Гречихин А.А. Общая библиография-2000. I. Теория библиографии Глава
 Скачать 2.73 Mb.
|
|
Предлагались и другие варианты преодоления указанной преграды. Например, Г.А.Ильинский поставил вопрос о необходимости "реального направления" в библиографии - раскрывать содержание книг и статей посредством авторефератов, которые "наиболее отвечают условиям идеальной библиографии: полноты, точности, объективности и идейности" [Ильинский Г.А. Авторефераты как тип библиографии//Лит. вестн. 1901. Т. 1, кн. 4. С. 403-406]. Правда, при этом категорически отрицается какой бы то ни было "критический прием" библиографии: "Критика по существу своему не имеет ничего общего с библиографией: последняя констатирует факты, а первая оценивает их, - притом с точки зрения, недоступной для библиографа". Естественно, редакция "Литературного вестника" (органа Русского библиологического общества), как в свое время "Библиографические записки" по отношению к статье Р.И.Минцлова, деликатно "не вполне" согласилась со статьей Г.А.Ильинского, с его призывом к "объективизму", к отрицанию оценки. Но сама идея автореферата была весьма плодотворной и в наше время широко используется в научно-информационной деятельности и библиографии. В плане преодоления разобщенности "академической" и "общественной" библиографии интересен указанный Н.В.Здобновым эпизод с докладом А.Н.Соловьева "Понятие о библиографии и значение ее как науки", сделанным на торжественном заседании в первую годовщину Московского библиографического кружка в 1890 г. Дело в том, что доклад был напечатан анонимно в качестве программной статьи в "Очерке деятельности Московского библиографического кружка за первый год его существования" [М., 1892] в значительно измененном виде, как об этом можно судить по реферату ее в протоколе заседания, опубликованном сначала в журнале "Библиограф", а затем и в названном очерке. Автором протокола и реферата был сам А.Н.Соловьев как секретарь кружка. Но разночтения в этих двух публикациях носили принципиальный характер. Можно считать, что не все члены кружка разделяли точку зрения А.Н.Соловьева. По квалификации Н.В.Здобнова, в самой речи и в ее анонимной переделке столкнулись разные тенденции: во-первых, понимание библиографии в прямом смысле слова, как описания книг (всяких произведений письменности и печати), противостояло расширительному пониманию ее как книговедения; во-вторых, критические и образовательно-воспитательные задачи противостояли "объективно"-описательным задачам; в-третьих, назначение библиографии как для исследователей, так равно и для широких читательских кругов противостояло назначению ее для исследователей, промышленников-издателей и для библиофилов ("любителей и собирателей книг") [Здобнов Н.В. История русской библиографии... С. 543]. Более прогрессивную позицию занимал А.Н.Соловьев, особенно в понимании социальной сущности библиографии, которую он видел не только в "описании книг по их внутренним и внешним качествам", но и в "обстоятельном исследовании и подробном описании книг с целью облегчить знакомство с ними". "Преследуя такие задачи, - подчеркивал он, - библиография приобрела значение помощницы развитию всех наук, с одной стороны, а с другой - руководительницы в выборе книг для чтения". Поэтому библиограф "не может ограничиваться описанием, хотя бы и фотографическим, одной сорочки книги, но должен изучить самое содержание книги, чтобы безошибочно отнести ее к известному отделу и дать о ней краткий, но отчетливый отзыв". Как справедливо считает Н.В.Здобнов, здесь следует видеть прямое влияние идей В.Г.Анастасевича и В.С.Сопикова. Н.В.Здобнов прав и в другом, отмечая, в свою очередь, несомненное влияние подхода А.Н.Соловьева как на дальнейшее развитие теории Н.М.Лисовского, так и на формирование новой теории А.М.Ловягина, во многом отличающейся от концепции Н.М.Лисовского, но имеющей с последней общую книговедческую основу. По авторитетному мнению Н.В.Здобнова, "именно эти лица разработали теорию библиографии как научной дисциплины: до них были только отдельные, большей частью попутные высказывания по вопросу о понимании общих целей и задач библиографии" [Там же. С. 540]. В их подходе явно просматриваются, при всех индивидуальных различиях точек зрения, две взаимодействующие тенденции в формировании науки о библиографии на заключительном этапе ее развития в дореволюционной России. Первая касается поисков самобытности, самостоятельности библиографии как науки (библиографоведения) в системе книговедческих и смежных наук, другая определяет последовательный отход от узкого академизма к социологизму. К сожалению, в последнем случае историческая ограниченность не позволила им подняться до необходимого уровня познания. Н.