К. С. Пакат Восхождение королей
 Скачать 0.58 Mb.
|
Глава 6Трудность заключалась в том, что они не могли выехать сразу. Дэмиен привык к работе с находящимся в разногласии отрядом, потому что к настоящему времени имел уже много опыта. Но сейчас это была не маленькая группа наемников, это были две могущественные силы, традиционно враждующие и с обеих сторон возглавляемые вспыльчивыми генералами. На их первую официальную встречу Македон въехал в Фортейн, скривив рот. В зале заседаний Дэмиен осознал, что ждет появления Лорена с напряжением. Он наблюдал, как тот входит в зал вместе со своим первым советником Ваннес и Капитаном Энгюраном. Дэмиен не был точно уверен, будет ли это утро наполнено незаметными колкостями или это будет поток невероятных замечаний, от которых у всех откроются рты. На самом деле все прошло беспристрастно и профессионально. Лорен был требователен, собран и говорил исключительно на Акиэлосском. Ваннес и Энгюран меньше владели языком, и Лорен взял на себя ведущую роль в обсуждении, используя такие Акиэлосские слова как «фаланга», словно он не узнал их от Дэмиена двумя неделями ранее, и создавал ненавязчивое общее впечатление хорошего владения языком. Слегка нахмуренный лоб, когда он искал подходящее слово, и вопросы «Как сказать?..» и «Как называется, когда?..» – исчезли. – Ему повезло, что он так хорошо разговаривает на нашем языке, – заметил Никандрос, когда они вернулись в Акиэлосский лагерь. – Все, что с ним связано, не имеет отношения к везению, – ответил Дэмиен. Оставшись один, он выглянул из шатра. Раскинувшиеся поля выглядели умиротворенными, но скоро армии придут в движение. Красная линия горизонта станет ближе, а вместе с ней земли, которые заключали в себе все, что он когда‑либо знал. Он окинул их взглядом и отвернулся. Он не смотрел на новый цветущий Виирийский лагерь, в котором яркие шелка реяли на ветру, и изредка раздавались звуки смеха и песенок, разносясь над свежей весенней травой. Их лагеря по обоюдному согласию будут раздельными. Акиэлоссцы, видя Виирийские палатки с их знаменами, шелками и разноцветными флагами, начавшие вырастать в полях, преисполнялись презрением. Они не хотели сражаться бок о бок с этими новыми шелковыми союзниками. В этом отношении отсутствие Лорена при Чарси было катастрофой. Его первый тактический просчет, от которого они все теперь пытались восстановиться. Виирийцы тоже относились презрительно, но в другом плане. Акиэлоссцы были варварами, которые водились с выблядками и расхаживали по лагерю полуголыми. Дэмиен слышал обрывки того, что говорилось по окраинам лагеря: непристойные зазывания, насмешки и издевки. Когда Паллас проходил мимо, Лазар присвистывал. Все это предшествовало более конкретным слухам, о которых шептались люди – грязным домыслам, которые вынудили Никандроса теплым летним вечером сказать: – Возьми раба. – Нет, – ответил Дэмиен. Дэмиен погрузился в работу и физическую подготовку. В течение дня он занимался организацией работы тыла, планированием и тактическими основами, которые облегчат ход кампании. Он прокладывал маршруты. Он формировал линии подкрепления. Он управлял военными тренировками. Ночью он уходил из лагеря и, когда оставался один, то брал свой меч и тренировался, пока с него не начинал течь пот, пока у него не оставалось сил, чтобы поднять оружие, и он мог лишь стоять с дрожащими мышцами, направив острие в землю. Он спал в одиночестве. Он раздевался и поливался водой самостоятельно, пользуясь лишь услугами камердинеров для выполнения этих манипуляций без излишней интимности. Он говорил себе, что это то, чего он хотел. Это были деловые отношения между ним и Лореном. Больше не было – дружбы – но это никогда и не было возможно. Дэмиен знал, что все это не будет какой‑нибудь глупой фантазией, в которой он бы показывал Лорену страну; в которой Лорен, облокотившись на мраморный балкон дворца в Айосе, повернулся бы, чтобы в прохладном морском воздухе поприветствовать его взглядом, искрящимся от великолепия вида. Так что он работал. Были дела, которые требовали выполнения. Дэмиен разослал множество писем сатрапам своей страны, чтобы объявить о своем возвращении. Скоро он узнает количество своих сторонников в собственной стране и тогда сможет начать прорабатывать маршруты и продвижение, которые обеспечат ему победу. Он вернулся в шатер после трех часов уединенной тренировки с оружием; тело покрывал пот, который с него смыли бы