Антонов А.И., Медков В.М. Социология семьи. М., Изд-во МГУ. Изд-во Международ¬ного университета бизнеса и управления (Братья Кар. Антонов А.И., Медков В.М. Социология семьи. М., Изд-во МГУ. Издательство московского университета издательство международного университета бизнеса и управления

• Название: Издательство московского университета издательство международного университета бизнеса и управления
• Анкор: Антонов А.И., Медков В.М. Социология семьи. М., Изд-во МГУ. Изд-во Международ¬ного университета бизнеса и управления (Братья Кар
• Дата: 01.02.2017
• Размер: 1.54 Mb.
• Имя файла: Антонов А.И., Медков В.М. Социология семьи. М., Изд-во МГУ. Изд-.doc
• Тип: Документы; #1648
• Категория: Социология. Политология
• страница: 15 из 19

Раздел IV

СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

СЕМЬИ И СЕМЕЙНОЙ ПОЛИТИКИ

Современная ситуация в России (экономический кризис, нагне­тание социальной и политической напряженности, межэтнические конфликты, растущая материальная и социальная поляризация об­щества и т.д.) обострила положение семьи. У миллионов семей резко ухудшились условия реализации социальных функций — репродук­тивной, экзистенциального содержания и первичной социализации детей. Проблемы российской семьи выходят на поверхность, стано­вятся заметными не только для специалистов.

Это падение рождаемости, рост смертности, уменьшение брачно-сти и рост разводимости, увеличение частоты добрачных половых связей, увеличение частоты ранних и сверхранних, а также внебрач­ных рождений. Это и беспрецедентный рост числа отказов от детей и даже их убийств, и галопирующая подростковая и увы, детская пре­ступность, и нарастание эмоционального отчуждения между членами семьи. Это и растущее предпочтение так называемых альтернатив­ных форм брачной и семейной жизни, включая рост числа одиночек, неполных семей, бракоподобных отношений и квазисемей геев и лесбиянок, рост числа брачных сожительств. Это и рост семейной девиации — злоупотребления алкоголем и наркотиками, семейного насилия, включая инцестуозное.

Нет недостатка и в интерпретациях причин и следствий этих нега­тивных явлений в жизни семьи и общества. Особенностью большинст­ва из них является лопытка списать многие проблемы семьи и демо­графического кризиса России на современные социально-экономичес­кие процессы, на связанные с проведением экономической и соци­ально-политической реформы кризисные явления в экономике, соци­альной жизни и политике или на происки каких-то враждебных сил.

237
Но ограничение причин кризисных явлений российской семьи только современным контекстом является совершенно неправомер­ным. Мы имеем здесь дело с длительным процессом отмирания многодетности семьи. Корни его кроются в тех радикальных пре­образованиях, которые произошли в Европе и Северной Америке в XVII-XX вв. под влиянием индустриализации.

Современный социально-экономический спад лишь обнажил се­мейный кризис, но не привнес в него ничего принципиально нового. Негативные процессы семьи, утрата ею столь высокого и значимого в прошлом места в социальной структуре носят глобальный характер, присущи всем без малейшего изъятия странам, пережившим или переживающим наступление индустриальной эпохи, в основе кото­рой — крупное машинное производство на базе разделения труда и индивидуального трудового найма.

Причины неблагоприятных тенденций семьи — не в отдельных, подчас, может быть, значимых и важных материальных и других условиях жизни, а в том, что изменился (и при том радикально) сам образ жизни людей в современных обществах индустриально­го типа, в наиболее существенных чертах современной цивилиза­ции независимо от конкретно-исторических форм ее существова­ния. Не случайно, что те самые негативные явления и тенденции, о которых говорилось в начале раздела, наблюдаются и в стра­нах с наиболее благоприятной экономической и социально-полити­ческой ситуацией — в США, в странах Западной и Северной Европы и т.д.

Специфика исторического пути России (СССР — в недалеком прошлом), ее "особость" состоит на самом деле лишь в том, что продвигаясь по общему для всех пути, она оказалась полем гигант­ского эксперимента по насильственной и ускоренной реализации социалистической идеи. Причем эта идея была истолкована к тому же в тоталитарном, казарменном, а потому целиком этатистском духе. Это определило и остроту общих для всей индустриальной цивилизации социальных проблем, в том числе и проблем семьи и воспроизводства населения, а также то, как и с какой эффективно­стью эти проблемы у нас пытались "решать". И как их пытаются решать до сих пор.

Важно усвоить и понять, что кризис семьи не является чем-то, возникшим только в самые последние годы. Кризисные тенденции — не случайность, не отклонение с якобы "правильного" пути. Суть их — в резком обострении и обнажении фундаментальных процес­сов, на которые наше общество закрывало глаза, которые не приз-

238

навались ни официальной пропагандой, ни общественным мнением (за редким исключением). Соответственно, когда социально-эконо­мический спад закончится, когда произойдет "оздоровление" эко­номики, социальной и политической жизни, то результатом это­го будет не "исправление" и не "излечение" семьи и семейной жизни, как многие думают, а лишь возврат (если он вообще возмо­жен) к, так сказать "нормальному" течению ценностного кризиса семьи.

' Однако такой вариант практически невозможен при спонтанном ходе событий, когда отсутствуют целенаправленные воздействия на семью со стороны общества, когда у политиков отсутствует хотя бы малейшее убеждение в необходимости такого рода воздействий.

Выше (глава 4) были описаны те радикальные изменения семьи, которые были привнесены в ее жизнь спонтанным ходом социальноэкономического развития на основе рыночных, конкурентных про­цессов, однако при возрастающей роли государства. Эту феномено­логию семейных изменений не отрицает никто из исследователей семьи, но оценка этих изменений различными учеными, как отече­ственными, так и зарубежными, оказывается принципиально раз­личной.

При этом все разнообразие точек зрения на описанные семейные изменения может быть сведено практически к двум основным аксио­логическим перспективам, или парадигмам, в рамках которых интер­претируется вся семейная проблематика и вырабатываются подходы

" к ее практическому разрешению. Одна из этих парадигм — это парадигма, которую можно охарактеризовать как парадигму модер­низации (она же — парадигма здравого смысла, парадигма помех). Другая — это парадигма кризиса семьи.

В рамках первой из них — парадигмы модернизации — как позитивные, так и негативные изменения семьи воспринимаются и интерпретируются как частные, специфические проявления об­щего и положительного (прогрессивного) процесса модернизации семьи и воспроизводства населения, смены одного их типа ("тра­диционного") другим ("современным"). Модернизация семьи при этом рассматривается как часть, проявление, элемент модернизации всего общества. Именно поэтому все характеристики этой последней автоматически и со знаком "плюс" переносятся и на семью. Именно поэтому, далее, речь в рамках этой парадигмы может идти лишь о временных и локальных несоответствиях и проблем­ных ситуациях. Эти ситуации рассматриваются как результат дейст­вия в общем-то преходящих и поверхностных факторов, отражаю-

239
щих главным образом неодинаковую скорость процессов модерниза­ции различных подсистем на отдельных территориях и в отдельные периоды.

