Доклад по языкознанию. Грамматические категории глагола
 Скачать 73.67 Kb.
|
Категория вида и аспектологияВид глагольный (в международной терминологии — аспект) — грамматическая категория глагола, обобщённо указывающая, «как протекает во времени или как распределяется во времени» (А. М. Пешковский) обозначенное глаголом действие. В отличие от категории глагольного времени, вид связан не с дейктической (см. Дейксис) темпоральной (временно́й) локализацией действия, а с его внутренней «темпоральной структурой», с тем, как она интерпретируется говорящим. Категория вида в разных языках характеризуется значительным многообразием как со стороны внешних (синтетических или аналитических) форм своего выражения, так и со стороны содержания. В языках мира выделяются аспектуальные противопоставления, связанные с достижением/недостижением внутреннего предела действия, с подчёркиванием процесса протекания действия, с понятием состояния и достигнутого состояния, с понятиями многократности, обычности и т. п. Противопоставление значений этого типа выступает как вид, поскольку оно получает в том или ином языке статус грамматической категории. В противном случае оно рассматривается как семантическая (понятийная) категория (И. И. Мещанинов) или как противопоставление «аспектуальных классов» (динамические/статические, предельные/непредельные глаголы) и их подклассов — так называемых способов действия в рамках функционально-семантического поля аспектуальности (А. В. Бондарко), т. е. в составе широкой совокупности грамматических, словообразовательных, лексических и иных средств, служащих для выражения такого рода значений. В русском и других славянских языках грамматически противопоставлены совершенный и несовершенный вид (перфектив и имперфектив). Семантической базой этого противопоставления являются предельные глаголы, причём совершенный вид сигнализирует достижение предела и, в силу этого, представляет действие в его неделимой целостности, а несовершенный вид нейтрален к признаку достижения предела и к признаку целостности; во многих случаях он указывает на действие, лишь в перспективе направленное к пределу или вовсе не предусматривающее предела (у непредельных глаголов). В контексте высказывания значение одного и другого вида в зависимости от ряда условий реализуется в одном из частных видовых значений (функций). У совершенного вида выделяются конкретно-фактическая («Я открыл окно»), наглядно-примерная («Татьяна то вздохнёт, то охнет») и другие функции. У несовершенного вида главными частными функциями являются конкретно-процессная («Я открывал окно» — в тот момент), неограниченно-кратная («открывал по вечерам» и т. п.) и обобщённо- или общефактическая («Ты открывал окно? — Да, открывал»), когда важен факт сам по себе, а не его протекание, результат, возможная многократность и т. д. Несовершенный вид выражает также постоянное отношение («Сумма углов треугольника равняется двум прямым») и другие значения и выступает вместо совершенного вида в позициях нейтрализации, например в так называемом историческом настоящем: «Вчера он приходит и говорит» (вместо «пришёл и сказал»). Глаголы, которые различаются только видом, образуют видовую пару: вязать – связать, строить – построить, читать – прочитать, спасать – спасти, говорить – сказать, делать – сделать. Однако не к каждому глаголу можно подобрать видовую пару. Возьмём, например, глагол несовершенно вида лететь.От него образуется ряд глаголов совершенного вида: прилететь, улететь, взлететь, слететь и другие, но ни один из них не образует видовой пары с глаголом лететь. Каждый из этих глаголов указывает на то или иное направление полёта, а у глагола лететь такого значения нет. Следовательно, он отличается от перечисленных глаголов не только видом. Есть видовые пары прилететь – прилетать, улететь – улетать и т.д. А глагол лететь не имеет видовой пары. Нет её и у многих других глаголов совершенного вида: жить, любить, ходить, бегать, стоять, лежать, спать и др. Есть «одиночки» и среди глаголов совершенного вида, например сбе́гать, воспрянуть, очнуться. Несовершенный и совершенные выиды – это грамматические классы, на которые делятся все глаголы в русском языке. Виды различаются не только значением, но и системой форм. Грамматический вид – особенность русского и вообще славянских языков. В таких западноевропейских языках, как французский и немецкий, работу видов частично выполняет система форм времён, более сложная, чем в русском языке. Есть глаголы, которые могут употребляться то как глаголы несовершенного, то глаголы совершенного вида: казнить, женить, велеть, организовать, использовать и др. Сравните два примера. Первый – отрывок из поэмы А.