в тюрьму. Я люблю Дантеса. За твое здоровье, Дантес! И он осушил еще стакан вина. Данглар посмотрел в окончательно посоловевшие глаза портного и, повернувшись к Фернану, сказал: — Теперь вы понимаете, что нет нужды убивать его? — Разумеется, не нужно, если только, как вы говорите, есть средство засадить Дантеса в тюрьму. Но где это средство? — Если хорошенько поискать, так найдется, — сказал Данглар. — А впрочем, — продолжал он, — чего ради я путаюсь в это дело? Ведь меня оно не касается. — Не знаю, касается ли оно вас, — вскричал Фернан, хватая его за руку, — но знаю, что у вас есть причины ненавидеть Дантеса. Кто сам ненавидит, тот не ошибается и в чужом чувстве. — У меня причины ненавидеть Дантеса? Никаких, даю вам слово. Я видел, что вы несчастны, и ваше горе возбудило во мне участив, вот и все. Но если вы думаете, что я стараюсь для себя, тогда прощайте, любезный друг, выпутывайтесь из беды, как знаете. Данглар сделал вид, что хочет встать. — Нет, останьтесь! — сказал Фернан, удерживая его. — Не все ли мне равно в конце концов, ненавидите вы Дантеса или нет. Я его ненавижу и не скрываю этого. Найдите средство, и я все исполню; только не смерть, потому что Мерседес сказала, что она умрет, если убьют Дантеса. Кадрусс, опустивший голову на стол, поднял ее и посмотрел тяжелым и бессмысленным взглядом на Фернана и Данглара. — Убьют Дантеса! — сказал он. — Кто собирается убить Дантеса? Не желаю, чтобы его убивали. Он мне друг, еще сегодня утром он предлагал поделиться со мной деньгами, как поделился с ним я. Не желаю, чтобы убивали Дантеса! — Да кто тебе говорит, что его хотят убить, дурак! — прервал Данглар. — Мы просто шутим. Выпей за его здоровье, — продолжал он, наполняя стакан Кадрусса, — и оставь нас в покое. — Да, да, за здоровье Дантеса! — сказал Кадрусс, выпивая вино. — За его здоровье!.. За его здоровье!.. Вот!.. — Но… средство?.. средство? — спрашивал Фернан. — Так вы еще не нашли его? — Нет, ведь вы взялись сами… — Это правда, — сказал Данглар. — У французов перед испанцами то преимущество, что испанцы обдумывают, а французы придумывают. — Ну, так придумайте! — нетерпеливо крикнул Фернан. — Человек! — крикнул Данглар. — Перо, чернил и бумаги! — Перо, чернил и бумаги? — пробормотал Фернан. — Да, я бухгалтер: перо, чернила и бумага — мои орудия, без них я ничего не могу сделать. — Перо, чернил и бумаги! — крикнул в свою очередь Фернан. — На том столе, — сказал трактирный слуга, указывая рукой. — Так подайте сюда. Слуга взял перо, чернила и бумагу и принес их в беседку. — Как подумаешь, — сказал Кадрусс, ударяя рукой по бумаге, — что вот этим вернее можно убить человека, чем подкараулив его на опушке леса! Недаром я пера, чернил и бумаги всегда боялся больше, чем шпаги или пистолета. — Этот шут не так еще пьян, как кажется, — заметил Данглар. — Подлейте ему, Фернан. Фернан наполнил стакан Кадрусса, и тот, как истый пьяница, отнял руку от бумаги и протянул ее к стакану. Каталанец подождал, пока Кадрусс, почти сраженный этим новым залпом, не поставил или, вернее, не уронил стакан на стол. — Итак? — сказал каталанец, видя, что последние остатки рассудка Кадрусса утонули в этом стакане. — Итак, — продолжал Данглар, — если бы, например, после такого плавания, какое совершил Дантес, заходивший в Неаполь и на остров Эльба, кто-нибудь донес на него королевскому прокурору, что он бонадартистский агент… — Я донесу! — живо вскричал каталанец. — Да, но вам придется подписать донос, вас поставят на очную ставку с тем, на кого вы донесли. Я, разумеется, снабжу вас всем необходимым, чтобы поддерживать обвинение, но Дантес не вечно будет в тюрьме. Когда-нибудь он выйдет оттуда, и тогда горе тому, кто его засадил! — Мне только и нужно, чтобы он затеял со мною ссору. — А Мерседес? Мерседес, которая возненавидит вас, если вы хоть