его личные камердинеры, так как он распустил всех рабов. Но вместо этого Дэмиен сел писать письма. Пламя свечей тускло мерцало вокруг, но света хватало для того, что должно было быть сделано. Дэмиен собственной рукой написал послания тем, кого знал. Он не рассказал подробностей того, что с ним произошло. На другой стороне полей, над которыми сгущались сумерки, где‑то в Виирийском лагере под новым управлением работали Йорд, Лазар и другие члены Гвардии Принца. Дэмиен подумал о Йорде, находящемся в форте, который был домом Аймерика. Он вспомнил, как Йорд сказал: «Ты никогда не задавался вопросом, как бы ты себя чувствовал, когда узнал, что лег под убийцу своего брата? Думаю, ты бы чувствовал себя вот так». Тишина глухого часа ночи, нарушаемая лишь приглушенным ночным движением лагеря, заполнила весь его шатер, когда Дэмиен осознал, что закончил последнее письмо. Кастору он написал всего одну строчку: «Я пришел». Он не смотрел, как отъезжал гонец. Нет ничего наивного в том, чтобы доверять своей семье. Так он сказал однажды. * * *Гийон стоял в комнате, очень похожей на ту, в которой умер Аймерик; у Гийона было мало внешнего сходства с сыном. Не было намеков на блестящие завитки волос или строптивых взглядов из‑под длинных ресниц. Гийон был мужчина с домашней фигурой в преддверии пятого десятка лет. Увидев Дэмиена, он склонил голову так же, как склонил бы ее перед Регентом: низко, искренне. – Ваше Величество, – приветствовал Гийон. – И неожиданно ты поменял сторону. Дэмиен смотрел на него с отвращением. Гийон, насколько мог заметить Дэмиен, не был ни под каким арестом. Он имел полную свободу действий и во многом по‑прежнему был главой форта, даже учитывая то, что теперь власть находилась в руках людей Лорена. Какая бы сделка ни была заключена у Гийона с Лореном, он получил многое в обмен за свое сотрудничество. – У меня много сыновей, – сказал Гийон, – но запас не бесконечен. Если Гийон хотел сбежать, полагал Дэмиен, то его возможности были ограничены. Регент не был снисходительным человеком. У Гийона не оставалось большого выбора, кроме как с радушием принимать Акиэлоссцев в своих комнатах. То, что возмущало – это легкость, с которой он приспособился к такой смене – роскошь его покоев, отсутствие любых последствий за все то, что он сделал. Дэмиен вспомнил о людях, погибших при Чарси, а потом он вспомнил Лорена, осевшего на стол в шатре и сжимавшего рукой плечо, когда его лицо стало белым в последней настоящей эмоции, которую он выразил. Дэмиен пришел сюда, чтобы узнать все возможное о планах Регента, но у него на языке вертелся только один вопрос. – Кто причинил вред Лорену при Чарси? Это был ты? – Он не рассказал тебе? Дэмиен не разговаривал с Лореном наедине с того вечера в шатре. – Он не предает своих друзей. – Это не секрет. Я взял его в плен на пути к Чарси. Он был доставлен в Фортейн, где вел переговоры со мной за свое освобождение. К тому времени, как мы с ним пришли к соглашению, он провел некоторое время как заключенный в тюремной камере и перенес небольшой инцидент с плечом. По‑настоящему раненым оказался Говарт. Принц нанес ему сокрушительный удар по голове. Через день он умер, проклиная врачей и постельных мальчиков. – Ты оставил Говарта, – спросил Дэмиен, – в камере с Лореном? – Да. – Гийон развел руками. – Так же, как помог провести государственный переворот в твоей стране. Теперь, разумеется, тебе нужно мое письменное свидетельство, чтобы вернуть трон назад. Это политика. Принц понимает это. Вот поэтому он заключил с тобой союз, – Гийон ухмыльнулся, – Ваше Величество. Дэмиен заставил себя говорить очень спокойно, потому что пришел сюда узнать от Гийона то, что не смог бы узнать от своих людей. – Регент знал, кто я? – Если он знал, то посылать тебя в Виир был довольно большим просчетом с его стороны, не так ли? – Да, – ответил Дэмиен. Он не отводил от Гийона взгляд и наблюдал, как кровь приливает к его щекам, и они покрываются пятнами. – Если Регент знал, кто ты, – сказал Гийон, – тогда он надеялся, что по прибытии в Виир Принц узнает тебя и будет спровоцирован на грубую ошибку. Либо так, либо он хотел, чтобы Принц взял тебя в постель. Осознание того, что он сделал, убило бы его. Как тебе повезло, что этого не произошло, – сказал Гийон. Дэмиен взглянул на него, и внезапно его начало тошнить от уклончивых речей и двойной игры. – Ты поклялся священным долгом сохранить трон для своего Принца. Вместо