С. Пушкина «Цыганы»: Мы дики; нет у нас законов, Мы не терзаем, не казним — Не нужно крови нам и стонов — Но жить с убийцей не хотим... Второй – строки из «Песни про царя Ивана Васильевича…» М.Ю. Лермонтова: И казнили Степана Калашникова Смертью лютою, позорною; И головушка бесталанная Во крови на плаху покатилася. В первом примере глагол казнить несовершенного вида, как и глагол терзать, с которым он стоит в одном ряду. Во втором, где речь идёт об уже свершившейся казни, глагол казнить совершенного вида. Глаголы, которые могут иметь значение несовершенного и совершенного вида, принято называть двувидовыми. Эти глаголы – грамматические омонимы. Стремясь избавиться от них, язык образует новые видовые пары. Например, глагол арестовать раньше был двувидовым глаголом (говорили: Бандитов находят и арестуют и Бандитов найдут и арестуют); теперь же он употребляется только как глагол совершенного вида, и от него образован новый глагол несовершенного вида арестовывать (Бандитов находят и арестовывают). Противопоставление совершенного и несовершенного вида проходит в славянских языках через всю систему глагола. В плане выражения виды различаются: 1) сочетаемостью, ср. невозможность постановки совершенного вида после фазовых глаголов типа «начать», «кончить», «продолжать» («начал писать», но не «написать»), после «всё», «всё больше» («Он всё полнел», но не «...располнел»); 2) составом парадигмы, ср. в русском языке отсутствие причастий на -щий и будущего сложного в числе форм совершенного вида; 3) строением глагольной основы: за корневыми основами закреплено значение несовершенного вида, реже (ср. «дать», «бросить») совершенного вида; добавление приставки («с-делать», «про-делать», «от-делать») или суффикса однократности («маз-ну-ть») делает основу предельной и переводит её в совершенный вид (перфективирует); добавление суффикса имперфективации создаёт производную основу несовершенного вида («да-ва-ть», «брос-а-ть», «про-дел-ыва-ть»), которая может снова перфективироваться («надавать обещаний», «побросать»). Если между образованиями противоположных видов нет различий в лексическом значении, возникает чисто видовая соотносительность (видовая пара): «дать — давать», «проделать — проделывать»... (в т.ч. с использованием т.н. пустой приставки: «делать — сделать» или супплетивизма; «брать — взять»). Многие глаголы стоят по семантическим или формальным причинам вне видовых пар, являясь «только несовершенными» («зависеть», «учительствовать») или «только совершенными» («рухнуть», «побросать»). Есть также двувидовые основы, от каждой из которых образуются формы обоих видов (ср. «женить», «исследовать»). Спорным остаётся вопрос, является ли вид в русском языке словообразовательной или словоизменительной (семантическойй или грамматической) категорией. Со славянским совершенным видом ряд учёных сближает некоторые префиксальные глагольные образования других языков. Эти сближения наиболее убедительны для языков, в которых получили развитие те или иные средства имперфективации префиксальных глаголов, например для литовского, осетинского, венгерского. В современных английском, испанском и некоторых других языках выделяют так называемый прогрессивный вид (прогрессив, англ. Progressive, или континуатив, англ. Continuous), изображающий действие в процессе его осуществления в конкретный момент времени (англ. I am writing, исп. estoy escribiendo ‘Я пишу в данный момент’) и противопоставленный в различных временах, наклонениях и инфинитиве «общему» виду (непрогрессиву). Прогрессивный вид представлен аналитическими формами. Иногда в качестве вида рассматривают также аналитический перфект английского, романских и ряда других языков. В древнегреческом языке были противопоставлены три вида: 1) презентно-имперфектный, близкий по значению славянскому несовершенному виду (но не выступавший