Том 1. Восток в древности. Э. Л. Эрман Художественный редактор
 Скачать 6.64 Mb.
|
|
499 компонентом мировой державы и важным фактором ближневосточной духовной жизни VI—IV вв. до х.э. 3. НОВЫЕ ЯВЛЕНИЯ В ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА VI—IV вв. до х.э. Новые явления в духовной жизни ахеменидской Передней Азии были порождены всей совокупностью социально-экономического, политического и культурного развития, но особенно значительную роль сыграли четыре фактора вхождение в состав мировой державы, наличие самоуправляющихся гражданско-храмовых общин, порожденные оживленными миграционными процессами интенсивные этнокультурные контакты и изменения состава «интеллигенции». Особого внимания заслуживает четвертый фактор, ибо если в предшествовавшие тысячелетия и века в духовной жизни особенно велика была роль писцов, жрецов и пророков, особенно первых двух групп, непосредственно связанных с царско-храмовой администрацией, тов вв. до х.э. такое влиятельное течение, как пророчество, шло на убыль, а значительная часть жрецов и писцов вошла в состав автономных гражданско-храмовых общин, что заметно изменило их социально-политические установки. К тому же увеличился удельный вес тех писцов, которые даже небыли связаны с общинным самоуправлением, а занимались своей профессиональной деятельностью самостоятельно, в качестве переписчиков и учителей. Также и среди жречества, особенно в Палестине, росло количество тех, кто непосредственно был связан нес Иерусалимским храмом, ас местными домами собрания и богослужения — синагогами. Такие писцы и жрецы были менее закрыты по отношению к внешнему миру и более открыты для его воздействия, менее консервативны и более восприимчивы к инновациям для них, находившихся вне замкнутых корпораций, было характерно растущее осознание индивидуальности человека и его личной ответственности. Большую роль в ближневосточной духовной жизни VI—IV вв. до х.э. играло превращение арамейского языка в lingua franca всего региона. Арамейский язык был не только официальным языком мировой державы Ахеменидов, но также разговорным языком, который успешно соперничал с местными языками, а иногда, как в Вавилонии, Сирии, в значительной части Палестины и других странах, постепенно вытеснял их. Это нередко вызывало активное противодействие, например в иерусалимской общине, где подчеркнуто заботились о чистоте древнееврейского языка, или в Вавилонии, где в автономных гражданско-храмовых общинах продолжали читать и переписывать произведения на аккадском языке словесно-слоговым письмом, клинописью. Это тем более показательно в условиях, когда во всей Передней Азии широкое распространение получило более удобное и легче усваиваемое алфавитное письмо, которое содействовало дальнейшему росту грамотности населения. Все это влекло за собой противостояние и переплетение противоположных тенденций с одной стороны, усиливалось тяготение к открытости, общедоступности и демократичности в духовной жизни и духовном творчестве, нос другой стороны, тяготение к закрытости, обращенности к узкой аудитории и элитарности в духовной жизни и духовном творчестве 500 не исчезало, а временами даже усиливалось. Эти противоборствующие тенденции причудливо переплетались с универсализмом — со стремлением ко всеобщности, с обращенностью не только к своей общности, к нам, но также к чужим общностям, к ними с партикуляризмом — со стремлением к обособленности, замкнутости, к обращенности только в основном к нам, сочетавшейся с безразличием или враждебностью к «ним»^ Эти тенденции пронизывали всю духовную жизнь ахеменидской Передней Азии, проявляясь особенно отчетливо в религии, где в VI—IV вв. до х.э. заметны активный синкретизм с выраженным тяготением к монотеизму или дуализму, спиритуализация образа божества и представлений о нем, усиление этического начала в религии и признание общечеловеческой значимости разработанных нравственных норм, все более очевидное обращение к отдельному человеку, индивиду, и подчеркивание значимости человеческой активности в отношении «бог-человек, человек-бог». Эти и другие новые явления религиозной жизни повлекли за собой сужение сферы сакрального или по крайней мере более четкое размежевание сферы сакрального и сферы профанного, создание четкого и нормативного учения, сочетавшегося с разработкой своеобразной религиозной философии с более или менее развитым категориальным аппаратом. Своеобразным проявлением этих тенденций было упоминание Бога небесного в официальных эдиктах персидских властей но если для составителей этих эдиктов в царских канцеляриях в Персеполе и Сузах это был скорее всего иранский бог света и добра Ахурамазда, тов восприятии членов иерусалимской гражданско-храмовой общины это, несомненно, был их Яхве. Но универсалистская тенденция сосуществовала с партикуляристской, которая была необходимым порождением самой сущности гражданско-храмовой общины, непременным условием ее самоутверждения. Все эти новые явления в религиозных представлениях ближневосточного человека VI—IV вв. до х.