В отечественной демографии и фамилистике эта концепция в теоретическом плане представлена в работах А. Г. Вишневского¹. Так, анализируя процессы изменения семьи и воспроизводства насе­ления в бывшем СССР и в России, А.Г. Вишневский утверждает, что семья "оказалась на пороге нового кризиса", столкнувшись "с новы­ми проблемами" и в "значительной степени" утратив "способность выполнять многие жизненно важные для человека и общества функ­ции" из-за "непоследовательности и незавершенности происходящих с семьей перемен"². Иными словами, "новый кризис семьи" связан с тем, что семейные перемены отставали от обусловивших их "за­кономерных сдвигов в жизни советского общества в ходе обновле­ния его экономической и социальной структуры (индустриализация, урбанизация, секуляризация сознания, эмансипация женщин и де­тей и т.п.) "³.

Соответственно общество, если сочтет необходимым вмешаться в течение семейных процессов, может лишь стремиться к устранению негативных последствий ("преодоление разлада", "содействие фор­мированию новых демографических отношений" и т.п.), или к их компенсации мерами адекватной ("увязанной с историческими це­лями") семейной и демографической политики, т.е. всего-навсего к "минимизации последствий кризиса для семьи и общества"⁴.

Другая же парадигма — парадигма краха семьи как социального института — те же самые семейные изменения рассматривает как исторически конкретные выражения глобального системного кризиса семьи, вызванного к жизни не какими-то случайными, временны­ми несоответствиями, негативными явлениями и проблемными си­туациями, а коренными, сущностными, атрибутивными чертами ин­дустриально-рыночной цивилизации.

Парадигма кризиса семьи как социального института ориенти­рует исследователя семьи и практического политика рассматривать негативный характер семейных изменений, проблем, порождаемых ими, именно как выражение такого кризиса, охватившего семью и ценности семейного образа жизни. Этот кризис есть глобальная проблема современности, равновеликая, по крайней мере, экологи­ческой.

Концепция кризиса семьи ориентирует не на внешние по отно­шению к семье причины неблагоприятных явлений, как бы важны они ни были сами по себе, не на "помехи" эволюционному ходу

240

событий, а на пороки социальной организации рыночно-индустриального типа.

Ослабление социально-нормативной регуляции семейности, транс­формация культурных символов и образцов, снижение ценности брака, семьи с детьми, единства всех семейных поколений — вот те социокультурные процессы, которые раскрывают сущность кризи­са семьи. Они же делают бесперспективной ориентацию социальной политики только на устранение или коррекцию негативных послед­ствий спонтанной эволюции семьи.

Понимание семейных изменений и семейных проблем и соответственно семейной политики, которое вытекает из парадигмы кризиса семьи, не является общепринятым. Более того, его придерживается меньшинство как отечественных, так и зарубежных специалистов в области семьи и демографии. На то есть свои причины, как общие для всех развитых стран, так и специфические. Если говорить специально о России, то одной из таких специфических причин является то, что в нашей стране на протяжении весьма длительного периода фамилистика и демография могли развиваться лишь в рамках идеологии марксизма-ленинизма. Фактически существовала такая ситуация, когда во всех дисциплинах, так или иначе изучающих семью и демографические процессы, господствовал вульгарно-социологический подход, в рамках которого не было места не только для противоречия и антагонизма, но даже для каких-либо расхождений в интересах личности и общества.

Рассмотрение соотношения интересов семьи и личности, с одной стороны, и общества (государства) — с другой, в терминах тождества или единства является одной из наиболее существенных черт парадигмы здравого смысла, особенно в нашей стране, где фамилистика и демография рассматривались как классовые, идеологические науки. Утверждалась безусловная гармония общественных и личных интересов также и в сфере развития семьи и воспроизводства населения (как и во всех прочих). Декларировалась чрезвычайно высокая ценность детей и семьи при социализме и соответствующая индивидуальная потребность в детях, реализации которой якобы мешают лишь внешние по отношению к социализму и "временные" обстоятельства и условия. Разумеется, тезис о "гармонии личного и общественного" претерпел существенные изменения от его вульгар­ного декларирования в предвоенные годы до более тонких и завуа­лированных интерпретаций.

Вплоть до самых последних лет это было "законом" существова­ния отечественной идеологизированной демографии и фамилистики.

241
Первые работы, в которых содержались попытки преодолеть односто­ронность парадигмы здравого смысла, появились лишь в 70-е гг. Их авторы, в том числе и авторы настоящего учебника, стремились понять современные тенденции семейных изменений и демографи­ческих процессов, исходя из иных теоретических и аксиологических предпосылок, в рамках новой парадигмы, центральным пунктом ко­торой стало восприятие семейных изменений в контексте глобально­го кризиса семьи, угрожающего самому существованию человеческо­го рода.

Противостояние и борьба двух парадигм (модернизации и кри­зиса семьи) не стали достоянием истории, хотя система, которую обслуживала одна из них, ушла в прошлое. Это противостояние и эта борьба продолжаются и сейчас. Преобладание, популярность одной из них, названной здесь парадигмой модернизации или здравого смысла, затрудняет как адекватную оценку новейших демографи­ческих тенденций, так и выработку эффективной семейной политики в России, политики, ориентированной на укрепление семьи как со­циального института, на радикальное изменение ее положения в обществе, на изменение самого общества в сторону его большей респонсивности к семье и ее проблемам. Весь этот комплекс вопросов является предметом рассмотрения заключительного раздела учеб­ника.

Глава 10

СЕМЕЙНАЯ ПОЛИТИКА

Необходимость семейной политики, ее сущность и содержание. Необходимость семейной политики определяется теми неблагоприят­ными последствиями изменений структуры и функций семьи, кото­рые были инициированы спонтанным ходом исторического развития, процессами индустриализации, урбанизации, другими связанными с ними процессами и которые в своей совокупности характеризуют кризис семьи как социального института.

Будучи всеобщими и глобальными по своему характеру и равно­великими по своим последствиям экологическому кризису, эти про­цессы в нашей стране приобрели специфическую окраску, соединив­шую в себе влияние особенностей нашего исторического пути в со­ветскую и постсоветскую эпохи.

Первая из них состоит в том, что "естественный" процесс транс­формации семьи, процесс "перехвата" ее социальных функций дру-

242

гими институтами, процесс вытягивания из семьи на арену рыноч­ной экономики практически всех ее членов одного за другим был насильственно ускорен и стимулирован всей мощью тоталитарно­го государства (индустриализация народного хозяйства и коллек­тивизация) и искусственно сжат до исторически ничтожных сро­ков, благодаря чему его последствия оказались более разрушитель­ными и трагичными, чем в других странах, шедших "нормальным" путем.

