Главная страница

Е. М. Ковалев, И. Е. Штейнберг качественные методы в полевых социологических исследованиях


Скачать 1.51 Mb.
НазваниеЕ. М. Ковалев, И. Е. Штейнберг качественные методы в полевых социологических исследованиях
АнкорKovalev Kachestvennye metody.doc
Дата25.03.2018
Размер1.51 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаKovalev Kachestvennye metody.doc
ТипДокументы
#17185
страница3 из 40
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   40

Глава 1. Очерки истории качественных методов в социальных науках


Попытка установить дату первого использования качественных методов в полевых социальных исследованиях может вернуть нас к моменту изобретения письменности или привести в эпоху Пелопонесских войн между Афинами и Спартой, во времена Римской империи или эпоху Марко Поло. Уже тогда ответственные политические и экономические решения принимались на основе подробных, и как сейчас сказали бы, "мультидисциплинарных" описаний-рапортов о состоянии дел в этих и соседних с ними государствах. В антропологии, сосредоточенной на описаниях "иных" обществ, первыми, включавшими антропологические сведения в свои отчеты, стали послы (особенно венецианские, полнота дипломатических отчетов которых не имеет себе равных в средние века), миссионеры, путешественники и купцы. Тем не менее в академических исследованиях полевые методы стали использоваться только в самом конце XIX и в начале XX в.

Антропологический подход Б.Малиновского


Ученые XIX в. вели свои исследования, опираясь лишь на материалы, собиравшиеся для них миссионерами, путешественниками и правительственными чиновниками, подавляющее большинство которых не имело никакой антропологической подготовки. Отчасти именно поэтому применение качественных методов в полевых исследованиях принято считать инновацией XX в., а их первопроходцами — Бронислава Малиновского и Чарльза Кули. Тем не менее это расхожее мнение является в определенном смысле упрощением. На протяжении 50 лет, начиная с 1870-х годов в Англии неоднократно переиздавалась книга "Заметки и вопросы антропологии". Изменения в содержании этих томов помогают обнаружить сдвиг в отношении к тем материалам, которые принято называть "этнографическими свидетельствами". Составители первого издания "Заметок...", вышедшего в 1874 г., указывали на главную проблему первых опросников, предназначенных для непрофессионалов: в них слишком мало внимания уделялось деталям, столь важным для антропологов. Для того чтобы устранить этот недостаток, следующий выпуск "Заметок..." содержал перечень информации, которая могла бы заинтересовать специалистов-антропологов. Тем не менее и в этом, и в последующих изданиях содержались сведения только о тех аспектах жизни обществ, которые должны были изучать миссионеры и путешественники, но не было никаких указаний на то, какие методы следует использовать для наблюдений и сбора данных.

Материалы, привозимые миссионерами и путешественниками из поездок поднимали важные методологические проблемы. Во-первых, авторы описаний чаще обращали внимание только на то, что казалось им экзотическим или романтичным и пропускали обыденное. Во-вторых, во время сбора информации им приходилось во всем полагаться на непроверенных местных переводчиков. Наконец, на их описания слишком часто влиял "цивилизационный снобизм", с позиций которого авторы смотрели на изучаемые общества, нередко награждая их ярлыками "кровожадных", "варварских" или "примитивных". В этой ситуации Хед-дон, Селигмен и Риверс предложили антропологам самим работать в поле и собирать все необходимые материалы. В 1898 г. экспедиция, возглавляемая Хеддоном, отправилась на острова в Торресовом проливе, а Воас организовал в Северной Америке экспедицию по изучению индейских племен северо-западного побережья США. Несмотря на то, что исследователи еще не предпринимали почти никаких попыток овладеть местными языками, много времени уделялось поиску и завоеванию доверия ключевых информантов. В этих экспедициях, по мере того, как антропологи лицом к лицу встречались с реальными респондентами, перед ними вставали важные методологические проблемы, и в первую очередь, — как избежать тенденциозности при изучении чужой культуры и как обеспечить трансляцию смысловых значений из одной культуры в другую. Хотя эти экспедиции были непродолжительными и скудно финансировались, была убедительно доказана эффективность сбора антропологических данных самими антропологами.