в общефактической функции), 2) аористический, близкий к совершенному виду (но использовавшийся и при простом указании на факт, в частности с обстоятельством длительности), 3) и перфектный, обозначавший состояние (обычно как результат предшествующего изменения): ἕστηκα ‘Я (стал и) стою’. Эти виды различались синтаксическим употреблением, составом форм (так, в рамках аористического вида нет форм настоящего времени), строением основы (чередованиями, суффиксами, редупликацией), отчасти и личными окончаниями (особыми в перфектном виде). В различных языках выделяют также многократный (итератив, фреквентатив) и некоторые другие виды. В одном языке могут совмещаться разные видовые противопоставления. С другой стороны, есть языки, не имеющие категории вида, в которых достигнутость/недостигнутость предела действия и другие аспектуальные значения обычно явствуют из соотношения предикатов, соседствующих в составе высказывания, или выражаются другими средствами функционально-семантического поля аспектуальности (таков, например, немецкий язык). Категория вида связана с другими глагольными категориями, особенно тесно — с категорией времени. Эта связь проявляется в невозможности образования некоторых времён в рамках одного из видов, в специфическом использовании некоторых видовременных форм: так, в русском и других славянских языках (кроме южнославянских) настоящее время совершенного вида преимущественно используется в значении будущего [иду - приду]. В ряде языков некоторые противопоставления по категории вида представлены лишь в сфере прошедшего времени. В арабском, китайском, ряде африканских языков видовое противопоставление вообще не отделено от временно́го. Так, в глаголе языков йоруба и игбо (ква языки) форма, выражающая завершённое действие, автоматически обозначает прошедшее время, а форма, выражающая протекающее действие, — настоящее время (если в предложении нет лексических показателей, противоречащих этим временны́м значениям). Аспектоло́гия (от лат. aspectus — внешний вид, облик и греч. λόγος — слово, учение) — раздел грамматики, изучающий глагольный вид (аспект) и всю сферу аспектуальности, т. е. видовых и смежных с ними значений, получивших в языке то или иное выражение. Помимо грамматических видовых и видо-временны́х категорий аспектология изучает аспектуальные классы глаголов (динамические/статические, предельные/непредельные глаголы) и их подклассы, так называемые способы действия, а также различные аспектуально релевантные компоненты контекста, представленные неглагольной лексикой и средствами синтаксиса. Уже в античном мире осознавались аспектуальные классы (у Аристотеля — первое разграничение предельных и непредельных глаголов) и некоторые аспектуальные различия между глагольными формами (стоики и Аполлоний Дискол в греческом языке, Варрон в латинском языке). Однако более поздние грамматики рассматривали соответствующие глагольные формы только как частные подразделения категории времени, что надолго определило трактовку глагола в западноевропейской традиции и сказалось и в русской грамматической науке (ср. 10 времён русского глагола у М. В. Ломоносова). Термин «вид» (греч. εἶδος) встречается уже у Дионисия Фракийского, но обозначает у него различие «первичных» и производных слов и некоторые семантические группы имён и глаголов, лишь в части случаев соответствующие способам действия современной аспектологии. Так же используется термин «вид» в латинской грамматике Элия Доната, в грамматических сочинениях, бытовавших в средние века на Руси, и у Мелетия Смотрицкого. Противостояние совершенного и несовершенного вида в славянском глаголе впервые отметили чешские грамматики 17 в., особенно В. Я. Роса. Они же впервые описали морфологический механизм славянского вида. В начале 19 в. В. (Е.) Копитар говорит о совершенном и несовершенном виде как о главном грамматическом различии в славянском глаголе и указывает на смысловые соответствия славянским видам в древнегреческом и романских языках. В это же время начинается разработка учения о виде на материале современного русского языка (И. С. Фатер, А. В. Болдырев, позже Н. И. Греч, К. С. Аксаков, Н. П. Некрасов). Г. Курциус разрабатывает учение о виде в древнегреческом языке и принципиально разграничивает категории