этого ты предал его за власть, за личную выгоду. Что это тебе дало? В первый раз Дэмиен увидел, как что‑то искреннее промелькнуло в выражении лица Гийона. – Он убил моего сына, – сказал Гийон. – Ты сам убил своего сына, – ответил Дэмиен, – когда кинул его на путь Регента. * * *Опыт походов Дэмиена с находящимся в разногласии отрядом подсказывал, чего ожидать: еда теряется; оружие, предназначенное для одних, попадает к другим; все необходимое для выполнения повседневных задач в лагере – отсутствует. Он имел с этим дело на всем пути из Арля до Рейвенела. Но он не имел дела с Македоном. Первый раунд начался, когда Македон отказался принимать для своих отрядов дополнительный паек, поставленный из Фортейна. Акиэлос не избалованный. Если Виирийцы пожелают доставить себе удовольствие забрать всю эту дополнительную еду, они могут так и поступить. Прежде, чем Дэмиен открыл рот, чтобы ответить, Лорен заявил, что он также перераспределит питание среди своих собственных отрядов, чтобы не было несоответствия. На самом деле, любой от солдата до короля с обеих сторон будет получать одинаковую порцию, и порция эта будет определена Македоном. Теперь Македон сообщит им, каков будет размер порции? Второй раунд был стычкой, которая развязалась в Акиэлосском лагере. Акиэлоссец с разбитым носом, Виириец со сломанной рукой и Македон, говорящий с улыбкой на лице, что это было не более, чем дружеское состязание. Только трус боится состязаний. Он обращался к Лорену. На это Лорен ответил, что, начиная с этого момента, любой Виириец, ударивший Акиэлоссца, будет казнен. Он верит в честность Акиэлоссцев, сказал он. Только трус может ударить человека, которому не позволено ударить в ответ. Это было все равно, что наблюдать, как кабан пытается охватить необъятную небесную синь. Дэмиен помнил это ощущение, когда ты против воли подчиняешься Лорену. Лорен никогда не нуждался в использовании физической силы, чтобы заставить людей подчиниться себе, как не нуждался и в любви своих людей, чтобы добиться своего. Лорен добивался, потому что, когда люди пытались ему сопротивляться, то, изящно переигранные, понимали, что не могут. И, действительно, роптали лишь Акиэлоссцы. Люди Лорена проглотили этот союз. На самом деле, то, как они говорили о своем Принце теперь, не слишком существенно отличалось от того, как они говорили о нем раньше: холодный, как ледышка, за исключением того, что теперь он был достаточно холодным, чтобы трахнуться с убийцей своего брата. – Присяга должна проводиться по традиции, – сказал Никандрос. – Праздник на всю ночь для генералов, ритуальные игры, показные бои, и октон. Мы соберемся в Марласе. – Никандрос воткнул еще одну фигурку в песчаную карту на столе. – Сильная позиция, – говорил Македон. – Сам по себе форт неприступен. Его стены никогда не знали брешей, только были сданы. Никто не смотрел на Лорена. Но не имело значения, даже если бы они смотрели. Выражение его лица не говорило ни о чем. – Марлас – крупномасштабный оборонительный форт, такой же, как и Фортейн, – позже обратился Никандрос к Лорену. – Достаточно большой, чтобы вместить обе наши армии, там внушительные внутренние казармы. Ты увидишь его потенциал, когда мы туда доберемся. – Я был там раньше, – сказал Лорен. – Значит, ты знаком с местностью, – ответил Никандрос. – Это все упрощает. – Да, – сказал Лорен. Позже Дэмиен взял свой меч и вышел за пределы лагеря, чтобы потренироваться. Среди зарослей деревьев он нашел понравившуюся ему поляну и начал тренировку, которую повторял каждую ночь. Здесь ничто не ограничивало его мастерство. Он мог тренироваться не сдерживаясь, ударять, поворачиваться, заставлять себя двигаться быстрее. В теплом воздухе ночи его тело быстро покрылось потом. Он заставил себя работать жестче, погрузившись в нескончаемые движения, действие и реакцию, которые замыкались на теле. Он вложил все, что чувствовал, в физическое, в подражание сражению. Он не мог стряхнуть это чувство. Оно ощущалось непрекращающимся давлением. Чем ближе они подходили туда, тем сильнее оно становилось. Остановятся ли они в Марласе в соединенных комнатах, принимая Акиэлосских генералов в течение вечера, сидя на парном троне? Он хотел… он не знал, чего он хотел. Чтобы Лорен посмотрел на него в тот момент, когда Никандрос объявил, что они отправляются в то место, где шесть лет назад Дэмиен убил его брата. Дэмиен услышал шум с западной стороны. Тяжело дыша, он остановился. Весь