В своем итоговом отчете "Антропологическая работа за пределами Америки", направленном в Институт Карнеги, Риверс привел убедительные аргументы в пользу интенсивной и продолжительной работы в поле. Он писал о том, что эта работа обязательно должна быть построена на принципе, согласно которому исследователь должен жить среди тех людей, жизнь и культуру которых он изучит, необходимом, чтобы лучше их понять и в общении использовать их обыденный язык. Только тогда, подчеркивал он, можно избавиться от искажений и неточностей в опросах и поверхностных наблюдений миссионеров. В целом, Риверс делал упор на понимание местных терминов и языков, поиск подходящих информантов, сбор текстовых материалов, генеалогии и семейные истории, а также на систематическое ведение полевых и дневниковых записей. Некоторые из этих советов были включены в четвертое издание "Заметок..." Урри назвал его не столько путеводителем для путешественников, сколько руководством, открывающим дверь в новую эру антропологических исследований, которое должно было быть основано на более точных методах. В ходе своих первых экспедиций Б.Малиновский активно пользовался именно этим изданием "Заметок..." Более того, его собственная позиция, изложенная в знаменитых "Аргонавтах Тихого океана", очень близка к позиции Риверса. Тем не менее, именно Б.Малиновский считается родоначальником интенсивных полевых исследований в антропологии, поскольку в его "Аргонавтах..." впервые появилось детальное обсуждение примененной методики. Впрочем, описанные им приемы являлись скорее неким идеалом, к которому автор стремился, а не тем, что он делал в действительности.

Б.Малиновский критиковал предшественников за то, что они не смогли детально описать свои методы. Он считал, что антропологический материал имеет ценность лишь тогда, когда проводится различие между прямым наблюдением, словами и мнениями местных жителей и выводами исследователя. Он указывал также на то, что этнографы должны иметь представление о цели своих исследований, жить среди туземцев в изоляции от внешнего мира и собирать данные с помощью специфических методов. Б.Малиновский настаивал на том, что этнограф не должен поддерживать контактов с другими европейцами, потому что это единственный способ получить представление о социальных процессах, происходящих в повседневной жизни, и узнать больше о людях, их обычаях и верованиях. Наконец, Б.Малиновский полагал, что непосредственное изучение туземцев в их обычных условиях предпочтительнее, чем использование платных информантов. Большая часть его выводов до сих пор сохраняет свое основополагающее значение.

В "Аргонавтах..." Б.Малиновский также показал, что хорошо осознает некоторые проблемы, связанные с проведением полевого исследования. В частности, он обсуждал вопросы влияния антрополога на то, что он наблюдал и подробно анализировал влияние исследователя на жизнь деревни. Тем не менее Б.Малиновский считал, что эти трудности можно преодолеть, поскольку постоянное присутствие антрополога постепенно перестает оказывать влияние на жизнь племени. Б.Малиновский, отстаивая право на участие исследователя в деревенской жизни, писал, что в этой работе этнограф иногда должен отложить в сторону свою камеру, записную книжку, карандаш и присоединиться к тому, что происходит. Он может принимать участие в играх туземцев, сопровождать их во время визитов и прогулок, сидеть, слушать и участвовать в их разговорах. Только такое участие, считал Б.Малиновский, позволяет исследователю понять жизнь тех, кого он изучает.

Тем не менее, личные дневники Б.Малиновского, опубликованные его вдовой в конце 1960-х годов, вновь заставляют поднимать вопросы об исследовании Б.Малиновского и той степени, в которой он смог приблизиться к собственному идеалу. Разумеется, его идеи, касающиеся сбора статистических данних, детальных наблюдений и этнографических выводов стали настоящей революцией в полевых исследованиях. Однако нельзя не видеть, что сам Б.Малиновский не был "идеальным" исследователем, отдавая себе в этом полный отчет. Его дневниковые записи свидетельствуют о периодах одиночества, скуки и глубокой депрессии. Вместо идеализированной картины полевых исследований, которая встает перед нами со страниц "Аргонавтов...", мы получаем более ясное представление о тех трудностях, которые испытывает любой полевой исследователь. Возможно, это сочетание "выверенного" научного отчета и беспощадных, честных по отношению к себе и к своим читателям дневниковых записей заставляет говорить о двух уровнях полевого исследования — этнографии чужой культуры и этнографии самого себя.