времени и вида. Ф. Миклошич, А. А. Потебня, Г. К. Ульянов, Ф. Ф. Фортунатов закладывают основы славянской сравнительной и исторической аспектологии, С. Н. Шафранов, Л. П. Размусен — основы сопоставительной аспектологии. Выделение предельных и непредельных глаголов в романских языках восходит к французской грамматике Л. Мейгре (1550). В 19 в. оно было обосновано А. Бельо (на испанском материале) и Ф. Дицем. Изучение соответствующих фактов германских, отчасти и других индоевропейских языков пошло в 19 в., особенно у младограмматиков, по пути неправомерного приравнивания предельности к славянскому совершенному виду (В. Штрейтберг и его школа). Лишь в начале 20 в. в работах Х. Педерсена, А. Нурена и других складывается более адекватная картина оппозиции предельность/непредельность в германских языках. В 1‑й половине 20 в. важный вклад в изучение вида русского глагола внесли А. Мазон (впервые описавший систему частных видовых значений), С. О. Карцевский (дифференцированно подошедший к разным морфологическим типам видовых пар) и — в рамках развёрнутых описаний грамматической системы русского языка — А. А. Шахматов, А. М. Пешковский, В. В. Виноградов. Появляются первые подробные исследования категории вида в других славянских языках. Важный этап в развитии аспектологии был связан с разграничением вида и способа действия, предвосхищенным ещё Потебнёй и сформулированным на материале польского языка С. Агреллем (1908). Оно позволило чётче выделить вид как грамматическую категорию, создало предпосылки для работ по общей аспектологии (Э. Кошмидер и др.) и для постановки проблем генезиса славянского вида (Н. ван Вейк и другие). В 30‑е гг. Р. О. Якобсон, опираясь на идеи Фортунатова, Шахматова и Пешковского, выдвигает положение о привативном (определяемом наличием/отсутствием одной черты) характере славянской видовой оппозиции и о маркированности совершенного вида. Особая линия развития общей аспектологии представлена (главным образом применительно к французскому языку) Г. Гийомом. С конца 40‑х гг. 20 в. и в последующие десятилетия в русской и славянской аспектологии происходит выделение аспектуально значимых классов и подклассов глагольной лексики и соответственно семантических типов видовой соотносительности и несоотносительности, исследуются контекстуальные и ситуативные условия реализации отдельных видовых значений, выдвигается важное также для общей и сопоставительной аспектологии понятие функционально-семантического поля аспектуальности, дебатируется вопрос о иерархии семантических признаков вида, выявляются роль видовых противопоставлений в организации текста и отношения между видом и значением определённости/неопределённости именной группы. Исследования ведутся на материале русского (Н. С. Авилова, А. В. Бондарко, М. Я. Гловинская, А. М. Ломов, М. А. Шелякин, Дж. Форсайт, М. Лейнонен, Ж. Фонтен, А. Тимберлейк и другие), польского (В. Сьмех, А. Вежбицкая и другие), чешского (Ф. Копечный и другие), сербскохорватского (Дж. Грубор), болгарского (Св. Иванчев, Ю. С. Маслов, В. Станков и другие), старославянского (А. Достал) и других славянских языков. Проводятся межславянские сопоставления (Е. Беличова-Кржижкова, Х. Голтон, М. Деянова, Н. Телин и другие) и работы по генезису славянского вида (П. С. Кузнецов, И. Немец и другие). Активно ведутся аспектологические исследования по английскому (И. П. Иванова, Р. Мак-Коард, А. Шопф и другие) и другим германским языкам (Б. М. Балин, Х. Й. Веркёйл и другие), а также романским языкам (Е. А. Реферовская, Э. Бенвенист, В. Поллак, К. Хегер и другие). Некоторые из зарубежных учёных трактуют вид как универсальную «психологическую», понятийную или даже «стилистическую» категорию либо усматривают категорию вида в противопоставлении предельных и непредельных глаголов и в других явлениях, относимых рядом советских аспектологов к неграмматическим элементам функционально-семантического поля аспектуальности. Разрабатываются вопросы аспектологии латинского (И. М. Тронский, М. Кравар и другие), древнегреческого (И. А. Перельмутер, П. Фридрих и другие), новогреческого (Х. Я. Зайлер), балтийских (Л. Дамбрюнас, Э. А. Галнайтите, А.