Андрей Владимирович Курпатов Счастлив по собственному желанию. 12 шагов к душевному здоровью
 Скачать 1.74 Mb.
|
|
№ 2 Если у вас скопилось несколько неразрешѐнных дел и вы не знаете, с чего начать, не пытайтесь заниматься сразу всем подряд. Определитесь с главным приоритетом, осознайте, что вы должны сделать обязательно, причѐм в первую очередь, и чем скорее, тем лучше. Попытайтесь понять, от чего зависит решение главных вопросов. Научитесь классифицировать ваши проблемы по следующим четырѐм группам : – жизненно важная (это и есть главный приоритет); – решение которых может быть отложено, и это не приведѐт к нежелательным и непоправимым последствиям; – решение которых может произойти без вашего участия, если, разумеется, их можно отложить; – которые в принципе не могут быть решены вами. Решать все эти проблемы нужно именно в указанном порядке (четвѐртая группа проблем, как вы понимаете, вовсе не должна вас волновать; при необходимости сделайте все от себя зависящее, но не стремитесь к результату, достичь который вашими силами невозможно). Не забывайте, что ваш выбор непременно должен совпадать с вашими возможностями. И не принимайтесь за решение тех проблем, которые не могут быть решены в данной ситуации, в данный промежуток времени и имеющимися у вас силами и средствами. Если вы оказываетесь в ситуации, когда важная и насущная проблема не может быть вами решена, переключитесь на менее значимое дело. Дайте себе установку не беспокоиться о том, что в данный момент сделать невозможно. Не пытайтесь решать несколько проблем сразу. Запомните правило: последовательность и полнота. Дела должны решаться последовательно с вашей полной самоотдачей. Научитесь сосредотачивать все свои силы на решаемой проблеме, не распыляясь на дела, которые вы можете сделать позже. Все ваши мысли должны принадлежать решаемой проблеме, а не всей совокупности тех дел, которые вам необходимо сделать. № 3 Если вы чувствуете, что устаѐте сверх меры, или ощущаете какой-то смутный дискомфорт, может быть, осознаете, что ваша деятельность по не вполне понятным причинам оказалась парализована, отыщите не законченную, но «прикрытую» ситуацию. Какая проблема вами не решена? Где использована полумера? В какой сфере вашей деятельности вы чувствуете, что пробуксовываете? Какая проблема зависла и при этом потеряла свою актуальность, но не была при этом решена? Ответив себе на эти вопросы, вы поймѐте, что должны сделать. Цель же этого действия состоит в том, чтобы избавить вас от бесполезной траты сил на удерживание того, что уже отмирает или умерло полностью. Вы сможете осознать, где вы пытаетесь, образно говоря, склеить разбитую чашку, вместо того чтобы от неѐ избавиться, то есть, проще говоря, выбросить. После того как все это будет осознано вами, вернитесь к тому, что не закончили, но оставили в таком незавершѐнном виде. Любая ситуация должна быть именно завершена, а не «прикрыта». Используйте для этого все средства, вплоть до самых радикальных, но в разумных пределах, конечно. № 4 Если вы ощущаете упадок сил, если стоящие перед вами проблемы кажутся вам неразрешимыми, тяжѐлыми, даже неподъѐмными, воспользуйтесь следующим предложением, состоящим из четырех последовательных действий. Первый этап. Выберите время, чтобы вам никуда не нужно было спешить. Если вам не найти интервала в своѐм «рабочем графике», отмените все свои дела, встречи и на время позабудьте об обязанностях или перепоручите их кому-нибудь. Все равно, если вы не сделаете того, о чем пойдѐт сейчас речь, вам вряд ли придѐтся рассчитывать на достойную работоспособность и эффективность вашей деятельности. Поэтому не отказывайтесь от этой процедуры только потому, что вы не можете найти на неѐ время, если, конечно, вы испытываете необходимость в пополнении собственных сил. Итак, выберите время, попросите окружающих вас не беспокоить, можете отключить телефон и лягте на свою постель. Второй этап. Дайте себе зарок подавлять всякие попытки начать любого вида деятельность, в том числе умственную. Лежите неподвижно, подавляя даже движение глаз. Отслеживайте появляющиеся цели, требующие своего исполнения (от малейшего желания повернуться в постели до необходимости заняться каким-нибудь важным делом или продумать какой-нибудь из своих планов). Единственное, что вы можете