Е. М. Ковалев, И. Е. Штейнберг качественные методы в полевых социологических исследованиях

• Название: Е. М. Ковалев, И. Е. Штейнберг качественные методы в полевых социологических исследованиях
• Анкор: Kovalev Kachestvennye metody.doc
• Дата: 25.03.2018
• Размер: 1.51 Mb.
• Имя файла: Kovalev Kachestvennye metody.doc
• Тип: Документы; #17185
• страница: 4 из 40

Глава 2. Теоретические основы качественных методов в социальных науках

Между позитивизмом, феноменологией, понимающей социологией и символическим интеракционизмом

В начале 90-х годов в ведущих российских социологических журналах стали появляться работы, в которых освещались проблемы качественных исследований, появились переводы ведущих западных специалистов по качественным методам исследования¹. В этих работах социолог сталкивался с совсем с другим миром социальной реальности, где нет ничего постоянного, где все, что считалось объективными "вещами", не зависящими от каждого из членов общества, оказываются продуктами их сознания и, более того, эти "вещи" могут меняться в зависимости от состояния сознания субъектов действия. Такой подход заставляет снова пересмотреть степень влияния исследователя на объект познания.

¹ Биографический метод в социологии. История, методология и практика, М., 1994; Бургос М. История жизни. Рассказывание и поиск себя // Вопросы социологии. 1993. № 5. С. 106—122.; Толепсон П. История жизни и анализ социальных изменений // Вопросы социологии. 1933. № 1/2. С. 129—139; Новые направления в социологической теории. М., 1978.

Обычно социолог, стоящий на позитивистских позициях, не принимает во внимание, что его исследовательские процедуры создают новую социальную реальность и что объект его изучения уже никогда не будет тем же, каким он был в начале исследования. Причем это может происходить не только в его сознании или сознании респондентов, но и в их практической деятельности, так как изменение взглядов, мнений и новые идеи, появившиеся в результате взаимодействия социолога и респондента могут изменить их мир. Конечно, объективистская социология может допустить, что под влиянием интервьюера может сформироваться мнение респондента, которое не вполне соответствует его действительным представлениям по вопросу, интересующему исследователя, но если влияние интервьюера не очень заметно, то считается, что выявленное мнение в целом правильно отражает объективные социальные процессы, происходящие в обществе.

Логика методологического подхода понимающей социологии исходит из утверждения, что высказанное в ходе опроса мнение респондента может отражать совсем не ту реальность, которая стоит за вопросами анкеты, которая представляет собой продукт их знаний, убеждений, индивидуального жизненного опыта социолога, написавшего эту анкету, а свою собственную, которая столь же реальна и также сформирована на основе биографии респондента.

Социальная конструкция реальности П.Бергера, Т.Лукмана

Однако процесс познания не ограничивается выявлением особенностей индивидуальной картины мира респондента, так как эта картина уже результат взаимодействия социолога с респондентом, она в такой же степени представляет реальность социального мира, как и те представления о социальной структуре общества, которые были у участников взаимодействия до начала опроса. Такие видные представители понимающей социологии, как ПБергер и ТЛукман в своей книге утверждают, что человек в процессе познания творит окружающий мир, который и является объектом его познания¹.

¹ Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат социологии знания. М., 1995.

В основе их концепции социологии знания лежит поиск ответа на вопрос: "Как создается социальная реальность и как эта реальность изменяет своего создателя-человека?" Для П.Бергера и ТЛукмана предметом социологии знания является взаимосвязь человеческого мышления и социального контекста, в рамках которого оно возникает. Эта взаимосвязь сознания и социальной действительности, в которую оно погружено, создает, а точнее сказать, "конструирует" социальную реальность. Этот процесс социального конструирования реальности должен, по их мнению, стоять в центре социологического анализа, что дает право социологии знания претендовать на собственную нишу в исследовательском поле социологии.

Такой взгляд значительно расширяет понятие "знание" как предмет исследования, которое уже не может быть ограничено рамками научности, понимаемая как попытка обосновать это знание с помощью различных объективных критериев. Таким образом, научное специализированное знание и обыденное, житейское знание становятся равноправными объектами социологического анализа. П.Бергер и Т.Лукман показали, что научная "реальность", сконструированная на основе теоретических взглядов и эмпирических исследований интеллектуалов, — это не единственная "реальность", которая отражает картину мира. Существует еще мифологическая, религиозная реальность, есть дотеоретическая "реальность" обыденной жизни людей, которая составляет основу повседневного знания. Именно это повседневное, обыденное знание должно быть в центре внимания социологии.

Основным механизмом конструирования реальности, по мнению авторов, является язык. Они считают, что повседнев-ность жизни отражена в языке и осуществляется с помощью языка. Но изучение языка в социологии должно отличаться от филологического подхода тем, что она признает то, что язык неадекватно отражает "реальность", что он искажает выражение мысли и ее понимание. Причины этих искажений могут быть вызваны различными описаниями одного и того же явления, смысл сказанного может меняться в зависимости от позиции или других личностных особенностей того, кто объясняет эту информацию. Кроме того, смысл слов и предложений сильно зависит от конкретной ситуации, от контекста, в котором они были произнесены, а значит, понять подлинное значение высказывания в отрыве от контекста очень сложно. Этот взгляд на проблемы языковой интерпретации очень важен, так как показывает противоречие в самом социологическом способе изучения процесса получения знания о мире с помощью языка, в то время как сам язык, на основе которого осуществляется анализ проблем, тоже является предметом исследования.

