Гречихин А.А. Общая библиография-2000. I. Теория библиографии Глава

• Название: I. Теория библиографии Глава
• Анкор: Гречихин А.А. Общая библиография-2000.doc
• Дата: 06.12.2017
• Размер: 2.73 Mb.
• Имя файла: Гречихин А.А. Общая библиография-2000.doc
• Тип: Документы; #10717
• страница: 29 из 46

8.5. РОЛЬ РУССКИХ БИБЛИОГРАФИЧЕСКИХ ОБЩЕСТВ В РАЗВИТИИ БИБЛИОГРАФОВЕДЕНИЯ

Создание всякого рода научных обществ стало велением нового времени. Коллективные начала обеспечивали более эффективное решение все усложняющихся проблем социального познания. В полной мере это характерно и для книжного дела, и для библиографии. Напомним, что в России первым научным объединением было открытое в 1765 г. Вольное экономическое общество. Сообщая о готовящемся открытии, академический журнал "Ежемесячные сочинения..." подчеркивал, что "первой должностью" его членов должен явиться учет всего написанного, систематизация по материям и различным языкам, разбор каждой книги и сочинения, отбор полезного для опубликования [1763. Окт. С. 378]. И нам известно теперь, какую важную роль сыграли в развитии русской библиографии и другие позже создаваемые научные общества.
Применительно к библиографии коллективные начала активно использовал уже Н.И.Новиков, издавая свой критико-библиографический журнал "С.-Петербургские ученые ведомости" (1777). Об этом он писал в предисловии к нему: "Общество наше, из нескольких человек состоящее, предприняло издавать на сей год периодические листы..." От имени этого общества Н.И.Новиков просил и приглашал "всех ученых мужей и любителей российских письмен быть нашими сотрудниками и соучаствовать во предприятии нашем..." Еще ранее в журнале "Собрание новостей..." [1775. Дек. С. 46-47] некое, пока с достоверностью не установленное "Общество" поместило объявление о создании генерального и систематического каталога всех напечатанных в России книг и также просило участия в этом деле "ученых людей в Москве, в Санктпетербурге и в Киеве".
Другими словами, опыты коллективной библиографической работы имели место в нашей стране уже со второй половины XVIII в. И необходимость создания библиографического общества красной нитью проходит затем вплоть до конца XIX в. Правда, поначалу такое общество было необходимо для решения частных задач библиографии. Поимо уже названных, например: А.К.Шторх и Ф.П.Аделунг во введении к своему "Систематическому обозрению..." [СПб., 1810. С. XXXIII] выразили желание, "чтобы россияне - ученые и литераторы, совокупясь на такой конец воедино, принесли отечеству в дар критический журнал российской литературы!"; В.Г.Анастасевич, рассматривая в статье "О необходимости в содействии русскому книговедению" [Благонамеренный. 1820. № 7. С. 36-42] проблему репертуара периодической печати и публикаций в ней, писал в заключение, что это дело "требует единодушного сословия или общества, которое разделило бы такой труд между своими членами по способностям и знаниям каждого в отношении к разным отделениям наук"; аналогичную задачу примерно тогда же ставил П.И.Кеппен: "Желательно, чтобы когда-либо из нескольких любителей отечественной литературы составилось небольшое общество для собрания подробных сведений обо всех статьях, печатанных по сие время в русских журналах" [Библиогр. листы. 1825. № 2. С. 15].
Более сложная задача стояла перед активизировавшейся с 60-х годов XIX в. рекомендательной библиографией. В частности, в апреле 1861 г. при Вольном экономическом обществе был организован Петербургский комитет грамотности, в программу деятельности которого входила рекомендация книг для народного чтения и учебников для народных школ. Именно в целях такой ответственной работы в декабре 1861 г. по инициативе Ф.Г.Толля при Комитете была образована специальная "Комиссия экспертов" ("Комиссия по одобрению книг" и другие названия). По мнению Н.В.Здобнова, она должна считаться первой в России библиографической организацией. Эта Комиссия в составе разных лиц просуществовала до конца 90-х годов XIX в. Аналогичные комиссии были созданы также при Московском и Киевском комитетах грамотности, при других общественных организациях, работавших в области рекомендательной библиографии.
Ситуация резко изменилась в последней четверти XIX в., когда библиографическая деятельность приняла массовый характер и в библиографической печати началась своего рода дискуссия об организации библиографического общества универсального характера и общероссийского масштаба. На этот раз инициатором был Н.Н.Вакуловский [см. его статьи: Что желательно от русской библиографии//Рос. библиогр. 1879. № 16. С. 51-52; К вопросу о русском библиографическом обществе//Там же. № 38. С. 191]. Но особенно обстоятельно эту идею развивал Н.М.Лисовский. В статье "Библиография и библиографическое общество" [Библиограф. 1884. № 1. С. 6-7], характеризуя современное состояние русской библиографии и намечая очередные ее задачи, непосильные для отдельных лиц, он призывал библиографов к объединению и ставил перед ними целый ряд задач. Судя по их содержанию, Н.М.Лисовский предлагал не научное, а профессиональное объединение, преследующее прежде всего цели взаимопомощи. Такое библиографическое общество организовать не удалось.