С этим же была связана и гипертрофированная роль государства, выразившаяся не только в ускорении и "подталкивании" процессов семейных изменений, но и в том, что семейные функции "перехва­тывались" именно государством или его органами, а не какими-то иными социальными институтами. Суперэтатизация (сверхогосу­дарствление) всей социальной жизни ускорила наступление семей­ного кризиса, разрушительно сказалась на семье и семейных ценно­стях, независимо от того, в каких именно формах (насильственных, как в 20-е и 30-е гг., или более мягких, как в послевоенный период, и особенно в годы так называемого застоя) осуществлялось вмеша­тельство государства в жизнь семьи.

Семья как социальный институт оказалась подорванной и, начи­ная с середины 60-х гг., практически перестала выполнять свои основные функции, прежде всего репродуктивную.

Вторая особенность нашего исторического развития, о которой необходимо сказать применительно к проблематике семейного кри-зиса в России, относится уже к нашим дням. Это — некоторые черты проводимой в нашей стране экономической реформы, других экономических, социальных и политических преобразований. Речь прежде всего идет о том, что реформаторы практически не учиты­вают интересы семьи в процессе этих преобразований. Эти интересы, напротив, скорее игнорируются. И дело здесь не в чьем-то злом умысле.

Просто практически любые принимаемые в ходе преобразова­ний решения исходят из имплицитно принятой предпосылки — объ­ект этих решений и этих мер видится в отдельном ("изолирован­ном") индивиде, лишенном признаков пола и принадлежности к какой-либо первичной социальной общности, семье прежде всего. Следовательно, спонтанный процесс семейных изменений, процесс девальвации семейных ценностей продолжается, притом в ускорен­ном темпе.

Причина этого "ускорения" — в наложении долговременных тен­денций семейных изменений на воздействия социально-экономи-

243
ческого и политического кризиса в стране. Это наложение сыграло свою роль также и в том что семейные проблемы стали рассматри­ваться общественностью, прессой, политиками и даже частью специ­алистов исключительно в контексте этого кризиса, в контексте по­следствий радикальной экономической реформы. Тенденции семей­ных изменений связываются почти исключительно с реально наблю­даемым падением уровня жизни большинства семей, особенно семей с несколькими детьми, неполных и некоторых других.

Эти особенности исторического пути России и стали причиной того, что семейная политика стала рассматриваться главным образом как организуемая, направляемая и финансируемая государством (его бюрократическим аппаратом) социальная защита семей от нищеты, от вызванного инфляционным натиском снижения благосостояния. Отсюда — представление о необходимости компенсации этого сниже­ния путем предоставления семьям материальной помощи. Причем нехватка финансовых, ресурсов делает эту помощь весьма скромной, лишь в малой мере компенсирующей инфляционное падение уровня жизни растущей части семей.

Эта скромность отражает и наличие более приоритетных уст­ремлений правительства по сравнению с социальной политикой, а в рамках последней — более приоритетных сфер социальной по­мощи (пенсионеры, беженцы и т.п.). Однако, и это симптоматич­но, правительство склонно выделять в контексте социальной защи­ты населения деятельность, называемую многими семейной поли­тикой.

Более того, у нас в стране в мае 1993 г. даже принята Концепция государственной семейной политики Российской Федерации, кото­рая, по идее, должна служить ориентиром деятельности федеральных и региональных властей. Однако изучение этой Концепции раскры­вает ее во многом конъюнктурный характер.

И дело не только в том, что ее "одобрил" Национальный Совет по подготовке и проведению Международного года семьи в Российской Федерации, в чем явно проявилось стремление "быть на уровне", "не отстать" от мирового сообщества. Главное, ее содержание ориентиру­ет деятельность государства и его органов на решение именно крат­косрочных, конъюнктурных задач, связанных, как сказано в доку­менте, с улучшением материальных условий жизнедеятельности се­мей, профилактикой бедности и поддержкой малоимущих семей. Неудивительно поэтому, что Концепция семейной политики содер­жит план первоочередных мер, но в ней нет ни слова о долгосрочных задачах и мерах.

244

Все это говорит об отсутствии у федеральных властей представле­ний о долгосрочном характере семейной политики, о необходимости системы мер, направленных на укрепление семьи как социального института. Сиюминутная направленность этих мер, ограничение за­дач политики злобой дня ("первоочередные меры" в отсутствии мер длительного характера) делает их политикой малых дел, малых сумм и малой пользы. Хотя, разумеется, нельзя отрицать, что ь условиях, когда семья ходом истории, а точнее политикой государства лишена возможности автономного самообеспечения, эти меры, эта компенса­ция падения жизненного уровня какой-то реальный смысл все же имеют.

Фактически то, что сейчас называют семейной политикой, будучи в содержательном плане материальной помощью бедным, концепту­ально и аксиологически отражает политическое предпочтение изоли­рованной нуклеарной семьи с одним-двумя детьми. И не потому, что эти предпочтения зафиксированы в Концепции или какой-либо дру­гой программе. Этого как раз к нет.

Дело в том, что спонтанный .ход событий именно этот тип семьи делает самым массовым, модальным, говоря статистически. Много­образие семейных структур сведено до унылой тотальности мало-детности, до обезличенной стандартности этого единственного типа семьи и репродуктивного поведения. Это само по себе резко сни­жает семейную стабильность, ухудшает положение семьи как со­циального института, который предполагает плюрализм семейных структур, включая многопоколенные семьи с тесными родственными связями или, по крайней мере, нуклеарные семьи с несколькими детьми.

Эти предпочтения отражают и связь такой "семейной политики" с парадигмой здравого смысла (модернизации), для которой всег­да было характерно "принятие" действительности как единствен­но возможной в соответствии с истолкованным в "совковом" духе принципом "все действительное разумно и все разумное действи­тельно".

Теоретически эта "семейная политика" обосновывается необходи­мостью "понять и принять ту модель семьи — городской, малой, нуклеарной и т.п., — какая преобладает в жизни, а не в утопическом воображении благонамеренных теоретиков"⁵.

Еще раньше это обосновывалось наличием гармонии обществен­ного и индивидуального интереса, якобы существующего в социа­листическом обществе и нарушаемой лишь "разрывом между по­требностями и возможностями их удовлетворения"⁶ (правда, без ка-

245
ких-либо объяснений того, откуда может взяться "разрыв", если есть "гармония").

На самом деле, с нашей точки зрения семейная политика не имеет с "семейной политикой", описанной выше, ничего общего.

Семейная политика — это деятельность государства, политиче­ских партий, общественных организаций, групп интересов и т.п., направленная на возрождение семьи, семейного образа жизни, утра­ченной на длительном историческом пути фамилистической культу­ры общества, возвращение семье органически присущих ей социаль­ных функций, направленная, говоря социологическим языком, на укрепление семьи как социального института.