э. неизбежно влияли на его духовное творчество, по-разному проявившееся в различных ближневосточных странах, у разных ближневосточных народов. В Палестине, где уже впервой половине тысячелетия до х.э., при несомненном наличии некоторой суммы научных знаний, бесспорном развитии изобразительного искусства и музыки, полностью преобладало словесное творчество, преобладание последнего над другими видами духовного творчества стало еще более однозначным в VI—IV вв. до х.э. Тому содействовала также нарастающая спиритуализация представлений о Боге, наступательная антиидольность яхвизма. Словесное творчество в Палестине VI—IV вв. до х.э., равно как ив других районах обитания иудеев — в Египте, Вавилонии и других странах, осуществлялось на двух качественно разнородных, но тесно взаимосвязанных уровнях — как создание новых произведений и как оформление канона Ветхого завета. На первом уровне продолжалось интенсивное литературное творчество, в котором, однако, заметны существенные изменения по сравнению с литературным творчеством первой половины I тысячелетия до х.э. С отмиранием пророчества после появления в VI—V вв. до х.э,, сборников Иоиля, Аггея, Захарии и Малахии (если судить только по сохранившимся) исчез жанр пророческих речений. Резко снизилась также творческая активность жречества, и лишь немногие из дошедших до нас 150 религиозных гимнов — псалмов (Пси др) — датируются рассматриваемым временем. Сказанное отнюдь не означает, что творческий потенциал жречества был исчерпан, но он интенсивнее проявлялся в составлении канона 501 Ветхого завета. Зато заметно активизировалось творчество писцов, которыми в VI—IV вв. до х.э. и позже были созданы такие шедевры так называемой литературы мудрости, как Книга Иова», Книга Товита», Книга Притчей Соломоновых, Книга Екклесиаста», Книга Премудростей Соломона, и многие другие (если судить только подошедшим до нас, в которых главным героем, а местами — единственным был человек, ставилась и решалась задача учить человека сложному умению праведно жить, подчеркивалась значимость этически правильных человеческих деяний. Подобные представления пронизывали книги «Ездры» и «Неемии», повествовавшие о создании ценой также человеческих усилий послепленной иерусалимской общины, а в Книгах Паралипоменон», в которых во многом по-новому излагалась и оценивалась история царства Давидидов, проводилась целенаправленная демифологизация и местами десакрализация событий прошлого. Признание автономности человека и значимости человеческих деяний в этих произведениях, равно как ив исторически-дидактических рассказах-книгах «Руфь», «Эсфирь», «Юдифь» и др, отнюдь не означало отрицания роли воспринимаемого все более отвлеченным, трансцендентным Бога как установителя двух путей — пути Яхве» и пути сердца своего, выбор между которыми, однако, надлежит сделать человеку. Умозрительность и рационализм, очевидный антропоцентризм и су-женность сферы божественного, акцентированная обращенность к настоящему и ориентированность на жизнь посюстороннюю, несомненное превосходство интеллекта над чувствами — все эти и другие особенности литературы мудрости отнюдь не удовлетворяли всех. В иерусалимской гражданско-храмовой общине и за ее пределами, в Вавилонии и других местах, родилась литература принципиально иного содержания и направленности. Речь идет о выросшей из пророческих речений эсхатологической, апокалиптической 4 литературе, представленной главным образом произведениями III—I вв. до х.э. — некоторыми главами Книги пророка Даниила и Книгой Еноха», Книгой Юбилеев и Завещанием 12 патриархов и др, оказавшими огромное воздействие на человеческую мысль, на мировую литературу. Такое воздействие эсхатологической, апокалиптической литературы определялось пронизывающей ее произведения неистовой верой во всемогущество и вездесущность всезнающего и всеопределяющего, карающего и спасающего Бога, нередко наделенного выразительной телесностью, образностью (если не сам Бог, то сонмы его помощников — крылатых ангелов и др. Немалую роль сыграли признание охватывающего всю вселенную и всех людей противостояния и противоборства сил добра и сил зла, надежда и уверенность в окончательном торжестве на Судном дне ведомых Богом сил добра и спасении тогда слабого, ничтожного, раздираемого между добром излом человека, конечно, только при условии полного упования последнего на Бога и полного послушания ему, отчетливая ориентация на мир потусторонний и порицание мира посюстороннего и т.