Главная страница
Навигация по странице:

  • § 6. "О театре"

  • Автобиографическое начало в творчестве Гоголя. Автобиографическое начало


    Скачать 284 Kb.
    НазваниеАвтобиографическое начало
    АнкорАвтобиографическое начало в творчестве Гоголя
    Дата22.05.2022
    Размер284 Kb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаАвтобиографическое начало в творчестве Гоголя.doc
    ТипДокументы
    #543109
    страница5 из 6
    1   2   3   4   5   6
    § 5. "О поэзии"

    Несколько статей-писем книги Гоголь посвятил поэзии, русской литературе. Это — статьи "О лиризме наших поэтов", "Предметы для лирического поэта в нынешнее время", "В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность?" Но всем им предшествует короткая статья "О том, что такое слово", в которой Гоголь пишет о необходимости бережного отношения со словом, выражает здесь Евангельское понимание его. В Евангелии Христос сказал: "Глаголю же вам, яко всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадут о нем слово в день судный" (Мф. 12, 36). Гоголь применяет эти слова по отношению к писателю и в предостережении пишет: "Обращаться со словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку. Беда произносить его писателю в те поры, когда он находится под влиянием страстных увлечений ‹...›, словом — в те поры, когда не пришла еще стройность его собственная душа..." (Гоголь, т. 6, с. 20 — 21). И, далее: "Опасно шутить писателю со словом. Слово гнило да не исходит из уст ваших!". Последняя фраза — точная цитата из Послания к Ефессянам Св. ап. Павла (Еф., 4, 29).

    Гоголь в статье говорит о высоком назначении писателя и поэта, о высокой ответственности его пред Богом и перед людьми, потому что его дело связано со словом: "Беда, если о предметах святых и возвышенных станет раздаваться гнилое слово...".

    В статье писатель рассуждает о том, какой строгий суд ожидает писателя за сказанные им слова: "Поэт на поприще слова должен быть так же безукоризнен, как и всякий другой на своем поприще". Таким судом судил себя и сам Гоголь. Подтверждение тому — уничтоженный второй том "Мертвых душ", резкая оценка собственного творчества — "не мое дело поучать проповедью. Искусство и без того уже поученье". Такое же серьезное и глубокое отношение к литературе мы встречаем в его письмах.

    Письмо "О лиризме наших поэтов" обращено к В. А. Жуковскому. В нем автор отмечает высокий лиризм, присущий русским поэтам: "В лиризме наших поэтов есть что-то такое, чего нет у поэтов других наций, именно — что-то близкое к библейскому, — то высшее состояние лиризма, которое чуждо движений страстных и есть твердый возлет в свете разума, верховное торжество духовной трезвости". Далее он раскрывает особенности этого лиризма: "Этот лиризм уже ни к чему не может возноситься, как только к одному, верховному источнику своему — Богу. Он суров, он пуглив, он не любит многословия, ему приторно все, что ни есть на земле, если только он не видит на нем напечатления Божьего".

    В статье "В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность" Гоголь указывает источники этого лиризма: "Еще тайна для многих этот необыкновенный лиризм — рождение верховной трезвости ума, — который исходит от наших церковных песней и канонов". А в настоящем письме пишет о двух предметах, вызывающих этот близкий к библейскому лиризм — это Россия и любовь к царю. В письме Гоголь раскрывает высокое значение монарха — "что такое монарх вообще, как Божий помазанник, обязанный стремить вверенный ему народ к тому свету, в котором обитает Бог...". Поддержкой его мыслям звучат слова Пушкина, помещенные в письме: "Зачем нужно, — говорил он, чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого закона? Затем, что закон — дерево: в законе слышит человек что-то жесткое и небратское. С одним буквальным исполнителем закона недалеко уйдешь: нарушить же или не исполнить его никто не должен: для этого-то и нужна высшая личность, умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти" — писал Гоголь. В своем письме он цитировал стихи Державина и Пушкина, обращенные к государям. Особенно много вспоминает Гоголь стихотворений Пушкина, посвященных царю — "К Н***", "Друзьям", "Герой", "Пир Петра Первого".