Идею создания библиографического общества развивал и Ф.Т.Тарасов в своем историко-критическом очерке "Наша библиография" [Сев. вестн. 1890. № 5. С. 205-228]. Задолго до К.Н.Дерунова он в истории русской библиографии видел, в первую очередь, ее неорганизованность. Отсюда необходимость библиографического общества, особенно с точки зрения такой определяющей задачи, как разработка репертуара русской книги. В том же году Н.М.Лисовский в статье "К вопросу об организации библиографического труда" [Библиограф. 1890. № 9/10. С. 111-122] изложил еще один проект создания в России библиографического общества. Он предполагал разветвленную сеть библиографических организаций (местных кружков) во главе с центральным библиографическим обществом в Петербурге. При этом на первое место ставились теперь научные задачи. По замыслу Н.М.Лисовского, Центральное общество должно заниматься одинаковой с местными кружками работой, т.е. собиранием и изучением местных литературных и библиографических материалов, с относящимися сюда отраслями деятельности - книгопечатанием, библиотечным и книготорговым делом. В то же время центральное учреждение должно помогать кружкам в возможно полном развитии их деятельности и само может пользоваться результатами их работы в целях обобщения или для каких-либо других задач.
Но Н.М.Лисовский все еще выражал сомнение в осуществимости своего проекта: "такая организация, если и невозможна во всем полном объеме теперь же, то во всяком случае безусловно желательна в будущем, так как только она дает возможность полного единения библиографических сил". Однако реальная жизнь уже опережала события. Пока шла дискуссия, выдвигались новые идеи и проекты, на периферии и в столицах стали сами по себе возникать библиографические объединения. Самым известным стал Московский библиографический кружок, начавший свою деятельность в октябре 1889 г. и преобразованный в феврале 1900 г. в Русское библиографическое общество при Московском университете. В мае 1899 г. в Петербурге организовалось Русское библиологическое общество. Как и в Москве, из возникшего в октябре 1906 г. в Одессе библиографического кружка позже, в марте 1911 г., создается Одесское библиографическое общество при Новороссийском университете. Наконец, свою специфическую задачу стало решать созданное в 1916 г. еще одно общество, названное "Литературно-библиографический институт".
Русское библиографическое общество при Московском университете
Начало его было связано с Московским библиографическим кружком, организатором и первым председателем которого (до 1905 г.) был А.Д.Торопов [см.: Торопов А.Д. Московский библиографический кружок: Страничка воспоминаний//Sertum bibliologicum... С. 275-276; Очерк деятельности Московского библиографического кружка за первый год его существования. М., 1892. 96 с.]. В инициативную группу, помимо А.Д.Торопова, входили: В.Ф.Фрейман - служащий в книжном магазине В.Готье, А.Н.Соловьев - студент Духовной академии, Д.В.Байков - молодой книгопродавец. Этот "временный комитет" организовал всю предварительную работу. Весной 1890 г. был разработан устав, официально утвержденный 31 июля. Собственно деятельность Московского библиографического кружка началась 4 октября 1890 г. К этому времени была готова библиографическая картотека в 66000 названий - предтеча будущего репертуара книги, а также организована при поддержке букиниста А.А.Астапова библиотека в 800 названий книг библиографического содержания. Кружок насчитывал в это время 59 членов.
Основной своей задачей Кружок считал "составление и издание полного систематического каталога всех без исключения русских книг гражданской печати, т.е. вышедших в свет с 1708 г., а затем составление каталогов рукописей, периодических изданий, церковных книг и т.д." (иначе говоря, составление репертуара русской книги). В этой связи была разработана библиографическая инструкция "Способ описания книг" [М., 1891. 4 с.]. Она включала перечень библиографических элементов, которые должны были составить библиографическое описание. Основой ее создания послужили доклады, которые были сделаны на заседаниях Кружка в 1889-1892 гг. А.Д.Тороповым, А.Н.Соловьевым, П.П.Шибановым, В.Ф.Фрейманом и др. Инструкция - плод коллективных усилий Кружка - была разослана по различным адресам с обращением "ко всем, кому дороги интересы науки, с покорнейшею просьбой сообщать ему подробнейшие сведения о книгах и брошюрах, какие находятся в частных руках". Одновременно "Способ описания книг" был перепечатан в "Библиографе" [1891. № 2. С. 51-52], в "Очерке деятельности Московского библиографического кружка...", в "Руководстве к библиографическому описанию книг" [М., 1902. С. 7-10] Ю.Ю.Битовта.
Работы в этом направлении продолжались как в Кружке (Русском библиографическом обществе), так и в других библиографических организациях (например, Бюро международной библиографии), усилиями частных библиографов. Наиболее значительными проектами из них считаются "Опыт руководства к подробному описанию книг, согласно требованиям современной библиографии" А.Д.Торопова [М., 1901. 96 с.] и вышеназванная работа Ю.Ю.Битовта, предназначенная для библиотекарей, владельцев библиотек и библиофилов, изданная магазином древностей и редкостей М.Я.Параделова. Правда, здесь дана, по оценке Б.С.Боднарского, неквалифицированная критика "Опыта руководства..." А.Д.Торопова [см.: Примечания от редакции: (44)// Здобнов Н.В. История русской библиографии... С. 587]. В связи с разработкой репертуара русской книги Кружок в 1893 г. поставил вопрос о печатных библиотечных карточках. По этому поводу был заслушан доклад Я.Г.Кваскова "Библиотечные карточки при вновь выходящих книгах" [см.: Реформа библиотечного дела: Библиотечные карточки при вновь выходящих книгах: С прил. двух библ. карточек. М., 1893. 16 с.]. Автор предлагал возбудить ходатайство перед правительством об установлении в законодательном порядке определенного размера библиотечных карточек и обязательном печатании их при каждой вновь выходящей книге. Эта идея нашла тогда же практический отклик, и некоторые издательства в виде опыта стали прилагать такие карточки к своим изданиям. Но дальше опыта дело не пошло, и печатные карточки введены у нас были только в советское время через 33 года после доклада Я.Г.Кваскова.
