Собрание юмористических рассказов. Антон Павлович Чехов
 Скачать 6.42 Mb.
|
Моя беседа с Эдисоном(От нашего собственного корреспондента)Я был у Томаса Эдисона. Это очень милый, приличный малый. Все комнаты его завалены телефонами, микрофонами, фотофонами и прочими «фонами». – Я русский! – отрекомендовался я Эдисону. – Много наслышан о ваших талантах. Хотя ваши изобретения и не вошли еще в программу наших средне‑учебных заведений, но, тем не менее, ваше имя часто упоминается в газетных «смесях». – Очень рад, но предупреждаю вас, что дать вам денег взаймы, ей‑богу, не могу! – Я и не прошу! – сконфузился я от такого неожиданного афронта. – Вы извините, но я читал и слышал, что брать у всех взаймы – национальная особенность русских. – Помилуйте, что вы! Посидели, поболтали. – Ну, что изобрели хорошенького? – спросил я. – Чай, чертову пропасть наизобретали всякой всячины! Например, это что за висюлька? – Это гастрономофон… Вы ставите перед этим отверстием раскаленный уголь… закручиваете этот винтик, придавливаете эту штучку, отмыкаете ток и за сто, двести миль отсюда получаете отражение угля в увеличенном виде. На отражении вы можете варить и жарить все, что вам угодно… – Аааа… скажите! А это что такое? – Это вещь крайне необходимая для туристов. Рекомендую вашему вниманию. На наши деньги стоит рубль, на ваши – три рубля. Положим, вы уезжаете из России в Америку и оставляете дома жену. Путешествуете вы год, два, три… и чем вы можете поручиться, что дорогой вам не захочется иметь сына, которому вы могли бы оставить свое доброе имя? Тогда стоит только подойти к этой проволоке, проделать кое‑какие манипуляции, и на другой же день вы получаете телеграмму: сын родился! – Аааа… Но у нас, Томас Иваныч, это еще проще делается. Поедешь в Америку, а дома приятеля оставишь… Телеграммы, конечно, не получишь, но зато, когда домой возвратишься, найдешь у себя не одного, а трех‑четырех: здравствуйте, папаша! У нас один доктор был командирован за границу с ученою целью. Приезжает обратно, а у него девять дочек. – И что же? – И ничего! Объяснил себе как‑то по‑ученому: мерцательный эпителий, кровяное давление, то да се… А это что за мантифолия? – Это пластинка для расследования мыслей. Стоит только приложить ее ко лбу испытуемого, пустить ток – и тайны разоблачены… – Аааа… Впрочем, у нас это проще делается. Залезешь в письменный стол, распечатаешь письмо, два, три и – все, как на ладони! У нас бишопизм в сильном ходу! И таким образом я осмотрел все новые изобретения. Мои похвалы так понравились Эдисону, что, прощаясь со мной, он не вытерпел и сказал: – Ну, так и быть уж, бог с вами! Нате вам взаймы! Святая простота(Рассказ)К отцу Савве Жезлову, престарелому настоятелю Свято‑Троицкой церкви в городе П., нежданно‑негаданно прикатил из Москвы сын его Александр, известный московский адвокат. Вдовый и одинокий старик, узрев свое единственное детище, которого он не видал лет 12–15, с тех самых пор, как проводил его в университет, побледнел, затрясся всем телом и окаменел. Радостям и восторгам конца не было. Вечером в день приезда отец и сын беседовали. Адвокат ел, пил и умилялся. – А у тебя здесь хорошо, мило! – восторгался он, ерзая на стуле. – Уютно, тепло, и пахнет чем‑то этаким патриархальным. Ей‑богу, хорошо! Отец Савва, заложив руки назад и, видимо, ломаясь перед старухой‑кухаркой, что у него такой взрослый и галантный сын, ходил около стола и старался в угоду гостю настроить себя на «ученый» лад. – Такие‑то, брат, факты… – говорил он. – Вышло именно так, как я желал в сердце своем: и ты и я – оба по образованной части пошли. Ты вот в университете, а я в киевской академии кончил, да… По одной стезе, стало быть… Понимаем друг друга… Только вот не знаю, как нынче в академиях. В мое время сильно на классицизм налегали и даже древнееврейский язык учили. А теперь? – Не знаю. А у тебя, батя, бедовая