Символический интеракционизм Ч.Кули, У.Томаса, Дж.Г.Мида

Здесь понимающая социология тесно смыкается с другим теоретическим подходом в качественных исследованиях — символическим интеракционизмом, который был основан на взглядах Ч.Кули, У.Томаса и Дж.Г.Мида. Эти выдающиеся представители американской социологии, философии и социальной психологии под социальной реальностью понимали "отношения между идеями личности" (Ч.Кули), "определение ситуаций как реальности, которое делает их реальными по своим последствиям" (У.Томас), "как совокупность процессов взаимодействия с участием многих индивидов, где основным элементом взаимодействия является принятие "роли обобщенного другого" (Дж.Г.Мид)¹. Впоследствии ученик Дж.Г.Мида, чикагский профессор Г.Блумер дал обобщенное представление символического интеракционизма о социальном мире: "Человеческие существа живут в мире значимых объектов, а не в среде, состоящей из стимулов и самоконституирующихся сущностей. Этот мир имеет социальное происхождение, ибо значения возникают в процессе социального взаимодействия. Так, различные группы вырабатывают различные миры, и эти миры меняются, если объекты, их составляющие, меняют свои значения. Поскольку люди расположены действовать, исходя из значений, которые имеют для них объекты, мир объектов группы представляет собой истинный смысл организации деятельности. Для того чтобы идентифицировать и понять жизнь группы, необходимо идентифицировать мир ее объектов; идентификация должна осуществляться в терминах значений, которые имеют объекты в глазах членов группы. Наконец, люди не прикованы к своим объектам, они вольны прекратить свою деятельность по отношению к ним и выработать в отношении к ним новую линию поведения. Это обстоятельство вносит в групповую жизнь новый источник трансформации"².

¹ Очерки по истории теоретической социологии XX столетия (от М.Вебера к Ю.Хабермасу, от Г.Зиммеля к постмодернизму). М, 1994. С. 206—214.

² Цит. по кн.: Очерки по истории теоретической социологии XX столетия. М., 1994. С. 225.

Такой подход в методологическом плане ведет к отказу от классических процедур социологии по четким операционали-зациям понятий и замены их на понятия, которые не имеют претензий на общий характер и максимально приближены к данной конкретной ситуации, к пониманию социального действия в ее контексте. Стремление совместить структурно-функциональные и феноменологические концепции в исследовании похожи на попытки не только "одеть" голый скелет социальной структуры в живую плоть обыденной жизни, но еще вдохнуть в это переменчивое дыхание конкретных участников бесконечного потока социальных коммуникаций, которые сами создают социальный мир, который потом создает их, заставляя иначе воспринимать окружающую их социальную среду, которую они будут изменять в соответствии с новыми представлениями, которая будучи для них реальностью изменит их самих, а затем опять...

Однако теоретически осознаваемая концепция необходимости совмещения этих подходов на эмпирическом уровне приводит к тем же знакомым социологам процедурам структурно-функционального анализа, которыми они пытаются постигнуть выявленные значения и символические жесты. Следовательно, в непостоянном феноменологическом "жизненном мире" все-таки есть некие устойчивые во времени и пространстве феномены, которые можно классифицировать, сопоставлять с другими социальными явлениями, выявлять общие особенности и закономерности возникновения и функционирования. Однако сочетание количественных и качественных методов — это не механическая сумма исследовательских методик позитивистско-натуралистической и понимающей социологии. Для понимания сложности этой задачи следует обратиться к теоретическим истокам феноменологии и, прежде всего, к работам А.Шютца.

"Социология повседневности" А. Шютца

"Социология повседневности" А.Шютца (1899—1959) содержит несколько важных понятий, которые дают возможность выделить и исследовать элементы познания повседневности, которые представляют собой относительно устойчивые образования, насколько это может допустить феноменологическая традиция. К этим понятиям относится прежде всего "когнитивный стиль" (Cognitive Style) и "конечные области значений" (Finite Provinces of Meaning), которые выявляют формальные структуры обыденного восприятия и мышления, с помощью которых происходит создание социальной реальности.

В своей статье "Символ, реальность и общество" А.Шютц под "конечными областями значений" понимает специфический жизненный опыт, на его основе человек создает социальную реальность, которая в силу этого объективна для него в той же степени, в какой он доверяет своему опыту. А.Шютц писал: "Следовательно, мы называем конечной областью значений множественность нашего опыта, если он показывает специфический когнитивный стиль и является не только последовательным, но еще и способным сопоставлению одного с другим"¹. Таким образом, познание социальной реальности возможно не всяким жизненным опытом, а только таким, который способен к определенным логическим процедурам, к саморефлексии и сопоставлению пережитых фактов, впечатлений и т.п.

¹ Schutz A. Symbol, Reality & Society // Collected Papers 1. The Problem of Social Reality: Kluwer Academic Publishers, 1990. P. 230.