Прожив много месяцев среди туземцев, Б.Малиновский сохранил уверенность в том, что не смог бы участвовать во всем, что они делали. Он не смог полностью прекратить все контакты с европейцами и порвать с европейской культурой, продолжая встречаться с путешественниками, миссионерами и торговцами, проводил много времени за чтением романов, используя эту уловку для того, чтобы отвлечься на какое-то время от общества, которое он изучал. Дневниковые записи полны эпизодами его личной жизни, которые могут дополнить его идеализированные представления о полевом антропологическом исследовании. Тем не менее, даже если работа Б.Малиновского и не соответствовала тем высоким стандартам, которые он открыл в процессе исследования и которым он сам стремился соответствовать, совершенно очевидно, что он действительно революционизировал работу антрополога и оказал огромное влияние на методику социальных наук XX в.

Английские социальные исследования Ч.Бута, С.Уэбба и Б.Уэбб


Совершенствование исследовательских методов в Англии было тесно связано с работами в области социального реформирования. Вряд ли было бы правильным считать работы Ч.Бута и супругов С. и Б.Уэбб всего лишь стандартными опросами и сбором статистических сведений. Работы Ч.Бута вышли далеко за узкие рамки социологического опроса. Его главная книга "Жизнь и труд жителей Лондона" посвящена изучению проблемы бедности. Ч.Бут был уверен, что описания жизни отдельных семей, существовавшие в литературе того времени, нереалистичны и бесцветны. Поэтому он сам, помимо проведения опросов, решил получить личный опыт жизни в лондонском Ист-Энде, сняв здесь комнату. Исследователь писал: "У меня не было никакого личного опыта и я не сомневался, что множество других людей обладают в 20 или в 100 раз большим опытом жизни в Ист-Энде. Но и то, чему я был свидетелем, было вполне достаточно, чтобы пролить яркий свет на те материалы, которые я использовал и оживить их. Раз в три недели я менял кварталы, в которых снимал жилье, выбирая те, где меня никто не знал и, в качестве постояльца, разделял жизнь с людьми, которые фигурировали в моих записях как принадлежащие к классам С, D и Е. Постепенно я лучше узнавал жизнь и привычки тех людей, у которых снимал жилье, а также знакомился с жизнью многих других людей, которых я наблюдал. Никто из них не подозревал о моих целях, которые, как я верю, бьши честными, и никто не задавал мне никаких вопросов. Люди, среди которых я жил, стали и продолжают оставаться моими друзьями"1.

1 Into Unknown England, 1866—1913: Selections from the Social Explorers. L., 1976.

Такой подход к исследованию жизни лондонских низов вполне созвучен опыту работы Б.Малиновского на Тробрианд-ских островах в Тихом океане. Ч.Бут выбрал для себя роль наблюдателя, участвовавшего в жизни людей, среди которых он находился, хотя вряд ли они догадывались о его научных целях. В дополнение к своем собственному опыту жизни в Ист-Энде, Ч.Бут собирал данные, опрашивая многочисленных информантов. В частности, он беседовал со школьными учителями, сборщиками налогов и санитарными инспекторами, способными рассказать о тех бедных семьях, с которыми они имели дело. Наконец, Ч.Бут использовал также и все документальные свидетельства о жизни в Ист-Энде, которые он смог найти.

Такой подход заставляет изменить расхожее мнение о Ч.Буте, как об исследователе, который всецело разделяет традицию обычных опросов. Об этом свидетельствует и то, как много приемов полевой работы он использовал для того, чтобы дополнить материалы опросов. Возможно, исследование Ч.Бута было первым, в котором предпринята попытка комбинировать статистические сведения с интервью и включенным наблюдением. Количественные данные, таким образом, были поддержаны качественным материалом, который Ч.Бут и его помощники получили на основе личного наблюдения. Более того, они использовали различные методы исследования для проверки полученных данных. Работа Ч.Бута, таким образом, не ограничивалась одним-единственным методом или постановкой одной проблемы.

Тем не менее исследование Ч.Бута поднимает также ряд проблем, касающихся использованных методов и полученных с их помощью данных. Одна из них касается сопоставимости данных, которые собирались разными исследователями. Читая описания, сделанные Ч.Бутом, вполне естественно поставить вопрос о том, в какой степени можно говорить о репрезентативности обследованных семей и индивидов. Материалы Ч.Бута поднимают немаловажный вопрос о взаимоотношении фактов и мнений. Наконец, его исследования отражают социальное положение самого Ч.Бута и его ценности, которые и сформировали его точку зрения на проблемы бедности. Работа Ч.Бута интересна для нас прежде всего тем, что это одна из первых попыток использовать интенсивные полевые методы для изучения собственного общества.

