Куликов Геомар. Как я влиял на Севку - royallib.ru. Геомар Георгиевич Куликов Как я влиял на Севку
 Скачать 211.48 Kb.
|
Глава втораяПриглашая Севку, я совсем забыл про своих домашних. Даже не забыл. Просто не подумал, какое впечатление произведёт на них Севка. Дело в том, что я был, как любят выражаться взрослые, единственным ребёнком в семье. Многие, может, не знают, что это такое. Пожалуйста! Могу рассказать. Собрался, например, человек погулять. Оделся. Можно идти? Ничего подобного. — Котик, надень галоши! И хотя все мальчишки, во дворе бегают без галош, спорить бесполезно. Надеваешь галоши и берёшься за ручку двери, чтобы поскорее улизнуть. Не тут-то было. — Котик, опусти уши! Острить насчёт того, что ты не лошадь и ушами двигать не можешь — смысла нет. До родителей такие остроты не доходят. Развязываешь тесёмки на шапке — и опять к двери. — Котик, неужели ты хочешь идти без шарфа?! И это таким голосом, словно ты в середине зимы собрался маршировать по улице в одних трусиках. — Господи, ну кто так завязывает шарф? Дай я тебе помогу! А когда, наконец, вырвешься из дома, тебя догоняет бабушка и кричит на весь двор: — Котик, разве так можно? Ты забыл носовой платок! Ребята вокруг покатываются со смеху — спектакль! А ты готов провалиться сквозь землю или превратиться в какую-нибудь там невидимую молекулу. И так во всём. Родителям кажется, что у тебя очень плохой аппетит. Что ты вот-вот заболеешь какой-нибудь опасной болезнью. А стоит задержаться на улице вечером дольше положенных тебе половины десятого — в доме паника. Все уверены — с тобой что-то стряслось. Но больше всего родители боятся, чтобы ты не попал в плохую компанию. Это для них страшнее всякой свинки и скарлатины. И каждого твоего нового товарища они разглядывают и расспрашивают так, будто он может оказаться взломщиком несгораемых касс, а может, кем-нибудь и похуже. Севку нечего было рассматривать и расспрашивать. Что он за птица, было видно сразу. Невооружённым глазом. Незнакомые девчонки обходили его за три километра. Словом, я решил: показывать моим домашним Севку нельзя. По крайней мере, первое время. Пока не скажется на нём моё благотворное влияние. С папой и мамой было просто. Они уходили на работу. Хуже было с бабушкой. Она отлучалась из дома только в магазины. Да и то не каждый день. Утром, когда родители ушли, я спросил бабушку: — Ба, а ты сегодня никуда не пойдёшь? — Вроде бы нет, — сказала бабушка. Я походил по комнате и решил, была не была, действовать напрямик. — А ты не можешь пойти погулять или, например, к знакомым? Ко мне должен будет прийти товарищ… — Час от часу не легче! — бабушка всплеснула руками. — Что ж это за товарищ, что ты старуху из дому выпроваживаешь? — В общем… Он не очень хорошо учится и меня попросили ему помочь. — Я-то при чём? — удивилась бабушка. У меня, понятно, не было желания объяснять, кто такой этот мой товарищ и как я собираюсь ему помочь. — Он, понимаешь, ну… очень стеснительный… Увидит тебя — и ничего у него не получится. — Ишь ты. Видать, тихий, скромный мальчик. Болел долго или как? — Да, — сказал я, — здоровье у него неважное. — Коли так, схожу навещу Полину Дмитриевну. Давно обещала. Только приберу посуду. Из кухни долго доносился плеск воды, звон стаканов, позвякивание кастрюлек и сковородок. Я сидел, как на иголках. Даже уроки не мог готовить. Боялся: вот-вот придёт Севка. В передней зашуршало праздничное бабушкино платье. Я обрадовался. Рано. Бабушка вернулась в комнату и принялась давать длинные наставления: что я должен и чего не должен делать без неё, где лежит завтрак и всё такое прочее. Я переминался с ноги на ногу, поглядывал на часы и говорил: — Да, бабушка. — Нет, бабушка. — Хорошо, бабушка. Наконец бабушка ушла. — Уф! — вздохнул я с облегчением и сел за уроки. Я очень старался. Выводил буквы и цифры так, точно их сейчас будет смотреть не Севка Мымриков — первый шалопай и последний ученик в нашем классе, а какой-нибудь очень важный и серьёзный человек. К одиннадцати часам у меня всё было готово. Я аккуратно разложил на столе учебники и тетрадки