стерлядь. Уже сыт, но еще съем. – Ешь, ешь. Тебе нужно больше есть, потому что у тебя труд умственный, а не физический… гм… не физический… Ты университант, головой работаешь. Долго гостить будешь? – Я не гостить приехал. Я, батя, к тебе случайно, на манер deus ex machina. Приехал сюда на гастроли, вашего бывшего городского голову защищать. Вероятно, знаешь, завтра у вас суд будет. – Тэк‑с… Стало быть, ты по судебной части? Юриспрудент? – Да, я присяжный поверенный. – Так… Помогай бог. Чин у тебя какой? – Ей‑богу, не знаю, батя. «Спросить бы о жалованье, – подумал отец Савва, – но по‑ихнему это вопрос нескромный… Судя по одежде и в рассуждении золотых часов, должно полагать, больше тысячи получает». Старик и адвокат помолчали. – Не знал я, что у тебя стерляди такие, а то бы я к тебе в прошлом году приехал, – сказал сын. – В прошлом году я тут недалеко был, в вашем губернском городе. Смешные у вас тут города! – Именно смешные… хоть плюнь! – согласился отец Савва. – Что поделаешь! Далеко от умственных центров… предрассудки. Не проникла еще цивилизация… – Не в том дело… Ты послушай, какой анекдот со мной вышел. Захожу я в вашем губернском городе в театр, иду в кассу за билетом, а мне и говорят: спектакля не будет, потому что еще ни одного билета не продано! А я и спрашиваю: как велик ваш полный сбор? Говорят, триста рублей! Скажите, говорю, чтоб играли, я плачу триста… Заплатил от скуки триста рублей, а как стал глядеть их раздирательную драму, то еще скучнее стало… Ха‑ха… Отец Савва недоверчиво поглядел на сына, поглядел на кухарку и хихикнул в кулак… «Вот врет‑то!» – подумал он. – Где же ты, Шуренька, взял эти триста рублей? – спросил он робко. – Как где взял? Из своего кармана, конечно… – Гм… Сколько же ты, извини за нескромный вопрос, жалованья получаешь? – Как когда… В иной год тысяч тридцать заработаю, а в иной и двадцати не наберется… Годы разные бывают. «Вот врет‑то! Хо‑хо‑хо! Вот врет! – подумал отец Савва, хохоча и любовно глядя на посоловевшее лицо сына. – Брехлива молодость! Хо‑хо‑хо… Хватил – тридцать тысяч!» – Невероятно, Сашенька! – сказал он. – Извини, но… хо‑хо‑хо… тридцать тысяч! За эти деньги два дома построить можно… – Не веришь? – Не то что не верю, а так… как бы этак выразиться… ты уж больно тово… Хо‑хо‑хо… Ну, ежели ты так много получаешь, то куда же ты деньги деваешь? – Проживаю, батя… В столице, брат, кусается жизнь. Здесь нужно тысячу прожить, а там пять. Лошадей держу, в карты играю… покучиваю иногда. – Это так… А ты бы копил! – Нельзя… Не такие у меня нервы, чтоб копить… (адвокат вздохнул). Ничего с собой не поделаю. В прошлом году купил я себе на Полянке дом за шестьдесят тысяч. Все‑таки подмога к старости! И что ж ты думаешь? Не прошло и двух месяцев после покупки, как пришлось заложить. Заложил и все денежки – фюйть! Овое в карты проиграл, овое пропил. – Хо‑хо‑хо! Вот врет‑то! – взвизгнул старик. – Занятно врет! – Не вру я, батя. – Да нешто можно дом проиграть или прокутить? – Можно не то что дом, но и земной шар пропить. Завтра я с вашего головы пять тысяч сдеру, но чувствую, что не довезти мне их до Москвы. Такая у меня планида. – Не планида, а планета, – поправил отец Савва, кашлянув и с достоинством поглядев на старуху‑кухарку. – Извини, Шуренька, но я сомневаюсь в твоих словах. За что же ты получаешь такие суммы? – За талант… – Гм… Может, тысячи три и получаешь, а чтоб тридцать тысяч, или, скажем, дома покупать, извини… сомневаюсь. Но оставим эти пререкания. Теперь скажи мне, как у вас в Москве? Чай, весело? Знакомых у тебя много? – Очень много. Вся Москва меня знает. – Хо‑хо‑хо! Вот врет‑то! Хо‑хо! Чудеса и чудеса, брат, ты рассказываешь. Долго еще в таком роде беседовали отец и сын. Адвокат рассказал еще про свою женитьбу с сорокатысячным приданым, описал свои поездки в Нижний, свой развод, который стоил ему десять