Одной из ближайших помощниц Ч.Бута была Б.Уэбб, долго работавшая с ним, прежде чем начала свои собственные исследования вместе с мужем, С.Уэббом. Несмотря на то, что их самостоятельная работа приходится на начало века, лишь в 1930-х годах супруги Уэбб решились на обсуждение своих методов. Их книга "Методы социального исследования", вышедшая в 1932 г., и автобиография Б.Уэбб "Мое ученичество" посвящены исследовательскому опыту, который основан в большей степени на использовании спектра методов, а не одних лишь опросов. Супруги Уэбб утверждают, что социальное исследование есть искусство ведения записей, применения методов личного наблюдения и интервью, использования документов и библиотечных источников, сбора и манипуляции статистическими материалами — самым общим требованиям здесь является терпение и настойчивость в работе, точность в использовании слов и цифр, быстрота в сборе новых фактов, удовлетворение от того, что продолжаешь двигаться намеченным курсом, и, помимо всего прочего, эта особая форма интеллектуальной любознательности, которая доставляет наслаждение распутыванием и разгадыванием сложных деталей независимо от их непосредственного отношения к главным линиям исследования1.

1 Webb S., Webb В. Methods of Social Study. L., 1932.

Супруги Уэбб полагали, что исследователь должен быть знаком не только с набором исследовательских приемов. Они указывали на то, что ему необходимо четко формулировать свои вопросы, избегать их перегруженности и преодолевать искажения и смещения. Далее, они считали, что исследователь должен изучать социальные институты как целое, а не как социальную проблему. Это сближает их с Б.Малиновским, который защищал точно такой же подход десятью годами ранее. Наконец, Уэббы обсуждали ряд исследовательских методов, которые включают сбор документов, интервьюирование и наблюдение за функционированием организаций.

Без сомнения, Уэббы относились к наблюдению как к одному из важнейших элементов социального исследования. Б.Уэбб имела обширный опыт применения методов наблюдения не только в своей работе с Ч.Бутом, но и в собственных исследованиях. В книге "Мое ученичество" она рассказывала как собирала арендную плату для того, чтобы знакомиться с условиями жизни арендаторов и найти средства улучшить их положение. Она писала: "У меня не было опасений относительно вреда, связанного с вторжением в дома бедняков, но арендную плату нужно было собирать и мне казалось, что малосостоятельным арендаторам лучше

платить деньги людям интеллигентным и доброжелательным, которые были бы способны поведать об их нужде и передать их жалобы тем людям, от которых зависело уменьшение платежей. И это занятие, конечно же, очень хорошо подходило для расширения моего опыта как социального исследователя"1. Под наблюдением оказалась группа семей, спонтанно связанная с социальными и экономическими условиями определенного района. "С самого начала арендаторы относились к нам как к посетителям, не только обладающим более высоким социальным статусом, но как к части их обычной жизни, такой, как школьный учитель или ростовщик"2. Хотя Б.Уэбб играла роль сборщика налогов для того, чтобы получить доступ к тем семьям, которые ее интересовали, ее ценности и точка зрения вполне очевидно свидетельствуют о ее социальном статусе и классовой принадлежности.

1 Webb В. My Apprenticeship. L., 1936.

2 Ibid.

Наблюдение оставалось ключевым элементом работы супругов Уэбб на протяжении всей их научной карьеры. В своем исследовании "потогонной системы", Б.Уэбб посещала портняжные мастерские, работала портнихой, расспрашивала рабочих, хозяев, фабричных инспекторов и оптовых торговцев. В другом своем знаменитом исследовании, посвященном промышленным и торговым профсоюзам именно личные наблюдения за повседневной жизнью этих организаций помогли ей точнее сформулировать ее идеи. Наблюдения давали ей материалы для полевого дневника и были жизненно важны для выработки идей и развития гипотез.

Уэббы были уверены, что в социальном исследовании наблюдения должны быть соединены с другими методами. И вновь, сходство с антропологическим подходом к полевым исследованиям, которое защищал Б.Малиновский, очевидно. Оно проявляется в использовании систематического ведения записей и сбора данных, участия в повседневной жизни для сбора информации и в соединении различных методов социального исследования.

