Куликов Геомар. Как я влиял на Севку - royallib.ru. Геомар Георгиевич Куликов Как я влиял на Севку
 Скачать 211.48 Kb.
|
Глава седьмаяВ школу меня не пустила мама. — У ребёнка воспалительный процесс, — сказала она. — Застудит, будет хуже. Пусть посидит денёк-другой дома. Папа промолчал. Я тоже. Когда речь идёт о моём здоровье, спорить с мамой бесполезно. Но мне надо было идти на тренировку. Первую в своей жизни. Я дождался, когда мама уйдёт на работу и сказал бабушке, будто между прочим: — Я к товарищу. На полчасика. — Ишь ты, чего выдумал, — сказала бабушка. — Его в школу не пустили, а он по приятелям будет разгуливать! — Ладно, — сказал я, — а в библиотеку я имею право сходить? — Господи! Что за настырный ребёнок, — сказала бабушка. — Кто ж тебя такого на улицу отпустит? Я из ума ещё не выжила покуда. Ты на себя в зеркало погляди… Мне нечего было смотреть в зеркало. Я видел себя утром. Когда умывался. Прямо тип из витрины «не проходите мимо!»… И сколько я ни увивался вокруг бабушки, сколько ни ныл, на улицу она меня не отпустила. Я потерял всякую надежду вырваться из плена, когда бабушка принялась давать наставления насчёт обеда. — А разве ты уходишь? — спросил я. — Ухожу, — сказала бабушка, — до вечера ухожу. — Жаль, — сказал я и опустил вниз свой единственный зрячий глаз. — Очень жаль. Но ты не беспокойся. Поем и даже посуду вымою. Делать всё равно нечего. А потом, книжку почитаю. Замечательная книжка попалась. Про шпионов. За неё как сядешь — не оторвёшься. Целые сутки будешь читать и не надоест. Я лёг на диван и раскрыл книжку. С порога бабушка сказала: — Чтоб зря дверью не хлопал, я тебя снаружи на ключ запру. — Да ты что?! — подскочил я. — Вдруг… вдруг срочно нужно будет дверь открыть, а я на замке… — Какая же такая срочность может быть? — спросила бабушка. — Мало ли… — сказал я, лихорадочно соображая, что бы такое придумать. — Мало ли что может случиться… Например, пожар… Ну да, самый обыкновенный пожар. Так что ж, прикажешь гореть вместе с диваном и табуретками? Или прыгать без парашюта с пятого этажа? — Господи! — всплеснула руками бабушка. — И чего только мелет? Но я видел, видел собственным глазом: сейчас ключ останется по эту сторону двери и тогда… Мой глаз, наверно, меня и выдал. Бабушка покачала головой: — Хочешь старуху провести, бесстыдник. Оставлю ключ Ефросинье Кузьминичне. Надо будет, постучишь в стенку, — откроет. Хлопнула дверь, щёлкнул ключ и я остался, как узник в темнице: один и под замком. Первым делом я забросил под стол книжку. Мне не хотелось читать про глупых выдуманных шпионов. Мне хотелось на улицу. К Севке, к капитану, к моей команде. Но я понимал: сегодня это никак невозможно. И я принялся мечтать. Буду тренироваться. Каждый день. Каждый час. Каждую свободную минуту. Слава обо мне пройдёт по всем дворовым командам. Посмотреть на меня будут собираться толпы мальчишек с соседних улиц. Однажды возле хоккейной площадки остановится высокий человек с седеющими висками и весёлыми молодыми глазами. Он долго будет следить за игрой, а когда она кончится, выйдет на лёд и попросит у первого попавшегося мальчишки: — А ну-ка, дай на минутку клюшку! Мальчишка пожмёт плечами и отдаст клюшку человеку. А он кивнёт мне и скажет: — А ну-ка, вставай в ворота! Я тоже пожму плечами и встану в ворота. Человек сильным ударом пошлёт в ворота шайбу. Это будет очень трудно, но я её поймаю. Человек пошлёт ещё раз. Я поймаю опять. И так долго-долго. Потом человек вытрет со лба пот, улыбнётся и скажет: — Давай знакомиться. Я тренер сборной Советского Союза по хоккею. Во взрослую тебе рановато, по возрасту, конечно. А в молодёжную — приглашаю. Вполне официально. Все ребята, как один, пораскрывают рты, а я небрежно скажу: — Что ж, лично у меня возражений нет. Только я буду выступать за свою команду, — я кивну в сторону Севки, капитана и остальных. — А ты хороший товарищ! — похвалит тренер сборной. — Таким и должен быть настоящий спортсмен. Я так размечтался, что не сразу услышал, что меня зовут с улицы. Подбежал к окну — внизу вся команда надрывается в один голос: — Кос-тя! Кос-тя! Увидев меня, ребята замахали клюшками и закричали что-то вразнобой. — Не понимаю! — помотал я головой. — Ничего не понимаю. Капитан собрал всех ребят в кружок, взмахнул рукой и они хором закричали: — Вы-хо-ди! Вы-хо-ди! Я показал на забинтованную голову и заорал что было сил: — Не