Наука права (правоведение или юриспруденция) кризисное состояние. I. Современное состояние отечественной юридической науки Более четверти века отделяет нас от конца 1980х начала 1990х гг
 Скачать 58.51 Kb.
|
|
Ожидаемо и третье возражение: если мы и вправду создадим систему адекватного, достойного социальной ценности науки, финансирования, то не приведет ли она к тому, что науку снова наводнят люди случайные, на этот раз в погоне не за титулами и властью, а за деньгами? Не приведет ли такая система к тому, что в студенты пойдут не за учением, а за стипендией, а профессора начнут набирать к себе заведомо неподъемное число учеников, дабы на каждого из них получать содержание? Да, такие риски существуют, но думается, что их можно устранить достаточно простыми мерами. Для того чтобы обеспечить высокое качество научной работы и не превратить подобные (адекватно финансируемые) соискательские места университетов и вузов в места кормления студентов и преподавателей, необходимо (а) ограничить количество учеников, одновременно руководимых (консультируемых) одним наставником на такой "казеннокоштной" основе и (б) установить принцип возвратности всех полученных стипендий, пособий, жалованья и иных выплат в случае, если научная деятельность не будет иметь положительного результата в виде, например, успешно защищенной диссертации. 2. Пути содержательные Из числа мер этого типа на первое место можно поставить формирование и популяризацию правильного представления о науке вообще и о юридической науке в особенности. Наука - это не написание толстых и умных книг, притом никому не понятных, скучных и ненужных; не изречение различного рода несообразностей с уверенным и ученым видом; не возможность в течение нескольких лет подряд раздуваться от гордости и удовольствия, доставленных фактом упоминания в печати твоей фамилии; это не корочки, степени и звания и даже не элитные квартиры и банкеты. Наука - это всего лишь (!) мыслительная аналитическая деятельность, призванная постичь и объяснить закономерности изучаемого предмета, спрогнозировать и (при необходимости) направить его развитие в нужном направлении, поставив его на службу народному хозяйству и человечеству. Чтобы ни у кого на сей счет не было никаких иллюзий, необходимо при всяком удобном случае прямо подчеркивать, что такая деятельность кое-что предполагает и кое к чему обязывает, причем как "вообще", для ученых всего мира, так и "в особенности" (т.е. здесь и сейчас, в России). Так, наука вообще предполагает (а) несколько более высокий (в сравнении с обыкновенным для данного общества) уровень интеллектуального развития и морально-нравственного воспитания служителей науки и (б) наличие у них высокоразвитых способностей к аналитическому расчленению предметов и абстрактному мышлению - качеств, в принципе мало свойственных людям, а уж в степени, достаточной для научных занятий, и вовсе почти не встречающихся. Подобно тому как не сможет переводить с английского человек, не знающий этого языка, поднимать штангу - недавний лежачий больной с атрофировавшимися мышцами, а играть на гитаре - тот, кто ни разу не видел гитары, точно так же никогда не сможет стать ученым субъект низкого уровня интеллектуальной культуры, не имеющий способностей к анализу и абстрактному мышлению или ставящий материальный достаток выше морального удовлетворения. В этом нет ничего обидного, ибо все три фактора предопределены объективно, в первую очередь природой и отчасти теми социальными условиями, в которых живет конкретный человек. Необходимо воспитание отношения к науке вообще и к юридической науке в частности как к деятельности, которая ни при каких условиях не может быть ни массовой (см. предыдущий абзац), ни династической. Для занятия наукой нужны как минимум способности, знания и некоторые средства, а как максимум - талант. И если знания и средства действительно могут перейти по наследству, то способности, таланты и уже тем паче гениальность (что бы там ни говорили наши современные артисты, то и дело выводящие под объективы камер своих чад) не являются объектом ни наследственного, ни иного посмертного правопреемства. Те, кто считает иначе, должны быть готовы к тому, что такая их убежденность в конце концов выйдет им же боком <13>. Наука, как и вдохновение, не продается, она ждет исключительно горячей и взаимной любви, которая (к сожалению, для многих) никак не связана узами родства и свойства <14>. -------------------------------- <13> Каким образом? Все очень просто: допустим, сын решил пойти по стопам мамы - гениального ученого-юриста. Тут возможны два варианта развития событий. Первый: у сына все прекрасно получится и он действительно вырастет в столь же гениального юриста, что и мама. Вроде бы все прекрасно, но многие ли заметят эту гениальность? Вряд ли. Напротив, 99% окружающих скажут: "Это все оттого, что у него такая мама!" Второй вариант: у сына ничего не выйдет - и что тогда? "Вот, - скажут, - такой невероятный дебил, что даже такая мама ему помочь не сумела!" Соответственным в том и другом случае будет и отношение. Вечно жить в тени своих родителей, т.