-С. Р. Паулаускене), индийских (Т. Я. Елизаренкова, З. Линхард) и других индоевропейских языков. Изучаются генезис и раннее развитие видо-временны́х образований индоевропейского глагола (Вяч. Вс. Иванов, В. Н. Топоров, Е. Курилович, Я. Сафаревич и другие). В круг аспектологических исследований всё шире вовлекаются неиндоевропейские языки — афразийские (Ф. Рундгрен, Курилович), финно-угорские (Б. А. Серебренников и другие), тюркские (Д. М. Насилов, А. А. Юлдашев, Л. Юхансон и другие), монгольские, тунгусо-маньчжурские, кавказские, баскский, корейский, китайский и другие языки. В общей аспектологии интенсивно дебатируются проблемы логических основ аспектуальных оппозиций в связи с семантической типологией глаголов [?] (З. Вендлер, А. А. Холодович, Т. В. Булыгина, Ф. Данеш), вопросы взаимодействия вида с другими грамматическими категориями и соответствующими функционально-семантическими полями. Развернулись работы по сопоставительно-типологической аспектологии (С. Г. Андерссон, М. Вандрушка, Э. Даль, В. Дреслер, Б. Комри, В. П. Недялков, Х. Томмола и другие), в частности с обследованием по единой программе языков разных генетических групп и географических ареалов. Категория времени (соотнесённости действия) Вре́мя глагольное — грамматическая категория глагола, являющаяся специфическим языковым отражением объективного времени и служащая для темпоральной (временно́й) локализации события или состояния, о котором говорится в предложении. Эта локализация является дейктической, т. е. соотнесённой прямо или косвенно с реальным или воображаемым hic et nunc ‘здесь и теперь’. Она заключается в указании посредством противопоставленных друг другу временны́х форм (глагольных времён) на одновременность, предшествие или следование события моменту речи или — в случае так называемой относительной временно́й ориентации — какой-то другой точке отсчёта. В некоторых языках формы времени указывают и на временну́ю дистанцию (близость или отдалённость события). Локализация, даваемая категорией времени, может сочетаться с более детальным указанием времени при помощи лексических и синтаксических средств (обстоятельств времени, соответствующих союзов и т. д.). В современном русском языке глагольные времена, при их прямом употреблении, определяют событие непосредственно по отношению к моменту речи как одновременное (настоящее время), предшествующее (прошедшее время) или последующее (будущее время). При относительном употреблении, например в придаточных предложениях, зависящих от глаголов мысли, чувства и речи, событие ориентировано по отношению ко времени действия главного предложения: «Ему показалось, что в доме кто-то ходит»; «Он сказал, что приедет». В ряде языков существуют специальные «относительные» времена, дающие сложную, двух- (и даже трёх-) ступенчатую ориентацию, т. е. ориентирующие событие по отношению к какой-либо точке отсчёта, локализуемой, в свою очередь, относительно момента речи. Таковы «времена предшествия» — предпрошедшее (плюсквамперфект), предбудущее (лат. futurum exactum) и перфект, впрочем, занимающий в системе относительных времён особое место; «времена следования», например будущее в прошедшем (лат. futurum praeteriti); и времена, совмещающие следование и предшествие («будущее предварительное в прошедшем»). Некоторые исследователи выделяют ещё «времена одновременности», например как «прошедшее одновременности» («настоящее в прошедшем») трактуют имперфект старославянского, латинского, французского, болгарского и некоторых других языков. Особый случай представляет переносное, метафорическое употребление времён, когда говорящий мысленно переносится в другой временной план, как бы заново «проигрывая» прошлые события (так называемое историческое настоящее: «Иду я вчера по улице») или предвосхищая будущие («Ну, я пошёл», «Мы погибли») [прошедшее в будущем, прошедшее объявительное]. В непредикативных формах глагола (вербоидах) выступает, как правило, относительная ориентация — на время существования ситуации, описываемой сказуемым соответствующего предложения. Ср. деепричастия русского языка, указывающие, в зависимости от вида глагола, либо на одновременность сопутствующего действия главному («прощаясь, говорил...»), либо на его предшествие («простившись, пошёл домой») и на наличие состояния-результата («сидел сгорбившись»). Значения одновременности, предшествования и следования