Чикагская школа


Если обратиться теперь к американским работам начала XX в., то станет очевидным, что именно Чикагская социологическая школа развила интерес к полевым исследованиям и полевым методам. Полевые методы включали не только наблюдение и интервьюирование, так как многие исследователи из Чикаго использовали документальные свидетельства и собирали истории жизни. Упор делался на качественные методы, хотя их структура зависела от стоящей перед исследователями проблемы. Хотя Чикагская школа сформировалась в 1920—1930-е годы, ее влияние на американскую социологию остается существенным и по сегодняшний день. Чикагская школа объединила исследователей, которые интересовались "реальным миром" и включала Р.Парка, Р.Берд-жесса, Кресси, Н.Андерсона, Трешера и К.Шоу. Вероятно, наиболее влиятельным членом этой группы был Р.Парк, который еще в 1916 г. составил для нее программу дальнейших исследований.

Идея Р.Парка заключалась в том, что город должен стать социальной лабораторией для исследователя, которому следует изучать человеческие существа и их социальное поведение в Чикаго. Стиль исследований, который ожидал РЛарк от своих студентов, лучше всего раскрывается в знаменитом заявлении, записанном его студентом: «Вам говорили, что вы должны идти рыться в библиотеке, накапливая массу записей и глотая пыль. Вам говорили, что вы должны выбирать такие проблемы, где вы можете найти затхлые кипы рутинных форм, подготовленных уставшими бюрократами и заполненными подателями прошений о помощи, суетливыми добряками или равнодушными клерками. И это называется "испачкать руки в реальном исследовании". Те, кто дают вам такие советы мудры и уважаемы, и те причины, которые они называют, имеют огромное значение. Но нужна еще одна вещь, — собственные наблюдения. Идите в гостиные роскошных отелей и в вертепы, посетите Золотой Берег и трущобы; оперу и бурлеск "Звезда и подвязка". Короче говоря, господа, идите и испачкайте ваши руки в настоящем исследовании»1.

1 The Concise Oxford Dictionary of Sociology / Ed. G.Marshall. Oxford; N.Y., 1994. P. 51.

Настоящие исследования, с точки зрения Р.Парка, должны быть основаны на наблюдениях во время прогулок по Чикаго, наблюдении за поведением толпы и записями того, что говорят отдельные люди. Короче говоря, считал он, социологией можно заниматься с одинаковым успехом как на улицах, так и в университетах. Многие исследования, вследствие этого, были сфокусированы на отдельных судьбах ("Бродяга" Н.Андерсона и "Джек Роллер" КШоу), организациях ("Банда" Ф.Трешера, "Танцзал" Кресси) и городских ареалах ("Гетто" Л Вирта и "Золотой Берег и трущобы" Х.Зорбау).

Относительно методов исследования Р.Парк считал, что в Чикаго вполне мог использоваться антропологический подход. Он писал: "Тот же самый терпеливый метод наблюдения, которые антропологи вроде Ф.Боаса и Р.Лоуви применяли для изучения жизни и поведения североамериканских индейцев, можно было бы даже более плодотворно использовать в исследовании обычаев, верований, социальных практик и общей концепции жизни, превалирующих в Маленькой Италии на Лоувер-Норт-Сайд в Чикаго, или записи наиболее сложных маршрутов жителей Гринвич-Виллидж или Вашингтон-Сквер в Нью-Йорке"1.

1 Park R. Human Communities. Glencol, 1952.

Р.Парк также полагал, что методы исследования должны быть основаны на журналистской традиции наблюдения и неструктурированного интервьюирования, а также литературного натурализма в духе Э.Золя, Т.Драйзера или Э.Синклера. Тем не менее чикагские социологи охотно использовали опросы, документы и статистические материалы, так же, как и менее структурированные материалы.

Многие исследования Чикагской школы использовали набор методов, хотя сами исследователи нигде не обсуждали свою методологию в явном виде. В самом деле, откроем книгу II Андерсона "Бродяга", самое первое из важнейших исследований, выполненное членом Чикагской школы. В нем Н.Андерсон говорил: «Я оказался вовлеченным в исследование без той подготовки, которую, как предполагается, должен иметь исследователь. Я не смог бы ничего ответить, если бы вы спросили меня о моем "методе". Тем не менее я обладал двумя вещами, которыми можно было воспользоваться, — способность к интервьюированию и способность к составлению отчетов о том, что я видел, и что слышал»1.