Московский библиографический кружок проявил инициативу и в разработке новой библиографической классификации. Она тем более была нужна в связи с изданием журнала "Книговедение", в программу которого входила публикация систематических списков вновь выходящих книг. Новая схема библиографической классификации была составлена редактором журнала А.Д.Тороповым и опубликована в № 1 журнала за 1894 г. в статье "От редакции". Важно подчеркнуть, что эта классификация впоследствии была введена в систематические указатели к периодическому органу государственной библиографии "Книжная летопись".
Второй важнейшей задачей Московского библиографического кружка было содействие правильной разработке отечественной библиографии - ее системы и методов, а также развитию и распространению разнообразных технических знаний, имеющих отношение к книжному делу вообще. В течение первого года существования Кружка был основан музей книги, число книг в специальной библиографической библиотеке доведено до 4000 названий, систематически заслушивались научные доклады. В частности, мы уже упоминали эпизод с принципиальными разночтениями при публикации доклада А.Н.Соловьева "Понятие о библиографии и значение ее как науки", произнесенного в 1890 г. на торжественном заседании в первую годовщину Московского библиографического кружка. Это явное свидетельство тому, что в научной деятельности Кружка сталкивались разные тенденции и подходы к пониманию библиографии. Важно также подчеркнуть международное признание Кружка. В 1894 г. он принимал участие в международной выставке книги в Париже, где А.Д.Торопову была вручена присужденная Кружку медаль с гравированным посвящением на французском языке: "Выставка книги - Московскому библиографическому обществу".
Расширение деятельности Кружка и послужило основанием для переименования его 13 февраля 1900 г. в Русское библиографическое общество и причисления к Московскому университету, при котором оно существовало вплоть до закрытия в 1930 г. К сожалению, сказать, что это преобразование сразу положительно сказалось на деятельности Общества, нельзя.
Дело в том, что согласно университетской традиции пост председателя Общества должен занимать профессор. Поэтому с декабря 1899 по апрель 1903 г. председателем был А.И.Кирпичников, с октября 1903 по октябрь 1910 г. - И.Т.Тарасов, с октября 1910 по март 1920 г. - Р.Ф.Брандт. Но фактическими руководителями общества были товарищи председателя: с апреля 1902 по октябрь 1910 г. - Д.В.Ульянинский, с октября 1910 по декабрь 1914 г. - А.И.Калишевский, с декабря 1914 по 25 августа 1920 г. - Н.М.Лисовский.
С приходом Д.В.Ульянинского к руководству деятельность Общества приобрела отчетливо выраженный библиофильский характер. И это сказалось губительно для Общества почти на целое десятилетие. Оно не стало научно-теоретическим центром русской библиографии, отрешалось от больших ранее поставленных задач, отказалось от устава, в свое время принятого Кружком. Если прежде русские библиографы стремились "исполнить то, чему нет подобного даже ни у одного из просвещенных народов Запада" [Очерк деятельности... С. 32], то теперь их внимание привлекают мелкие эпизоды из истории книжного дела, библиографические редкости, интерес к которым непропорционален их значению. Когда на одном из заседаний (апрель 1903 г.) член Общества В.А.Бессонов напомнил о том, что составление репертуара русских книг гражданской печати должно преемственно перейти к Обществу, его призыв не встретил сочувствия. Более того, работа над национальным репертуаром была отклонена под предлогом ее сложности ( У.Г.Иваск) и даже непосильности (Д.В.Ульянинский).
Настолько скрытым стало существование Общества, что даже в среде петербургских библиографов сложилось о нем смутное представление. А.А.Лебедев по этому поводу в своей заметке "О библиографии" отмечал: "В Москве существует такое общество, но его деятельность как-то совершенно незаметна..." [Кн. вестн. 1903. № 18. Стб. 546]. Выходом из тупика мог бы стать всероссий-ский библиографический съезд, предложение о созыве которого внес Б.С.Боднарский в январе 1910 г. Но оно было отклонено на основании того, что такое разрешение на проведение своего съезда уже было получено Обществом библиотековедения в Петрограде. Правда, Д.В.Ульянинский в 1901 г. отошел от руководства Обществом, всецело посвятив себя описанию собственной библиотеки. Библиофильские интересы постепенно оттеснились пропагандой международных библиографических идей, главным образом УДК, которая нашла ревностного поборника в лице секретаря Русского библиографического общества, ставшего его фактическим руководителем, - Б.С.Боднарского (он стал членом Общества в 1909 г., был секретарем с 15 ноября 1910 по 25 августа 1920 г.). В частности, Б.С.Боднарский был представителем Общества на Международном библиографическом конгрессе 1910 г. в Брюсселе, сделанный им доклад "Распространение децимальной библиографической классификации в России" был опубликован на французском языке в Трудах конгресса и в 1911 г. в "Бюллетене Международного библиографического института".