себе позволить, это максимально полно расслабиться, погрузиться в «здесь и сейчас», избавиться от любых прогнозов и «быть третьим». Если желания предпринять какие-то действия будут все-таки возникать, а это непременно произойдѐт, «отпускайте» свои желания на волю без собственного сопровождения. Станьте безучастным свидетелем своих порывов, смотрите на них со стороны, с позиции третьего, как на нечто вам не интересное и совершенно чуждое. Если необходимо, укрепите себя мыслью, что вам нужно набраться сил, а единственная возможность достичь этого – не тратить их. Вам также категорически запрещается думать таким образом: «Вот я сейчас отлежусь, отдохну и займусь тем, что сейчас приходит мне в голову». Вы, напротив, должны отпускать свои желания, дать им свободу делать то, что они хотят, но без вашего участия. На третьем этапе этой процедуры сохраняйте полное спокойствие и неподвижность, будучи «безучастным свидетелем». Ничего не ждите и ни на что не надейтесь, просто будьте «здесь и сейчас», причѐм в позиции третьего. Почувствуйте свою свободу от понукающих вас обычно порывов и желаний. Лежите и ровным счѐтом ничего не делайте. Четвѐртый этап наступит или после погружения в сон, или после того как вы внезапно, но полно и явственно ощутите прилив сил и энергии. Только после того, как вы почувствуете, что ваши силы сконцентрировались, собрались в единое целое, да и вы сами обрели целостность и полноту, прежде утраченную из-за перерасхода сил, приступайте к той деятельности, которая является вашим главным приоритетом и действительно требует вашего участия. Старайтесь не экономить время для этой процедуры и обязательно применяйте еѐ всякий раз перед тем, как решитесь принять какое-то важное для вас решение или сделать какую-то ответственную и требующую полной самоотдачи работу. № 5 Если вы не можете расстаться со своим прошлым, если события, произошедшие в вашей жизни, не дают вам жить настоящим, постоянно напоминают о себе и навевают чувства тоски и уныния, попытайтесь применить к своему прошлому три заветные буквы «П». Попытайтесь понять, что происшедшее произошло и уже не может стать другим, что случилось, то случилось и его не изменить. Попытайтесь простить своѐ прошлое, может быть, вам следует простить кого-то из своих близких, кого-то, кого вы любили или до сих пор любите; может быть, вам следует просто простить своѐ прошлое за ту боль, которую оно принесло вам; а может быть, вам следует простить себя. Прощение принесѐт вам успокоение. И тогда вам остаѐтся только принять своѐ прошлое. Принять – это не осуждать и не оценивать, а согласиться и не сопротивляться случившемуся. Примите своѐ прошлое для того, чтобы открыть для себя будущее, получить на него право и отдаться тому, что ждѐт, а не тем переживаниям, которые уже случились и, возможно, ранили вас. Десятый шаг. «Язык мой – враг мой» (или о том, как языковые игры превращаются в языковые путы) Язык и речь, вне всякого сомнения, – величайшее чудо природы, и они заслуживают всяческого к себе уважения. Посмотрите вокруг: на достижения науки и искусства, на чудеса техники, на города-мегаполисы. Все это благодаря языку, ведь именно он научил человека мыслить и даже в какой-то мере чувствовать. Ведь стихи, музыка и многие другие проявления духа были бы невозможны без слова и без языка. И на это я никоим образом не посягаю, прошу понять меня правильно. А теперь приглядитесь к своим психологическим проблемам. Да, их появлению вы тоже в значительной степени обязаны слову. Чувствуете трудолюбивую руку нашего глубокоуважаемого языка? Он трудится над созданием психологических проблем как пчѐлка! Пока вам придѐтся поверить мне на слово, а когда наступит время доказательств, я не утаю их от вас. Речь – хорошая штука, но невроз – это почти обязательное еѐ осложнение. Начнѐм с самого простого. Рассмотрим язык как средство оправдания неадекватного поведения. Все мы время от времени поступаем неадекватно, или, как ещѐ бы сказали психологи, иррационально, то есть глупо, иными словами. И тут нечего стесняться, поскольку от этого не убережѐшься. Неадекватность, в конце концов, оборотная сторона адекватности, так что стыдиться действительно нечего, а чем больше вы пытаетесь уберечь себя от неадекватности, тем большую оплошность можете допустить. Но