1 Anderson N. The Hobo: the Sociology of the Homeless Mom. Chicago, 1923.

Этот подход дает нам более широкое представление о полевом исследовании, полевом методе и исследовательском процессе. Андерсон объясняет, что его опыт бродяжничества, который он использовал в ходе написания книги, связан с происхождением его семьи. Он не считал, что его работа должна быть основана на включенном, а скорее, на обычном наблюдении, записи того, что говорят люди. Кроме того, интенсивный сбор данных сопровождался сбором 60 семейных историй, которые позволили ему выделить пять типов бездомных.

Работа Ф.Трешера "Банда", опубликованная в 1927 г., основана на широком круге данных, которые были собраны за семилетний период примерно по 1000 банд. Исследователь интервьюировал мальчишек и воспользовался отчетами социальных работников, полицейских и политиков. Он попросил 21 человека написать историю их жизни и в довершении ко всему воспользовался неопубликованными данными и разнообразными газетными материалами.

Среди множества исследований, проведенных членами Чикагской школы, традиционные полевые методы в форме наблюдения и неструктурированного интервью были дополнены документами, повествующими об истории жизни респондентов. Работа К.Шоу под названием "Джек Роллер" посвящена истории жизни мальчика Стенли, которого К.Шоу знал на протяжении шести лет. История жизни состояла из собственных воспоминаний мальчика, написанных как бы от первого лица в форме автобиографии или личного дневника, хотя именно исследователь решал какие сюжеты следовало включать в текст, а какие — нет. Тем не менее этот материал, как считал К.Шоу, должен быть дополнен рассказами других членов семьи, медицинскими и судебными документами. Все это должно было помочь в интерпретации собранного материала. История мальчика, продолжал К.Шоу, раскрывает образ мира, сформировавшегося у юного правонарушителя, то, как он интерпретирует свою роль, его культуру и личные обстоятельства.

Из всего этого перечня становится очевидным, что исследования, проводимые Чикагской школой, не были ограничены тем или иным методом. Наоборот, одним из признаков Чикагской школы было широкое использование самых разных методов, которые комбинировали материал наблюдений с различными типами документальных источников. Результатом их применения стала городская этнография, основанная на описаниях городских ареалов, институций и жителей в Чикаго. Это была скорее социология улицы, чем академическая социология, основанная на опыте исследователей в той же степени, как и на опросах, и на документах. Частично этот подход базировался на журналистских методах и использовании неструктурированных интервью с информантами, а частично — на антропологическом подходе к полевым исследованиям, в которых методы наблюдения играют ключевую роль.

Впрочем, работы чикагцев неоднократно подвергалась критике. Дж.Дуглас, например, считал, что этот подход к полевым исследованиям не раскрывал внутригрупповые процессы в городском обществе, поскольку основан на предположении о существовании бесконфликтных "малых общин". Кроме того, Дж.Дуглас указывал на низкий уровень анализа в работах чикагцев, в которых, как он считал, не содержится ничего, кроме необработанных, сырых данных. Он полагал также, что чикагские социологи были лишь обычными "туземцами", маскирующимися под ученых и их работы представляли ценность только для таких же дилетантов, как они сами.

Русские этнографические программы В.Н.Тенишева


Развитие качественных методов в отечественной социологии невозможно представить без традиций русской этнографии1. Основные цели этнографии как науки — это описание и изучение различных народов, их образа жизни, культуры, происхождения и т.д. Методы работы этнографа в поле по сбору первичных материалов представляют собой в чистом виде качественное исследование. Это видно по безусловному предпочтению данных "из первых рук" через "голос снизу". Этнографы "непосредственно участвуют в ежедневной деятельности людей, наблюдают как они едят, спорят, танцуют, слушают как они говорят обычно и эмоционально, и постепенно начинают жить так же, как они, и понимать жизнь с их точки зрения"2.

1 Токарев С.А. История русской этнографии. М., 1966; Станюкович Т.В. Этнографическая наука и музеи. М., 1988; Шмрокогоров СМ. Место этнографии среди наук 11 классификация этносов. Владивосток, 1922.

