Гречихин А.А. Общая библиография-2000. I. Теория библиографии Глава
 Скачать 2.73 Mb.
|
|
Полемика вокруг "Московского наблюдателя", прежде всего статьи В.Г.Белинского, для истории библиографии важна тем, что он, наряду с функциями учета и критики, осознал и решительно выступает за ее рекомендательную функцию, суть которой в руководстве чтением. В этом относительно библиографии В.Г.Белинский выступает как последователем В.Г.Анастасевича и В.С.Сопикова, так и предтечей другим теоретикам русской библиографии ( М.Л.Михайлов, А.Н.Соловьев). В.Г.Белинский неоднократно в своих работах пытается рекомендовать для детского и юношеского чтения произведения Н.В.Гоголя, А.С.Пушкина и М.Ю.Лермонтова, разрабатывает принципы выбора книг для чтения [см., напр., ст. и рец.: Несколько слов о чтении романов (СПб., 1847 г.)//Собр. соч.: В 9 т. Т. 8. С. 607-610; О детских книгах//Там же. Т. 3. С. 38-77; Новая библиотека для воспитания...//Там же. Т. 8. С. 543-551; Елка...//Там же. С. 476-481]. И, наоборот, выступает резко против всякого рода "критиканов", дающих случайные, не демократической направленности рекомендации [см., напр., ст. о брошюрах Л.В.Бранта - писателя, критика, переводчика: Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 189-194]. Что касается необходимости составления библиографической истории литературы, то в качестве неувядающего образца таковой следует считать годовые обзоры русской литературы самого В.Г.Белинского. Характерно, что жанр годового обозрения (обзора) был особенно распространенным в русской журналистике первой половины XIX в. [подробнее см.: Березина В.Г. Жанр годового обозрения литературы в русской журналистике первой половины XIX века//Русская журналистика. XVIII-XIX вв.: Из истории жанров. Л., 1979. С. 42-78]. В частности, конкретную реализацию идеи В.Г.Белинского мы можем видеть в "Очерке библиографической истории русской словесности в 1847 году" известного журналиста и писателя В.Р.Зотова. По его мнению, библиографическая история русской словесности должна представить общий обзор всех сочинений, вышедших на русском языке, в известное время, систематическое их распределение, краткую оценку их достоинств, обобщающие выводы. "Положительная, как статистика, сухая по изложению, но, - подчеркивал он, - интересная по своим выводам, потому что она группирует идеи, как статистика группирует факты, библиография занимается всеми науками, классифицирует их, показывает их взаимную связь". В то же время В.Р.Зотов с сожалением отмечал, что наукой этой (библиографией), чрезвычайно важной и полезной, занимаются очень мало. Редко ученый или писатель, излагая какой-нибудь вопрос, справляется о том, кто и что писал прежде него об этом предмете. И публика со своей стороны большей частью читает, что ей попадается, основываясь на известном мнении, голосе толпы и, случайно пробегая два, три замечательных сочинения, пропускает тысячи других, не подозревая даже их существования. "Но истинный библиограф, - заключает В.Р.Зотов, - вечно следит за всем что печатается и перепечатывается; он ведет реестр всем идеям человеческого ума, знает все уголки огромного некрополиса, где укладываются вышедшие из печати книги, которым он сам же назначает место" [Литературная газета. 1848. № 4. С. 57-58]. Дальнейшее развитие библиографические идеи В.Г.Белин-ского получили в деятельности Н.Г.Чернышевского и Н.А.Добролюбова. Это было время, когда в русской литературе получило непомерное развитие так называемое фактическое, или библиографическое, направление. О характере его можно судить по письму Н.Г.Чернышевского к Н.И.Костомарову: "Как пример перемены, происшедшей во всех областях умственной деятельности, укажу вам современное направление литературной критики. Она обратилась в чистую библиографию. Место Белинского занимают теперь Геннади и Тихонравов, знающие наизусть Сопикова и смирдинский каталог с тремя прибавлениями". И далее Н.Г.Чернышевский подчеркивает, что он признает важность библиографии как вспомогательной науки для истории литературы. Но ставить выше всего на свете изыскания о том, что писал Елагин и нет ли неизвестных еще сочинений Ельчанинова, он считает буквоедством: "Эти господа с презрением смотрят на прежние стремления людей, занимавшихся критикой, как средством распространения человеческого взгляда на вещи; они обвиняют их в неосновательности за то, что, говоря, например, о Ломоносове, не описывали они формата, шрифта и т.д. всех изданий Ломоносова" [Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. М., 1950. Т. 15. С. 905]. Наиболее ярким примером библиографического направления Н.Г.Чернышевский считал известную книгу П.В.Анненкова "Материалы для биографии А.С.