М.Лисовский в первых своих теоретических статьях стоит еще на точке зрения расширительного понимания библиографии: "Предмет библиографии составляет книговедение в самом обширном смысле этого слова" [Библиограф. 1884. № 1. С. 1-7]. Но уже в очередной работе он намечает путь в разработке ее относительной самостоятельности, правда, понимая библиографию в узком, "буквальном смысле этого слова" - как "книгоописание". Она занимает третью ступень из шести в предложенной им "сумме предметов" книговедения; "3. Книгоописание или библиография в собственном смысле: разыскание о книгах, описание их частное и общее, составление каталогов и указателей, материалы для истории журналистики" [Лисовский Н.М. Материалы для словаря русского книговедения//Библиограф. 1891. № 1. С. 18-21]. Окончательно библиографическая концепция Н.М.Лисовского сложилась в его курсе лекций по книговедению, которые он читал в 1913-1920 гг. в Петроградском университете [Лисовский Н.М. Книговедение как предмет преподавания, его сущность и задачи: Вступ. лекция в Петрогр. ун-те, 28 сент. 1913 г.//Библиогр. изв. 1914. № 1-2. С. 1-24; То же, как доклад на общем собрании Русского библиологического общества - 4 окт. 1913 г.; То же, на общем собрании Русского библиографического общества - 28 ноябр. 1913 г.]; в 1915 г. - на Библиотечных курсах при Московском городском народном университете имени А.Л.Шанявского; в 1916-1920 гг. - в Московском университете (в значительно переработанном виде) [см.: Лисовский Н.М. Книговедение, его предмет и задачи: Беловая рукопись лекции, читанной в Моск. ун-те, 28 окт. 1916 г.//Sertum bibliologicum в честь президента Русского библиологического общества А.И.Малеина. Пг., 1922. С. 5-21]. В несколько измененном виде прочитана как доклад на общем собрании Русского библиографического общества 17 ноября 1916 г. Библиография стала одной из частей его триединой формулы книговедения: "книгопроизводство - книгораспространение - книгоописание, или библиография". Как видим, Н.М.Лисов-ский все же трактует библиографию в узком, "академическом" духе. В этой связи он считает определение библиографии, данное немецким ученым Ф.А.Эбертом, установившимся: "Библиография в обширном смысле слова есть новейшее название той науки, которая занимается изучением произведений писателей всех веков и народов, как таковых, так и по отношению к отдельным внешним обстоятельствам" [подробнее см.: Симон К.Р. История иностранной библиографии. С. 315-317]. Далее Ф.А.Эберт делил библиографию на "чистую", которая перечисляет все напечатанное и написанное по заглавию в алфавитном порядке (по именам авторов или по предметам), хронологически (по времени выхода), систематически (по разным отраслям знания), с отзывом о книгах или без них, с исчерпывающей полнотой или с научно обоснованной выборкой лучшего по содержанию; "прикладную", которая принимает во внимание и внешние признаки, представляющие интерес для любителей или собирателей (библиофилов). Но, по мнению Н.М.Лисовского, существуют другие точки зрения, которые стремятся к расширению рамок библиографии за счет знаний, уместных лишь в книговедении [Лисовский Н.М. Книговедение, его предмет и задачи. С. 21]. Вместе с тем надо отметить, что триединая формула книговедения у Н.М.Лисовского носит несколько технократический характер, что явно расходится с его же определением книговедения. У него в беловом варианте лекции их два. В первом - расширенном - он под книговедением понимает "научную дисциплину, объединяющую различные познания (технические и теоретические), касающиеся книги как таковой в ее прошлом и настоящем и имеющие целью: выяснение условий возникновения, распространения и эксплуатации произведений письменности и печати, а также выяснение причин и следствий качественного и количественного состава этих произведений при различных обстоятельствах". Второе - краткое: "Книговедение есть научная дисциплина, которая на почве объединения различных познаний о книге (ч. 1) изучает ее эволюцию во всех отношениях (ч. 2)" [Там же. С. 13]. Сопоставление этих определений (особенно первого) с формулой позволяет увидеть некоторые противоречия, важные с точки зрения формирования библиографоведения. Основное из них заключается в том, что три основные части книговедения в определении имеют другую последовательность, чем в формуле, а именно: возникновение - распространение - эксплуатация. Н.М.Лисовский сам объясняет это тем, что в своем определении с некоторыми изменениями соединил две точки зрения: австрийского библиотековеда Ф.Эйхлера и А.М.Ловягина (это и помечено двумя частями в кратком определении) [речь идет о следующих работах: Эйхлер Ф. Библиотековедение высшего порядка в его отношении к методам научного исследования и преподавания: Пер. с нем. СПб., 1913. С. 16-22; Ловягин А.