2 Edgerton R., Langness L. Methods and Styles in Study of Culture. San Francisco, 1974. P. 3.

Несмотря на определенные предубеждения против качественных методов сбора информации, в этнографии, особенно в тех случаях, когда информация получена от добровольных сотрудников, результаты исследований выглядят более целостными в отражении культуры народа, более наполненными фактами и подробностями обыденной жизни, чем работы соответствующие строгим научным канонам систематизации материала, проверки гипотез и т.п. Русские этнографические программы отличались "гибкостью, реактивностью по отношению к изменяющимся и обновляющимся потребностям в этнографическом знании", но вместе с тем «доступностью и конкретностью их содержания, четкостью в формулировании целей этнографической деятельности... чтобы обеспечить взаимопонимание между "автором" и "собирателем" этнографической информации, а в момент сбора создать необходимое доверие и психологический контакт между "собирателем" (непосредственно познающим субъектом) и "информатором" (объектом наблюдения и изучения)»1. Наиболее значительная из этих программ — это Этнографическое бюро В.Н.Тенишева, созданное в 1897 г. Главная цель этого уникального проекта — издание систематически отобранного и переработанного материала об "обычном порядке жизни" русских крестьян.

1 Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов этнографического бюро князя ВН.Тенишева. (На примере Владимирской губернии.) / Авт. сост. Б.М.Фирсов, И.Г.Киселева. СПб, 1993. С. 8.

Эта программа включала несколько разделов, простое перечисление которых позволяет представить себе широту и глубину охвата темы образа жизни русских крестьян конца XIX в. В программу бюро были включены материалы:

  • о физических свойствах крестьян (слух, зрение, физическая сила, внешний вид и т.д.);

  • местные условия их жизни (климат, календарь сельскохозяйственных работ и т.п.);

  • общие указания об образе жизни крестьян (основные занятия и их значение в связи с местными условиями);

  • общественные установления, обычаи или законы, регулирующие отношения крестьян к обществу (крестьянские сходы, преследование преступлений, суды и расправы, влияние обычного права, вопросы статуса крестьянина внутри села);

  • отношения между собой и к посторонним лицам (вопросы регулирования имущественных и договорных отношений внутри общины, условия арендных, наемных договоров и т.д.);

  • верования, знания, язык, письмо, искусства (духовная культура, грамотность, образование, религиозные представления);

  • семья: обычный порядок жизни;

  • сближение полов, брак;

  • рождение детей, воспитание, обучение, доведение до самостоятельности;

  • выходящие из ряда обстоятельства (реальное поведение крестьян в экстремальных обстоятельствах, конфликтах и т.п.).

Информация собиралась по подробным тематическим анкетам с открытыми вопросами, на которые корреспонденты бюро отвечали, основываясь на своих наблюдениях и беседах с жителями русских сел, а также на разнообразных документах земств, личных документах, ответах на письма-инструкции.

Методическая "оттепель" 90-х годов: актуальность развития качественных методов в современной отечественной социологии


История развитие качественных методов в отечественной социологии сопряжена со сменой идеологических, политических и экономических концепций развития общества. В этом смысле употребление понятия "переходный период", которым представители общественных наук, политики и средств массовой информации наиболее часто пользуются при описании политической и экономической ситуации в стране, можно отнести и к развитию методологии и методики эмпирических социологических исследований в России. Некоторые исследователи считают, что этот переходный период похож на взлет методологической рефлексии в общественных науках во времена "хрущевской оттепели" 60-х годов. Например, по мнению О.М.Масловой, многочисленные переводы зарубежных классиков теории и методологии социологических исследований, острые дискуссии обществоведов, новые "волны" в методических подходах позволяют оценить современное состояние социологии как "оттепель" 90-х годов1.

1 Маслоеа ОМ. Современная ситуация: Проблема совмещения количественных и качественных методов // Социология в России. М, 1966. С. 70.

Однако эта новая "оттепель" имеет некоторые существенные отличия от прежней "оттепели" 60-х годов. Отказ от строительства коммунизма и связанных с этим идеологических концепций, переход от государственной плановой к рыночной экономике, смена тоталитаризма на демократизацию общественных отношений во внутренней политике и изменение статуса сверхдержавы во внешней политике, составляют основные отличия между этими двумя "оттепелями". Это определило особенность переходного периода в социологии, где от критики буржуазных теорий с "партийных" позиций объективизма осуществляются попытки непредвзятого переосмысления теоретических подходов, методологии и методики, которые лежат в основе современных научных представлений о социальной природе общества и месте человека в нем. Особенно это важно и необходимо для эмпирических социологических исследований, для более полного и глубокого понимания социальной реальности такого сложного, противоречивого и быстро изменяющегося общества, каким является постсоветская Россия.

