Куликов Геомар. Как я влиял на Севку - royallib.ru. Геомар Георгиевич Куликов Как я влиял на Севку
 Скачать 211.48 Kb.
|
Глава третьяАнна Ивановна, наша классная руководительница и учительница по арифметике, отметила, кого нет в классе и спросила, как всегда: — Кто сегодня не выполнил домашнего задания? Никто не ответил. — Выходит, сегодня все аккуратные и прилежные? Надо так понимать, Мымриков тоже решил задачку и примеры? Севка вскочил. — А что Мымриков? Чуть чего: Мымриков, Мымриков… Разве Мымриков не человек? — Сделал? Анна Ивановна подошла к Севке и полистала его тетрадь. — Правильно. А сам? В жизни я не видел более обиженного человека. Севка прямо-таки задохнулся от негодования. Пока он силился что-то выговорить, поднял руку Игорь Булавин. — Слушаю тебя, — разрешила Анна Ивановна. — Мы прикрепили к Мымрикову сильного ученика — Горохова, в порядке пионерского поручения. — Тогда понятно. Хорошо. Очень хорошо. Анна Ивановна села за стол. — Проверим домашние задания. И пусть нам задачу объяснит… Анна Ивановна обвела взглядом класс, а у меня противно засосало под ложечкой. — …положим, тот же Мымриков. «Теперь крышка, — подумал я. — Гроб с музыкой». Севка взял тетрадку и пошёл к доске. — Тетрадь оставь, пожалуйста, мне, — сказала Анна Ивановна. Севка написал условие задачи. — А дальше? — спросила Анна Ивановна. — Думаю, — сказал Севка. — Вспоминаю. — Ну, ну, — Анна Ивановна отошла к окну. — Я тебя не тороплю. Севка посмотрел на меня. Я раньше никогда не подсказывал. А тут мои губы зашептали сами собой решение задачки. Севка быстро застучал мелом по доске. Но Анна Ивановна услышала мой шёпот. — Тихо, тихо. Похвально, что Горохов переживает за своего подшефного. Но делать это надо про себя. — Конечно, — сказал Севка, — чего подсказывать, когда всё готово? Объяснял Севка решение не очень-то гладко. Но обычно он попросту стоял столбом. Поэтому Анна Ивановна похвалила: — Молодец. Ставлю тебе… Все вытянули шеи. — …ставлю тебе «четыре». Это многовато. Но надеюсь, ты оправдаешь доверие. — Факт, оправдаю! — сказал Севка. — И молодец, Горохов. Очень похвально помочь товарищу. Я готов был провалиться сквозь землю. — Ничего, ничего, — сказала Анна Ивановна. — Что хорошо, то хорошо. На переменке ко мне подошёл Толька Овчинников и, поглядев сверху вниз, сказал: — Могучий талант. К концу четверти Лобачевского переплюнет! — Кого? Кого? — спросил Игорь Булавин. Я не видел, откуда он взялся. — Был такой великий математик. — Вспоминаю, — наморщил лоб Игорь, — он ещё чего-то там открыл. — Абсолютно точно, — сказал Толька. — Великие люди всегда чего-нибудь открывают. Кому что достанется. Кто — Америку, кто ещё что-нибудь. Игорь с чувством пожал мне руку. — Значит, не ошибся в тебе. Весьма рад. Желаю успехов. А то, что сделал, мы отразим. — Как — отразим? — испугался я. — В печати. И вообще. Все должны знать. Хороший пример надо про… — Игорь споткнулся на трудном слове, — про-па-ган-ди-ро-вать… — Послушай, — взмолился я. — Ведь ещё ничего не сделано. Что такое одна задачка? Подожди ты, это самое… пропагандировать… Дай ему хоть немного подтянуться… Ведь неизвестно, что ещё получится. Чего забегать вперёд? — А кто тебе сказал, что мы будем забегать вперёд? — спросил Игорь и поднял брови. — Мы отразим то, что уже достигнуто. Игорь, как всегда, обещание сдержал. Когда после первой перемены я вошёл в класс, на стене висела «молния». Ноги у меня перестали слушаться. Точно к ним привязали двухпудовые гири. Я прочитал: «Внимание!!! Внимание!!! Пионер нашего отряда Горохов Константин взял шефство над отстающим товарищем Мымриковым Всеволодом. Результат уже есть! Мымриков В. получил сегодня по арифметике отметку “четыре”! Берите пример с Горохова К.!!! Помогайте товарищам!!! Так поступают пионеры!!!» В класс вошла Лидия Сергеевна, учительница русского языка, и строго спросила: — Что за митинг? Все, кто стоял возле «молнии», разбежались по своим местам. Лидия Сергеевна