М. О содержании библиологии или библиографии//Лит. вестн. 1901. Т. 1, кн. 1. С. 6-17]. Именно отсутствие фазы "потребления" ("эксплуатации") и скрывает социологический характер триединой формулы книговедения. В то же время он специально подчеркивает, что книговедение может рассматривать книгу как явление различных порядков: 1) библиографическое - когда дело касается описания книги по известным, установленным в библиографии правилам; 2) историческое; 3) социальное. Эти уровни также могут быть соотнесены и с определением, и с формулой. С позиций формирования библиографоведения особое значение имеет опыт Н.М.Лисовского в разработке структуры науки о книге и книжном деле. Суммируя его высказывания, мы можем построить своеобразную модель, состоящую из трех основных уровней: 1) книговедение в целом; 2) "философия книговедения"; 3) "книгопроизводство - книгораспространение - книгоописание". Причем следует учитывать еще одно важное достижение Н.М.Лисовского - его попытку выделить применительно и к книговедению в целом, и к любой из его отраслей такие части, как история, теория и практика. "Все эти отрасли книговедения, - подчеркивал он, - имеют свое прошлое, следовательно, имеют свою историю. У многих из них есть своя теория, т.е. принципы, направляющие их деятельность. Наконец, почти всем им принадлежит практика, или, так сказать, современная текущая деятельность. Сообразно с этим различные отрасли книговедения могут быть изучаемы со стороны исторической, теоретической и практической" [Лисовский Н.М. Материалы для словаря русского книговедения. С. 19]. Кроме того, Н.М.Лисовский попытался выделить специфические методы книговедческого исследования: 1) статистико-библиографический метод, включающий массовое (как сплошное, так и выборочное) и монографическое (детальное) исследование; 2) исторический метод. Хотя он тут же оговаривает возможность использования и социологического метода, поскольку "книговедение изучает не книжность одного какого-нибудь народа, а общие явления книжности, оно примыкает к социальным наукам и может располагать методом, принятым в социологии, при котором прибегают к сравнительной истории и статистике" [Лисовский Н.М. Книговедение, его предмет и задачи. С. 14]. Примерно такую же эволюцию в своих представлениях о библиографии прошел и А.М.Ловягин. Но его подход, в сравнении с подходом Н.М.Лисовского, более социологичен. Правда, и он сначала отождествлял библиографию и библиологию (книговедение). Лишь в своей последней работе "Основы книговедения" он окончательно принял термин "книговедение", определяя его в качестве "науки о книге как орудии общения людей между собой" [Ловягин А.М. Основы книговедения. Л., 1926. С. 3]. Это долгое отождествление и привело к тому, что сам термин "библиография" использовался лишь в узком значении - "Практическая библиография" в схеме 1901 г. и "Описание книг. Библиография" в схеме 1926 г. (табл. 15). Характерно, что А.М.Ловягин также ориентировался на известные западноевропейские точки зрения, в частности Г.Шнейдера, который определял библиографию как "учение о составлении описей литературы" [подробнее о Г.Шнейдере см.: Симон К.Р. История иностранной библиографии. С. 11-12, 677-678]. А.М.Ловягин считал, что "это определение практически удобно, как исходная точка для выяснения отдельных стадий работы" [Ловягин А.М. Основы книговедения. С. 93]. И все же применительно к особенностям формирования библиографоведения можно выделить определенные новации в его исследованиях. Прежде всего он настойчиво искал тот общий и единый метод, посредством которого можно было бы объединить все знания о книге и книжном деле. И он нашел такой метод. А.М.Ловягин первым в книговедении предложил использовать для теоретической разработки этой науки системный подход, или метод. Но к этой идее он окончательно пришел уже в годы советской власти. Во вступительной статье "Библиологическая наука" к лекциям на Курсах книговедения в 1923/24 уч. г. он наиболее четко сформулировал задачу системной разработки книговедения "как теоретической науки, объединяющей в одну целостную систему ныне разрозненные знания и наблюдения о книге" [Ловягин А.М. Библиологическая наука//Курсы книговедения: Проспект. Л., 1924-1925. С. 16-17]. Можно также считать, что А.М.