Пушкина". Указывая, что "это первый труд, который надлежащим образом удовлетворяет столь сильно развившемуся в последнее время стремлению русской публики познакомиться с личностями деятелей русской литературы и образованности", Н.Г.Чернышевский в то же время отмечал определяющее отличие и этой книги, и многих других подобного рода монографий - их "основательность и подробность библиографических и биографических исследований". Но именно проявившаяся в этом неумеренность и привела к тому, что все эти монографии "страдали важными недостатками и по содержанию и по форме". "Растерявшись во множестве мелочных подробностей, - подчеркивал Н.Г.Чернышевский, - каждый автор был не в силах обработать предмет с общей точки зрения и обременял свою статью бесчисленными библиографическими подробностями, среди которых утомленный читатель совершенно запутывался; вместо цельных трудов давались публике отрывки черновых работ, со всеми мелочными сличениями букв и стихов, среди которых или тонула, или принимала не свойственные ей размеры всякая общая мысль. Одним словом, вместо исследований о замечательных явлениях литературы представлялись публике отрывочные изыскания о маловажных фактах; вместо ученого труда в его окончательной форме представляли весь необозримый для читателя процесс механической предварительной работы, которая только должна служить основанием для картины и выводов из нее вытекающих" [Там же. Т. 2. С. 427-428]. Вслед за Н.Г.Чернышевским свое отношение к узко академическому, фактическому пониманию социальной сущности библиографии высказал Н.А.Добролюбов. В частности, его статья "Собеседник любителей российского слова", открывшая ему путь в "Современник", и кандидатская диссертация "О древне-славянском переводе хроники Георгия Амартола" могут служить образцом подлинно научных библиографических трудов. В указанной статье Н.А.Добролюбов и дал характеристику фактического, или, по его словам, "лучше, библиографического направления критика" [Добролюбов Н.А. Полн. собр. соч. М., 1934. Т. 1. С. 29-32]. Это свидетельство "крутого поворота" в развитии русской литературы и библиографии. Суть его заключается в том, что до этого ко всему хотели прилагать эстетические и философские начала, во всем искали "внутренний смысл", всякий предмет оценивали по тому значению, какое имеет он в общей системе знаний или между явлениями действительной жизни; "тогда господствовали высшие взгляды, тогда старались уловить дух, характеры, направление, оставляя в стороне мелкие подробности, не выставляя на показ всех данных, а выбирая из них только наиболее характерные". Это противопоставление "тогда" и "теперь", "общей точки зрения" и "мелочной, фактической" Н.А.Добролюбов объясняет, прибегая к наглядному образу постройки здания (у Н.Г.Чернышевского - создание картины): "Тогда критика обыкновенно рисовала нам прежде всего фасад здания, потом представляла нам его план, говорила о материалах, из которых оно построено, рассказывала о внутреннем убранстве и затем анализировала впечатление, которое производит это здание. Ныне это делается не так. Прежде всего нам показывают отдельно каждый кирпич, каждое бревно, каждый гвоздик, употребленный при постройке дома, рассказывая подробно, где каждый из них куплен, откуда привезен, где лежал до того времени, как занял свое настоящее место. Затем занимаются исследованием, насколько, кем и как обрублен и обсечен сырой материал, приготовленный для стройки. Наконец, представляют смету, сколько эти материалы стоили во время самой постройки и сколько они теперь стоят. Теперь дорожат каждым малейшим фактом биографии и библиографии". По квалификации Н.А.Добролюбова, верх искусства такой критики, апогей ее благотворности - если она захочет и сумеет показать значение произведений того или другого писателя для его времени и потерю этого значения в наше время. Но часто и этого не увидишь в современной критике: "Она занимается фактами, она собирает факты, - а что ей за дело до выводов! Выводы делайте сами". Именно вопреки "библиографическому направлению" Н.А.Добролюбов и создает свою статью. Это не библиографический указатель и еще менее сводный список разных статей, помещенных в "Собеседнике" и потом перепечатанных в разных изданиях. С определенной долей иронии и вызова он заявляет: "Пусть библиографы с презрением отвернутся от моего труда. Пусть люди, ищущие все только фактов, голых, сырых фактов, - пусть они обвиняют меня в недостатке научного, мозольного исследования, в пристрастии к общим взглядам, - пусть мой труд покажется им неосновательным, пустым, легким. Я не боюсь этого обвинения и надеюсь найти защиту перед читателями именно в легкости моего обозрения. Я всеми силами старался скрыть черную работу, которая положена в основание здания, снять все леса, по которым лазил я во время стройки, потому что почитаю их совершенно излишними украшениями. Я старался представить выводы, результаты, итоги, а не частные счеты, не множители и делители (выделено нами. - А.