Когнитивный стиль — центральный элемент познания социальной реальности

Когнитивный стиль у А.Шютца выступает как центральный элемент познания социальной реальности. Он выделяет шесть базовых характеристик когнитивного стиля:

1. Специфическая напряженность сознания, ясное бодрствование, порожденное полным вниманием к событиям жизни;

2. Специфическое "epoche", сущность которого состоит воздержании, отказе от сомнений в существовании объектов, которые осознаются как реальные. Это отличает повседненное "epoche" от феноменологического содержания этого понятия, где наоборот, осуществляется отказ от веры в реальное существование объектов внешнего мира;

3. Преобладающая форма деятельности по выдвижению проектов и их осуществлению — это трудовая деятельность, играющая основную роль в формировании повседневности. По форме эта деятельность может быть физической работой, игрой воображения, интеллектуальным занятием или эмоциональным аффектом;

4. Специфическая форма личной вовлеченности. Человек может участвовать в разных сферах деятельности полностью или частично;

5. Специфическая форма социальности (общий интросубъективный мир социальной коммуникации и социального действия);

6. Специфическая временная перспектива. Это некое стандартное время, которое возникает на пересечении между внутренним субъективным временем, называемым длительностью и космическим временем как универсальной темпоральной структурой интерсубъективного мира.

Интерсубъективный мир как специфическая форма социальности

Одна из этих характеристик когнитивного стиля, которая представляет специфическую форму социальности как общий интерсубъективный мир социальной коммуникации и социального действия, раскрывает механизм повседневной типизации, который объясняет то, как вообще возможно появление и существование повседневного знания. Под интерсубъективным миром А.Шютц понимает совокупность связей с другими людьми, которые объединены "через общность забот, труда и взаимопонимания друг друга"¹. Эти связи представляют совокупность значений, которые должны быть интерпретированы для возможности существования и деятельности индивида в этом мире. Значения возникают и продолжают формироваться в человеческой деятельности: своей и деятельности других людей, современников и предшественников. Интерпретация мира осуществляется через собственный предыдущий опыт и/или переданный родителями и учителями. Этот опыт он называл "наличным знанием", который представляется некой схемой для соотнесения своих взглядов и представлений. Это знание является по существу типичным, т.е. "открывает горизонты сходных по значению будущих переживаний".

¹ Schutz A. Op. cit. P. 10.

Таким образом, интерпретация социальной реальности несет в себе одновременно индивидуальное восприятие и типизированные образы, которые воспроизводят ситуации, имеющие определенное сходство. Однако выявление этого сходства или различия А.Шютц считал продуктом индивидуальной активности. Он приводит пример формирования индивидуального понятия типа, где показано, что мир в восприятии индивида представляет собой соединение обобщенных типов, с которыми идет постоянная идентификация всех воспринимаемых объектов. Сами объекты могут восприниматься будучи уже приписанными к определенному типу, после чего в них выделяется нечто особенное. Это вьщеление осуществляется на основе практического "интереса" и "релевантности". А.Шютц вводит понятие биографически детерминированной ситуации, которая определяет интересы человека в типизации образа социальной реальности. Человек постоянно находится в физической и социокультурной средах, которые он сам определяет для себя. Его позиция в этих средах определена не только пространством и временем, не только статусом и ролью в социальной системе, но также моральными и идеологическими позициями. «Биографически детерминированная ситуация включает определенные возможности будущей практической или теоретической деятельности, которая может быть названа "наличной целью". Эта цель определяет релевантные ей элементы среди всех тех, которые присутствуют в ситуации. Система релевантностей детерминирует элементы, которые составят сущность обобщающей типизации и определяет, какие из них будут характеризоваться как типичные, а какие уникальными и индивидуальными»¹.

¹ Schutz A. Op. cit. P. 9.

Система релевантности и избирательная активность сознания

Таким образом, интерес к объекту восприятия, связанный с наличной целью, и система релевантности, которая отвечает за идентификацию и опознание элементов социальной реальности, определяют избирательную активность сознания. В результате в каждом объекте окружающего мира можно выделить индивидуальные и типичные характеристики, которые находятся в "поле не подверженного сомнению предшествующего опыта". Избирательная активность сознания проявляется в том, насколько далеко субъект хочет и может проникнуть в это поле предшествующего опыта, где горизонты типичности всегда открыты.

Замечание об "открытых горизонтах типичности" позволяют найти одно из объяснений иллюзорности понимания другого. Если типизация образа происходит в поле биографического опыта, который в силу индивидуальных различий раздвигает или сужает горизонты знаний, определяющие размер этого поля, то степень типизации объекта и интерпретация его значений, которые содержат знания о нем, будут зависеть от объема этих знаний. Профессиональный социолог в принципе обладающий более широкими горизонтами знаний о социальной структуре общества, чем респондент, может понимать смысл сказанного ему респондентом совсем иначе. Часто, задавая свои вопросы, он имеет в виду такие "вещи", которые его респондент попросту не видит в своей среде, так как в поле его типизации не содержится образцов для идентификации.