мо-гу! За-пер-ли! Зав-тра обя-за-тель-но!!! В стенку мне сердито постучали соседи. А снизу донеслось: — Вы-здо-ра-вли-вай! Мы те-бя ждём!!! Вы-здо-рав-ли-вай!!! Ребята ушли. Я спрыгнул с подоконника. Я не мог больше лежать на диване. Вместе со всеми мне только что кричал и махал клюшкой Эдик. Я был рад, что он выздоровел. Но где взять теперь коньки и клюшку? В передней лежали мои старые ботинки с коньками. Я достал коробку. Стряхнул пыль. Развязал бечёвку. Через полчаса я легонько цокал коньками, разгуливая по комнате. Я был мокрым, словно вылез из ванны и забыл вытереться, и на каждом шагу морщился от боли. Зато теперь я мог выйти на лёд на собственных коньках. Оставалась клюшка. Её я решил сделать сам. Папа очень любил по вечерам мастерить полочки, шкафчики и вообще всякие вещи для домашнего хозяйства. Я всегда удивлялся: и охота человеку, который строит настоящие большие машины, возиться с такой ерундой? Под раковиной в кухне у нас был настоящий склад. Чего там только не было: и разные пилы, и отвёртки, и напильники! Так что насчёт инструментов я не беспокоился. Вопрос, как делать клюшку, меня тоже особенно не волновал. Семилетний ребёнок знает, что такое клюшка: палка с загогулиной на конце. А вот из чего сделать клюшку, я не знал. На улице можно было бы найти подходящий материал. А в квартире? Нужно мне было совсем немного. Палку для ручки и кусок толстой фанеры для крючка. Я ходил по комнатам и думал: вот положение! Хуже, чем у Робинзона Крузо. Он на своём необитаемом острове дом построил. А я не могу клюшку сделать! Мне повезло. В передней возле вешалки из-под пальто выглядывала щётка. Об этой щётке мама с бабушкой спорили давно. «Выбросить её пора, — говорила мама, — и купить новую». — «Зачем же выбрасывать, — говорила бабушка, — щётка совсем хорошая. Она нас с тобой переживёт». Мне представлялся великолепный случай разрешить спор в мамину пользу. Я отпилю у щётки ручку и тогда, хочешь не хочешь, придётся покупать новую. Хуже было дело с крючком для клюшки. Три раза обошёл квартиру — ничего подходящего. Я сидел на кухне, горевал и продолжал шарить глазами по полу, стенам и даже потолку. И вдруг я увидел: за невысоким белым кухонным шкафчиком гвоздь. А на гвозде… И как я сразу не сообразил?! На гвозде висела доска, на которой мама разделывала тесто для пирогов. Доску делал папа. По правде сказать, там и делать было нечего. По краям листа толстой фанеры набил планочки — вот и вся работа. Но маме доска очень нравилась. И её у нас брали все соседи. Я подумал: если я оставлю маму совсем без доски, получится страшный тарарам. Но ведь мне вся доска и не нужна. Нужен совсем небольшой кусочек. Ровно на крюк для клюшки. А я, когда меня выпустят на улицу, найду подходящий лист фанеры и сделаю маме другую доску. Новенькую. Я не очень-то умел обращаться с инструментами. Но недаром говорят: кто хочет, тот добьётся. Первый крюк не получился совсем. Второй — получше. А за третий меня бы похвалил, наверно, сам Иван Тихонович, наш учитель по труду. Я отпилил у щётки ручку и прибил к ней гвоздями крюк. Намотал побольше синей изоляционной ленты и клюшка получилась хоть куда, совсем как настоящая. Погонял немножко по квартире банку из-под гуталина и стал убирать мусор. И тут только заметил: от маминой доски остался совсем маленький кусочек с ручкой, похожий на букву «T». Сначала я очень испугался. А потом подумал: из-за шкафа всё равно один только этот кусочек и выглядывал. Я повесил на гвоздь букву «Т» ногой вверх и отошёл на середину кухни. Так и есть! Будто никто и пальцем до доски не дотрагивался: висит себе и висит! Когда вернулась бабушка, я лежал на диване с большущей книгой в руках. Бабушка подозрительно посмотрела на меня, обошла всю квартиру, как видно, успокоилась и принялась готовить ужин. Потом пришли папа с мамой. Меня распирало от желания похвастаться клюшкой. Но я понимал: ничего хорошего из этого не получится и терпел. Только мне трудно было сидеть на одном месте, я бродил по квартире и всем мешал. На кухне бабушка возилась около газовой плиты и что-то бормотала себе под нос. У меня было расчудесное настроение и я спросил: — Опять с кастрюльками разговариваешь? — Чем зубоскалить, — сказала бабушка, — щётку бы лучше принёс! Ишь, тут мусор какой-то, опилки, что ли, не пойму… Я так и застыл с раскрытым ртом. — Ну, — сказала бабушка, — чего стоишь? Иль не слышал? Я не