е., по существу, не иметь собственной жизни, - можно ли желать такой доли для себя и своих детей? <14> Личные наблюдения автора данной статьи свидетельствуют, впрочем, о том, что способности, талант и гениальность могут быть династической чертой, но в лице каждого представителя рода проявляют себя по-разному. Условно: у отца - гениального юриста имеет все шансы родиться сын - гениальный поэт, композитор, музыкант, конструктор и т.п. Что же касается российского ученого-юриста, то он должен быть готов еще и к тому, что степень приносимого ему научными занятиями материального достатка и признания окружающих если и не всегда, то по крайней мере в ближайшем будущем будет обратно пропорциональна мере того морального удовлетворения, которое он будет получать от своих занятий. Пока не будут реализованы хотя бы некоторые высказанные выше идеи в области модернизации практики финансирования научных занятий, российский ученый (если он настоящий ученый) должен быть готов работать не за страх, а за совесть, служить науке, а не достатку и тщеславию. В вопросе соотношения пассивов с активами (затрат с приобретениями) российский ученый - это Остап Бендер в интерпретации Ю. Кима: "И очень может быть, что на свою беду я потеряю больше, чем найду". Современная российская наука обязывает быть к этому готовым. Очень важным представляется четкое отграничение в массовом сознании науки от видов деятельности, смежных с нею по своему существу (содержанию), предмету, методу, целям, задачам; популяризация понятия науки вообще и юридической науки, в частности, дабы люди, во-первых, трезво оценивали ее возможности, не возлагали на нее ложных надежд, во-вторых, понимали бы, когда и почему прибегнуть к ее помощи действительно и целесообразно и не упускали бы такой возможности, и в-третьих, отдавали бы себе отчет в том, что наука - это далеко не все в жизни, что существует масса других занятий (в том числе в сфере права и правопорядка), ничуть не менее сложных и почетных, чем наука, но не являющихся ею <15>. -------------------------------- <15> Законотворчество, комментирование и толкование законодательства, обобщение и анализ практики его применения, само применение законодательных и иных правовых норм, обучение праву, конспектирование и реферирование текстов, составление хрестоматий и пр. Но последнее и неважно, ибо одно только обстоятельство, что деятельность не является наукой, никак не свидетельствует о том, что она чем бы то ни было хуже науки. Перефразируя М. Зощенко, можно сказать, что ни одна опера без тенора, конечно, не пойдет, но и без монтера, не подавшего электричества к световой или звуковой аппаратуре, концерт тоже вряд ли состоится. То, что нечто - не наука, еще не означает, что это нечто - менее сложно, важно или почетно. Интересно, что лучше всего это понимают люди, чрезвычайно далекие от науки: например, ни один спортсмен-велосипедист или слесарь-сантехник не обидится на упрек в том, что он, дескать, не ученый. Разумеется, не ученый - о какой науке в области велоспорта или сантехники можно рассуждать? Но стоит высказать подобный упрек какому-нибудь "мужу", поседевшему в профессорской должности, и вы станете его злейшим врагом на всю оставшуюся жизнь, даже если упрек будет вполне справедливым. Последнюю из содержательных мер, которая к тому же является переходной к мерам следующего типа (образовательным), сформулируем так: необходимо начать, наконец, учить занятиям наукой. Как может вести научную работу аспирант, если его этому никогда не учили и он не имел возможности наблюдать такие занятия на живом примере? Хорошо, если он займется добросовестным изучением доброкачественной научной литературы и возьмет за эталон образ мысли и творчества великих ученых, - это большая редкость и самое настоящее счастье, когда сталкиваешься с плодами такого искреннего, инициативного самообразования. Но надеяться на это (особенно в современных условиях, требующих от студентов не умения самостоятельно думать, а владения известными внешними навыками), конечно, нельзя. Учить методике ведения научных исследований нужно если не со школьной, то со студенческой