При этом семейная политика — это не политика "малых дел" (пусть даже и важных самих по себе при определенных условиях), это не деятельность "по ремонту" отдельных неблагоприятных явле­ний изменения семьи, не "минимизация последствий кризиса для семьи и общества"⁷. Это даже не политика, направленная исключи­тельно на семью. На самом деле, семейная политика — это полити­ка, ориентированная на изменение всего строя современной циви­лизации, по существу антисемейной, враждебной семье, невоспри­имчивой к ее проблемам и болезням.

Только просемейная реформа общества выведет семью из кризис­ного состояния, возродит ее социальные функции.

Но наряду с этими фундаментальными и долгосрочными задача­ми семейная политика имеет и более частные, краткосрочные це­ли, связанные с решением актуальных задач того или иного пери­ода. Диалектика связи долго- и краткосрочных целей семейной по­литики при этом заключается в том, что достижение первых способ­ствует достижению вторых. Укрепляя семью как социальный инсти­тут, можно создавать условия реализации потенциала отдельных семей при решении конкретных жизненных проблем, с которыми каждая семья может встретиться и встречается на протяжении своей жизни.

Эта сторона семейной политики носит название социальной под­держки семей и подробно рассматривается в главе 11.

Основные принципы семейной политики. Основными принци­пами семейной политики является: принцип суверенности (неза­висимости семьи от государства), принцип общественного догово­ра, принцип свободы выбора семьей любого образа жизни, принцип единства целей федеральной и региональной политики и принцип социального участия.

246

Принцип суверенности семьи означает, что семья независима от государства и имеет право принимать любые решения, касающиеся ее жизни, совершенно самостоятельно, сообразуясь лишь с собствен­ными целями и интересами. Это означает и право семьи на любой тип семейного поведения и на любой образ и стиль жизни, в том числе и на тот, который с точки зрения преобладающих социокуль­турных и моральных норм рассматривается как девиантный, откло­няющийся (лишь бы он не был криминальным с точки зрения норм правовых). Принцип суверенности означает, что и любые типы вза­имосвязи супружества, родительства и родства в лоне семьи также независимы от государства.

Принцип суверенности семьи недостаточно просто декларировать или даже законодательно установить. Он останется пустым звуком без соответствующей экономической основы, т.е. без наличия у семьи возможностей либо осуществлять производство или занимать­ся бизнесом на базе семейной собственности, либо беспрепятственно получать доход от наемного труда или от занятия творчеством или от практики свободных профессий.

Любое ограничение принципа суверенности семьи, обосновыва­емое интересами общества или государства (например, регулиро­вание производства абортов, установление процедуры регистрации брака или развода, введение воинской повинности и т.п.), должно вводиться и регулироваться законодательно или конституционно. При этом все не оговариваемые юридически случаи прямого вмеша­тельства государства или иных социальных институтов в жизнедея­тельность семьи должны считаться нарушением принципа суверен­ности.

Вместе с тем не является нарушением принципа суверенности семьи и не должна рассматриваться в качестве такового пропа­ганда каких-либо типов семьи и семейного поведения, моделей семьи, равно как и социальная (экономическая и любая иная) под­держка их. Во всяком случае до тех пор, пока семья имеет воз­можность выбора этих типов и моделей. Только лишение семей реальной свободы выбора из альтернативных вариантов может рас­сматриваться как принуждение к чему-либо одному.

Дело в том, что точно так же, как семья суверенна по отношению к обществу и государству, так и они суверенны по отношению к семье. И свобода одной выбирать из якобы "гораздо большего, чем в прошлом, набора общественно признанных альтернативных моде­лей семьи и семейных биографий"⁸ не может существовать без сво­боды другого открыто выражать свои предпочтения в этой сфере, не

247
опасаясь абсурдных обвинений в "навязывании" семье "того или иного образа действий или типа семейного поведения"⁹.

Принцип суверенности семьи тесно связан с принципом свободы выбора. Считается, что спонтанное ("естественное") развитие, не связанное с "искусственным" воздействием со стороны общества и государства, решает свободу выбора личностью и семьей из упомяну­того выше "набора альтернативных моделей". Но в действительности эта свобода имеет вполне конкретные, исторически определенные границы. Она связана с периодом, когда быстрое снижение смертно­сти сделало ненужной высокую рождаемость и, следовательно, обус­ловило распад системы социокультурных норм многодетности, отми­рание табу на применение контрацепции и абортов. Этот распад нормативной системы многодетного родительства привел в итоге к широкому распространению норм малодетности, когда нонконфор­мистским и даже девиантным считается наличие трех и более детей в семье.

В наше время лишь ничтожные доли населения демонстриру­ют это отклоняющееся (в описанном социально-нормативном смыс­ле) поведение. Массовым же, модальным, стандартным, норматив­ным стало одно-двухдетное родительство. Вся же свобода выбора свелась к выбору между семьей с одним или двумя детьми, между однодетностыо и двухдетностыо, которые и с демографической, и с социально-психологической и с любой иной точки зрения совершен­но неразличимы, абсолютно идентичны. Следовательно, этот "вы­бор" абсолютно безальтернативен, т.е. никакого выбора в действи­тельности нет.

Принцип свободы выбора, о котором говорим мы, в противопо­ложность этому означает наличие в обществе подлинной альтернати­вы и возможности действительно выбирать любой тип семьи и семей­ного поведения. Сейчас этой возможности выбора нет, как не было ее и в условиях господства многодетности.

Как и прежде, действует социокультурное принуждение. Измени­лась только его "полярность" и механизм действия: на смену норма­тивной системе многодетности, в которой нормы функционировали как общественные образцы и традиции, пришли социальные нормы малодетности, функционирующие скорее как принципы, как нормы в статистическом смысле.

Поэтому семейная политика и должна быть ориентирована на создание подлинной свободы выбора, на создание возможности реа­лизовать любую альтернативу.

Разумеется, общество в лице государства и других социальных институтов также свободно в принятии и поддержке тех типов семей

248

и семейного поведения, которые в наилучшей мере удовлетворяют его интерес в обеспечении устойчивого воспроизводства и успешной социализации подрастающих поколений.

Таким образом, принцип свободы выбора предполагает последова­тельное и равное применение его и в отношении семьи и личности, и в отношении общества, государства. Он не должен истолковываться односторонне как привилегия только семьи, а фактически только индивидума.

Однако именно это имеет место в случае, когда стимулиру­ющая определенный тип семейного поведения политика госу­дарства (например, льготы, хотя бы и убогие, трехдетным семь­ям) третируется как "мягкие формы" давления на семью и ког­да во избежание этого "давления" предлагается "нейтральная" по отношению к числу детей в семье политика, т.е. когда главной целью предлагается считать благосостояние семьи, ее "хорошее" экономическое и социальное "самочувствие"¹⁰, или, по новей­шим версиям, уже упоминавшуюся "минимизацию последствий кри­зиса".