    Сам Гоголь имел искреннюю веру в необходимость царского правления на русской земле, был глубоко предан императору Николаю I. В письме к графу А. П. Толстому от 2 января 1846 года из Рима он с благоговением описывал то, как увидел Государя. Он писал: "Бог да спасет его и да внушит ему все, что ему нужно, что нужно истинно для доставления счастья его подданным. Если он молится и если молится та сильно искренне, как он действительно молиться, то, верно, Бог внушит ему весь ход и надлежащий закон действий. "Сердце царя в руке Божией", — говорит нам Божий глагол". Гоголь обращался к Государю императору Николаю Павловичу дважды — в декабре 1846 г, прося выдать ему паспорт на полтора года перед путешествием в Иерусалим; и около 16 января из Неаполя, когда он просил особо рассмотреть главы "Выбранных мест", исключенные цензурой. Отношение Гоголя к государю отразилось и в его произведениях — в "Повести о капитане Копейкине", включенной в поэму "Мертвые души", — Копейкин решил отправиться в Петербург просить монаршей милости.

    Гоголю были известны и отношенья государя с Пушкиным. В письме "О лиризме наших поэтов" есть такие слова: "Только по смерти Пушкина обнаружилось его истинные отношения к государю". Гоголь знал письмо В. А. Жуковского отцу поэта С. Л. Пушкина, в котором он описывал последние дни Пушкина. Жуковский писал о том, какая тесная связь была у Пушкина с государем: "При начале своего царствования он его себе присвоил.... Он следил за ним до последнего его часа; бывали минуты, в которые, как буйный, еще неостепенившийся ребенок, он навлекал на себя неудовольствие своего хранителя, но во всех изъявлениях неудовольствия со стороны государя было что-то нежное, отеческое." (В. А. Жуковский. Соч.: В 6-и т.., Спб. 1848, т. 6, с. 9). Жуковский передает, что перед отъездом доктора, Пушкин сказал: "Попросите государя, чтобы он меня простил". (Жуковский, т. 6, с. 11). И государь ответил Пушкину письмом: "Если Бог не велит нам более увидеться, посылаю тебе мое прощение, и вместе мой совет: исполнить долг христианский. О жене и детях не беспокойся: я их беру на свое попечение" (Жуковский, т. 6, с. 12). Жуковский так описывал эту сцену: "Около полуночи фельдегерь с повелением немедленно ехать к Пушкину, прочитать ему письмо, собственноручно государем к нему написанное, и тот час "обо всем донести". "Я не могу, я буду ждать", — приказывал государь Аренту. (Жуковский, т. 6, с. 12). И когда Жуковский подошел к умирающему Пушкину и спросил: "Может быть, увижу государя, что мне сказать ему от тебя?" И Пушкин ответил: "Скажи, что мне жаль умереть, был бы весь его" (Жуковский, т. 6, с. 14).

    Когда во второй раз Арент приехал от государя, Пушкин сказал: "Жду царского слова, чтобы умереть спокойно". И последние слова Пушкина, обращенные к государю были: "Скажи государю, что я желаю ему долгого, долгого царствования, что я желаю ему счастья в его сыне, что я желаю ему счастья в его России". Таковы были отношения государя с великим русским поэтом. Слова Жуковского, сказанные в том же письме, наверное, совпадали с мнением Гоголя: "Редкий из писателей, помолясь над гробом, не помолился в то же время за государя и можно сказать, что это изъявление национальной печали о поэте было самым трогательным прославлением его великодушного покровителя".