тысяч. Старик слушал, всплескивал руками, хохотал. – Вот врет‑то! Хо‑хо‑хо! Не знал я, Шуренька, что ты такой мастер балясы точить! Хо‑хо‑хо! Это я тебе не в осуждение. Мне занятно тебя слушать. Говори, говори. – Но, однако, я заболтался, – кончил адвокат, вставая из‑за стола. – Завтра разбирательство, а я еще дела не читал. Прощай. Проводив сына в свою спальню, отец Савва предался восторгам. – Каков, а? Видала? – зашептал он кухарке. – То‑то вот и есть… Университант, гуманный, эмансипе, а не устыдился старика посетить. Забыл отца и вдруг вспомнил. Взял да и вспомнил. Дай, подумал, своего старого хрена вспомню! Хо‑хо‑хо. Хороший сын! Добрый сын! И ты заметила? Он со мной, как с ровней… своего брата ученого во мне видит. Понимает, стало быть. Жалко, дьякона мы не позвали, поглядел бы. Изливши свою душу перед старухой, отец Савва на цыпочках подошел к своей спальной и заглянул в замочную скважину. Адвокат лежал на постели и, дымя сигарой, читал объемистую тетрадь. Возле него на столике стояла винная бутылка, которой раньше отец Савва не видел. – Я на минуточку… поглядеть, удобно ли, – забормотал старик, входя к сыну. – Удобно? Мягко? Да ты бы разделся. Адвокат промычал и нахмурился. Отец Савва сел у его ног и задумался. – Так‑с… – начал он после некоторого молчания. – Я все про твои разговоры думаю. С одной стороны, благодарю за то, что повеселил старика, с другой же стороны, как отец и… и образованный человек, не могу умолчать и воздержаться от замечания. Ты, я знаю, шутил за ужином, но ведь, знаешь, как вера, так и наука осудили ложь даже в шутку. Кгм… Кашель у меня. Кгм… Извини, но я как отец. Это у тебя откуда же вино? – Это я с собой привез. Хочешь? Вино хорошее, восемь рублей бутылка. – Во‑семь? Вот врет‑то! – всплеснул руками отец Савва. – Хо‑хо‑хо! Да за что тут восемь рублей платить? Хо‑хо‑хо! Я тебе самого наилучшего вина за рубль куплю. Хо‑хо‑хо! – Ну, маршируй, старче, ты мне мешаешь… Айда! Старик, хихикая и всплескивая руками, вышел и тихо затворил за собою дверь. В полночь, прочитав «правила» и заказав старухе завтрашний обед, отец Савва еще раз заглянул в комнату сына. Сын продолжал читать, пить и дымить. – Спать пора… раздевайся и туши свечку… – сказал старик, внося в комнату сына запах ладана и свечной гари. – Уже двенадцать часов… Ты это вторую бутылку? Ого! – Без вина нельзя, батя… Не возбудишь себя, дела не сделаешь. Савва сел на кровать, помолчал и начал: – Такая, брат, история… М‑да… Не знаю, буду ли жив, увижу ли тебя еще раз, а потому лучше, ежели сегодня преподам тебе завет мой… Видишь ли… За все время сорокалетнего служения моего скопил я тебе полторы тысячи денег. Когда умру, возьми их, но… Отец Савва торжественно высморкался и продолжал: – Но не транжирь их и храни… И, прошу тебя, после моей смерти пошли племяннице Вареньке сто рублей. Если не пожалеешь, то и Зинаиде рублей 20 пошли. Они сироты. – Ты им пошли все полторы тысячи… Они мне не нужны, батя… – Врешь? – Серьезно… Все равно растранжирю. – Гм… Ведь я их копил! – обиделся Савва. – Каждую копеечку для тебя складывал… – Изволь, под стекло я положу твои деньги, как знак родительской любви, но так они мне не нужны… Полторы тысячи – фи! – Ну, как знаешь… Знал бы я, не хранил, не лелеял… Спи! Отец Савва перекрестил адвоката и вышел. Он был слегка обижен… Небрежное, безразличное отношение сына к его сорокалетним сбережениям его сконфузило. Но чувство обиды и конфуза скоро прошло… Старика опять потянуло к сыну поболтать, поговорить «по‑ученому», вспомнить былое, но уже не хватило смелости обеспокоить занятого адвоката. Он ходил, ходил по темным комнатам, думал, думал и пошел в переднюю поглядеть на шубу сына. Не помня себя от родительского восторга, он охватил обеими руками шубу и принялся обнимать ее, целовать, крестить, словно это была не шуба, а сам сын, «университант»… Спать он не мог. |