Принцип общественного договора развивает и конкретизирует описанные выше принципы суверенности и свободы выбора. Он оз­начает договорную регламентацию взаимоотношений семьи как со­циального института и государства. Иначе говоря, семья и государст­во заключают между собой общественный договор, в котором на равноправной основе эксплицируются и формулируются все сущест­вующие политические, социальные, экономические и другие отно­шения между ними. Этот принцип особенно важен в условиях на­шей страны, когда предпринимаются усилия преодолеть наследие тоталитаризма, реформировать экономические и политические от­ношения.

Семья как социальный институт обеспечивает общество трудовы­ми ресурсами, исполнителями социальных ролей. Без этого "продук­та семейного производства" социальная система не может функцио­нировать. Точнее — она просто не существует.

Следовательно, общество должно испытывать потребность, заин­тересованность в том, чтобы семья выполняла свои функции вос­производства и социализации новых поколений. В то же время, как мы видели, чем дальше, тем в большей мере ослабевают и даже полностью исчезают стимулы, определяющие личную заинтересо­ванность в рождении и социализации новых поколений. А биологи­ческой потребности у индивида в этом никогда не было, как мы помним. В этих условиях семья может потребовать от общества и его

249
представителя — государства — на договорной основе обеспечить всестороннюю поддержку тех моделей семейной жизни, которые спо­собствуют эффективной реализации функций воспроизводства и со­циализации.

Принцип единства целей федеральной и региональной семей­ной политики означает, что цели семейной политики едины для всей страны и не зависят от конкретных особенностей изменения семьи и семейного поведения на той или иной территории — час­ти одного и того же государства. Этот принцип исходит из того, что отмирание многодетности является глобальным процессом, от­ражающим фундаментальные изменения экономических, соци­альных и демографических условий жизни общества. И потому, хо­тя и существуют территории, где преобладают "традиционные" ти­пы семьи и семейного поведения (многодетность), но и на них не­обходима политика, ориентированная на укрепление семьи, тех ее моделей и образцов, которые наиболее адекватны целям эффектив­ной реализации специфических функций семьи.

Учет региональных особенностей при этом может достигаться как за счет путей конкретизации единой в своей основе цели се­мейной политики, так и путем применения специфических средств ее достижения. Наилучшим организационным механизмом обеспе­чения единства целей семейной политики и учета региональных особенностей являются региональные программы семейной поли­тики.

Принцип социального участия. В современных условиях пол­ностью теряет смысл традиционное для тоталитарной эпохи пред­ставление о государстве как единственном субъекте целеполагания, формирования и реализации социальной (в частности, семейной) политики. В настоящее время как цели семейной политики, так и пути их достижения в возрастающей мере формируются в рамках гражданского общества, во взаимодействии трех субъектов социаль­ной жизни — семьи как малой группы, осуществляющей свою жиз­недеятельность в конкретных социально-экономических условиях и преследующей свои собственные цели и интересы; разного рода со­циальных и территориальных общностей и объединений, формаль­ных и неформальных (соседские общины, этнические и социокуль­турные меньшинства, партии, общественные, политические, религи­озные и другие объединения и союзы, группы интересов и т.д. и т.п.); наконец, государства в лице его специализированных органов (феде­ральных, региональных и локальных), в чью компетенцию входят разработка и осуществление социальной политики, в том числе се­мейной.

250

В этих условиях семейная политика возможна лишь как деятель­ность по созданию и реализации программ нового типа, по взаимо­выгодному для всех использованию ресурсов и возможностей, кото­рыми располагает каждый из участников, для достижения согласо­ванных целей, интересов и потребностей. Иными словами, субъекты семейной политики — это наряду с государством разнообразные объ­единения граждан — партии, союзы, общества, ассоциации, фонды и т.п., в том числе и те, которые создаются (или могут создаваться) с целью защиты и отстаивания собственно семейных (или более ши­роко — демографических) интересов. Важно лишь, чтобы все эти объединения имели четко осознанные и эксплицитно выраженные цели и намерения относительно того, какой должна быть семья, как она должна изменяться, в чем состоит общественный интерес приме­нительно к воспроизводству населения вообще. Такая новая техно­логия формирования и реализации семейной политики и выражена в том, что здесь названо принципом социального участия.

Социальное участие — это понятие, объединяющее широкий спектр ситуаций, в которых граждане непосредственно или через свои объединения вовлечены в процессы выработки и реализации социально значимых решений, той или иной затрагивающей их ин­тересы социальной политики (в данном случае — семейной). Сте­пень этой вовлеченности может быть различной, причем крайними полюсами "шкалы участия" являются ситуации, в которых, с одной стороны, решения принимает только и исключительно государствен­ная власть, а граждане лишь ставятся в известность об этих решени­ях (у нас, как известно, и это не всегда делают), а с другой, — только на уровне граждан и их объединений.

Преодоление тоталитаризма связано с ростом социального уча­стия, с возрастанием вовлеченности граждан и их объединений в выработку, принятие и реализацию политических решений, в том числе и в сфере семейной политики. Технологически-организацион­ная сторона реализации социального участия рассматривается ниже. Здесь мы хотели бы подчеркнуть некоторые, наиболее существенные моменты, раскрывающие роль и значение применения социального участия в выработке и реализации семейной политики в нашей стра­не. Социальное участие:

— это форма реализации прав и свобод личности и семьи. Оно предполагает право и возможность каждого человека и каждой семьи непосредственно или через свои объединения влиять на решения, имеющие самое прямое и непосредственное отношение к их важней­шим потребностям и интересам;

251
— обеспечивает улучшение качества решений и программ, каса­ющихся семьи. Семейная политика перестает быть чем-то навязан­ным сверху, к чему принуждает или чем благодетельствует чуждая и враждебная человеку сила тоталитарного государства. Она как бы становится общим достоянием всех соучастников, которые иденти­фицируют себя с нею;

— это демократический посредник, медиатор между государст­вом и его гражданами. Социальное участие укрепляет и улучшает связи между ними, повышая вероятность реализации программ и решений;

— минимизирует социальную напряженность и уменьшает веро­ятность социальных конфликтов, конфронтации между гражданами и государством. Это последнее особенно значимо в такие периоды, как тот, который сейчас переживает Россия, т.е. в периоды социаль­но-экономических и политических кризисов;

— способствует развитию чувства ответственности за собствен­ную судьбу и судьбу семьи, помогает преодолению, с одной стороны, иждивенческих настроений по отношению к государству и обществу, а с другой, — патернализма этого государства по отношению к своим гражданам;

— это первый шаг к социальной активности и реальной политиче­ской вовлеченности, к формированию демократической политиче­ской культуры.