действий и другие временны́е отношения между действиями, выражаемые глагольными формами, некоторыми языковедами выделяются в особую языковую категорию — таксис. Средства выражения категории времени в языках мира разнообразны. Нередко даже в одном языке используются на равных правах синтетические и аналитические формы (ср. «пишу» — «буду писать»). Категория времени тесно связана с категориями вида и наклонения, что иногда затрудняет её выделение. Времена дифференцируются по виду (например, в славянских языках). В косвенных [?] наклонениях противопоставление времён отсутствует (например, в русском языке) или сведено к минимуму. Наличие во многих языках нескольких отдельных времён в рамках прошедшего, а иногда также в рамках настоящего и будущего, бывает обусловлено не только наличием относительных времён, но и существованием между соответствующими формами смысловых различий, относящихся к области видовых (аспектуальных) значений. Именно так противостоят друг другу в ряде языков аорист и имперфект. Видовым, по крайней мере по происхождению, является в ряде языков и противостояние перфекта другим формам прошедшего времени. Яркая модальная окрашенность будущего времени и особенно будущего в прошедшем, побуждает многих учёных исключать эти формы из категории времени и относить их к категории наклонения. Привлечение данных по неиндоевропейским языкам показывает, что вид, время и наклонение нередко выступают в нерасчленённом единстве. Так, основные формы арабского глагола, т.н. перфект и имперфект, выражают нерасчленённо значение вида и относительного времени: перфект — значение завершённого действия, предшествующего «точке отсчёта», имперфект — значение незаконченного действия, одновременного ей. Глагольные формы бирманского языка, америндских языков хопи и меномини, некоторых австралийских языков нерасчленённо выражают время и наклонение. Уже Аристотель выделял время как характерную особенность глагола в отличие от имени. Позже в европейской научной традиции учение о категории времени опиралось главным образом на систему глагольных времен латыни, различающую основные и относительные времена [?]. Соответственно М. В. Ломоносов насчитывал в русском языке 10 времён, трактуя в ряде случаев видовые и некоторые близкие к ним различия как временны́е. С осознанием категории вида количество выделяемых времён уменьшалось, и в середине 19 в., отчасти в связи с неразграничением прямых и метафорических употреблений форм времени, была выдвинута теория об отсутствии категории времени в русском глаголе (К. С. Аксаков, Н. П. Некрасов). Более адекватную картину категории времени в русском языке и в его истории даёт А. А. Потебня. Употребление времён русского глагола подробно описано в работах А. А. Шахматова, А. М. Пешковского, В. В. Виноградова, Н. С. Поспелова, А. В. Бондарко и других. В современном зарубежном языкознании значит. распространение получила реинтерпретация традиционной теории времён, предложенная Х. Рейхенбахом и оперирующая тремя понятиями: 1) событие (E — от англ. event), 2) момент речи (S — от speech moment) и 3) момент референции, соотнесения (R — от reference). Последний может совпадать с моментом события (например, в простом прошедшем времени английского языка, в будущем времени), или с моментом речи (в английском Present Perfect), или с тем и другим моментом сразу (в настоящем времени) или не совпадать ни с тем, ни с другим (например, в плюсквамперфекте, в котором все три момента выстраиваются в последовательность E — R — S). Близкую систему с другой символикой предложил У. Э. Булл. Перспективно рассмотрение категории времени с позиций лингвистики текста, основанное на отграничении эпического повествования от других видов сообщений. Предшественником этого подхода был А. Белич, выделивший сферу синтаксического индикатива, в котором употребление всех форм времени соотнесено с реальным моментом речи, и сферу синтаксического релятива, в которой прошлое как бы полностью отрешено от реального настоящего и изображается само по себе. Э. Бенвенист разграничил «план речи», использующий во французском языке все времена, кроме «аориста» (passé simple), и все три грамматических лица, и «план истории», использующий только «повествовательные» времена (во французском языке — аорист, имперфект, плюсквамперфект, конструкцию «il allait partir», но не сложный перфект) и — в чистом случае — только 3‑е лицо единственного и множественного числа. Х. Вайнрих на материале ряда романских и германских языков разработал концепцию, соответственно противопоставляющую времена «обсуждаемого» и времена «повествуемого» мира (besprochene und erzählte Welt). Категория модальности Мода́льность (от ср.