Смена руководства сказалась на усилении демократичности Общества. В 1911 г. общее собрание впервые рассмотрело и утвердило "Программу деятельности Русского библиографического общества на 1912 г.", намечавшую ряд мер для объединения библиографов и усиления работы Общества как научного центра. В дальнейшем коллективное обсуждение годовых планов и отчетов прочно вошло в практику Общества. Но особую консолидирующую роль в его деятельности сыграло издание теоретического библиографического журнала, который стал объединяющим центром для всех библиографов России. Вместо несостоявшегося издания "Бюллетеней Русского библиографического общества", в которых начиная с 1912 г. намечалось печатать доклады и библиографическую хронику, с 1913 г. стал выходить журнал "Библиографические известия". Бессменным редактором его был Б.С. Боднарский.
Не менее важную роль Русское библиографическое общество сыграло в первые годы советской власти, хотя власть с подозрением относилась к его деятельности. И все же при организации в 1920 г. нового библиографического учреждения - Российской центральной книжной палаты в Москве - пост ее директора был доверен Б.С.Боднарскому. Общество было инициатором созыва I Всероссийского библиографического съезда в 1924 г., на котором был обсужден ряд насущных вопросов развития библиографии в новых общественно-экономических условиях [см.: Тр. I Всероссийского библиографического съезда, Москва, 2-8 дек. 1924 г. М., 1926. 263 с.].
В целом, несмотря на сложный и трудный путь своего развития, взлеты и падения, Русское библиографическое общество в течение нескольких десятилетий играло роль ведущего научно-библиографического центра, оказавшего положительное влияние на развитие русской библиографии. В дореволюционный период Общество объединяло около 600 членов, работавших как в центре, так и на периферии. В течение всего периода своего существования, начиная с первых шагов Кружка, Общество уделяло особое внимание теории, истории и методике библиографии. Из опубликованного юбилейного отчета Общества за 35 лет его существования [см.: Орлов Н.Н. Тридцать пять лет деятельности.../ Библиогр. изв. 1924. № 1/4. С. 1-129] следует, что научных докладов, заслушанных за это время, было 304. Общее же число научных докладов за все время существования его до 1930 г. составило 462. Ни одна библиографическая организация в России не сделала так много, не оставила такого глубокого следа, как Русское библиографическое общество.
Русское библиологическое общество
Инициатором его создания был А.М.Ловягин, на квартире которого (как в случае Московского библиографического кружка - на квартире А.Д.Торопова) в Петербурге в мае 1899 г. состоялось первое учредительное собрание общества [подробнее о нем см.: Шафрановский К.И. Русское библиологическое общество//Тр. I Всероссийского библиографического съезда. С. 12-18; Ильинский Л.К. Русское библиологическое общество: (За годы революции)//Библиотечное обозрение. 1926. Кн. 1/2; Мартынов И.Ф. Русское библиологическое общество в годы Советской власти (1917-1931 гг.)//Книга. Исслед. и материалы. 1974. Сб. 29; Русское библиологическое общество//Докл. и отчеты, 1908-1917. Вып. 1-4]. После утверждения устава Русское библиологическое общество приступило к работе 25 сентября 1899 г. (т.е. на несколько месяцев раньше, чем Русское библиографическое общество - 13 февраля 1900 г.). К концу года оно насчитывало 56 членов, а в 1900 г. это число удвоилось. В основном это были петербургские библиографы, библиотековеды, историки, литературоведы и библиофилы, в том числе академики А.Ф.Бычков, А.А.Куник и Л.Н.Майков, а также известные деятели книги С.А.Венгеров, Н.М.Лисовский, А.И.Малеин, А.В.Мезьер, П.К.Симони, А.Г.Фомин и др. Президентом вначале был избран Л.Н.Майков, но по состоянию здоровья он вынужден был отказаться и в октябре 1899 г. на этот пост вступил А.М.Ловягин, занимавший его весь дореволюционный период (кроме 1903-1905 гг.). Вместо него этот пост последовательно занимали: А.М.Лященко - в 1903 г., В.Ф.Боцяновский - с 1904 до начала 1905 г., А.И.Малеин - с 1919 г., А.Г.Фомин - с 1927 и до преобразования Общества в 1931 г. в секцию Общества библиотековедения, возникшего в свое время (1908) из секции Русского библиологического общества.
Понятие "библиология", определившее название Общества, с самого начала, хотя и было известно как синоним книговедения, не отличалось ясностью содержания, что не могло не отразиться вскоре на характере и направлениях деятельности новой организации. Главным теоретиком библиологии был А.М.Ловягин. В составленной им докладной записке к уставу для Главного управления по делам печати пояснялось: "Общество присваивает себе наименование Библиологического, полагая, что в слове "библиология" - смысл "научной библиографии" в отличие от собственно библиографии в тесном смысле слова, обыкновенно чуждой научного содержания и представляющей систематику книг или статей по общепринятому шаблону. Цель библиологии - классификация всех произведений письменности и печати, направленная к тому, чтобы для специалистов возможность обозрения их была облегчена настолько, насколько это достижимо при нынешних средствах науки..." [Русское библиологическое общество//Библиол. сб. 1915. Т. 1, вып. 1. С. 9]. Как можно судить, эта трактовка - своеобразный рецидив двойственной точки зрения В.Г.Анастасевича, весьма живучей и в наше время. И, конечно, цель библиологии определена здесь весьма противоречиво, а главное - очень узко.