    Пятнадцатая глава — "Предметы для лирического поэта в нынешнее время" (Два письма к Н. М. Языкову написаны на основании двух писем Н. М. Языкову — от 2 и 26 декабря 1844 года). Оба письма, положенные в основу главы, написаны по поводу стихотворения "Землятрясение", которое было включено в качестве примера в "Учебную книгу словестности", написанную Гоголем в 1845 году. В этих письмах Гоголь советовал поэту: "Одних нужно поднять, других попрекнуть: поднять тех, которые смутились, от страхов и бесчинств, их окружающих: попрекнуть тех, которые в святые минуты небесного гнева и страданий дерзают предаваться буйству всяких скаканий и позорного мгновения". Этот совет Гоголь дает на основании собственного опыта: и в "Мертвых душах" и в "Выбранных местах..." он пытается, прежде всего, повлиять на души людей. В своей поэме он в ярких образах показал страсти, живущие в человеческой душе, чтобы читатель, пораженный их убожеством, пожелал освободиться от них, в "Выбранных местах..." Гоголь прямо высказывал и упреки ("Близорукому приятелю", "Советы", "Нужно любить Россию" и др.), и готовность протянуть руку помощи ("Напутствие"). В письме к Н. М. Языкову от 26 декабря 1844 года Гоголь говорил об этой возможности лирического поэта: "И один только лирический поэт имеет теперь законное право так попрекнуть человека, так с тем вместе воздвигнуть дух в человеке" (Гоголь, т. 9, с. 279). В том же письме есть строки, очень близкие опубликованным в книге: "Упрек, и еще сильнейший, может быть упадет на тех, которые осмеливаются даже в такие святые минуты Божьего посещения пользоваться смутностью времени". Он также пишет: "А если хочешь быть еще понятней всем, то, набравшись духа библейского, опустись с ним, как со светочем, во глубины русской старины и в ней порази позор нынешнего времени и углуби в то же время глубже в нас то, перед чем еще позорнее станет позор наш. Стих твой не будет вял, не бойся, старина даст тебе краски и уже одной собой вдохновит тебя! Она так живьем и шевелится в наших летописях".

    Гоголь долгое время сам изучал летописи и обращался к историческим сюжетам. В 1842 году им был написан "Тарас Бульба". Над этим произведением Гоголь начал работать в конце 1833 года, в период своего увлечения всеобщей историей и историей Украины. "Тарас Бульба" был написан на основании тех документов и исторических произведений, которые изучал тогда Гоголь. Последняя статья, написанная на эту тему в книге — "В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность". В этой статье присутствуют и размышления Гоголя о путях русской литературы, и своеобразный обзор поэзии от Ломоносова до современных Гоголю поэтов. Эта статья тесно связана с опытом Гоголя "Учебная книга словесности", которая была им задумана, скорее всего, в 1830 году, когда он, по совету Пушкина, начал писать "Историю русской критики". Сам Гоголь был хорошо знаком с такими книгами. Еще в Нежине он изучал русскую словестность по "Учебной книге русской словесности, или избранных мест из русских сочинений и переводов в стихах и прозе, с привосокуплением кратких правил риторики и истории русской литературы", а так же по "Правилам словестности" Я. В. Толмачева. Он знал также "Основание российской словестности" А. С. Никольского, "Опыт о русском стихосложении" А. Х. Востокова, "Собрание образцовых русских сочинений и переводов в стихах и прозе" в 20 томах, составленное А. И. Тургеневым, В. А. Жуковским и А. Ф. Воейковым, о которых он писал в письмах 1824 –1825 годов. А в 1830 году Гоголь сам пытался составить такого рода книгу. Впоследствии некоторые ее положения нашли отражение в "Выбранных местах". Так, в разделе "Учебной книги словесности" "О поэзии", Гоголь делит поэзию на 3 рода: лирический, драматический или повествующий и третий — описательный или дидактический. Двумя путями передает он другим ощущения: или от себя самого лично, — тогда поэзия его лирическая, или выводит других людей и заставляет их действовать в живых примерах, — тогда поэзия его драматическая и повествующая.

    В письме Гоголя к Н. М. Языкову от 15 февраля 1844 года, в котором он указывает поэту на отсутствие лиризма в его последних стихах, Гоголь пишет о различии между лирическим и описательным талантом: "Не суждено лирическому поэту быть спокойным созерцателем жизни, подобно эпическому. Не может лирическая поэзия, подобно драматической, описывать страдания и чувства другого". В этом же письме примером для лирического поэта Гоголь называет псалмы Давида: "Все тут сердечный вопль и непритворное восторгновение к Богу. Вот почему остались они как лучшие молитвы, и до сих пор в течение тысячелетий низводит утешение в души. ‹...›. Но из твоей души должны исторгнуться другие псалмы, не похожие на те, из своих страданий и скорбей исшедшие, может быть более доступные для нынешнего человечества, потому что и самые страдания и скорби твои более доступны нынешнему человечеству, чем страдания и скорби Давидовы". Подобно тому, как в "Учебной книге словесности" Гоголь указал три вида поэзии, в статье "В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность" Гоголь говорит о трех источниках русской поэзии, которые можно соотнести с этими тремя родами. Источником "лирического рода" можно назвать народную песню и "церковные песни и каноны", "повествовательно-драматический" род соотносится с пословицей, а "описательный, или драматический" род со "словом церковных пастырей". Эти три источника, указанные в статье, были источниками творчества и для Гоголя. Русские народные песни Гоголь очень любил и собирал. Им даже была написана статья "О малороссийских песнях". В 1833 году он так писал о них Максимовичу: "Моя радость, жизнь моя! Песни! Как я вас люблю! Что все эти черствые летописи, в которых я теперь роюсь, пред этими звонкими, живыми летописями!" Пословицы Гоголь широко использовал в "Мертвых душах", при помощи которых он давал ясное понятие о своих героях. Эпиграфом к "Ревизору" также послужили русские пословицы: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива". А "Слово церковных пастырей" или мысли, выраженные в произведениях духовных писателей, особенно отразились в "Выбранных местах из переписки с друзьями".