Например, „вопрос о типах стратегии выживания в крестьянской среде часто вызывает непонимание и раздражение респондента, который с обидой заявляет, что они "здесь не выживают, а живут и всегда жили. Пусть иногда лучше, а иной раз хуже, но жили, а не выживали".

Здесь отчетливо видно несовпадение горизонтов знания и разный жизненный опыт. Исследователь, стремящийся типизировать поведение крестьян, "загнать" их поведение в определенные рамки классификации, видит и интерпретирует смысл поведения и речи исходя из своей типизации. Крестьянин, обладая своим жизненным опытом и основываясь на нем, просто не замечает и не осознает, что живет по каким-то "стратегиям" или воспринимает их совсем в других образах и понятиях, которые могут быть неизвестны исследователю.

Точно также, если бы крестьянин спросил социолога: Как у вас там погода?", — подразумевая под этим чаще всего виды на урожай и, получив ответ, дающий оценку с точки зрения пляжного сезона, сделал бы неверные выводы о температуре, влажности, скорости ветра и прочих параметрах состояния атмосферы, которые даже неосознанно для себя всегда отмечает землепашец и о существовании которых может не подозревать горожанин, если, конечно, он не метеоролог.

Этот пример показывает, как на первый взгляд банальная мысль о том, что люди по-разному воспринимают и понимают одни и те же слова или друг друга, приобретает совсем нетривиальный характер, когда ставится вопрос о том, почему это происходит и как можно достичь понимания, не оказываясь в положении героя Н.В.Гоголя, для которого все, что он не видит сам, то для него ложь.

Общий тезис взаимных перспектив или как возможно понимание

Где же могут совместиться интересы, которые произведут взаимное сжатие "смысловых полей" для взаимопонимания? Кажется, что этого никогда не произойдет. Однако понимание людьми друг друга в повседневной жизни все-таки происходит. Для этого нет иного пути, как в процессе взаимодействия друг с другом, заранее быть убежденным в том, что их представления о мире мало отличаются между собой. Для того чтобы понять откуда берутся такие убеждения А.Шютц выдвигает "общий тезис взаимных перспектив", представляющего естественную установку повседневного мышления на создание типизирующих конструктов объектов, которые заменяют своеобразие объектов индивидуального опыта каждого участника коммуникативного акта. Общий тезис взаимных перспектив содержит два постулата:

1. Взаимозаменяемости точек зрения. АШютц писал: «Я принимаю на веру — и предполагаю, что другой поступает так же, — что, если я поменяюсь с ним местами так, то его "здесь" станет моим, то я буду находиться в том же удалении от предметов и видеть их в той же степени типичности, как и он сам, более того, для меня будут достижимы те же вещи, что и для него (и наоборот)»¹;

¹ Schutz A. Op. cit. P. 11—12.

2. Совпадения систем релевантностей. Этот постулат гласит: "До тех пор пока не доказано обратное, я верю и предполагаю, другой считает так же — что различия перспектив, порождаемые нашими уникальными биографическими ситуациями, не важны с точки зрения наших практических целей любого из нас. И что он, как и я, т.е. "мы" полагаем. Что выбрали и интерпретировали актуально и потенциально общие объекты и характеристики, тем же самым или, по крайней мере "эмпирически тем же самым", т.е. тем же самым с точки зрения наших практических целей, образом"¹.

¹ Schutz A. Op. cit. P. 12.

На первый взгляд этот общий тезис взаимозаменяемости перспектив не открывает ничего нового. Мы достигаем взаимопонимания, когда стремимся и способны поставить себя на место другого, взглянуть на вещи его глазами и, когда партнер по общению делает то же самое. Кроме того, мы допускаем, что, общаясь друг с другом, мы играем в одну и ту же игру с правилами, которые известны нам обоим и мы согласились их выполнять. Тогда индивидуальные особенности уходят на второй план, а на первый выступает типизированная роль. Например, приходя в магазин, мы автоматически играем роль "покупателя", а партнер по коммуникации воспринимается как "продавец". Существующие типы этих ролей уже заранее предполагают, какие вопросы надо задавать, как себя вести при покупке товара и т.п. При этом индивидуальные особенности продавца не имеют никакого значения до тех пор, пока они не вступают в противоречие с предписанными ролью действиями. Роль предписывает продавцу быть вежливым с покупателем и, если он грубит или не обращает внимания на клиента, то тогда обращается внимание на его индивидуальные особенности.

Социальное происхождение и распределение знания

Кроме общего тезиса взаимных перспектив АШютц обращает внимание еще на два аспекта, которые входят в объяснение механизма повседневной типизации: а) социальное происхождение знания; б) социальное распределение знания. Социальное распределение знания указывает на тот факт, что через личный опыт можно приобрести небольшую часть знания о мире. Большая часть знания передается через родителей, учителей, знакомых, т.е. имеет социальное происхождение. Человека учат определять среду, строить типичные конструкты согласно системе релевантностей, принятой данной социальной группой. Это могут быть образы жизни, способы взаимодействия со средой, рекомендации по достижению типичных целей в типичных условиях типичными средствами. Главным носителем знания является словарь языка и его повседневный синтаксис. Повседневность говорит на языке имен, вещей и событий, где любое имя предполагает типизацию в соответствии с системой релевантности определенной социальной группой ("мы-группой"), если это имя или вещь достаточно значима для группы.