Надо при этом отдавать себе отчет в том, что все сказанное выше о социальном участии — это отнюдь не описание нашей повседнев­ной реальности. Это — теоретическая идеализация, нормативное целеполагание, то, к чему необходимо стремиться, и то, чего посто­янно надо желать и иметь в виду, говоря о семейной политике. Практическая реализация принципа социального участия — это дли­тельный процесс, это движение, снимающее, преодолевающее, отри­цающее нынешнее состояние, когда нереспектабельный и нищий, но амбициозный "благодетель" (государство) мучительно пытается раз­делить между своими "социально слабыми", но не менее амбициоз­ными и требовательными гражданами жалкие крохи, предназначен­ные для "минимизации последствий". Но, тем не менее, мы рассматриваем принцип социального участия как один из важнейших прин­ципов семейной политики, как одно из основных условий эффектив­ности ее программ и мероприятий.

Цели семейной политики. Стратегической, долгосрочной целью семейной политики является укрепление семьи как социального ин­ститута. Эта цель наиболее полно выражается в упрочении семей-

252

ного образа жизни и требует переориентации всей социальной жиз­недеятельности с интересов индивида, одиночки на интересы жизни в семье и семьей. Для того чтобы эту цель выразить более опреде­ленно и конкретно, необходимо учитывать тот факт, что сегодня не только в нашей стране, но и практически во всех развитых странах мира преобладают неполные, осколочные и вырожденные формы и разновидности семьи, квазисемейные и внесемейные формы сущест­вования, причем степень общественного принятия и одобрения всех этих форм нарастает. Именно поэтому достижение стратегической цели семейной политики — укрепление семьи как социального инс­титута — требует специальной поддержки со стороны общества и государства, поощрения семей с несколькими детьми, состоящих из нескольких поколений.

В качестве основной модели семьи, поощряемой государством, мы видим полную семью с 3-4 детьми. Это не значит, что другие типы семей дискриминируются или хотя бы отрицательно оценива­ются. Мы говорили выше, что семья имеет право на любой образ жизни, на любой тип семейного поведения (кроме криминального). Но это означает и право общества, государства на предпочтение, одобрение и поддержку того типа семьи, который в наибольшей мере отвечает так или иначе осознаваемым и выражаемым общественным интересам. Ни один тип семьи не отвергается и не дискриминирует­ся, всем семьям оказывается любая поддержка, в которой они могут

нуждаться.

Говоря о поддержке семьи как института, о нраве государства на свои предпочтения тем или иным типам семьи, мы имеем в виду не краткосрочную и конъюнктурную политику помощи семь­ям, а стратегическую цель, долгосрочную просемейную политику. Мы имеем в виду именно политику, направленную на укрепле­ние института семьи с несколькими детьми. Результатом только та­кой политики, не связанной с оказанием помощи в неблагоприят­ных условиях, конфликтных и стрессовых ситуациях, явится упро­чение семьи как социального института и семейного образа жизни

вообще.

Помимо стратегической, долгосрочной цели семейная политика имеет и краткосрочные, тактические цели, которые, однако, тесно связаны с целью стратегической. Возродить среднедетную семью как основной тип семьи возможно, лишь помогая отдельным, конкрет­ным семьям решать их жизненные проблемы, преодолевать те труд­ности, которые могут возникнуть на тех или иных стадиях жиз­ненного цикла семьи. Поэтому краткосрочные цели семейной по-

253
литики можно выразить как социальную поддержку семей, которые на стадии репродуктивного родительства сталкиваются с различными напряженными ситуациями, испытывая те или иные стрессы и про­блемы. Причем основное внимание должно уделяться тем семьям, внутренний потенциал которых не позволяет им самим, своими си­лами справиться с конфликтами и стрессами и которые нуждаются в социально-психологической помощи со стороны государственных и негосударственных социальных служб¹¹.

К сожалению, актуальная ситуация в России не способствует осознанию и тем более принятию среднедетной семьи как главной цели долгосрочной семейной политики. Над всем превалирует идея о необходимости защиты семей от бедности и нищеты как последствий проводимых в стране социально-экономических преоб­разований. Это, кстати, не позволяет даже конструктивно ставить вопрос о создании системы социальной поддержки семей, нахо­дящихся на разных стадиях жизненного цикла и переживающих те или иные стрессовые состояния. Тем не менее подробная прора­ботка как системы стратегических и тактических (долгосрочных и краткосрочных) целей семейной политики, так и средств их достижения необходимы уже сейчас. Иначе, когда уже в ближай­шие годы проблемы семьи приобретут особую остроту, такую, что на них поневоле обратят внимание и правительство, и парламент, и политические партии и движения, общество окажется неготовым для принятия адекватных и эффективных программ семейной поли­тики.

Стратегия семейной политики. Реализация стратегической це­ли семейной политики — укрепления семьи с несколькими детьми — предполагает, что в меняющихся социально-экономических и пол­итических условиях деятельность государства и других возможных субъектов семейной политики должна быть тесно увязана и скоорди­нирована в рамках согласованной и общепринятой стратегии. Прин­ципы, на которых базируется такая стратегия, могут быть различны­ми. Но в рамках того понимания семейной политики, которое пред­ставлено здесь, эти принципы могут быть кратко и лапидарно сфор­мулированы так: ДОХОДЫ — НАЛОГИ — КРЕДИТЫ.

Это означает переориентацию с разного рода выплат, пособий и льгот тем или иным типам семей (в наше время — наиболее нужда­ющимся в защите от последствий реформ и социально-экономичес­кого кризиса) на механизмы, имеющие рыночный характер, встро­енные в рыночную систему формирования, перераспределения и ис­пользования доходов.

254

Иными словами, семейная политика должна быть ориентирована на создание условий, в которых семьи и их члены могли бы сами и притом эффективнее, чем прежде, извлекать доходы из своей эконо­мической деятельности (предпринимательство, семейное производст­во, наемный труд, творческая деятельность, занятие свободными профессиями и т.п.) и использовать их для поддержания того образа жизни, который они считают приемлемым для себя. Следовательно, основным средством реализации семейной политики является ори­ентированная на нескольких детей политика доходов семьи, налого­вая и кредитная политика.

В области формирования доходов государство должно поддержи­вать и поощрять любые формы экономической активности семей (кроме криминальных, разумеется), которые укрепляют автоном­ность и самостоятельность именно семей как экономических агентов. Государство вместе с другими субъектами социальной (в том числе семейной) политики (предприниматели и их объединения и проф­союзы) должно стремиться к возрождению ситуации "однодоходной семьи", т.е. такого положения, когда доход одного взрослого чле­на семьи является достаточным для нормальной жизнедеятельности семьи, включая рождение и социализацию нескольких детей. В этом случае доход другого взрослого члена семьи не будет, как сейчас, обязательным и непременным условием выживания семьи и ее чле­нов. Тем самым у семьи появится еще одна "степень свободы", возможность действительно выбирать стратегию семейной жизни, ее образ и стиль.

Чрезвычайная важность ориентации на "однодоходную семью" связана с тем, что именно отмирание в процессе индустриализации такой семьи (т.е. вовлечение в производство других, помимо муж­чин, членов семьи — женщин и детей — с целью понижения стоимо­сти рабочей силы) явилось самым мощным фактором семейной дез­организации.