-лат. modalis — модальный; лат. modus — мера, способ) — функционально-семантическая категория, выражающая разные виды отношения высказывания к действительности, а также разные виды субъективной квалификации сообщаемого. Модальность является языковой универсалией, она принадлежит к числу основных категорий естественного языка, «в разных формах обнаруживающихся в языках разных систем..., в языках европейской системы она охватывает всю ткань речи» (В. В. Виноградов). Термин «модальность» используется для обозначения широкого круга явлений, неоднородных по смысловому объёму, грамматическим свойствам и по степени оформленности на разных уровнях языковой структуры. Вопрос о границах этой категории решается разными исследователями по-разному. К сфере модальности относят: - противопоставление высказываний по характеру их коммуникативной целеустановки (утверждение — вопрос — побуждение); - противопоставление по признаку «утверждение — отрицание»; - градации значений в диапазоне «реальность — ирреальность» (реальность — гипотетичность — ирреальность), в т.ч. разную степень уверенности говорящего в достоверности формирующейся у него мысли о действительности; - различные видоизменения связи между подлежащим и сказуемым, выраженные лексическими средствами («хочет», «может», «должен», «нужно») и др. Объективная и субъективная модальности Категорию модальности большинство исследователей дифференцируют. Один из аспектов дифференциации — противопоставление объективной и субъективной модальности. Объективная модальность — обязательный признак любого высказывания, одна из категорий, формирующих предикативную единицу — предложение. Объективная модальность выражает отношение сообщаемого к действительности в плане реальности (осуществляемости или осуществлённости) и ирреальности (неосуществлённости). Главным средством оформления модальности в этой функции является категория глагольного наклонения. На синтаксическом уровне объективная модальность представлена противопоставлением форм синтаксического изъявительного наклонения формам синтаксических ирреальных наклонений (сослагательного, условного, желательного, побудительного, долженствовательного). Категория изъявительного наклонения (индикатива) заключает в себе объективно-модальные значения реальности, т. е. временно́й определённости: соотношением форм индикатива («Люди счастливы» — «Люди были счастливы» — «Люди будут счастливы») содержание сообщения отнесено в один из трёх временных планов — настоящего, прошедшего или будущего. Соотношением форм ирреальных наклонений, характеризующихся временно́й неопределённостью («Люди были бы счастливы» — «Пусть бы люди были счастливы» — «Пусть люди будут счастливы»), при помощи специальных модификаторов (глагольных форм и частиц) то же сообщение отнесено в план желаемого, требуемого или необходимого. Объективная модальность органически связана с категорией времени и дифференцирована по признаку временно́й определённости/неопределённости. Объективно-модальные значения организуются в систему противопоставлений, выявляющуюся в грамматической парадигме предложения. Субъективная модальность (отношение говорящего к сообщаемому), в отличие от объективной, является факультативным признаком высказывания. Семантический объём субъективной модальности шире семантического объёма объективной модальности; значения, составляющие содержание категории субъективной модальности, неоднородны, требуют упорядочения; многие из них не имеют прямого отношения к грамматике. Смысловую основу субъективной модальности образует понятие оценки в широком смысле слова, включая не только логическую (интеллектуальную, рациональную) квалификацию сообщаемого, но и разные виды эмоциональной (иррациональной) реакции. Субъективная модальность охватывает всю гамму реально существующих в естественном языке разноаспектных