Ловягин в своей интерпретации книговедения исходил из принципа деятельности. По его мнению, деятельность индивидуальной человеческой личности или человеческого общества должна рассматриваться вкупе, чтобы создалось построение цельное, стройное во всех своих частях и вполне осмысленное. Отрывочно будет и содержание книговедения, если не связать его с другими сторонами человеческой деятельности. Но к пониманию слишком обширного целого можно подойти только через понимание частей, и поэтому он считал, что "позволительно будет пролагать пути к общей науке о человеческой культуре и по тропинке изучения книжной производительности человечества". В смысле философском книговедение не должно быть отдельной наукой. Книговедение, в понимании А.М.Ловягина, это - отрасль "большой" науки об общении людей - социологии, или "культурологии" [Ловягин А.М. Что такое библиология?//Библиогр. изв. 1923. № 1/4. С. 4]. Исходя из этого, он предложил и новую схему книговедения. Но она во многих отношениях уступала его первой схеме, потому что за основу деления была взята идеалистическая формула позитивиста Г.Спенсера. Последний выделил в науке три структурные части: историческую (или генетическую), морфологическую (или статическую) и динамическую. Эти три части в книговедческой системе А.М.Ловягина можно соотнести с историей, теорией и методикой книги и книжного дела ("книжного общения"). Но теория - это не только статика, но и динамика, а методику нельзя сводить только к динамике и т.д. Искусственность своей схемы понимал и сам исследователь. Он считал, что время для подлинно научной системы книговедения еще не пришло, но твердо верил, что "книговедение как система знаний не будет сдано в архив, ... но в той или иной форме будет существовать и развиваться" [Ловягин А.М. Основы книговедения. С. 166]. И в этой связи особое значение имеет многоуровневый характер книговедческой системы А.М.Ловягина. В ней, по меньшей мере, можно выделить три уровня систематизации: первый, самый общий, или типовой, - книговедение как обобщающая наука; второй, или родовой, - книговедение в его дифференциации на типологию, практику, теорию и историю (в схеме 1901 г.) и как система истории, статики и динамики (в схеме 1926 г.); третий, или видовой, уровень - это выделение функциональных частей книговедения, например: библиотековедение, архивоведение, книжный обмен и т.д. (в первой схеме) и генезис книги, эволюция графики, эволюция материала, история книжного общения и т.д. (в последней схеме). Особый интерес представляет первая схема А.М.Ловягина (1901 г.), где намечены четвертый и пятый уровни систематизации. Четвертый касается функционального деления любой книговедческой дисциплины, например, библиотековедение как единство истории, обзора и способов устройства библиотек (в первом приближении это соотносимо с историей, теорией и методикой), пятый - выделения практической библиографии, литературной и научной критики, библиологической истории, что соотносимо с основными общественными функциями библиографии - учет, оценка и рекомендация. Это важно и в методологическом отношении, так как показывает осознанную А.М.Ловягиным необходимость восхождения от библиографического описания к оценке (критике) и обобщениям и выводам. В дальнейшем он попытался конкретизировать этот методологический аспект и рассматривал всю книговедческую деятельность как целостный процесс познания в единстве методологического восхождения от описания и систематизации к анализу ("библиография"), от анализа к синтезу ("библиология") с целью выяснения влияния книги на развитие и формирование духовной культуры человечества [Ловягин А.М. О труде библиографа и библиолога//Библиогр. изв. 1914. № 3/4. С. 177-184]. С этим и связано у него все усиливающееся внимание к социологии. В первые годы советской власти А.М.Ловягин пытался создать Социобиблиологический институт, а в своих теоретических работах - обосновать библиологию как науку об общении людей. В этой связи он справедливо подчеркивал осознанную необходимость "пользоваться накопленными богатствами и постоянно оживлять - по себе мертвую - бумажную культуру", чтобы "возможно больший круг живых людей получал доступ к опыту прежних лет", непосредственно ставить "живых носителей культуры в соприкосновение с культурою бумажною" [Там же. С. 178]. В этом свете он и мыслил создание своей последней схемы. Согласно замыслу, можно "рассматривать генезис и развитие книжного общения, способы этого общения, т.е. прежде всего виды книг в обширном смысле этого слова, и, наконец, силы, влияющие на тот или иной характер книжного общения" [Ловягин А.М. Что такое библиология? С. 4]. В этом также можно видеть и намеченную А.М.Ловягиным необходимость в разработке типологического метода. Тем самым усиливается и системный подход в трактовке библиологии, которую он понимает теперь не только как системную "теоретическую науку, объединяющую в одну целостную систему все ныне разрозненные знания и наблюдения о книге", но и пытается определить специфические особенности этой системы. |