признаем ли мы свои просчѐты? Редко и, как известно, с большой неохотой. Как ведѐт себя человек, который поступил дурно и понял это? Он начинает оправдываться. Ведь так? Зачем он это делает? Чтобы размежеваться со своим проступком, снять с себя ответственность, оправдать свою иррациональность или недопустимую халатность. Если это ему удастся, как он поступит в следующий раз? Ощутит ли он должную вину за проступок, извлечѐт ли нужный урок, сделает ли необходимые выводы? Или, напротив, сможет осознать свою невиновность (если он действительно не виноват), успев прежде того оправдаться? Вряд ли. Мы не только не умеем учиться на чужих ошибках, но и свои-то нас не всегда учат. А почему? «Язык мой – враг мой», – вот что я вам скажу, ведь оправдание оказывается своеобразным довеском неадекватности. Не было бы языка, нам бы не пришлось оправдывать свои ошибки, утверждая и обосновывая их неизбежность. Не стали бы мы также защищать свою правоту, которая от оправданий приобретает поразительное сходство с ошибкой. Итак, язык может служить нам средством как защищающим иррациональность и безответственность, так и наказывающим невиновного. Таким образом, язык не только не защищает нас от неадекватности и ошибок, а, напротив, зачастую порождает их. Если человек делает что-то не так, он не сможет изменить стиль своего поведения до тех пор, пока не поймѐт, что поступает неверно. Но как это сделать, если на словах все нелепое и ошибочное объяснено и обосновано? Чтобы не показаться голословным, приведу пример. Женщина 45 лет страдает от страха перед сердечным приступом в метро. Я спрашиваю еѐ: «Почему вы считаете, что в метро у вас непременно случится приступ, а на улице вы его совсем не боитесь?» – «Потому что метро под землѐй, а значит, воздуха меньше», – отвечает она мне. Есть логика? Вроде бы очень логично, но ведь полный абсурд! Следующий вопрос: «Ну, а если даже и случится приступ в метро, что в этом такого? Какая разница? В чем специфика? Ведь, по идее, точно такой же приступ может произойти и на улице, и в наземном транспорте, почему вы боитесь приступа только в метро?» И она так же спокойно, с чувством полной уверенности в своих словах отвечает: «Да, может быть приступ вполне обычный, хотя это и не доказано. Но если он случится в вагоне метро, когда поезд застрянет между станциями, то ведь оттуда будет не выйти, да и на помощь никто не придѐт!» Логично? Очень логичная бессмыслица. Логика – это искусство ошибаться с уверенностью в своей правоте. Дж. У. Крач Идѐм дальше, спрашиваю: «А почему в таком случае вы так боитесь приступа и на перроне?» – «На перроне много народу. Начнут суетиться, блузку расстѐгивать, зеваки набегут, наступят, оскорбят», – она ещѐ долго продолжает развивать свои доводы. И внешне все, что она говорит, представляется очень убедительным. Только вот к функционированию сердечно-сосудистой системы это ровным счѐтом не имеет никакого отношения, так что остаѐтся совершенно непонятным, при чем тут сердечный приступ. Какое он имеет ко всему этому отношение? Что ж, сейчас поясню. А отношение самое прямое. Страх сам по себе иррационален, ведь, по сути дела (если смотреть объективно), невротику бояться нечего и незачем, но человек боится. Как вы думаете, нужно найти этому страху объяснение? Нужно, в противном случае начинает казаться, что он просто сходит с ума, а это ощущение не из приятных, и поэтому он все-таки «находит» объяснение. Пусть оно лишено всякого смысла, но ведь это в значительной степени успокаивает, неизвестность всегда во сто крат ужаснее неопределѐнности. Нам действительно свойственно бояться всего неизвестного, а объяснение создаѐт иллюзию известности. Определѐнность, какой бы она ни была, лучше неопределѐнности. Если же невротик действительно осознает, что его страх не имеет под собой никакого реального основания, он чувствует себя в дурацком положении, это заставляет его пойти на конфронтацию с собственным страхом, но это пугает его ещѐ больше. А потому человек начинает судорожно подыскивать под свой беспричинный страх более или менее убедительную причину, а после под причину – доказательства и объяснения. И как только он найдѐт их, то сразу успокоится и перестанет сопротивляться своей беде, своему неврозу, сложит руки и будет покорно мучиться, сетуя на свою тяжѐлую