А.Г.). Может быть, от этого труд мой потеряет научное достоинство, но зато его будут читать, а я хочу лучше служить для чтения, нежели для справок". В то же время Н.А.Добролюбов не отвергает необходимости помещения в своей статье и чернового библиографического материала. Чтобы неверующие не могли усомниться в его выводах, он решил дать "примечания". Они довольно обширны, поэтому он отнес их в конец сочинения под особым названием "Библиографические заметки". В этой связи характерна оценка Н.В.Здобновым позиции "Отечественных записок", которые, возмущенные дерзостью автора, писали, что эта статья Н.А.Добролюбова "не библиографическая и вместе не историческая". И, по мнению Н.В.Здобнова, это было верно с точки зрения обычного ограниченного понимания библиографии. Действительно, в ней было сравнительно немного фактического материала, в ней не было перечня статей, помещенных в "Собеседнике"; это не был указатель; это было "библиографическое исследование, библиографическое обобщение журнального материала с культурно-историческими выводами. И в этом была особенность статьи и ее ценность" [Здобнов Н.В. История русской библиографии... С. 324]. С таких же позиций выполнена и (можно сказать, книговедческая) диссертация Н.А.Добролюбова. И здесь исходные библиографические материалы приложены к работе в виде перечня рукописных списков исследуемой хроники и хронологического указателя литературы о ней. Основное же содержание работы изложено им в соответствии с поставленными задачами, программой и методом: "Я решился сначала представить общий обзор литературы предмета, т.е. перечислить все, что о нем было писано, и на основании собранных данных - изложить литературную историю хроники". Именно в диссертации Н.А.Добролюбова мы находим сопоставление "академического" и "общественного" подходов к социальной сущности библиографии. "В числе направлений нашего времени, столь обильного разнородными направлениями, - писал он, - нельзя не отличать двух, особенно поражающих своей яркой противоположностью. Одно, - гордое, самоуверенное, стремящееся к общим взглядам, к великим результатам, к основным началам ведения, - широко распускает свои крылья и парит в прозрачных пространствах высших умозрений. Другое, осторожное, робкое, медленное, идет ощупью, роется в земле, собирает мелкие зернышки и из них составляет запас своего муравейника. Ничто не может быть привлекательнее для ума, особенно молодого, как первое из этих направлений; ничто не может быть неблагодарнее второго. Широк и пространен путь общих взглядов и многие идут им, приобретая славу распространителей просвещения и установителей здравых понятий в обществе". Можно видеть, что Н.А.Добролюбов отдает явное предпочтение первому, "широкому" подходу в науке. Но, к чести Н.А.Добролюбова, он четко осознает возможные "крайности на том и другом пути". На первом, по его мнению, многие "пускаются... в это неведомое море - без кормила и весла, и бродят в тумане общих мест и во мраке неведения... и остаются на всю жизнь бессознательными крикунами и пустозвонными фразерами". На втором пути "легко измельчать человеку, и сделаться сухим, мертвым педантом. Легко вообразить свой темный муравейник целым светом, а свои зернышки великими памятниками славных подвигов". Отсюда следует и правомерный вывод, что только упорный труд, освещенный "общим взглядом", может дать положительные результаты: "Желание обобщить свои занятия никогда не оставит его ("кипящего силами юношу". - А.А.Г.) и никогда не допустит привязаться к мертвой букве, без духа жизни, без жизни духа". Иными словами, "чем добросовестней труд, чем глубже и серьезнее изучение подробностей, тем вернее приводит оно к общим выводам". Правда, несколько умаляя свою работу, Н.А.Добролюбов предупреждает, что в ней он еще "не дошел ни до каких общих результатов" и "ничего не сделал, что бы могло быть с пользою повторено другими". Поэтому и заканчивает свое вступление к диссертации следующим обобщением: "Этот труд еще впереди, и в нем уже предчувствуется для меня примирение мелочного, фактического изучения подробностей - со стремлением к высшим соображениям и общим выводам" [Добролюбов Н.А. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 566-567]. Таким образом, мы можем констатировать, что уже задолго до известной статьи Б.С.Боднарского [Библиография как синтез книжной мысли//Библиогр. изв. 1916. № 3/4. С. 83-90] в русской библиографии (шире - книговедении) была и теоретически осознана, и практически реализована на выдающихся образцах необходимость воссоединения в одно целое мелочного, "академического" и общего, "общественного" направлений. И все это сделал Н.А.