прочитала «молнию» и сказала: — Ах, вот оно что! А как у нас, Мымриков, с домашними заданиями по русскому языку? — Хорошо, — сказал Севка. — А как же ещё? Что ж я одну арифметику буду учить? Я такой: не учить, так всё. А учить, так тоже всё подряд! Лидия Сергеевна посмотрела Севкину тетрадку. — Прямо на тебя не похоже. Ни одной ошибки. А может быть… Лидия Сергеевна, видимо, хотела, как и Анна Ивановна, спросить, сам ли Севка готовил уроки, но посмотрела в мою сторону. — Впрочем, тут, кажется, это исключено, — и сказала: — Будь добр, расскажи правило, по которому выполнил это упражнение. Севка скорчил страдальческую физиономию и заныл: — Лидь Сергеевна… Что же получается? Стоит человеку один раз выучить, как его на каждом уроке будут спрашивать? Что ж я, железный? Весь класс вступился за Севку: — Лидия Сергеевна… Лидия Сергеевна засмеялась: — Пусть будет по-вашему. Сегодня не спрошу. А за домашнее задание я тебе, Мымриков, ставлю четвёрку. Твёрдую. Севка просиял. Весь класс захлопал в ладоши. А Лидия Сергеевна постучала карандашом по столу: — Тише, тише, ребята. Я вас прекрасно понимаю. Но вы не в театре. На большой перемене мимоходом, но с чувством ещё раз мне пожал руку Игорь. — А ещё скромничал! Я нырнул в буфет. Взял порцию котлет и стакан киселя и забился в самый дальний угол. И даже, для верности, отвернулся к окну. Репродуктор над моей головой передавал школьные новости. Я не слушал. У меня хватало своих забот. И вдруг — я даже подавился котлетой — диктор радиоузла назвал мою фамилию. «Да, да, — продолжал диктор, — один из лучших учеников — он решил не только сам хорошо учиться, но и помочь товарищу. Впрочем, об этом лучше расскажет председатель совета отряда пятого “Б” Игорь Булавин». Игорь говорил нудно и неразборчиво. Точно говорил и жевал одновременно. Игорем дело не кончилось. Едва он умолк, диктор сказал: «А теперь мы попросим к микрофону Севу Мымрикова…» Этого я уже вынести не мог. Оставил недопитым кисель и пулей вылетел из буфета. После уроков Анна Ивановна объявила: — Завтра — экскурсия в зоопарк. Сбор к десяти часам возле школы. Я вспомнил: завтра воскресенье. И обрадовался. Значит, хоть один день не увижу Севку. Я первым выскочил из класса. Первым попал в раздевалку. Первым выбежал из школы. Папа и мама были уже дома. — Нуте-с, начинающий Песталоцци, как дела? — сказал папа. — Ничего, — ответил я. — Потихоньку. — Иди мой руки, — сказала мама. — Обед стынет. По дороге в ванную я завернул в кабинет посмотреть, кто был этот самый Песталоцци и что хотел папа: похвалить меня или обругать. Я достал том энциклопедического словаря на букву «П» и прочитал: «Песталоцци Иоганн Генрих, выдающийся швейцарский педагог…» Я захлопнул словарь и плюхнулся в кресло. Ну конечно, бабушка успела рассказать про Севку! Я сидел долго. Потом вышел в переднюю. В комнате разговаривали взрослые. — Всё это очень хорошо, прекрасно, — говорила мама. — Но у ребёнка и без того большая нагрузка. И так он целыми днями не видит воздуха, сидит над книжками. А как он выглядит? Худущий, кожа да кости… — Ничего, ничего, — успокаивал папа. — Это полезно. — Ещё бы, — сказала мама, — прикрепили няньку. Ни о чём самому думать не надо… — Да не тому полезно, — сказал папа. — То есть, надеюсь, и ему пойдёт на пользу. Но сейчас я о Константине. Нельзя всё время держать парня в тепличных условиях. И нельзя, чтобы он рос эгоистом, думал только о себе… — Котик растёт эгоистом?! Я вошёл в комнату. Папа и мама замолчали. Они всегда перестают говорить обо мне, когда я вхожу. Говорить при детях о детях непедагогично. Это я уже знаю. Потом папа спросил: — Как зовут твоего подопечного? — Севка, — сказал я, — Севка Мымриков. — Плохо учится? — Неважно, — вздохнул я. — Лодырь, что ли? — Неусидчивый он и, — я посмотрел на бабушку, — у него здоровье неважное… — Ну-ну, — сказал папа. — Смотри, не осрамись. — Постараюсь, — сказал я. — И приглашай к нам. Пусть приходит. — Ладно, — пообещал я. |