долю. Поэтому я и говорю, что объяснение – это лучший «тюремщик». Объяснения не облегчают понимания. Фредерик Пѐрлз Угроза сердечного приступа или разрыва аорты у большинства моих пациентов мнимая. Но для них она более «вещественна», чем страх, не имеющий под собой никаких видимых оснований. Кроме того, если ты «знаешь», что у тебя возможен сердечный приступ или разрыв аорты, ты можешь избежать каких-то ситуаций, которые, по твоему мнению, могут к ним привести (вот почему мои пациенты не ездят в метро и постоянно измеряют своѐ артериальное давление и частоту пульса), а значит, как бы избегаешь страха. Но это лишь иллюзия, хотя и очень убедительная. У так называемого беспричинного страха, конечно, есть своя причина, но это не сердечный приступ и не разрыв аорты. Каждую минуту реально подстерегает эта опасность миллионы людей, но они не испытывают такого страха, а те, кто соматически совершенно здоров, боятся этого как огня. Но истинная причина «беспричинного» страха глубоко скрыта в подсознании, она имеет психологические корни, именно поэтому и проявляет себя в виде страха, а не сердечным приступом, например. Невротик боится неизвестности больше любого другого человека оттого, что он в себе неуверен. Причѐм его неуверенность в себе закономерна: как можно верить в себя, если ты смутно понимаешь, что в тебе есть что-то, что от тебя не зависит, но может тобою управлять, например, страх, возникающий самопроизвольно, без всякой видимой на то причины. А поэтому ему очень нужно найти объяснение своим симптомам, и он ищет, причѐм даже уже не правды, а хотя бы правдоподобности – только бы не мучиться от страха неизвестности, не балансировать над пропастью, найти хоть какой-нибудь, пусть даже и болезненный, покой и определѐнность. Такое объяснение позволяет ему жить с его страхом. Жить-поживать, невроз наживать. Запомните, что любое объяснение, которое вы придумываете (путь даже не преднамеренно), чтобы оправдать собственную неадекватность, иррациональный страх, беспричинное чувство вины или совершѐнную ошибку, ведѐт прямиком к неврозу. В этом смысле невротик – это человек, разучившийся быть честным с самим собой. Страх, тревога, депрессия, неизвестность – это пытка; и невротик начинает врать себе, полагая, что это ложь во спасение, но оказывается совсем наоборот. Таким образом, он только обезоруживает себя перед лицом своих проблем, он смиряется с ними и утрачивает последние силы, необходимые ему для борьбы. Эта ложь – настоящее предательство по отношению к самому себе, так что это не только самообман, это ещѐ и самопредательство . Мы боимся признать, что у нашего страха нет внешних причин, не решаемся взять на себя ответственность за свой страх, и от этого наша неуверенность только увеличивается. Поэтому следующую психотерапевтическую процедуру я предлагаю своим пациентам только после того, как они уже потенциально готовы к тому, чтобы расстаться со своим неврозом. В противном случае она не будет эффективной. Пациент будет цепляться за свой невроз и снова обращаться за помощью к своим лживым советникам, к объяснениям и интеллектуализации. Услужливый язык непременно примчится ему на помощь и тут же на пару с паралогичной логикой отыщет тысячу оснований для любой нелепости. Он парень не промах! Такой вот своеобразный психологический адвокат, клиент которого «всегда прав». Правда, играет он на стороне обвинения, но ведь его клиент об этом не знает, так что нечего и беспокоиться, его тылы прикрыты. А ваши? За вас в такой ситуации я, к сожалению, не готов поручиться. * * * Итак, что же я предлагаю своим пациентам, чтобы окончательно избавить их от невроза? Я просто спрашиваю, зачем они боятся. Удивлены? Покажу на примере. Мы уже семь занятий работали с пожилой пациенткой, которая страдала от разнообразных страхов, особенно страшно ей было оставаться одной в замкнутом помещении и умереть во сне. Стаж у этих кошмаров был уже почти пенсионный. Конечно, как это водится, каждый из них, даже самый нелепый, был заботливо укутан ею в десятки разумных объяснений, всему были найдены причины, доводы и основания. Хотя, как вы понимаете, при всей своей внутренней логике и связности эти адвокатские штучки не имели никакого отношения к здравому смыслу. Впрочем, сложно и представить, каким должен быть довод, чтобы