скамьи; об обучении магистров, адъюнктов и аспирантов нечего и говорить. Конечно, и сегодня существуют формы обучения, предназначенные для выработки навыков научной деятельности: это, например, практика написания курсовых и дипломных работ, отчасти - подготовки конспектов, рефератов и докладов. К сожалению, на деле все обычно ограничивается простыми компилятивными описаниями изучаемых предметов, зачастую содержащими принципиальные логические и крупные фактические ошибки. Так происходит, с одной стороны, из-за некачественного руководства курсовыми и дипломными работами, с другой - из-за полного отсутствия у студентов представления о том, каковы задачи и правила ведения научной работы, включая даже правила поиска, чтения, конспектирования, реферирования и осмысления источников. Еще одной формой подготовки будущих ученых по идее должны быть коллоквиумы - собеседования наставника с учеником по определенной тематике или прочитанным научным сочинениям, но они проводятся, как правило, чисто формально или не проводятся совсем; встречалось мне и исключение, но буквально одно (на юридическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета). Очевидно, что для выстраивания всех перечисленных форм обучения научной деятельности на крепком базисе требуется известное время; представляется, что в этот период незаменимую помощь будущим ученым могли бы оказать установочные методологические лекции и методические семинары, проводимые кафедрами специализации, либо (при их наличии) кафедрами основ, методологии и методики правоведения. На кафедре коммерческого права и основ правоведения МГУ им. М.В. Ломоносова существует такой курс, читаемый магистрантам и аспирантам первых лет обучения. 3. Пути образовательные Реализация предложения о принципиальном сокращении числа финансируемых извне соискателей должно сделать их "штучным товаром" и позволить их научным наставникам уделять работе со своими учениками большее количество времени и сил. Есть надежда, что одним из результатов этой меры станет принципиальное повышение требований к уровню подготовки и знаний, необходимому для поступления в аспирантуру (магистратуру, адъюнктуру, докторантуру), сдачи экзамена кандидатского минимума и прикрепления к кафедре (сектору) для подготовки и защиты диссертации. Притчей во языцех являются воспоминания И.Б. Новицкого или Е.А. Флейшиц о том, как они сдавали свои коллоквиумы и экзамены, какие программы для этого они составляли и выполняли, с какими источниками знакомились, какие работы писали; как обо всем этом они рассказывали комиссии из пяти - семи экзаменаторов в течение одного, а то и нескольких дней. Теперь мысль о подобной подготовке никому и в голову не приходит; она, собственно, и не может прийти, если на каждого научного руководителя приходится минимум по два десятка бакалавров и еще по десятку магистрантов и аспирантов. При повышении требований к уровню подготовки необходимо ориентировать соискателя на то, чтобы его научная работа по возможности опиралась на весь опубликованный прежде материал, непосредственно относящийся к разрабатываемой теме. Полнота охвата имеющегося материала - тот идеал, которому должны соответствовать все научные работы и в первую очередь диссертационные исследования. Нарушение этого требования (пропуск тех или иных источников) в различных ситуациях должно оцениваться по-разному. Так, пропуск монографии или статьи, относящейся к разряду классики или принадлежащей перу авторитетного ученого, равно как и публикации, которая должна была быть предметом обязательного изучения в студенческие или аспирантские годы или была прямо рекомендована научным наставником, конечно, непростителен. Всегда также должна быть порицаема неполнота, ставшая причиной неправильного описания или ошибочной оценки исследуемого явления, - допущенную ошибку следует исправить, после чего выполнить библиографический этап работы заново. К этому же типу недостатков надлежит относить и сознательное замалчивание публикаций, на самом деле использованных ученым в своих исследованиях, - замалчивание, диктуемое соображениями ложно понимаемого политеса и толерантности, о которых будет сказано ниже. Снисхождение можно проявить при пропуске современных (новых, недавних) книг и статей: во-первых, потому, что их количество уже давно превысило все мыслимые человеческие возможности по их охвату и изучению, а теперь превышает все вообще разумные пределы, во-вторых, по причине чрезвычайно низкого качества большинства из них, и в-третьих, из-за их в основном практической, а не научной направленности. В требовании полноты охвата изучаемого материала нельзя тем