В принятом и утвержденном уставе Общества указанная неопределенность обозначена еще одной, ставшей затем для А.М.Ловягина классической и воспринятой Н.М.Лисовским формулировкой: "Библиология имеет целью определить, как и насколько, в количественном и качественном отношениях, человеческая мысль находила и находит свое выражение в произведениях письменности или печати" [Устав Русского библиологического общества. СПб., 1903. С. 5]. В этой связи примечателен черновой вариант определения цели Общества в проекте устава, который приводит М.В.Машкова [История русской библиографии... С. 422]: "Содействие научной разработке библиологии, то есть книговедения и книгоописания". Как видим, здесь отождествляются три разных понятия - библиология, книговедение и библиография, что А.М.Ловягин будет отстаивать почти во всех своих последующих научных публикациях. И лишь в конце жизни в "Основах книговедения" он найдет более правильное соотношение: за основу принято книговедение в качестве обобщающей, системной науки о книге как орудии общения людей между собой, а библиография в научном понимании - лишь частный случай книговедения (библиологии), правда лишь в "тесном" смысле книгоописания.
Еще одну попытку объяснить суть библиологии А.М.Ловягин предпринял в программном выступлении на учредительном собрании Общества: "Понятие "библиологии", по значению своему совпадающее с "библиографией", может быть отождествлено с историей литературы в обширнейшем смысле этого слова" [Русское библиологическое общество//Библиол. сб. С. 11]. Именно это непонятное отождествление с книгоописанием и с историей литературы сыграло вскоре злую шутку и с А.М.Ловягиным, и с руководимым им Обществом. Историко-литературные интересы отстаивали многие члены объединения. Причем эти интересы простирались не только в масштабах русской, но и всемирной литературы, хотя бы для начала - литературы славянских народов. Правда, мы знаем, что и самому А.М.Ловягину не чуждо было соотнесение библиологии с культурологией, социологией (библиосоциологией), но все это ради более глубокой разработки научных основ библиологии.
Кризис наступил уже в первые годы деятельности Общества. Оно как бы разделилось надвое: с одной стороны, библиографы, с другой - историки литературы, литературоведы. Но и библиографическая часть Общества не желала заниматься теорией библиологии. Об этом красноречиво свидетельствуют данные специального анкетирования, проведенного советом Общества в начале 1901 г. с целью выявить мнения членов о желательном направлении их дальнейшей деятельности [см.: Машкова М.В. История русской библиографии... С. 422-423]. Большинство опрошенных высказалось за конкретную практическую деятельность, за составление необходимых и назревших работ в области библиографии, в частности таких, как указатель журнальных и газетных статей, общий каталог русских книг за 10-15 последних лет, подробная библиография по русской литературе и языку, общий сводный указатель к одному из русских исторических журналов, ежегодный обзор повременных изданий с указанием всех помещенных в них статей, продолжение "Русской исторической библиографии" В.И.Межова и т.п.
Некоторые библиографы, руководствуясь желанием укрепить материальную базу Общества, склонялись к выполнению работ, за которые могли присудить премии Академии наук и других научных учреждений. Возникало даже предложение заняться небиблиографической работой, например составлением полного и систематического обзора идей, высказанных по известным вопросам специалистами. Не было лишь пожеланий, непосредственно касавшихся разработки теоретических проблем библиологии.
Тем более далека от этих проблем была историко-литературная, литературоведческая часть членов Общества. О характере их интересов можно судить по содержанию журнала "Литературный вестник" (1901-1904). Даже название уже подчеркивает господствующий в это время литературоведческий уклон. В нем помещались статьи, заметки, документальные материалы по истории русской и всеобщей литературы, истории России. Библиографические материалы в журнале, за небольшим исключением, также тяготели к истории литературы, преимущественно русской. Чисто библиологический характер носили лишь статьи А.М.Ловягина, статистико-библиографический обзор русской периодической печати Н.М.Лисовского, отчеты и сообщения о деятельности Русского библиологического общества.
Литературоведческий уклонизм четко просматривается в секционной структуре Общества. Только две секции (организованная в 1903 г. секция библиотековедения и в 1905 г. - книговедения) имели прямое отношение к библиологии, остальные же (историко-литературная, филологическая, археологическая, историко-географическая) уходили от нее, и достаточно далеко, в другую сторону. Правда, секции быстро возникали, но и, чаще всего, быстро и закрывались. Например, в 1903 г. прекратили свое существование археологическая и историко-географическая секции. Наиболее активной и жизнеспособной оказалась секция библиотековедения (руководитель Э.А.Вольтер), из которой позднее выросло Общество библиотековедения. Для секции книговедения и печатного дела Н.М.Лисовский предложил специально разработанную обширную программу.
Нельзя сказать, что А.М.Ловягин как президент не принимал необходимых мер для исправления сложившейся ситуации в пользу библиологии. В 1900 г. он прочитал доклад "Опыт определения задач и значения библиологии", опубликованный затем под названием "О содержании библиологии или библиографии" в "Литературном вестнике" [1901. Кн. 1. С. 6-17. Перепеч. в "Библиол. очерках"]. Сама замена его на посту президента именно в период преобладающего влияния историко-литературной проблематики была не случайной. Возвращение А.М.Ловягина на этот пост уже свидетельствовало, что Общество сумело перебороть неопределенность в своей деятельности, окончательно обратившись к библиологии. Но опасность нового уклонизма преследовала Общество на протяжении всего времени его существования. А.М.Ловягин в отчете за 1904-1907 гг. писал, что "Общество рискует превратиться в бесформенный конгломерат лиц, не объединенных никакой программою и не преследующих никакой определенной цели", что "замена в Русском библиологическом обществе деятельности библиографической деятельностью исключительно историко-литературною представляется нежелательною для многих его членов, так как эта замена была бы равносильна закрытию общества и созданию вместо него другого общества - историко-литературного" [Доклады и отчеты. 1908. Вып. 1. С. 17]. Здесь же прозвучало и горькое признание: "Опыт прошлых лет разрушил также иллюзию о возможности для частного общества - исполнения крупных библиографических работ" [Там же. С. 18].