объяснить причину, претендующую на разумность, по которой нельзя оставаться в пустой комнате. Но оставим это. Единственная сложность состоит в том, чтобы задать правильный вопрос. Фредерик Пѐрлз Когда после наших занятий она научилась большинству изложенных в этой книге психологических приѐмов, то смогла наконец отмежеваться от собственных страхов, дистанцироваться от них, хотя и продолжала время от времени отдаваться им. И вот одним прекрасным солнечным зимним днѐм, прогуливаясь с ней по парку, я спросил у неѐ: «А зачем вы боитесь?» Она тут же, не медля ни секунды, стала отвечать, как тараторит зазубренный урок девочка-отличница из пятого класса: «Как почему? – защищалась она. – Потому что сердечко шалит. А если никого рядом не окажется, что тогда?» Я прервал еѐ: «Я ведь не спрашиваю, „почему“ вы боитесь, а я спрашиваю, „зачем“ вы это делаете. Улавливаете разницу?» – «Не „почему“, а „зачем“, – я правильно вас поняла?» – уточнила она. «Именно», – подтвердил я. «Ну, потому что…» – послышалось в ответ, который я вновь вынужден был прервать. «Вы отвечаете мне со слов „потому что“, но я не спрашиваю вас „почему?“, я спрашиваю вас „зачем?!“». Она вдруг остановилась и задумалась. «А ведь и правда…» – удивилась она. «Зачем?» – повторила она это заветное словечко, и снова повисла пауза. О чем она думала в этот момент? Может быть, пыталась понять, что еѐ так тревожит? Или думала о будущем? Нет, я не думаю. Она искала ответ на категорично поставленный вопрос о смысле страха, о его целесообразности, о здравом смысле, в конце концов, и не находила его. Его и не могло быть! Поскольку страх, как и страдание вообще, лишены всякого смысла, мы об этом с вами уже говорили. А сейчас моей подопечной, которая прожила со своими тревогами не один десяток лет, предстояло это осознать. «Зачем я боюсь? Я не знаю…» – вымолвила она наконец и посмотрела на меня своими большими, красивыми, растерянно-недоуменными глазами. «Так что же это, получается незачем?» – спросил еѐ я. «Да, получается так», – продолжала искренне недоумевать моя пациентка. «А если незачем, значит, бессмысленно?» – уточнил я. «Получается, что так…» – она пожала плечами. «Так зачем вы боитесь?» – подвѐл я итог. «Ни за чем», – ответила она. «А сейчас боитесь?» – я посмотрел ей в глаза. «Нет», – в еѐ голосе звучала долгожданная, но неожиданная для неѐ самой уверенность. «А если сейчас я вас оставлю тут одну, минут на десять, испугаетесь?» – поинтересовался я. (Прежде этого времени, проведѐнного в одиночестве, ей было вполне достаточно для того, чтобы испытать паническую тревогу и затем на пару месяцев впасть в непробиваемую депрессию.) «Если подумать, зачем бояться, то, наверное, не буду», – здраво рассудила она. Так и получилось. Я оставил еѐ одну, а вернувшись через десять минут, обнаружил еѐ в полном здравии и в прекрасном расположении духа. «Я никак не могу понять, чего столько лет боялась, – сказала она мне. – Бессмыслица какая-то! Совсем ведь нестрашно». Какая разительная перемена произошла в ней за какие-то несколько минут! И суть еѐ заключалась в правде, которая стала доступна только тогда, когда язык замолчал. Когда он не смог ей ответить на простой до смешного вопрос: «Зачем страх?» – она стала свободна. Это был момент искренности с самой собой, признания себя как «субъекта права», а не его жертвы и не рабыни, как это было раньше. Это был момент истины. На следующий день результаты были ещѐ более впечатляющими. Она могла теперь спокойно оставаться одна в комнате, самостоятельно выходить на улицу, и впервые за долгие годы она спала с удовольствием. «Странно, как я могла раньше бояться, – сказала она мне при этой встрече, – совершенно бессмысленное, а главное, совершенно беспричинное занятие». Когда ею был осознан смысл, точнее отсутствие смысла еѐ эмоциональных реакций, исчез и весь ворох причин, объяснений и доводов, сотворѐнных языком и сопровождавших еѐ на протяжении многих лет жизни. Она прямо жалуется: нет причин и непонятно, чего боялась, то есть объяснения исчезли, а вместе с ними и все страхи моей подопечной. Вот потому я часто спрашиваю у своих пациентов: «Какая разница между вопросами „почему“ и „зачем“». Они не всегда сразу находят ответ, но после совместных рассуждений и анализа мы неизменно приходим к одному выводу: |