Под социальным распределением знания А.Шютц понимал то, что запас наличного знания у каждого отдельного человека ограничен и различается по степени ясности, отчетливости и точности. В процессе взаимодействия между людьми это учитывается так же, как учитывается и то, что они должны знать одни и те же факты. В связи с этим поднимается проблема "экспертов" и "дилетантов". Каждый человек одновременно выступает "экспертом" в одной узкой сфере деятельности и "дилетантом" во всех остальных. В любой момент жизни наличный запас знаний разграничен по степени ясности, отчетливости и точности. С помощью обыденного опыта человек определяет в каких типичных ситуациях он должен обратиться к эксперту. Он как бы конструирует тип эксперта, обладателя недостающего знания, причем, эта типология распространяется на его систему релевантностей, на его мотивы, определяющие особый тип поведения, черты личности¹. Этот тезис объясняет как в приведенном выше примере взаимодействия интервьюера и респондента достигается понимание через первоначальное обоим известное допущение о типе "заумного" ученого и типе "простого" крестьянина.

¹ Schutz A. Op. cit. P. 13—14.

Можно представить механизм повседневной типизации как серию вопросов, которые постоянно, но часто неосознанно задают себе участники коммуникации. Идентификация начинается с вопроса: "Кто он?", а заканчивается вопросом: "Какой он?", но взаимодействие предполагает не только идентификацию, но и понимание. З.Бауман очень кратко, но емко определил понимание: "Понять — знать как поступать дальше"¹. Из этого следует вопрос-предположение о том, что будет делать партнер дальше и что делать самому, причем в обоих случаях имеется, как правило, набор типичных ожиданий, который основатель этнометодологии Г.Гарфинкель называл "фоновыми ожиданиями"².

¹ Бауман 3. Мыслить социологически. М., 1996. С. 98.

² Garfinkel H. Studies in Ethnomethodology. Blacwell; Oxford, 1990.

"Фоновые ожидания" и этнометодология Г.Гарфинкеля

Л.Ионин, резюмируя результаты наблюдений и экспериментов Г.Гарфинкеля, сделал следующие выводы о понятии "фоновых ожиданий":

1. "Фоновые ожидания" представляют собой "видимые, но не замечаемые", постоянно реализующиеся в ходе взаимодействия, но неосознаваемые описания членами общества структур взаимодействия, в которых они участвуют;

2. Эти описания существуют в форме моральных правил, санкционированных группой;

3. Описания, обусловленные целями взаимодействия (описания "достаточны для практических целей");

4. Функции "фоновых ожиданий" заключаются: а) в стандартизации и категоризации всякого обыденного взаимодействия; б) в ориентации и координации взаимодействия с другими членами группы; в) в обнаружении отклонений от нормального хода событий; г) в коррекции хода взаимодействия и в осуществлении успешного (санкционированного) поведения;

5. Тесная связь "фоновых ожиданий" с "социальными аффектами"³.

³ Иония Л.Г. Понимающая социология. М.: Наука, 1979. С. 147.

Таким образом "фоновые ожидания" представляют собой, по мнению Г.Гарфинкеля, основной механизм стандартизации, который феноменология должна выявить и описать. Эти описания содержат типы социальных действий, системы типовых идентификаций и интерпретаций действий различных партнеров по общению, которые возникают в процессе коммуникации. Понимание людьми друг друга достигается с помощью "рефлексивности". Это определенная способность к распознаванию не того, что говорит партнер по общению или какой предмет разговора обсуждается, а как он это говорит. Распознается в первую очередь "метод говорения", который представляет собой достаточно широкую гамму контекста высказывания. Например, можно говорить метафорически, иронично, иносказательно, нарративно, вопросительно или утвердительно, фальшиво, туманно, двусмысленно¹.

¹ Garfinkel Я. Op. cit. P. 28—29.

Рефлексивность позволяет пробиться к смыслу сказанного через различия в терминологии, оговорки, неточности в формулировках, т.е. понять "что имелось в виду". Это похоже на речевые традиции с определенными правилами и, если эти правила соблюдаются, то понимание возможно даже там, где внешне разговор выглядит бессмысленным. Это рефлексия возникает, создается и поддерживается в процессе социального взаимодействия, когда партнеры как бы постоянно неосознанно проводят своеобразный тренинг на тему: "Догадайся, что я имею в виду".

Г.Гарфинкель предложил способ, с помощью которого можно продемонстрировать "фоновые ожидания". Для этого надо нарушить "правила говорения" и действовать вопреки "фоновому ожиданию". Этот метод, получивший название "горфинкелинг" проявляет "фон", являющийся контекстом разговора. Именно тесная связь "фоновых ожиданий" с "социальными аффектами" является ключом к выявлению латентных ожиданий и стоящих за ними моделей социального поведения. Аффекты в виде удивления, раздражения, тревожности, страха, вербальной или невербальной агрессии играют для наблюдателя роль индикаторов для фиксации нарушения "правил" социального взаимодействия.