Поэтому в печати не случайно отмечалось и в 1913 г., что это общество "до сих пор не успело выработать точный план и выяснить конкретно объем своих задач, слушало случайные доклады, рассуждало более или менее отвлеченно об общих вопросах и не заявило себя ничем определенным и замечательным" [Рус. библиофил. 1913. № 8. С. 90]. Но такая оценка не совсем справедлива, если учесть, что Русское библиологическое общество сыграло особо важную роль в организации государственной библиографии - в основании "Книжной летописи" и Книжной палаты. Сначала предложения Общества были опубликованы в статье Э.А.Вольтера "Об упорядочении дела регистрации произведений печати в России и своевременного доставления их в наши государственные библиотеки" [Лит. вестн. 1901. Т. 1, вып. 3. С. 265-277]. Особый акцент здесь делался на создание учреждения по типу Международного библиографического института в Брюсселе. Затем Общество выступило с предложением законодательно закрепить издание "Книжной летописи". Наконец, научная активность и плодовитость А.М.Ловягина, как мы знаем, способствовала разработке новой концепции библиографоведения. Многие его важные идеи до сих пор не востребованы, хотя при соответствующем освоении и развитии могли бы сыграть плодотворную научную роль и в наше время.

Роль обществ в создании научно-библиографической периодики
Почти все прежние попытки создать научно-библиографический журнал оказались неудачными [подробнее см.: Дерунов К.Н. Избр. С. 31-59]. В этой связи журналистская деятельность русских библиографических обществ была более успешной. Собственно, она была одним из обязательных условий их существования. Чтобы показать масштабы этой периодики, мы сначала перечислим издания каждого из двух основных библиографических обществ. В частности, Русское библиографическое общество при Московском университете выпускало два журнала - "Книговедение" (еще при существовании библиографического кружка) и "Библиографические известия" (в дореволюционное и советское время); Русское библиологическое общество - четыре: "Литературный вестник", "Доклады и отчеты", "Библиологический сборник", "Библиографические листы..." (в советское время).
Можно утверждать, что эта периодика была прямым отражением деятельности обществ, особенно в поисках библиографических начал. В частности, журнал "Книговедение" соответствовал широкому пониманию библиографии, синонимичному всей науке о книге и книжном деле. Поэтому он и включал четыре отдела: библиографии, библиотековедения, книжно-торгово-издательского и типографского дела. Судя по программной статье "От редакции" ( А.Д.Торопов), первым двум отделам - "крупным и ответственным" - отдается предпочтение, ими могла бы быть исчерпана "специальная часть программы". Но из-за отсутствия в русской журналистике необходимой специализации "приходится ввести в программу ... еще два основных отдела частию капризных, частию трудных для организации и удовлетворительного ведения в журнале".
Московский библиографический кружок с его журналом "Книговедение" должен был стать всесвязующим и направляющим центром в той области, которой еще предстоит создать свою школу, свою дисциплину, свою систему. Редакция еще раз подчеркивала, что именно "школа, дисциплина и система - это три таких клеточки, без которых немыслимо разумное существование библиографии, как существенно важной вспомогательной отрасли знания. Чтобы стать на высоту знания, русской библиографии и предстоит как можно скорее рутину заменить школой, произвол - дисциплиной, поэтический беспорядок - строгою системой". Но и тут же оговаривается, что "собрать воедино рассыпанную храмину русских библиографов, создать своего рода школу с твердо установленными принципами и приемами" - задача настолько объемная, что журнал пока "обещает" удовлетворить насущные запросы русской библиографии. Практически это должно вылиться в обсуждение всевозможных теоретических и практических вопросов, касающихся библиографии, а также печатание вообще библиографического материала отчасти в сыром, отчасти в обработанном виде.
Насколько выполнил свои библиографические обещания журнал "Книговедение"? К сожалению, лишь отчасти. Сошлемся опять на авторитет К.Н.Дерунова [Избр. С. 49-50]. По его мнению, редакция сама же сознает и в то же время не учитывает некоторые "проклятые неожиданности". Например, в России нет правильной регистрации текущей литературы, а следовательно, "все сведения" лишены были бы "идеальной полноты и свежести". У нас нет "такого учреждения, в котором бы собраны были все вышедшие в России книги", а ведь классифицировать книги "по одним только названиям - дело достаточно рискованное и неблагодарное". И вот все, резюмирует К.Н.Дерунов: "система", "централизация библиографических сил", вплоть до удовлетворения "интенсивной потребности" в специальном журнале и чаемых с ним "прочных, а не мимолетных симпатий среди читающей публики" - все лежит во прахе.
Здесь важно, каким путем редакция желает исправить направленность журнала. И мы снова вынуждены согласиться с К.Н.Деруновым. Она не пытается развивать научную и методическую стороны библиографии, а подменяет их случайными и частными вопросами. Вместо того чтобы разрабатывать и проводить в сознание русских библиографов ясное и верное понятие о библиографии; дружными усилиями и "как можно скорее" стараться в ней заменить рутину школой, произвол - дисциплиной; взывать, наконец, к библиографам, к публике, к русскому правительству о необходимости введения "правильной регистрации" текущей литературы и основания "такого учреждения, в котором бы...", - редакция "Книговедения" воздымает руки и торжественно начинает клясться, что отныне она "с особым вниманием остановится на развитии в журнале... практически полезного отдела: справок ... о ценах на бумагу".
