Александр Дюма Граф МонтеКристо
 Скачать 3.16 Mb.
|
Глава 14ХЛЕБ И СОЛЬГоспожа де Морсер прошла со своим спутником под зеленые своды липовой аллеи, которая вела к теплице. — В гостиной было слишком жарко, не правда ли, граф? — сказала она. — Да, сударыня, и ваша мысль открыть все двери и ставни — прекрасная мысль. Говоря эти слова, граф заметил, что рука Мерседес дрожит. — А вам не будет холодно в этом легком платье, с одним только газовым шарфом на плечах? — сказал он. — Знаете, куда я вас веду? — спросила графиня, не отвечая на вопрос. — Нет, сударыня, — ответил Монте-Кристо, — по, как видите, я не противлюсь. — К оранжерее, что виднеется там, в конце этой аллеи. Граф вопросительно взглянул на Мерседес, но она молча шла дальше, и Монте-Кристо тоже молчал. Они дошли до теплицы, полной превосходных плодов, которые к началу июля уже достигли зрелости в этой температуре, рассчитанной на то, чтобы заменить солнечное тепло, такое редкое у нас. Графиня отпустила руку Монте-Кристо и, подойдя к виноградной лозе, сорвала гроздь муската. — Возьмите, граф, — сказала ода с такой печальной улыбкой, что, казалось, на глазах у нее готовы выступить слезы. — Я знаю, наш французский виноград не выдерживает сравнения с вашим сицилианским или кипрским, но вы, надеюсь, будете снисходительны к нашему бедному северному солнцу. Граф поклонился и отступил на шаг. — Вы мне отказываете? — сказала Мерседес дрогнувшим голосом. — Сударыня, — отвечал Монте-Кристо, — я смиренно прошу у вас прощения, но я никогда не ем муската. Мерседес со вздохом уронила гроздь. На соседней шпалере висел чудесный персик, выращенный, как и виноградная лоза, в искусственном тепле оранжереи. Мерседес подошла к бархатистому плоду и сорвала его. — Тогда возьмите этот персик, — сказала она. Но граф снова повторил жест отказа. — Как, опять! — сказала она с таким отчаянием в голосе, словно подавляла рыдание. — Право, мне не везет. Последовало долгое молчание; персик, вслед за гроздью, упал на песок. — Знаете, граф, — сказала, наконец, Мерседес, с мольбой глядя на Монте-Кристо, — есть такой трогательный арабский обычай: те, что вкусили под одной кровлей хлеба и соли, становятся навеки друзьями. — Я это знаю, сударыня, — ответил граф, — но мы во Франции, а не в Аравии, а во Франции не существует вечной дружбы, так же как и обычая делить хлеб и соль. — Но все-таки, — сказала графиня, дрожа и глядя прямо в глаза Монте-Кристо, и почти судорожно схватила обеими руками его руку, — все-таки мы друзья, не правда ли? Вся кровь прихлынула к сердцу графа, побледневшего, как смерть, затем бросилась ему в лицо и на несколько секунд заволокла его глаза туманом, как бывает с человеком, у которого кружится голова. — Разумеется, сударыня, — отвечал он, — почему бы нам не быть друзьями? Этот тон был так далек от того, чего жаждала Мерседес, что она отвернулась со вздохом, более похожим на стон. — Благодарю вас, — сказала она. И она пошла вперед. Они обошли весь сад, не проронив ни слова. — Граф, — начала вдруг Мерседес, после десятиминутной молчаливой прогулки, — правда ли, что вы много видели, много путешествовали, много страдали? — Да, сударыня, я много страдал, — ответил Монте-Кристо. — Но теперь вы счастливы? — Конечно, — ответил граф, — ведь никто не слышал, чтобы я когда-нибудь жаловался. — И ваше нынешнее счастье смягчает вашу душу? — Мое нынешнее счастье равно моим прошлым несчастьям. — Вы не женаты? — Женат? — вздрогнув, переспросил Монте-Кристо. — Кто мог вам это сказать? — Никто не говорил, но вас несколько раз видели в Опере с молодой и очень красивой женщиной. — Это невольница, которую я купил в Константинополе, дочь