"Гарфинкелинг" и аномия

"Гарфинкелинг" — это своеобразное искусственное создание у респондента состояния близкого к состоянию аномии. Особенно видна эта аналогия с описанием состояния аномии при анализе причин самоубийства, которое мы можем найти у Э.Дюркгейма: "Никто не знает в точности что возможно, а что невозможно, что справедливо и что несправедливо; нельзя указать границы между законными и чрезмерными требованиями и надеждами"¹. Для Э.Дюрк-гейма "аномия" определяется "беспорядочной, неурегулированной человеческой деятельностью и сопутствующими ей страданиями", это состояние общества с нарушением баланса экономики и культуры в социальных структурах, независимо от "положительного или отрицательного знака" преобразований. Именно, нарушая баланс между культурами речевого общения, делая поведение не регулируемым культурными нормами, "гарфинкелинг" заставляет "страдать" и делать попытки восстановить эту сбалансированность между нормами и ценностями.

¹. Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд. М., 1994. С. 238.

А.Б.Гофман считает, что Э.Дюркгейм термином "аномия" обозначал "состояние ценностно-нормативного вакуума, характерного для переходного и кризисных периодов и состояний в развитии обществ, когда старые нормы и ценности перестают действовать, а новые еще не установились"². Р.Мертон подходил к определению аномии с точки зрения рассогласования между культурно предписанными стремлениями и социально-структурированными средствами их реализации. "Гарфинкелинг" нарушает прежде всего самый распространенный из пяти типов приспособления (конформность; инновация; стабильность; ритуализм; ретре-тизм; мятеж) к ситуации рассогласования — конформность, которая представляет наиболее пассивный способ приспособления индивида к социальной среде. Этот тип приспособления находится в прямой зависимости от степени стабильности общества и обозначает "соответствие и культурным ценностям, и институционализированным средствам"³.

² Гофман А.Б. Семь лекций по истории социологии. М.: Мартис, 1995. С. 174.

³ Мертон Р.К. Социальная структура и аномия // Социологические исследова-ния. 1992. № 3. С. 104.

Этот метод заставляет респондента проявить и проговорить латентные нормы поведения и выявляет ценности, которыми он руководствуется в своем поведении. Для эмпирической социологии здесь возникает веер интерпретаций отказа от ответа в ситуации социологического опроса, который изначально не может полностью соответствовать "фоновым ожиданиям" интервьюера и респондента. Что означают аффекты респондента? Может быть его "не так спросили" или интервьюер нарушил "правила говорения", не понимает или делает вид, что не понимает, что респондент имеет в виду (тогда возникает ситуация, где поведение интервьюера, который как бы "специально прикидывается дурачком", выглядит оскорбительно) или он чувствует угрозу для себя от самого факта участия в опросе и т.п. Проблема в том, что часто интервьюер, столкнувшись с такой ситуацией, объясняет это для себя в соответствии со своими собственными "правилами говорения", не зная и даже не подозревая о специфических "фоновых ожиданиях" респондента.

"Обоснованная теория" А.Страусса

В теоретических обоснованиях современных качественных методов эта проблема рассматривается в контексте методологических задач, которые ставят перед собой социологи, применяющие качественные методы в своих исследованиях. Один из таких методологических подходов, который разрабатывают такие исследователи как Дж.Корбин и А.Страусс, называется "обоснованная теория". В контексте этого подхода "теоретическое осмысление изучаемой реальности непосредственно включено в процесс сбора, анализа и интерпретации данных"¹. Исследователи решают задачи адаптации штатных научных процедур для качественных исследований; разрабатывают особые формы отчета о правилах и приемах проведения исследования; определяют критерии оценки результатов исследования.

¹ Васильева Т.С. Основы качественного исследования: Обоснованная теория // Методология и методы социологических исследований. (Итоги работы поисковых исследовательских проектов за 1992—1996 гг.) М., 1996. С. 56.

В основе обоснованной теории находятся прагматизм и символический интеракционизм. Прагматизм проявляется в изменении метода в соответствии со изменяющейся реальностью или точнее, с изменением восприятия исследователя под воздействием изменения в изучаемом объекте. Восприятие играет чрезвычайно важную роль в работе исследователя как участника коммуникации. НЛуман сравнивал восприятие со шлюзами социальной системы, которые либо пропускают, либо отклоняют любое сообщение. В результате в процессе развития коммуникации возникает определенная бифуркация, в смысле состояния неопределенности в отношении ее продолжения или прерывания. По Н.Луману общество представляет собой "поток самовоспроизводящихся информационных сообщений в системе, которая сама себя описывает и сама себя наблюдает"¹.

¹ Луман Н. Понятие общества // Проблемы теоретической социологии. СПб., 1994. С. 33.

Чтобы эти "шлюзы" восприятия не прерывали и как можно меньше искажали поток информационных сообщений необходимо отказаться от строгого детерминизма. Н.К.Дензин выделяет три базовых предположения символического интеракционизма. "Во-первых, социальная реальность — это социальный продукт чувств, знаний и понимания. Взаимодействие индивидов создает и определяет их собственное значение ситуаций. Во-вторых, люди способны через саморефлексию присваивать нужные им значения. Они способны придавать определенные формы своему поведению и управлять им и поведением других. В-третьих, в ходе социального взаимодействия происходит подстраивание своих точек зрения на поведение других, к значениям, которые придают другие своему поведению².