Первым опытом создания Русским библиологическим обществом своего журнала был "Литературный вестник". Уже само название свидетельствовало, что Общество на первых порах преследовало в основном литературоведческие цели. В передовой статье к первой книжке это и подчеркивалось: "Не имея возможности следить за новой литературой по всем отраслям знаний, "Литературный вестник" ... будет уделять главное внимание изучению родной истории и литературы". Но в программу журнала входили и "вопросы теоретической библиографии", которая была названа "библиологией". Важно также подчеркнуть, что журнал "отгородился от формалистического, книгоописательного" понимания библиографии. В названной передовой статье указывалось: "Для ознакомления читающей публики с книгой недостаточно назвать ее заглавие, число страниц, время и место издания и цену. Нужно указать и содержание книги и отметить, не вдаваясь в подробную критику, то, что нового и ценного дает книга по затронутому вопросу". Это требование отстаивает и А.М.Ловягин в статье "Заметки", опубликованной в той же первой книжке под псевдонимом "Библиолог". "Иметь в руках список книг, значит ли это быть достаточно осведомленным о том, что именно нового в литературе? - задается он вопросом. - Конечно, нет. Необходимо не только знать заглавия книг, но и уметь критически разобраться в содержании их".
Положительно оценивая такую категоричность относительно библиографической критики, Н.В.Здобнов в то же время идеологическую позицию журнала оценивает как буржуазный либерализм и объективизм [История русской библиографии... С. 519-520]. Именно поэтому журнал был одобрен Министерством народного просвещения для библиотек средних учебных заведений. Н.В.Здобнов также считает, что в основном "Литературный вестник" издавался по образцу "Библиографических записок" Н.М.Щепкина и был посвящен почти исключительно литературоведческой библиографии. Однако ряд статей по теории библиографии и некоторые другие материалы более общего характера дают основание связать его с общебиблиографическими журналами. К таким материалам Н.В.Здобнов, например, относит статью Э.А.Вольтера "Об упорядочении дела регистрации произведений печати в России", "Статистико-библиографический обзор русской периодической печати" и "Список указателей к русским периодическим изданиям XVIII и XIX вв." Н.М.Лисовского. Из теоретических работ он выделил статью А.М.Ловягина "О содержании библиологии, или библиографии".
Другой точки зрения придерживается М.В.Машкова, хотя в качестве основания приводит те же примеры [История русской библиографии... С. 428]. Она утверждает, что по своему содержанию орган Русского библиологического общества был скорее историко-литературным журналом. чем библиологическим. Сама же редакция "Литературного вестника" в уже указанной передовой статье подводила его под "тип научного библиографического" издания, комментируя к тому же это заявление выражением полной солидарности своей с "предшествующими опытами" специальной журналистики. Имеются в виду те журналы, которые задачи библиографии понимали "в самом обширном смысле... Так понимаем их и мы", - утверждала редакция.
В этой связи К.Н.Дерунов подчеркивал, что даже лучшие из числа научных библиографических изданий никогда не выполняли ее во всей своей полноте: они всегда отличались односторонностью и чаще всего увлекались в сторону историко-литературных, архивно-филологических исследований. Этот же род увлечений был и характерной особенностью "Литературного вестника": он, подобно своим предшественникам, никогда не был, строго говоря, журналом специально библиографическим и отличался от них разве только тем, что сам именовал себя "Литературным вестником" и никого таким образом не вводил в заблуждение [Избр. С. 51]. К.Н.Дерунов в заслугу журналу ставит обещание редакции уделять внимание также "вопросам теоретической библиографии". Но и в этом отношении он высказывает сожаление, что журнал "недостаточно увлекался в эту сторону": за четыре года "Литературный вестник" ограничился помещением всего лишь двух заметок, причем обе приходятся на первый год. В 1902-1904 гг. редакция словно совсем забыла об этих вопросах. К.Н.Дерунов в итоге считает, что и эта пара заметок не представляет чего-либо ценного: в них имеются разве только обрывки ценных мыслей. В общем же первая (статья А.М.Ловягина "О содержании библиологии, или библиографии") "страдает неясностью содержания", вторая (статья Г.А.Ильинского "Автореферат как тип библиографии") - "крайней непрактичностью предложения".
Таким образом, можно утверждать, что и первый опыт Русского библиологического общества в создании научно-библиографического журнала оказался также не на должном уровне. Основная причина заключалась в том, что и само Общество в это время еще искало свой исконный библиологический путь. Вспомним, что дело доходило до постановки вопроса о переименовании Русского библиологического общества в Историко-литературное. И примечательно, что с преобладанием в Обществе библиологической проблематики такой же характер приобретает и его очередное периодическое издание. Речь идет о "Библиологическом сборнике", своеобразном продолжении "Литературного вестника" в 1915-1918 гг. Но "Библиологический сборник" выходил тематическими выпусками, поэтому его нельзя считать в полном смысле журналом. То же относится к "Докладам и отчетам". Между этими своего рода продолжающимися изданиями существовало определенное разделение тематики. Если в "Библиологическом сборнике" помещались теоретические статьи, материалы по истории библиографических организаций и библиотековедения в России, биобиблиографические очерки, освещающие деятельность крупных русских библиографов, преимущественно XX в., то в "Докладах и отчетах" - сводные отчеты о деятельности Общества, краткие сообщения о рефератах и докладах, сделанных на заседаниях, другие материалы.