    В статье можно найти и автобиографические моменты. Среди многих поэтов Гоголь упоминает и В. В. Кайниста: "От одного только Кайниста послышался аромат истинно душевного чувства и какая-то особенная антологическая прелесть, дотоле незнакомая". Василий Афанасьевич Гоголь, отец писателя, и Василий Васильевич Кайнист и были давно знакомы. Кайнист жил в Обуховке, по соседству с Гоголем. В. А. Гоголь был уездным предводителем дворянства, Кайнист — губернским предводителем, потом губернским судьей.

    По воспоминаниям матери, он даже говорил с маленьким Николаем Гоголем. А в июле 1813 года Державин приезжал в Обуховку, где видел Н. В. Гоголя, т. к. они в то время там гостили.

    В своих статьях Гоголь высказал особое мнение о русских литераторах. В письме от 29 октября 1848 года он писал графине А. М. Виельгорской: "Когда случится вам видеть Питиева, не забывайте его расспрашивать о всех русских литераторах, с которыми он был в сношениях. Эти люди были более русские, нежели люди других сословий". Многие страницы своей книги Гоголь посвятил А. С. Пушкину, в котором он отмечал высоту души и истинно русские черты: "Как он весь оживился и вспыхивал, когда шло дело к тому, чтобы обличить участь какого-либо изгнанника или подать руку падшему! Как выжидал он первой минуты царского благоволения к нему, чтобы заикнуться не о себе, а о другом несчастном, упадшем! Черта истинно русская".

    В статье "В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность" Гоголь раскрыл высокое назначение всей русской поэзии: "Поэзия наша звучала не для современного ей времени, но чтобы, — если настанет наконец то благодатное время, когда мысль о внутреннем построении человека в таком образе, в каком повелел ему состроиться из самородных начал земли совей, сделается наконец у нас общего по всей России и давно желанною всем, — то чтобы увидели мы, что есть действительно в нас лучшего, собственно нашего и не позабыли бы его вместить в свое построение".

    § 6. "О театре"

    Глава книги "Выбранные места... ", "О театре, об одностороннем взгляде на театр и вообще об односторонности" выражает не только гоголевское отношение к театру, но и взгляд автора на искусство вообще.

    Гоголь был знаком с театром с детства. Его отец, Василий Афанасьевич, писал стихи и комедии, сам играл в театре в Кибинцах. В этом селе было имение его дальнего родственника Дмитрия Прокофьевича Трощинского. В Кибинцах Н. В. Гоголь видел пьесы — "Недоросль" Фонвизина, "Подщипу" Крылова, малороссийские сцены. В гимназии писатель сам играл в театре, открывшемся в 1824 году. В трагедии В. А. Озерова "Эдип в Афинах" Гоголь играл роль Креонта, а также готовил декорации для спектакля. Он участвовал в малороссийской комедии, присланной ему отцом. По словам Золотусского, Гоголь обладал сценическим талантом: "Гоголь в этой роли не произносил ни слова, он только двигался по сцене, покряхтывал, посапывал и почихивал, но зал не мог удержаться от хохота. П. А. Кулиш писал о нежинском театре: "Театр сделался страстью Гоголя и его товарищей, так что, после предварительных опытов, ученики сложились и устроили себе кулисы и костюмы, копируя, разумеется, по указаниям Гоголя, театр, на котором подвизался его отец: другого никто не видал". Впоследствии им были написаны комедии "Женитьба" (1833), Ревизор (1835), несколько драматических отрывков и сцен.