пальцем тронете ее возлюбленного Эдмона! — Это верно, — сказал Фернан. — Нет, нет, — продолжал Данглар, — если уж решаться на такой поступок, то лучше всего просто взять перо, вот так, обмакнуть его в чернила и написать левой рукой, чтобы не узнали почерка, маленький доносец следующего содержания. И Данглар, дополняя наставление примером, написал левой рукой косыми букве-ми, которые не имели ничего общего с его обычным почерком, следующий документ, который и передал Фернану. Фернан прочел вполголоса: — «Приверженец престола и веры уведомляет господина королевского прокурора о том, что Эдмон Дантес, помощник капитана на корабле „Фараон“, прибывшем сегодня из Смирны с заходом в Неаполь и Порто-Феррайо, жнея от Мюрата письмо к узурпатору, а от узурпатора письмо к бонапартистскому комитету в Париже. Если он будет задержан, уличающее его письмо будет найдено при нем, или у его отца, или в его каюте на «Фараоне». — Ну вот, — сказал Данглар, — это похоже на дело, потому что такой донос никак не мог бы обернуться против вас самих, ж все пошло бы само собой. Оставалось бы только сложить письмо вот так и надписать: «Господину королевскому прокурору». И все было бы кончено. И Данглар, посмеиваясь, написал адрес. — Да, все было бы кончено, — закричал Кадру ее, который, собрав последние остатки рассудка, следил за чтением письма и инстинктивно чувствовал, какие страшные последствия мог иметь подобный донос, — да, все было бы кончено, но это было бы подло! И он протянул руку, чтобы взять письмо. — Именно потому, — отвечал Данглар, отодвигая (от него письмо, — все, что я говорю, и все, что я делаю, это только шутка, и я первый был бы весьма огорчен, если бы что-нибудь случилось с нашим славном Дантесом. Посмотри! Он взял письмо, скомкал его и бросил в угол беседки. — Вот это дело! — сказал Кадрусс. — Дантес — мой друг, и я не хочу, чтобы ему вредили. — Да кто же думает ему вредить! Уж верно не я и не Фернан! — сказал Данглар, вставая и посматривая на каталанца, который искоса поглядывал на бумагу брошенную в угол. — В таком случае, — продолжал Кадрусс, — еще вина! Я хочу выпить за здоровье Эдмона и прекрасной Мерседес. — Ты и так уж слишком много пил, бражник, — сказал Данглар, — и если еще выпьешь, то тебе придется заночевать здесь, потому что ты не сможешь держаться на йогах. — Я? — с пьяным хвастовством сказал Кадрусс, поднимаясь. — Я не могу держаться на ногах? Бьюсь об заклад, что взберусь на Аккульскую колокольню и даже не покачнусь. — Хорошо, — прервал Данглар, побьемся об заклад, но только завтра. А сегодня пора домой. Дай мне руку и пойдем. — Пойдем, — отвечал Кадрусс, — но мне не требуется твоей руки. А ты идешь, Фернан? Идешь с нами в Марсель? — Нет, — сказал Фернан, — я пойду домой, в Каталаны. — Надраено; пойдем с нами в Марсель, пойдем. — Мне незачем в Марсель, я не хочу туда. — Как ты сказал? Не хочешь?.. Ну, ладно, как хочешь! Вольному воля… Пойдем, Данглар, а этот господин пусть идет в Каталаны, если ему угодно. Данглар воспользовался уступчивостью Кадрусса и повел его по марсельской дороге. Но только, чтобы оставить Фернану более короткий и удобный путь, он пошел не вдоль набережной Рив-Нев, а к воротам Сен-Виктор. Кадрусс, шатаясь, следовал за ним, повиснув у него на руке. Пройдя шагов двадцать, Данглар обернулся и увидел, как Фернан бросился к измятому письму, схватил его и, выскочив из беседки, побежал к городу. — Что же он делает? — сказал Кадрусс. — Он соврал: сказал, что пойдет в Каталаны, а сам идет в город. Эй, Фернан! Ты не туда идешь, приятель! — Это у тебя в глазах мутится, — прервал Данглар, — он идет прямо к Старой Больнице. — Правда? — сказал Кадрусс. — А я бы поклялся, что он свернул направо… Верно говорят, что вино-предатель. — Дело как будто на мази, — прошептал Данглар, — теперь уж оно пойдет само собой. |