В области налоговой политики государство должно путем про­думанного предоставления налоговых льгот и преференций сти­мулировать семью к выбору тех линий семейного поведения и тех типов семейной структуры, о предпочтительности которых от­крыто объявляет субъект семейной политики. Речь идет именно о льготах и преференциях, а не о налоговых санкциях, налага­емых на "непоощряемые" типы семей и семейного поведения. Ни­какие семьи не должны наказываться за свой выбор, но поощряться должны лишь те, поддержка которых отвечает целям семейной по­литики.

255
Аналогичным образом должна проводиться и кредитная поли­тика: условия предоставления кредитов "поощряемым" типам семей должны быть иными (стимулирующими), чем "непоощряемым".

Такая стратегия семейной политики позволит обеспечить реаль­ную экономическую и иную самостоятельность семей (их сувере­нитет) , их эффективное функционирование как в их собственных интересах, так и в интересах всего общества. Разумеется, прове­дение такой семейной политики предполагает и соответствую­щую ее целям корректировку всех других видов социальной по­литики (жилищной, образовательной, здравоохранительной и т.д. и т.п.).

•

Технология семейной политики. Определение целей семейной

политики, ее стратегии и тактики, а тем более ее проведение — не одномоментный акт, а социальный процесс, развернутый во вре­мени, затрагивающий интересы всех и вовлекающий в себя как органы государственной власти, так и широкие слои населения, со­циальные и территориальные общности, партии, общественные дви­жения, группы и объединения.

Поэтому программы семейной политики государства — это всег­да компромисс между устремлениями различных социальных групп и между различными научными концепциями, взятыми за осно­ву при их разработке. Это компромисс, в конечном итоге, между двумя парадигмами — модернизации (она же парадигма "здраво­го смысла") и кризиса семьи как социального института. Разли­чие между этими парадигмами, обнаруживаемое не только в на­учных теориях и концепциях, но и в массовой психологии, в по­ляризации общественного мнения, в противостоянии политических группировок, говорит о том, что тенденции семейных изменений, вообще все, что происходит с семьей, никого не оставляют равно­душными, хотя и из-за разных оснований и в разной степени. Это различие детерминирует, определяет и взаимоисключающие ин­терпретации семейных изменений, их понимание как имеющих или не имеющих статус "социальной проблемы", нуждающейся в ре­шении.

Анализ технологии семейной политики, технологии ее проведения следует начинать с рассмотрения блока общественного мнения, выра­батывающего как оценки семейных изменений, так и представление о необходимости (или об отсутствии таковой) реагировать на них, проводить (или не проводить) соответствующую семейную политику и о ее инструментах.

256

Технология семейной политики, организация деятельности по ее осуществлению представлены на схеме 10—1, где семейная по­литика выступает как последовательный, итеративный процесс выработки оценки семейных изменений, принятия на ее основе со­ответствующих решений и их проведения в жизнь при постоян­ном отслеживании (мониторинге) их влияния на семью и ее изме­нение.

Схема 10—1 antonov 93 6

СХЕМА ОРГАНИЗАЦИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПО ОСУЩЕСТВЛЕНИЮ СЕМЕЙНОЙ ПОЛИТИКИ

1. Фиксация социальных и А. СОЦИАЛЬНЫЕ X. Демографическая семейных изменений в ИЗМЕНЕНИЯ В ХО- ситуация и измене-обыденном сознании и ДЕ ИСТОРИИ ния семьи: система-общественном мнении тизация и анализ

фактов в науке

2. Поляризация обществен- Б. ИЗМЕНЕНИЯ СОЦИ- XX. Теории факторов ного мнения в зависи- АЛЬНОГО ИНСТИ- семейных измене-мости от признания (или ТУТА СЕМЬИ ний: прогнозы, тен-нет) тех или иных изме- денции

нений семьи как соци­альных проблем, требую­щих решения в рамках специальной политики

3. Формирование социаль- В. СЕМЕЙНЫЕ ИЗМЕ- XXX. Оценка социаль­ных объединений и НЕНИЯ КАК СОЦИ- ных последствий се-групп, требующих реше- АЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА: мейных изменений ния отдельных проблем В1 — в обычных уело- как проблемных; на-семьи (ассоциации мно- виях, учное обоснование годетных, молодых, не- В2 — в экстремальных необходимости реше-полных семей, семей условиях ния проблем семьи

с детьми-инвалидами и т.д.)

4. Включение принципов Г. ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ХХХХ. Научное опреде-семейной политики в ИЗМЕНЕНИЕ СЕМЬИ ление целей, направ-программы партий, груп- МЕР СЕМЕЙНОЙ лений и средств се-пировок, фракций и со- ПОЛИТИКИ ИЛИ СЕ- мейной политики циальных движений МЕЙНЫХ ПРО­ГРАММ

5. Разработка и реализация Д. ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ХХХХХ. Научная экс-мер семейной политики ИЗМЕНЕНИЕ СЕМЬИ пертиза воздействия в структурах власти, про- МЕР ОБЩЕЙ СОЦИ- на семейные тренды ведение семейной поли- АЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ государственных и тики на федеральном, ре- региональных мер тональном и локальном

уровнях

257
В этом процессе происходит принятие, конституирование, или, как теперь модно выражаться, легитимизация в качестве государст­венной семейной политики одной из конкурирующих программ, основанных на различных концептуальных подходах и принципах, на различном восприятии и оценивании одних и тех же явлений в жизни семьи или, по крайней мере, некоего их конгломерата, эклектического объединения на основе компромисса. Следовательно, как весь процесс в целом, так и все его составляющие конвен­циональны, релятивны, отмечены печатью согласования позиций, взаимоуступок или, напротив, победы одной точки зрения над дру­гими.

Покажем эту релятивность, эту конвенциональность на примере определения семейных изменений как социальной проблемы.

Как показывает жизненный опыт, для восприятия того или ино­го общественного явления в качестве социальной проблемы одних лишь объективных, "чисто" научных критериев недостаточно. Эти строго научные критерии, отвечающие самым высоким требованиям методологии, например, в нашем случае, критерии, учитывающие необходимость сохранения жизнеспособности социальных систем, их физического существования, могут оспариваться и отрицаться не только отдельными индивидуумами, но и социальными группами, партиями, общественными движениями, массовой психологией, да­же теми или иными научными школами. Что и имеет место в дейст­вительности, когда речь идет об изменении семьи и о демографи­ческих процессах.

Восприятие тех или иных семейных изменений как социальных проблем определяется особенностями времени, расстановкой поли­тических сил, личным жизненным опытом ученых, политиков, дру­гих лиц, участвующих в оценке и принятии решений, и т.д. Класси­ческая дефиниция определяет социальную проблему как "обстоя­тельство, затрагивающее значительное число людей и признавае­мое социально нежелательным, но поддающимся устранению сред­ствам» социального воздействия". Здесь достаточно четко сформу­лированы четыре критерия определения социальной проблемы:

— наличие "значительного числа людей", затрагиваемых тем или иным общественным явлением;

— признание его негативным, социальнонежелательным;

— наличие убеждения или веры в то, что это негативное явление можно как-то изменить, исправить;

— достаточность силы социального воздействия для такого из­менения в желательном направлении, т.е. для решения проблемы.