Добролюбов. По справедливой оценке Н.В.Здобнова, что он не успел сделать в работе по изучению хроники Амартола, то он сделал в статье о "Собеседнике любителей российского слова" [Здобнов Н.В. История русской библиографии... С. 323]. Важно подчеркнуть, что В.Г.Белинский, Н.Г.Чернышевский, Н.А.Добролюбов и их последователи отдавали должное каждой из трех основных общественных функций библиографии - учет, оценка, рекомендация. К сожалению, ни Н.Г.Чернышевский, ни Н.А.Добролюбов не оставили целостного изложения своих взглядов на библиографию. В этом отношении интерес представляет характеристика социальной сущности библиографии, данная поэтом-демократом М.Л.Михайловым. По его мнению, если б сущность библиографии состояла единственно из того, что выражается ее названием, то она представляла бы мало общего интереса и справедливо могла бы считаться наукой книгопродавцев. Вначале она и точно была такою по своему предмету - в высшей степени сухой и незанимательной. Но изобретение книгопечатания, рассеявшее по земле бесчисленное множество книг, должно было расширить границы библиографии: в этих грудах книг и печатных листов библиография обязана указать, какое произведение заслуживает внимания, какое не стоит его. Кроме того, и хорошее произведение может быть издано дурно и небрежно, библиография же обязана указать на лучшее, объяснив, почему именно оно лучше других. Некоторые сочинения или издания становятся вследствие разных причин редкими; библиография не только отметит их существование, но и познакомит с содержанием их, если оно не лишено для нас интереса. Наконец, многочисленность книг, загромождающих нынче общественные библиотеки, вызвала необходимость уметь, из числа десяти полезных книг, выбрать книгу полезнейшую, - и наука, руководствующая в этом выборе, есть также библиография. Итак, библиография не есть искусство составления каталогов, как думают некоторые, а наука, занимающая почетное место в ряду человеческих знаний [Старые книги: Прогулка по старой русской библиотеке//Б-ка для чтения. 1854. № 2. С. 41-43]. В целом мы можем заключить, что в отличие от "академического" направления именно русские революционные демократы сделали новый шаг вперед в дальнейшем развитии идущей еще от В.Г.Анастасевича идеи о руководящей функции, социальном назначении библиографии. Это стало определяющим не только для библиографической практики, особенно в рекомендательной библиографии, но и сыграло важную роль в разработке теоретико-методологических основ библиографической науки (библиографоведения), в определении ее специфики в системе других книговедческих дисциплин. Библиографические идеи русских революционных демократов во многом способствовали формированию библиографии как части книжного дела, а библиографоведения - как самостоятельной части книговедения. 8.4. ФОРМИРОВАНИЕ БИБЛИОГРАФОВЕДЕНИЯ КАК ОТНОСИТЕЛЬНО САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУКИ Разработка собственно науки о библиографии как относительно самостоятельной части книговедения в дореволюционной России конца XIX - начала XX в. также проходила в известном противостоянии, правда, уже порядком модифицированных, углубленных "академического" и "социологического" подходов. Теперь "академическое", или специальнокниговедческое, направление представляли Н.М.Лисовский, А.М.Ловягин, Н.А.Рубакин, А.Н.Соловьев и др. Оно получило и качественное отличие от предшествующего узкого понимания сущности библиографии, что объясняется более совершенной методологией, подходом к науке, близком к системному, диалектическому. В его основе лежит целостное восприятие библиографии, причем как социально значимой, теоретико-культурной сферы деятельности, имеющей свои специфические задачи, средства, предмет и результаты. Несмотря на их ориентацию на некоторые модные в то время идеалистические системы познания, социологии, философии (прежде всего, позитивистов О.Конта и Г.Спенсера), указанные исследователи в то же время оставались на почве реалистического подхода, характерного вообще для русской науки. Имеются и определенные точки сближения в новых исторических условиях указанных противостоящих направлений. С наибольшей силой это выразилось в статье Б.С.Боднарского, в которой проводилась мысль об объединении библиографических сил путем устранения главной преграды - противопоставления "библиографии исчерпывающей полноты" ("академисты") и "рекомендательного каталога" ("библиографы-общественники"). Только преодолев эту искусственную преграду, т.е. достигнув необходимого единства библиографии, "мы выкуем ключ, который позволит открыть сокровищницу нашей богатой книжной культуры. И тогда всем станет ясно, что библиография, действительно, есть синтез книжной мысли" [Боднарский Б.С. Библиография как синтез книжной мысли. С. 83-90]. |