д. Если к сказанному добавить яркую эмоциональность, красочную образность, обращенность к чувствам читателей многих этих произведений, тоне приходится удивляться их популярности, особенно в условиях социально- политической неустойчивости и катаклизмов, потерянности человека Учение оконце света. «Откровение». Последние три книги не вошли в канон Библии и потому именуются апокрифами, те. отреченными, отвергнутыми книгами. — Примеч. ред. 502 в подобных ситуациях, наступивших на Ближнем Востоке после VI—IV вв. до х.э., в эпоху эллинизма и, отчасти, римского владычества. Появление столь различных, порой взаимоисключающих произведений, как литература мудрости и эсхатологические, апокалиптические сочинения, заметные религиозно- мировоззренческие несовпадения, иногда даже расхождения между древнееврейскими произведениями первой и второй половины I тысячелетия до х.э. и между отдельными произведениями в каждой группе — все это придавало особую актуальность продолжению уже раньше начавшегося процесса собирания и отбора произведений, составления и оформления канона Ветхого завета. Ведь в VI—IV вв. до х.э. четкое и окончательное определение сочинений, признаваемых священными, и их противопоставление тем сочинениям, которые не признавались таковыми, было гораздо более необходимыми актуальным, чем впервой половине I тысячелетия до х.э. Тогда общность жизни на одной земле, авторитет храма и жречества, власть царей и огромное влияние пророков содействовали относительной однородности в словесном творчестве в VI—IV вв. до х.э. все — разъединенное существование в различных странах, отсутствие столь авторитетных объединяющих сил, как царская власть и движение пророков, определенная автономность новой интеллигенции — открывало широкие просторы для разнородности в религиозном мышлении и словесном творчестве. Этому можно и надо было противодействовать путем установления ограждения не только вокруг членов гражданско-храмовой общины, но также вокруг того, что они, как и все другие, верные Яхве, могли и должны были слушать и читать, те. путем оформления канона Ветхого завета. Решающей вехой в этом сложном, протекавшем вострой религиозно-идеологической и социально-политической борьбе процессе было объединение в VI—IV вв. до х.э., возможно при непосредственном участии Эзры, древних и созданных сравнительно недавно сводов законов и различных повествовательных произведений — Книги Завета, двух вариантов Десяти заповедей, Кодекса святости, Второзакония, Жреческого кодекса, яхвистского и элохистского сочинений — в так называемый Закон (Тора) или Пятикнижие (книги Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие. Пятикнижие, содержащее основные своды религиозных и социальных законов и предписаний, обрамленных повествованием о сотворении мира и человека, о рае и Всемирном потопе, о патриархах и пребывании их потомков в Египте, исходе происшедших от них колен под предводительством Моисея и их скитании в Синайской пустыне, было признано священными нормативным сводом для всех верующих в Яхве, стало ядром Верхого завета. Позже, около 200 г. до х.э., завершилось составление второй части Ветхого завета — Пророков, — состоявшей из двух подразделов — Первых пророков и Поздних пророков. Первые пророки включают уже ранее упомянутый обширный цикл исторических сочинений (книги Иисуса На-вина», Судей и «I—IV Царства Поздние пророки объединяют созданные впервой половине I тысячелетия до х.э. ив вв. до х.э. сборники речений пятнадцати пророков. Наибольшие трудности и споры вызывало составление третьей части Ветхого завета — Писаний, — оформленной только в I в. до х.э. и включающей крайне разновременные и разножанровые сочинения состоящий из 150 культовых и царских гимнов, индивидуальных и коллективных жалобных и благодарственных песен «Псалтирь» и книгу Плач Иеремии» из пяти псалмов о гибели государства 503 и храма в 587 г. до х.э.; сочинения литературы мудрости, такие, как Книга Притчей Соломоновых, Книга Иова» — величественная поэма о страданиях невинного, об испытании праведности праведного, и Книга Екклесиаста» — размышления о быстротечности человеческой жизни, о благости размеренной, радостной трудовой жизни историко-дидактические рассказы «Руфь» и «Эсфирь» и исторические сочинения Книга Ездры», Книга Неемии» и Книги Паралипоменон»; но самыми нестандартными составными частями Писаний являются восходивший, видимо, к старинным свадебным песням чувственно-эротический шедевр любовной лирики Книга Песни Песней Соломона и содержащая разновременные пласты и пронизанная, особенно в последних главах, сильной эсхатологической, апокалиптической направленностью Книга пророка Даниила». В своем окончательном виде древнееврейский канон Ветхого завета включает 43 произведения, которые представляют лишь осколок, частицу некогда обширной литературы, значительная часть которой утрачена, частично и потому, что не вошла в канон. Но некоторые из не включенных в канон произведений древнееврейской литературы, преимущественно VI— II вв. до х.