и стал ждать Севку. Севка не шёл. Я решил почитать. Скоротать время. У меня лежала замечательная книжка. Про человека-невидимку. Ничего не получилось. Глаза бегали по строчкам, а в голове сидел Севка. Расставил шахматы и принялся решать задачку из последней «Пионерской правды». Куда там! Я совсем потерял терпение, когда в передней раздался длинный звонок. Я вдохнул воздух, точно собирался нырнуть в ледяную воду и рванулся к двери. На пороге стоял высокий парень с чемоданчиком в руках. — Слесарь Мосгаза, — сказал он и прошёл на кухню. У меня, видно, было на редкость глупое выражение лица. Возясь с плитой, парень то и дело на меня поглядывал. А когда кончил, спросил: — Расписаться можешь? Мне стало смешно. — Попробую, — сказал я, скорчил зверскую рожу и, высунув язык, вывел в тетрадке слесаря немыслимую загогулину. Парень посмотрел на подпись, потом на меня, потом опять на подпись и покрутил головой: — Однако! Звонок звонил ещё два раза. Почтальон принёс заказное письмо для папы. И толстая тётя спросила, здесь ли живёт доктор Коновалов. Четвёртый звонок я узнал сразу. Коротенький. Не то жалобный, не то ехидный. Так мог звонить один человек на свете. Соседская девчонка Лялька. И то, только тогда, когда ей нужны были краски, цветные карандаши, угольник или ещё что-нибудь. Я Ляльку терпеть не мог. Но мой папа дружил с Лялькиным папой, а моя мама — с Лялькиной мамой. И мне было строго-настрого приказано: быть с Лялькой вежливым. Я был зол на Севку. На себя. На весь мир. Более неподходящего момента Лялька выбрать не могла. Я засунул руки в карманы, — свирепо сдвинул брови и пошёл открывать дверь. Открыл и не поверил глазам. Передо мной стоял Севка. Собственной персоной. Но в каком виде! Пальто застёгнуто на все пуговицы. Шапка сидит ровно и аккуратно. Севка посмотрел на меня, серьёзно и даже строго спросил: — Можно? — Конечно! — сказал я. Севка вытер ноги об резиновый половичок и протянул мне твёрдую, холодную с улицы ладошку. — Здравствуй, Горохов. Не ожидал так рано? У меня, как в аптеке: сказано — сделано. — Да ты проходи! — засуетился я. — Раздевайся! Минуту назад я готов был разорвать Севку на мелкие клочья. А сейчас от радости — всё-таки пришёл! — мне хотелось пуститься в пляс. — Предки дома? — понизив голос, спросил Севка. — Кто? — Ну, родители? — Нет, — сказал я. — Ни души. Папа с мамой на работе. Бабушка — в гостях. — Чего же сразу не сказал?! Я-то стараюсь: «Здравствуйте», «Пожалуйста»… Севка кинул пальто на стул, шапку на тумбочку перед зеркалом и отбил звонкую чечётку, подпевая себе: — Тара-там-там… Тара-там-там… Потом Севка огляделся. — А у вас ничего. Отдельная квартира? — Отдельная, — сказал я. — Нам тоже скоро дадут. А эта дверь куда? — В столовую. — А эта? — В кухню. — А эта? Ага. Понятно. А нам куда? — Сюда, — показал я и толкнул дверь. — Книг-то сколько! — удивился Севка. — Здесь по вечерам папа работает. А днём я занимаюсь. — Красота! Севка попрыгал в кресле перед письменным столом. — Факт, тут одни пятёрки будешь получать… Я обрадовался. Очень. Я всё придумывал, как бы начать разговор насчёт отметок. А тут Севка завёл его сам. — Чего проще, — сказал я. — Приходи каждый день и будем вместе готовить уроки. По-настоящему! Севка вздохнул: — Не получится. — Почему? — Неусидчивый я. Так все говорят. И учителя. — А ты бы попробовал, — предложил я. — Уже пробовал. — Долго? — А ты думал? Почти целую неделю. — Разве это много? Надо побольше. Месяц. Два. — Интересные люди, — сказал Севка. — Как я могу заниматься месяц, когда и неделю не получилось? — Понимаешь, — сказал я. — Всё дело в привычке. Я вот привык и мне хоть бы что. Никакой трагедии. Вроде само собой идёт. Ты вот каждый день зубы чистишь? — Я? — Севка засмеялся. — Ладно. Умываешься… Севка неопределённо хмыкнул. — Ну, хорошо. Ешь-то ты каждый день. — Скажешь тоже, — Севка опять засмеялся. — Есть-то мне, хочется, а уроки делать — нет. Севка подозрительно посмотрел на меня. — Ты что, агитировать позвал? — Нет, — сказал я. — Мне что? Списывай на здоровье. Мне плевать. — И придвинул Севке свои тетрадки. |