    В письме, обращенном к графу А. П. Толстому, отразились мысли Гоголя о театре, которые руководили им при написании его собственных пьес. Гоголь смотрел на театр как на искусство, которое может послужить и благим целям.

    Это такая кафедра, "с которой можно много сказать миру добра", особенно оно могло быть важно для светского общества, для людей, далеких от Христа. Он писал: "Свет не в силах встретиться прямо со Христом. Ему далеко до небесных истин христианства. Он их испугается, как мрачного монастыря, если не подставить ему незримые ступени к христианству ‹...› Есть много среди света такого, которое для всех, отдалившихся от христианства, служит незримой ступенью к христианству. В том числе может быть и театр, если будет обращен к своему высшему назначению". Имея в виду, прежде всего, это "высшее назначение" Гоголь писал свои пьесы. В письме "О театре" он писал: "Надобно смотреть на вещь в ее основании и на то, чем она должна быть, а не судить о ней по карикатуре, которую на нее сделали".

    "Преуведомление" для тех, которые пожелали бы сыграть как следует "Ревизора", написанное в 1846-1847 годах, начинается такими словами: "Больше всего надобно опасаться, чтобы не впасть в карикатуру". Так, целью комедии "Ревизор" было обратить взгляд зрителей на самих себя, увидеть собственные перчатки. Желая увидеть свою комедию на сцене, автор думал, прежде всего, о той душевной пользе, которую она может принести.

    Гоголь видел достоинство театра в том, что этот вид искусства способен объединить одним чувством сразу множество народу. Он писал в своем письме: "Театр ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь, если примешь в соображение то, что в нем может поместиться вдруг толпа из пяти, шести тысяч человек и что вся эта толпа, ни в чем ни схожая между собой, разбирая по единицам, может вдруг потрястись одним потрясением, зарыдать одними слезами и засмеяться одним всеобщим смехом". Подобную этому мысль Гоголь высказывал в "Театральном разъезде после представления новой комедии": "А вон стонут балконы и перила театров: все потряслось снизу доверху, превратясь в одно чувство, в один миг, в одного человека, и все люди встретились, как братья, — в одном душевном движенье". В "Театральном разъезде" Гоголь говорил также о смысле искусства: "А вон, среди сих же рядов потрясенной толпы, пришел удрученный горем и невыносимой тяжестью жизни, готовый поднять отчаянно на себя руку, — и брызнули вдруг свежительные слезы из его очей, — и вышел он примиренный с жизнью и просит вновь у неба горя и страданий".

    Тем не менее, письмо "О театре" встретило отрицательную оценку о. Матфея Константиновского. Христианская церковь не считала влияние театра на общество хорошим. Отцы и учители Церкви, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, а также русские святители — митрополит Московский Филарет, Феофан, Затворник Вышинский, позднее Св. Праведный Иоанн Кронштадтский обличали театральные зрелища. Гоголю были известны "Толкования на Святого Матфея Евангелиста" Иоанна Златоуста, где он писал о вреде театра.

    Поэтому, скорее всего, о. Матфей и не считал нужным отыскивать смысл в таком виде искусства.

    В письме к о. Матфею от 9 мая 1847 года Гоголь объяснял цель своей статьи: "Статью о театре я писал не с тем, чтобы приохотить общество к театру, а с тем, чтобы отвадить его от развратной стороны театра. ‹...› Я только думал, что нельзя отнять совершенно от общества увеселений, но надобно так распорядиться с ними, чтобы у человека возрождалось само собою желание после увеселения идти к Богу — поблагодарить Его ‹...›. Вот была основная мысль той статьи, которую я сумел хорошо написать". И, далее, в том же письме: "Письмо о театре я писал, имея ввиду публику, пристрастившуюся к балетам и операм" (Гоголь, т. 9, c. 381).

    Однако со временем отношение Гоголя к этой проблеме изменилось. В 1842 году он писал М. С. Щепкину: "Помните хорошенько, что уж от меня больше ничего не дождетесь. Я не могу и не буду писать ничего для театра".
    1   2   3   4   5   6


    написать администратору сайта