двигался с места, только глазами моргал. Бабушка покачала головой и, шаркая домашними туфлями, отправилась в переднюю. Мне всё было видно: как она подошла к углу, где из-под пальто и плащей выглядывала щётка; как стала по привычке шарить рукой, разыскивая палку, на которой была насажена сама щётка. Я даже слышал, как бабушка бормотала: «И куда ж ты запропастилась?!» А потом… Я никогда не думал, что взрослый человек может поднять такой крик из-за старой вылинявшей щётки. Просто, наверно, бабушка перепугалась от неожиданности. Прибежала мама, вышел папа, а бабушка держала в руках остатки щётки и причитала: — Батюшки, да что же это делается? Батюшки… Сначала бабушка и мама посмотрели на папу. Папа пожал плечами. Тогда все трое повернулись ко мне. — Ты, может быть, объяснишь, — сердито сказала мама, — что это такое? — По-моему, щётка… — сказал я. — Я тебя спрашиваю совершенно серьёзно! — закричала мама. Я молчал и думал, хоть бы кто-нибудь пришёл, что ли? Хоть бы гости какие-нибудь… — Д-з-з… — зазвонил звонок. Я пулей бросился к двери. На лестничной площадке стояла Лялька. Я обрадовался. Сейчас она скажет, что её мама просит зайти мою маму послушать новую долгоиграющую пластинку или посмотреть новую кофточку… — Проходи, — сказал я. — Проходи, пожалуйста. Что ж ты стоишь? Лялька вошла и стала со всеми по очереди здороваться: — Здравствуйте, дядя Миша! Здравствуйте, тётя Вера! Когда очередь дошла до бабушки, Лялька увидела щётку с отпиленной ручкой и захлопала в ладоши: — Ой, какая хорошенькая! Вы её купили, да? — Нет, — сказала бабушка в сторону, — он сделал. — Ой, как мне нравится! — сказала Лялька. — А ты попроси, он и тебе такую сделает. — Правда? — спросила Лялька. — Конечно, — ответила за меня мама и я понял, что тучи над моей головой рассеиваются. Но я не знал, за чем пришла Лялька. Она поболтала ещё немножко и сказала: — Тётя Вера, у мамы завтра день рождения, мы пирог будем печь, с вареньем. Дайте нам, пожалуйста, вашу доску для теста. — Принеси, — сказала мама. И всё началось сначала. Только теперь это была не бабушка, а мама. — Ну, — сказала она, — чего стоишь, или не слышишь? Потом она, как бабушка, покачала головой и пошла на кухню. Я видел, как она опускает руку за шкаф… Когда мама с каменным лицом вынесла в переднюю букву «Т», даже папа удивлённо поднял брови и сказал: — Занятно… А мама наклонилась к Ляльке: — Скажи своей маме, что у нас нет больше доски для теста… — А где же она? — спросила Лялька. — А это надо узнать у Кости, — сказала мама. — Очевидно, он сделал из неё что-нибудь очень важное. Что именно, он нам сейчас расскажет. Ну? — Клюшку, — сказал я. — Хоккейную клюшку. — Вот видишь, так и передай своей маме, из доски для теста Костя сделал хоккейную клюшку. Сейчас мы внимательно осмотрим квартиру, не исключено, что нас ещё ждут сюрпризы… Лялька, вытаращив глаза, ушла. Мне здорово попало от мамы и бабушки. А папа молчал и я не мог понять: сердится он на меня или нет. А если сердится — сильно или не очень. Когда мама и бабушка немножко успокоились, мама сказала: — Какой смысл было делать клюшку, если ботинки с коньками тебе всё равно малы? А ведь ты прекрасно знаешь, новых в этом году мы тебе покупать не будем. — А зачем мне новые, — сказал я. — Мне очень даже хорошо годятся старые. Не веришь? Пожалуйста, могу показать. Я принёс из передней коробку, развязал бечёвку и открыл крышку. Я стиснул зубы и приготовился изо всех сил тянуть ботинок, но ничего этого делать не пришлось. Нога в ботинок проскочила совсем свободно. У меня на голове зашевелились волосы. Ещё бы: два часа назад я еле напялил ботинки. А сейчас… Не могли же они за это время вырасти? Мама сначала очень удивилась, а потом нахмурилась: — Опять какие-нибудь фокусы? — Честное слово… — начал я. Мама повернулась к папе: — Михаил, может быть, ты объяснишь, что происходит в этом доме? Папа отложил газету. — Это насчёт чего? — Я спрашиваю совершенно серьёзно! — сказала сердито мама и даже топнула ногой. — А! — сказал папа. — Коньки? Видишь ли, я купил их для будущей зимы. Но, коль скоро ботинки не очень велики, думается, Константин может покататься немного и сейчас. Но это в том, разумеется, случае, если ты не будешь возражать. Так ведь, Константин? — Конечно, — сказал я. — Только в этом случае. Мама молчала долго-долго. Потом покачала головой и засмеялась: — Ну и хитрющие вы у меня, мужчины! |