не менее перегибать палку. С недавних пор стало модным любой ценой ссылаться на иностранные источники. Неважно, что автор не владеет ни одним иностранным языком; неважно, что германские юридические термины он считает фамилиями юристов и не усматривает никакой разницы между jus mercature, jus mercatorum, lex mercatoria и new lex mercatoria, - все это не имеет значения. Главное, чтобы были ссылки на иностранные источники как минимум на английском и немецком (а желательно также на французском, испанском, итальянском и на латыни) языках. Действительно ли это нужно? Зависит от того, о чем пишешь. Если исследуемый вопрос разрабатывается по иностранному праву или в сравнительном ключе, то, безусловно, без исчерпывающего обзора иностранных источников <16> и непременно на языке оригинала никак не обойтись; соответственно, писать работу, скажем, по английскому праву, не имея возможности читать специальную литературу на английском языке, ориентируясь исключительно на переводы и цитаты в русскоязычных источниках, нельзя. Если же работа пишется по праву российскому, то думается, что большой необходимости в этом нет. И дело здесь не только в том, что особенности, присущие самому российскому праву, практике его применения, изучения и преподавания, представляют значительные сложности для постижения, изложения и исследований иностранных авторов, что они чрезвычайно редко ими освещаются и вообще принимаются во внимание; и даже не в том, что социально-экономические условия в иностранных государствах далеко несходны с такими условиями в России. -------------------------------- <16> Всю сложность этого требования невозможно оценить до тех пор, пока не ознакомишься (хотя бы обзорно) с составом и изобилием иностранной юридической литературы. В сравнении с ее объемом даже современный вал отечественных публикаций покажется бурей в стакане воды. Дело состоит прежде всего в том, что наша юридическая наука совершенно не разрабатывает собственно российского права вне его связи с иностранными образцами, - научными достижениями иностранной юриспруденции, представленной главным образом западноевропейскими докторами и профессорами. Это - извечная болезнь всей русской дореволюционной, советской и теперь современной российской юриспруденции; было бы не худо начинать постепенно от нее излечиваться. Пока этого не произойдет, германские, французские и прочие иностранные ученые самостоятельной российской науки просто не увидят - они всегда будут считать ее за ответвление науки собственной, причем ответвление не особенно качественное. Конечно, если использование иностранного источника имеет веские причины, если его содержание цитируется, пересказывается и анализируется не просто для увеличения объема работы, но по необходимости, если по итогам такого анализа делаются какие-то выводы, имеющие значение для постижения российского права, то такое использование всегда должно приветствоваться и отмечаться как дополнительное достоинство работы; но вообще (имею в виду извечную и уже отмеченную выше зависимость нашей науки от иностранных образцов), надлежало бы приветствовать и считать общим правилом целенаправленную практику полностью автономного выполнения юридических исследований, в том числе без опоры на разработанные иностранцами подходы и категории. Аналогичным должно быть и отношение к использованию юристами в своих исследованиях исторического, социологического, экономического, финансового, маркетингового, сбытового, философского и прочего смежного материала. Изложение материала о самих общественных отношениях, на почве (для целей регламентации) которых складываются известные правовые институты и конструкции (в их актуальном состоянии или историческом развитии), должно ограничиваться только теми рамками, в которых эти сведения оказываются необходимыми для собственно юридических рассуждений и выводов - рассуждений и выводов о нормах права, правах и обязанностях лиц определенного рода в отношениях известного типа. Во всяком ином случае подобные смежные изыскания следует считать включенными в текст работы только для увеличения ее объема. Опять же это не означает, что юристу не следует разбираться в тех отношениях, правовую регламентацию которых он изучает, - бесспорно, следует! Не следует лишь об этом писать, поскольку все это знание предполагается. Научная работа - это надводная часть того айсберга знаний, которым должен обладать ее автор. Как известно, надводная часть составляет не более 10% плавающей ледяной горы. То есть как минимум 90% работы, проделанной юристом при проведении научного исследования, должно остаться вне его сочинения <17> |