князя, которая стала моей дочерью, потому что на всем свете у меня нет ни одного близкого человека. — Значит, вы живете одиноко? — Одиноко. — У вас нет сестры… сына… отца? — Никого. — Как вы можете так жить, не имея ничего, что привязывает к жизни? — Это произошло не по моей вине, сударыня. Когда я жил на Мальте, я любил одну девушку и должен был на ней жениться, но налетела война и умчала меня от нее, как вихрь. Я думал, что она достаточно любит меня, чтобы ждать, чтобы остаться верной даже моей могиле. Когда я вернулся, она была уже замужем. Это обычная история каждого мужчины старше двадцати лет. Быть может, у меня было более чувствительное сердце, чем у других, и я страдал больше, чем страдал бы другой на моем месте, вот и все. Графиня приостановилась, словно ей не хватило дыхания. — Да, — сказала она, — и эта любовь осталась лежать камнем на вашем сердце… Любишь по-настоящему только раз в жизни… И вы не виделись больше с этой женщиной? — Никогда. — Никогда! — Я больше не возвращался туда, где она жила. — На Мальту? — Да, на Мальту. — Она и теперь на Мальте? — Вероятно. — И вы простили ей ваши страдания? — Ей — да. — Но только ей; вы все еще ненавидите тех, кто вас с ней разлучил? — Нисколько. За что мне их ненавидеть? Графиня остановилась перед Монте-Кристо; в руке она все еще держала обрывок ароматной грозди. — Возьмите, — сказала она. — Я никогда не ем муската, сударыня, — ответил Монте-Кристо, как будто между ними не было никакого разговора на эту тему. Графиня жестом, полным отчаяния, отбросила кисть винограда в ближайшие кусты. — Непреклонный! — прошептала она. Монте-Кристо остался столь же невозмутим, как если бы этот упрек относился не к нему. В эту минуту к ним подбежал Альбер. — Матушка, — сказал он, — большое несчастье! — Что такое? Что случилось? — спросила графиня, выпрямляясь во весь рост, словно возвращаясь от сна к действительности. — Несчастье, ты говоришь? В самом деле, теперь должны начаться несчастья! — Приехал господин де Вильфор. — И что же? — Он приехал за женой и дочерью. — Почему? — В Париж прибыла маркиза де Сен-Меран и привезла известие, что маркиз де Сен-Меран умер на пути из Марселя, на первой остановке. Госпожа де Вильфор была так весела, что долго не могла понять и поверить; но мадемуазель Валентина при первых же словах, несмотря на всю осторожность ее отца, все угадала; этот удар поразил ее, как громом, и она упала в обморок. — А кем маркиз де Сен-Меран приходится мадемуазель Валентине де Вильфор? — спросил граф. — Это ее дед по матери. Он ехал сюда, чтобы ускорить брак своей внучки с Францем. — Ах, вот как! — Теперь Францу придется подождать. Жаль, что маркиз де Сен-Меран не приходится также дедом мадемуазель Данглар! — Альбер, Альбер! Ну, что ты говоришь? — с нежным упреком сказала г-жа де Морсер. — Он вас так уважает, граф, скажите ему, что так не следует говорить! Она отошла на несколько шагов. Монте-Кристо взглянул на нее так странно, с такой задумчивой и восторженной нежностью, что она вернулась назад. Она взяла его руку, сжала в то же время руку сына и соединила их. — Мы ведь друзья, правда? — сказала она. — Я не смею притязать на вашу дружбу, сударыня, — сказал граф, — но во всяком случае я ваш почтительнейший слуга. Графиня удалилась с невыразимой тяжестью на сердце; она не отошла и десяти шагов, как граф увидел, что она поднесла к глазам платок. — У вас с матушкой вышла размолвка? — удивленно спросил Альбер. — Напротив, — ответил граф, — ведь она сейчас при вас сказала, что мы друзья. И они вернулись в гостиную, которую только что покинула Валентина и супруги де Вильфор. Моррель, понятно, вышел вслед за ними. |