² Denzin N.K. The Research Act. A Theoretical Introduction to Sociological Methods. Englewood Cliffs (New Jersey), 1970. P. 5.

Эта подстройка осуществляется часто неосознанно, автоматически. Обычно это происходит в ситуации, когда появляется ключевая фраза или слово, которые указывают на возможность рассогласование смыслов. В приведенном примере о разном восприятии понятия "хорошая погода", социолог и сельский житель никогда бы не заметили различного толкования этого понятия и не пытались бы подстроиться к собеседнику, если бы крестьянин не задал уточняющий вопрос-утверждение: "Значит у вас дожди были? А у нас полторы недели на небе ни облака, горит все". Если бы этот вопрос не был задан, то собеседники ничего бы не заметили и разошлись с иллюзией понимания друг друга и получения достоверной информации о погоде.

Феноменологический метод указывает на то, что в повседневной жизни обнаружить рассогласование значений смысла слов и действий не всегда просто. "Гарфинкелинг" выявляет различия в "фоновых ожиданиях" и "правилах говорения" наиболее эффективно в лабораторном эксперименте, но в полевом качественном исследовании создание ситуации искусственной аномии чаще всего ведет к разрыву коммуникации. "Шлюзы" восприятия респондента захлопываются перед социологом, потому что частые уточнения типа: "Что ты имел в виду?" в "правилах говорения" тоже соответствующим образом типизируются и, если социолог не иностранец, плохо владеющий языком, а представитель той же культуры и поколения, к которой относит себя респондент, то это уже идентифицируется не как "не понимание", а как "непонятливость" или "провокация, косвенная агрессия" и т.п. Например, это может интерпретироваться как то, что "умный" горожанин демонстрирует своим непониманием то, что "темный" крестьянин не может связно, понятно, грамотным языком изложить свои мысли. Такая интерпретация возможна, потому что нарушается "основной тезис взаимозаменяемости перспектив" и, хотя и здесь возможны варианты подстройки собеседников друг другу, это общение будет неестественным и может еще больше заслонить "горизонты типичности" индивидуального мира другого.

Поиск "открытых горизонтов типичности"

Феноменологический подход в социологии отрицает саму возможность существования только одной "единственно верной" интерпретации, показывая множественность индивидуальных и коллективных миров со своей логикой и истиной, которые так же относительны. Этот подход учит терпеливому и вдумчивому наблюдению, как бы постоянному ожиданию проявления "открытых горизонтов типичности", не подталкивая специально респондента к обозначению границ знаний, но демонстрируя интерес к их познанию и уважение к носителю мира значений и смыслов неизвестной социальной реальности.

В качестве примера можно привести фрагмент глубинного интервью в полевом исследовании 1995 г. с жителем одного из сел Саратовской области:

Интервьюер: "Большое у Вас хозяйство: коровы, свиньи птица. Как только управляетесь?"

Респондент: "Да управляемся. Было бы с кормами проще. Я бы больше держал. Время такое, надо на себя надеяться, детям помогать. Я ведь раньше больше держал. Свиней держал больше, откармливал. У нас с ними не больно-то любят возиться... ну держат двух-трех... не знаю, кто больше, а мне даже нравится. Вот помню был у нас подсвинок, дети его Борькой звали. Он соображал не хуже, чем... ну, в общем понимал, что ему говоришь, как человек словно. За мной ходил как собака, увидит меня, бежит, тычется и морду такую сделает, ну умора прямо... (долгая пауза, старается еще что-то вспомнить. — Прим. автора)... Знаешь, больше чем на шесть пудов потянул!"

Интервьюер: "Что Вы сказали, я не совсем понял?" (Наверное изумление на лице интервьюера.)

Респондент: "Ну, говорю, больше 100 кило потянул. (Пауза, смотрит на интервьюера, появляется некоторое замешательство, смущение.) Ну, а что с ним еще... Ты же понимаешь... (вдруг смеется)... А получилось... вроде говорю он мне как... (смеется громче)... а я его раз и шесть пудов!!!"

В этом эпизоде перед исследователем как бы приоткрывается "горизонт типизации", особенности восприятия респондентом своего мира. Здесь проявляется не только его индивидуальное отношение к домашним животным как к источнику приятных эмоций от общения с ними (в этом горизонты типизации крестьянина и социолога-горожанина совпадают), но еще как к "мелкому скоту, продукции животноводства", которая органично сочетается с понятием домашние животные как источник жизнеобеспечения сельской семьи и способ получения дохода. Именно в этой связке произошло расхождение понятий интервьюера и респондента, которая мгновенно проявилась в вопросе: "Что Вы сказали? Я не понял". "Фоновые ожидания" интервьюера предполагали продолжение поиска эпитетов к описанию типизированного образа "домашнее животное — друг, член семьи", а вместо этого он столкнулся с незнакомым типизированным способом восприятия ситуации, который показывает фрагмент различия социальной реальности города и социальной реальности села.