э., сохранились, главным образом в переводах на греческий, арамейский и другие языки. Поскольку создание канона влечет за собой иерархическую организацию произведений литературы, в соответствии с которой центром, обладавшим высшей авторитетностью, является канона все остальные сочинения образуют как бы несколько концентрических кругов, авторитетность которых уменьшается по мере удаления от центра, то эти сочинения, так называемые апокрифы и псевдоэпиграфы 6 — книги «Юдифь» и «Товита», три Книги Маккавейские» и Книга Юбилеев, Книга Еноха» и Завещание 12 патриархов и многие другие — составили как бы периферию древнееврейской литературы. Именно в качестве явления маргинального эти сочинения были особенно притягательны для разных оппозиционных, неортодоксальных течений (например, для кумрани-тов), с неизбежностью появившихся, когда яхвизм приобрел догматическую оформленность и законченность, стал обладающей внутренней цельностью и претендующей на высшую истинность мировой религией — иудаизмом, знамением и воплощением которого был Ветхий завет. Ветхозаветные сочинения, созданные на протяжении целого тысячелетия в изменяющихся исторических условиях, отличаются многогранностью содержания и идей. Вместе стем в Ветхом завете доминирует одна тема, и эта тема — история. В Ветхом завете развернуто грандиозное полотно — от сотворения мира и человека до времен персидского господства. В центре этого полотна — история своего народа, но рассмотренная в общемировом обрамлении, причем историческое повествование здесь — непростое упорядочение событий, а попытка осмысления прошлого как чередования последовательных эпох или кругов, содержание которых обусловлено соответствующим Заветом (договором) между Яхве и общностями людей, причем действенность каждого завета зависит не только от воли Бога, нов значительной степени также от активных деяний человека. Такое внимание к истории и такое понимание роли божества и человека в историческом процессе перекликаются с обращением греческой мысли VII/VI — V вв. до х.э. — логографов, Геродота и др. — к истории, «Ложно надписанные книги». Часть перечисленных здесь книг в христианских переводах Ветхого завета считаются каноническими. — Примеч. ред. 504 с их пониманием исторического процесса. И эта перекличка — не изолированное явление. Как раз наоборот, на всех уровнях и во всех проявлениях жизни Передней Азии в VI—IV вв. до х.э. обнаруживается движение навстречу миру греческой античности. На экономическом уровне это движение навстречу проявлялось в развитии на всем Ближнем Востоке товарно-денежного хозяйства и торговли, в усилении частного сектора экономики, в интенсивной урбанизации и т.д.; на уровне социальном — в заметном усложнении структуры ближневосточного общества ив возросшей в нем доле индивидуально-семейного свободного и полусвободного-полузависимого труда и др на уровне политическом — в возросшей значимости в системе мировой державы автономных, самоуправляющихся городских, граж-данско-храмовых и других общин и т.д.; на уровне идеологическом — в крепнущем антропоцентризме и критическом освоении традиций прошлого, вовсе более четком различении мира сакрального и мира профанного и во многом другом. Предэллинизм на Ближнем Востоке — два века в истории этого региона, когда его включенность в мировую державу Ахеменидов и интенсивная внутриближневосточная миграция, заметный подъем производства и относительное выравнивание уровней социально-экономического развития, расширение товарно-денежного хозяйства и интенсивная урбанизация, сочетание преобладавшего в деревнях государственного сектора экономики с господствовавшим в городах частным сектором, двойственность системы политического управления, сочетавшей центральную монархическую власть с автономией городских общин, внутриближневосточный культурный синтез и взаимо- и противодействие универсализма и партикуляризма во многих сферах духовной жизни, признание автономности и значения человеческих деяний и многие другие явления, в которых обнаруживается движение навстречу миру греческой античности, в своей совокупности составляли ближневосточные предпосылки эллинизма. |