и разнохарактерных способов квалификации сообщаемого и реализуется: 1) специальным лексико-грамматическим классом слов, а также функционально близкими к ним словосочетаниями и предложениями; эти средства обычно занимают в составе высказывания синтагматически автономную позицию и функционируют в качестве вводных единиц; 2) введением специальных модальных частиц, например, для выражения неуверенности («вроде»), предположения («разве что»), недостоверности («якобы»), удивления («ну и»), опасения («чего доброго») и др.; 3) при помощи междометий («ах!», «ой-ой-ой!», «увы» и др.); 4) специальными интонационными средствами для акцентирования удивления, сомнения, уверенности, недоверия, протеста, иронии и других эмоционально-экспрессивных оттенков субъективного отношения к сообщаемому; 5) при помощи порядка слов, например вынесением главного члена предложения в начало для выражения отрицательного отношения, иронического отрицания («Станет он тебя слушать!», «Хорош друг!»); 6) специальными конструкциями — специализированной структурной схемой предложения или схемой построения его компонентов, например построениями типа: «Нет чтобы подождать» (для выражения сожаления по поводу чего-либо неосуществившегося), «Она возьми и скажи» (для выражения неподготовленности, внезапности действия) и др. Средства субъективной модальности функционируют как модификаторы основной модальной квалификации, выраженной глагольным наклонением. Они способны перекрывать объективно-модальные характеристики, образуя в модальной иерархии высказывания квалификацию «последней инстанции». При этом объектом факультативной оценки может оказаться не только предикативная основа, но любой информативно значимый фрагмент сообщаемого - в этом случае на периферии предложения возникает имитация дополнительного предикативного ядра, создавая эффект полипредикативности сообщаемого. В категории субъективной модальности естественный язык фиксирует одно из ключевых свойств человеческой психики: способность противопоставлять «я» и «не‑я» (концептуальное начало нейтрально-информативному фону) в рамках высказывания. В наиболее законченном виде эта концепция нашла отражение в работах Ш. Балли, который считал, что в любом высказывании реализуется противопоставление фактического содержания (диктума) и индивидуальной оценки излагаемых фактов (модуса). Балли определяет модальность как активную мыслительную операцию, производимую говорящим субъектом над представлением, содержащимся в диктуме. В русском языкознании глубокий анализ функционального диапазона модальности и, в частности, конкретных форм проявления субъективной модальности на разных уровнях языковой системы представлен в работе Виноградова «О категории модальности и модальных словах в русском языке», послужившей стимулом для ряда исследований, направленных на углубление поиска собственно языковых аспектов изучения модальности (в отличие от логической модальности), а также на изучение специфики оформления этой категории в условиях конкретного языка с учетом его типологических особенностей. Во многих исследованиях подчёркивается условность противопоставления объективной и субъективной модальности. По мнению А. М. Пешковского, категория модальности выражает только одно отношение — отношение говорящего к той связи, которая устанавливается им же между содержанием данного высказывания и действительностью, т. е. «отношение к отношению». При таком подходе модальность изучается как комплексная и многоаспектная категория, активно взаимодействующая с целой системой других функционально-семантических категорий языка и тесно связанная с категориями прагматического уровня. С этих позиций в категории модальности усматривают отражение сложных взаимодействий между четырьмя факторами коммуникации: говорящим, собеседником, содержанием высказывания и действительностью. Семантика модальности Возможность, запрет, разрешение: Он может (физически способен) - Он не способен Он может (ему разрешено / не запрещено) - Ему нельзя (запрещено, не разрешено) Долг, обязанность, совет: Он должен (предположение) Он должен (моральный долг) Он обязан Он обещал Ему следует (совет) Намерение, желание: Он собирается (готовится) Он хочет (намерен) Он хотел бы (ему хотелось бы) Ему нравится Он любит |