258

Легко видеть, что все эти критерии не абсолютны, оценочны и могут быть оспорены. Сколько должно быть людей, чтобы их число можно было признать "значительным" и достаточным для придания тому или иному обстоятельству статуса социальной значимости и проблемности? Один, тысяча, десять миллионов? Ясно, что на этот вопрос не может быть однозначного ответа. И один человек может быть прав. И десять миллионов могут ошибаться. В частности, мы полагаем, что количественное преобладание парадигмы модерниза­ции, или здравого смысла, отнюдь не гарантирует того, что она адекватно отражает суть изменений, происходящих с семьей и с воспроизводством населения.

Признание или непризнание того или иного общественного явле­ния негативным, социальнонежелательным в еще большей степени связано с принятыми ценностями и нормами. Любой факт одни могут воспринимать как негативный, нежелательный, подлежащий устра­нению, а другие — как весьма позитивный и одобряемый, или, по крайней мере, как нейтральный, не опасный. Таково, к примеру, положение дел с оценкой однодетности семьи для формирования личности ребенка. В связи с этим полезно было бы иметь научные приемы, позволяющие избегать крайностей идеологических и аксио­логических расхождений, борьбы парадигм.

Третий критерий — наличие убеждения в том, что негативное явление поддается исправлению, — при всей его значимости (то, что в принципе не поддается решению, не именуется проблемой) мо-. жет восприниматься совершенно неадекватно как вера в то, что все образуется само собой, или, иначе, как вера в то, что общественны­ми явлениями можно легко управлять или что решение проблемы можно отложить на потом. За этой верой стоит, с одной стороны, вульгарно-социологическое представление о "гармонии" обществен­ных и личных интересов (что было весьма распространено в недав­нем прошлом), а с другой, — убеждение в рациональности человече­ского поведения, убеждение в том, что оно всегда — выбор из огра­ниченного круга известных альтернатив, причем в условиях, когда индивид четко представляет себе не только свой собственный инте­рес, но и "находящийся с ним в гармонии" интерес общественный. Поэтому, когда "надо будет", люди проявят "сознательность" и "вы­берут" ту линию поведения, которая необходима обществу и госу­дарству.

Не говоря о прочем, эта вера в легкость изменения поведения в любой момент, когда потребуется (а потому и невосприимчивость к проблемности семейных изменений), игнорирует (хотя, может быть,

259
и неосознанно) социально-нормативную природу регуляции социаль­ного поведения личности, в том числе и семейного.

Четвертый критерий — достаточность социального воздействия для решения проблемы — также оценочен и конвенциален. Он свя­зан с различным восприятием мер социального воздействия, в част­ности, мер семейной политики как внешнего давления на индивида, как ограничения его свободы, как принуждения к чему-то, чего он сам не хочет.

Таким образом, отнесение тех или иных семейных изменений к разряду социальных проблем — дело довольно сложное.

То же самое можно сказать и о других блоках вышеприведенной схемы, отражающих различные этапы и стадии выработки, проведе­ния и оценки результатов семейной политики.

Особенно жестко и открыто противостояние двух парадигм в воп­росе о целях семейной политики. Мы видели выше, что если для одних цель семейной политики заключается в укреплении семьи как социального института и соответственно в поддержке семьи с не­сколькими детьми, полной и объединяющей несколько поколений, то для других — это, как мы помним, "минимизация последствий кризиса".

За этим "скромным" выражением стоит, по сути, сведение проб-лемности семейных изменений к резкому ухудшению благосостояния большинства семей в условиях современного социально-экономичес­кого и политического кризиса в России. Как социальная проблема здесь воспринимаются лишь семейные изменения, обусловленные экстремальными (или воспринимаемыми как таковые) условиями жизни (это отражено в пункте В2 на схеме). Тенденции семьи, обусловленные спонтанным ходом социально-экономического изме­нения (т.е. глобальными процессами индустриализации, урбаниза­ции и др.) и потому имеющие место во всех странах (и особенно в высокоразвитых, "богатых" странах Запада), в настоящее время в качестве социальной проблемы этой парадигмой совершенно не при­знаются.

В этом, помимо российской "кризисной" специфики, проявляется и то, что большинство как отечественных, так и западных концепций семейной политики исходит из постулата "семейного благосостоя­ния", объявляя единственной целью достижение экономического, материального благосостояния всеми семьями.

Но даже при такой трактовке целей семейной политики возника­ют вопросы о предпочтении одних типов семьи другим, как бы это ни затушевывалось. Поэтому зарубежные исследователи проблем се-

260

мейной политики огромное внимание уделяют борьбе различных "групп интересов", партий и движений за включение их целей в правительственные программы семейной политики.

Именно поэтому принятие правительством тех или иных кон­цепций и программ семейной политики не является рациональ­ным выбором наилучшего решения из всех возможных (предлага­емых), а есть политический процесс, в котором принимаемая про­грамма представляет собой компромисс политических сил между собой и с правительством, "равнодействующую" конкурирующих групп интересов.

У нас механизмы выработки семейной политики совершенно не исследованы. Тотальная закрытость нашего общества в недавнем прошлом, неразвитость и несформулированность экономических и политических интересов различных социальных групп, оторванность от них практически всех карикатурно карликовых партий и дви­жений, отсутствие гражданского общества и другие черты нашего переходного периода обусловливают то, что выработка социальной политики, в том числе семейной, происходит не в открытых демок­ратических формах дискуссий и обсуждений и согласования точек зрения, а "под ковром", в закулисной борьбе разного рода лобби.

В итоге у нас нет семейной политики, а есть разрозненные ме­ры, как правило, денежной помощи семьям, которые служат в основ­ном целям популизма и самосохранения политиков и чиновников, для которых единственный источник устойчивости их жизненного положения — принадлежность к властям предержащим. Поэтому они охотно используют фразеологию "социальной защиты семей" для укрепления своих позиций. Как показал шведский социолог Ян Трост, забота о семье — это наилучшая платформа для упроче­ния собственного благополучия в статусе депутата, политика, госу­дарственного чиновника.

Все это делает необходимым и актуальным исследование всех этапов и фаз социального процесса принятия решений по семейной политике на федеральном и региональном уровнях. Без такого рода научных проработок в области технологии семейной политики по­следняя никогда не выйдет за рамки разрозненных мер по "социаль­ной защите", осуществляемых чиновниками, прикрывающими собст­венные интересы томами наукообразных рекомендаций.

Ключевые термины:

семейные изменения, семейная дезорганизация, кризис семьи, соци­альные проблемы семьи, семейная политика, социальная защита, социальная поддержка семей, семейная социальная работа.

261