Специально подчеркивая важность этого процесса освоения и переосмысления теоретического и методического опыта западной социологии для эмпирических исследований, нужно иметь в виду, что в "застойные" времена все-таки существовали работы, где на теоретическом уровне под внешней формой "непримиримой критики с позиций марксистско-ленинской социологии" скрывались стремление и озабоченность ученых донести до читателя в наименее искаженном виде сущность теоретических взглядов ведущих западных социологов. Например, еще в 1979 г. вышла книга Л.Г.Ионина "Понимающая социология. Исторический и критический анализ", где можно было познакомиться с основами феноменологического подхода в качественных исследованиях Э.Гуссерля, А.Шютца, Т.Лукмана, Е.Гоффмана и др. В это же время появляются работы И.С.Кона, Е.В.Осиповой, переводится один из основоположников понимающей психологии В.Дильтей, которые также дают представление об антипозитивистских концепциях в социологии1.

1 Кои И.С. Кризис эволюционизма и антипозитивистские течения в социологии конца XIX — начала XX вв. // История буржуазной социологии XIX — начала XX в М., 1979; Ocunoea E.B. Социология Георга Зиммеля // История буржуазной ссоциологии XIX — начала XX в. М., 1979; Дилътей В. Понимающая психология // Хрестоматия по истории психологии. М., 1980.

Однако в эмпирических исследованиях применение этих знаний было затруднено неконструктивной критической позицией в отношении понимающей социологии, которая подвергает сомнению основной постулат объективизма о том, что социальные структуры и все общественные явления представляют собой объективную реальность, не зависящую от идей, мнений, стереотипов сознания и поведения, включенных в них индивидов. Понимающая социология отрицает также неизменность тех структур и функций, которые лежат в основе общества и то, что само общество есть их совокупность. Таким образом подвергается пересмотру само представление о социологии как науке.

В позитивистском представлении, которое отстаивала советская социология, она являлась наукой, изучающей закономерности формирования, функционирования и развития общества, что ставило ее в один ряд с естественными науками, такими, как физика или биология, целью которых также является познание закономерностей существования и развития различных природных процессов окружающего мира. Следовательно, социальный факт мало чем отличается от факта природного явления и задача социологии, как можно более точно зафиксировать социальные действия, сопоставить их с другими фактами, установить зависимости между переменными, построить теоретические модели тех структур, которые стоят за наблюдаемыми социальными явлениями. Эта позитивистская натуралистическая1 ориентация во многом определила приоритет количественных методов в советской социологии.

1 Гофман А.Б., Ковалев А.Д. Натурализм в социологии XIX — начала XX в. / Отв. ред. И.С.Кон. М: Наука, 1979.

Однако в период перестройки с распространением массовых опросов общественного мнения и маркетинговых исследований отечественные "полстеры" и маркетологи столкнулись с проблемой многозначности интерпретации долевых соотношений, на основе которых делаются выводы в социологических анкетных опросах и структурированных интервью. Опираясь только на количественные методы очень сложно объяснить, почему, например, желание молодых людей иметь свое дело и вести его на свой страх и риск не зависит только от уровня дохода и желания много зарабатывать (в группе молодых людей с доходами до 600 тыс. руб. в месяц доля желающих иметь свое дело и вести его на свой страх и риск такая же, как и среди молодежи с доходами свыше 1 млн руб. в месяц, хотя желающих в первой группе много работать и хорошо зарабатывать, пусть даже без гарантий на будущее на 16% меньше, чем в условно высокодоходной группе) или почему чувство удовлетворенности уровнем материального положения в более обеспеченных обществах, как правило, немногим выше, чем в менее обеспеченных2. Таких примеров можно привести довольно много, а это значит, что появилась необходимость как-то совместить количественные и качественные методы, появилась потребность понять значения и смыслы, которые стоят за однозначными анкетными ответами: "да", "нет", "затрудняюсь с ответом". Поэтому наряду с анкетными опросами стали широко применяться качественные методы сбора социологических данных: включенное наблюдение, глубинное интервью, методы групповых дискуссий, "фокус-групп" и др. Применение таких методов в социологии, особенно анализ и интерпретация данных, собранных с их помощью, требовало понимания теоретических концепций феноменологии, которая лежит в основе понимающей социологии и символического интеракционизма.

2 Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. 1997. № 1. С. 23, 33.
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   40


написать администратору сайта