Однако этого бы не произошло, если бы респондент случайно не нарушил общие с исследователем "правила говорения". Он по сути дела перевернул привычную для горожанина логику повествования при оценке качеств домашних животных. Если бы он сказал, что он любит заниматься свиноводством и получает от этого хороший доход, так как привесы животных при соответствующем уходе дают возможность за восемь месяцев выкормить свинью на центнер убойного веса, но некоторых "скотов" ему жалко пускать под нож, потому что общение с ними доставляет удовольствие, то ни он сам, ни интервьюер ничего бы не заметили. Но смешивание индивидуальных личностных "человеческих" оценок с оценкой качества социальной функции животного привело собеседников в некоторое замешательство, где норма "не говорить о своем друге в форме крайне выраженного прагматизма" здесь уже не действует, а как это высказать по другому еще не совсем понятно.

Переворот логики высказывания респондента, возможно, произошел случайно, но его "оговорка" не была случайностью, так как в сознании респондента содержался качественно иной образ домашнего животного, чем у интервьюера-горожанина, которому ни при каких обстоятельствах в данном контексте не пришло бы в голову, что убойный вес его "меньшого брата" является дополнительной добродетелью в списке его отличительных качеств. Это могло возникнуть только в контексте социальной реальности сельского образа жизни, принятых там социальных норм и установок, где скот оценивается прежде всего с функциональной точки зрения привесов, удоев, тягловой силы и т.п. Таких примеров очень много, но социолог чаще всего проходит мимо них, не придавая им значения. Заслуга феноменологического подхода заключается в том, что эти явления становятся специальным предметом изучения и научного анализа.

Что такое "качественные методы"?

Итак, качественные методы исследования представляют собой реализацию феноменологического подхода к изучению социальных процессов и явлений, где в зависимости от целей и задач исследования основное внимание уделяется изучению способов и особенностей рефлексивности субъектов исследования по поводу социальной реальности и причин такой рефлексивности. В отличие от количественных методов в первую очередь выясняется не "кто и как отвечают" и "сколько так отвечают", а "что означают ответы" и "почему так отвечают" представители той или иной социальной группы. Принципиальные позиции такого подхода заключаются в следующем:

1. Результаты социологического исследования являются продуктом рефлексивности исследователя, изучающего рефлексивность респондента по отношению к объекту исследования, т.е. результатом "двойной рефлексивности";

2. Интерсубъективистская позиция исследователя предполагает осознание им в процессе исследования того, что вступая в контакт с респондентом, он становиться такой же частью изучаемого социального явления, как и респондент. Приписанные им значения и смыслы этой реальности не являются только отражением особенностей восприятия респондента или только его собственного восприятия этой реальности, но следствием взаимодействия их рефлексив-ностей в процессе непосредственного общения. Результатом этого взаимодействия является новое представление о социальной реальности, которое до этого могло отсутствовать у каждого из участников исследования в отдельности и именно это новое представление является предметом анализа в качественном социологическом исследовании;

3. Феноменологический подход предполагает, что каждая личность конструирует собственную социальную реальность и живет в своем мире, где восприятие одних частей этой реальности в основном разделяется с другими членами общества, а других — может заметно отличаться. Эта реальность может существенно меняться под влиянием внешних условий, например, новой информации или внутренних процессов, происходящих в самой личности. Исследователь может выступать внешней причиной изменений представления респондента о его реальном мире или может повлиять на внутренние процессы развития личности, которые могут привести к изменениям в его реальности;

4. Теоретическим фундаментом качественных методов являются феноменология Э.Гуссерля, "социология повседневности" А.Шутца, этнометодология Г.Гарфинкеля, символический интеракционизм Дж.Мида, Ч.Кули, Томаса, "социальная конструкция реальности" Бергмана и Н.Лукмана, "обоснованная теория" А.Страусса и Дж.Корбина;

5. Качественные методы не противопоставляются коли-4ecfBeHHbiM методам исследования, но и не являются их дополнением или формой предисследования-пилотажа. Выбор метода определяется целями и задачами исследователя, а так же глубиной изученности проблемы;

6. Основными методами являются неформализованные варианты методов наблюдения, интервью и фокус-группа, как особая разновидность группового интервью. Но главным инструментом качественного исследования является сам исследователь, который может использовать различные дополнительные источники информации, включая дневниковые записи, письма, газеты, журналы, книги, видео- и киноматериалы;

7. Особое значение имеет полевой этап работы, непосредственное общение с респондентом;

8. Разработка методики и инструментария исследования не заканчивается с началом полевого этапа, а продолжается по его ходу, как бы вырастая из самого исследования, гибко изменяясь в соответствии с переменами в рефлексивности исследователей изучаемой ими социальной реальности;

9. Анализ первичного материала не начинается после окончания полевого этапа, а происходит одновременно с ним. В процессе полевой работы вырабатываются понятия — основные единицы анализа, феномены описываются и сопоставляются между собой для выявления сходства и различий, происходит сортировка и кодирование всех событий по ходу исследования, определяется степень и характер их отношения к цели исследования, выявляется их значение в более широком социокультурном контексте на основе изучения вторичных источников информации, в том числе статистики;

10. Необходимым условием эффективного качественного исследования является создание исследовательской группы и активное взаимодействие всех ее членов между собой на всех этапах исследования.

ЧАСТЬ II. ПЕРЕД ПОЛЕМ