И все же русская дореволюционная библиография получила и свой научно-библиографический журнал. Особую роль здесь сыграло Русское библиографическое общество при Московском университете, которое с 1913 г. приступило к выпуску периодического органа - "Библиографические известия". В программной статье в первом номере, как и в предшествующих журналах, провозглашалась "чистота типа", т.е. строгое, неуклонное служение одной лишь библиографии. Всякое отклонение в сторону общей литературной и исторической тематики категорически отрицалось и не поощрялось. И эту направленность, в отличие от своих предшественников, журналу удалось осуществить. Подводя итоги десятилетнего существования издания, редакция могла с полным правом заявить: "Были моменты, когда мы стояли, что называется, на краю пропасти, готовые свалиться, чтобы более не встать... И все-таки мы не нарушили чистоту типа" [Библиогр. изв. 1923. № 1/4. С. 1]. Главное - журнал сумел избежать искушения "оживить скучную материю, даваемую библиографическими журналами, путем включения чуждых библиографии тем историко-литературных".
Программа "Библиографических известий", в первую очередь, предусматривала публикацию статей по истории, теории и методике библиографии. Для этого, вопреки полному отсутствию средств для оплаты, были привлечены выдающиеся представители русской библиографии того времени - Н.А.Рубакин, Н.М.Лисовский, А.М.Ловягин, К.Н.Дерунов, А.В.Мезьер, А.Д.Торопов и др. Сложнее обстояло дело с материалами по так называемой практической библиографии. Вначале журнал публиковал пособия отраслевой библиографии, например: Ульянов Н.А. Из журнальной литературы по Балканскому вопросу и о Балканских странах; Пасенко В.А. Отечественная война в литературе на иностранных языках. Но это направление подверглось критике со стороны Н.М.Лисовского и других библиографов, выступавших против заполнения журнала материалами, чуждыми ему как теоретическому органу. В дальнейшем на страницах журнала сохранилась лишь "Библиография русской библиографии" Б.С.Боднарского. Небольшой отдел рецензий заполнялся критическими отзывами только о библиографических пособиях и не касался иной литературы. Иногда в конце номера помещались разделы "Письма, поступившие в редакцию" и "Книги, поступившие в редакцию". Шесть книжек тематические и посвящены Д.В.Ульянинскому (1918), Р.Ф.Брандту (1920), Н.М.Лисовскому (1921), 35-летию деятельности Общества (1924), I Всероссийскому библиографическому съезду (1926), А.Д.Торопову (1927). Всего с 1913 по 1929 г. (в 1928 г. журнал не выходил) опубликовано 64 номера (26 книжек).
"Библиографические известия" продолжали выходить в труднейших общественно-экономических условиях. И в этом большая заслуга редакции ( Р.Ф.Брандт, У.Г.Иваск, Н.М.Лисовский, секретарь - П.И.Васильев) и ее фактического и бессменного руководителя Б.С.Боднарского. Ведь при всей бесспорной научной ценности издание себя не окупало, а приносило убытки. Около 1000 экз. распространялось бесплатно, и лишь небольшая часть тиража (не более 100 экз.) рассылалась платным подписчикам. Материальное положение журнала несколько улучшилось в январе 1917 г., когда Министерство народного просвещения выделило ежегодную субсидию в сумме 2400 р. и дало 1000 р. на покрытие расходов по изданию. Но советская власть необходимой поддержки журналу не оказала.
И все же на примере "Библиографических известий" мы можем смело утверждать, что в дореволюционной России было создано периодическое издание, которое в полной мере соответствовало типу научно-библиографического журнала [подробнее см.: Тарасенко И.Н. Журнал "Библиографические известия" и его роль в становлении советского книговедения//Книга. Исслед. и материалы. 1978. Сб. 37. С. 127-151; Сухорукова Е.М. Русское библиографическое общество при Московском университете и его журнал "Библиографические известия"//Совр. пробл. книговедения, кн. торговли и пропаганды книги. 1988. Вып. 5. С. 130-141]. Опыт его подготовки и выпуска был освоен и закреплен советскими библиографическими журналами, в частности выпускаемым с 1935 г. журналом "Советская библиография". Под названием "Библиография" он продолжает выходить и сейчас, но необходимой государственной поддержки не имеет.
Подводя некоторые итоги деятельности русских библиографических обществ, мы должны подчеркнуть следующее. Сам факт их существования - явное подтверждение все увеличивающегося социального значения библиографии. Несмотря на ошибки и неудачи, деятельность обществ во многом способствовала объединению библиографических сил в стране и более активному развитию русской библиографии. Приходится сожалеть, что советская власть волюнтаристски закрыла в 1930 г. самое действенное из них - Русское библиографическое общество при Московском университете. Тем самым был нанесен непоправимый ущерб развитию отечественной библиографии, так как тотальное огосударствление не всегда способствует прогрессу. Сейчас, в условиях рыночных реформ и демократизации, дореволюционный опыт создания и деятельности библиографических обществ становится весьма актуальным и значимым.
Одной из важнейших проблем библиографоведения, как дореволюционного, так и современного, является научное обеспечение разработки репертуара русской книги и периодической печати. С учетом ее актуальности, многообразия подходов и возможных решений уже в дореволюционной России мы рассмотрим эту проблему в следующей главе.