покрытый потом, Дэмиен вновь услышал звуки: легкий приглушенный смех, затем свист и стук, насмешки и низкий стон. Он узнал опасность мгновенно: метали копья. Но смех был слишком неосторожным, слишком громким для вражеских разведчиков. Не нападение. Небольшая компания солдат, нарушающих комендантский час, выскользнувших из лагеря ночью, чтобы поохотиться или прийти на свидание в лесу. Он считал своих людей более дисциплинированными. Дэмиен тихо, осмотрительно прошел мимо нескольких темных стволов деревьев, чтобы выяснить, в чем дело. Печальный укол вины: он знал, что эти люди не ожидали появления своего Короля, который лично будет наставлять их. Его появление будет смехотворно несоразмерно с их нарушением, думал он. До тех пор, пока не добрался до поляны. Группа из пяти Акиэлосских солдат действительно покинула лагерь, чтобы потренироваться в метании. Они взяли с собой связку копий и деревянную мишень из лагеря. Копья лежали на земле рядом с ними, в легком доступе. Мишень была установлена у ствола дерева. Они по очереди метали копья от линии, прочерченной в земле. Один из них занимал свою позицию у линии, взвешивая в руке копье. Бледный, парализованный от всеобъемлющего ужаса, на деревянной мишени был распластан мальчик, привязанный за запястья и лодыжки. По его порванной, наполовину расшнурованной рубашке было ясно, что он Виириец и что он юн – восемнадцать или девятнадцать лет – его светло‑каштановые волосы спутались, а кожа была испещрена синяками, один из которых пришелся по глазу. Несколько копий уже были брошены в него. Они застряли в мишени, как булавки. Одно торчало из места между его рукой и боком. Другое – слева от его головы. Глаза мальчика остекленели, он оставался неподвижным. По числу копий – и местам их попадания – было понятно, что цель этого соревнования состояла в том, чтобы кинуть копье настолько близко к мальчику, насколько было возможно, при этом не повредив ему. Солдат отвел руку для замаха. Дэмиен мог только стоять и наблюдать, как рука солдата метнулась, выпуская копье, которое пронеслось по чистой ровной дуге, потому что не мог вмешаться, так как это могло бы повлечь за собой промах, который убил бы мальчика. Копье рассекло воздух и попало точно туда, куда было нацелено – между ног мальчика, словно застеснявшись дотронуться до плоти. Оно торчало из мишени нелепо похотливо. Раздались грубые смешки. – И кто кинет следующим? – спросил Дэмиен. Метатель копья повернулся, и его издевательское выражение лица сменилось изумлением и неверием. Все пятеро замерли и распростерлись на земле. – Встаньте, – сказал Дэмиен, – как мужчины, какими себя считаете. Дэмиен был в ярости. Поднявшиеся солдаты, вероятно, не поняли этого. Они не поняли того, как он медленно подходил к ним, каким спокойным был тон его голоса. – Расскажите мне, – сказал он, – что это вы тут делаете? – Тренируемся для октона, – ответил голос, и Дэмиен тщательно изучил всех стоящих взглядом, но так и не смог увидеть, кто говорил. Кто бы это ни был, он побледнел после того, как сказал, потому что теперь они все выглядели бледными и нервничающими. Они носили пояса с засечками, которые отмечали их, как людей Македона – одна засечка за каждую принесенную смерть. Они могли даже ожидать одобрения своих действий со стороны Македона. В их позах виднелось напряженное ожидание, как будто они были не уверены в реакции своего Короля и лелеяли надежду, что получат похвалу или будут отпущены без наказания. Дэмиен сказал: – Ничего не говорите больше. Он подошел к мальчику. Рукав его рубашки был приколот к дереву копьем. На голове кровоточила рана, которую оставило второе копье. Дэмиен увидел, как глаза мальчика потемнели от ужаса, когда он приблизился, и в венах Дэмиена закипел гнев. Дэмиен обхватил копье между ног мальчика рукой и вытащил его. Затем он вытащил копье у его головы и то, которое прикололо рукав рубашки. Дэмиену пришлось достать свой меч, чтобы перерезать веревки, и на звук вытаскиваемой стали дыхание мальчика стало частым и сбившимся. Мальчик был сильно избит и не смог устоять на собственных ногах, когда веревки были перерезаны. Дэмиен опустил его на землю. С ним было сделано нечто большее, чем просто тренировка в метании копий по мишени. Большее, чем просто избиение. Они надели железный браслет на его левое запястье, похожий на золотой браслет вокруг его собственного запястья – на золотой браслет вокруг запястья Лорена. Ощущая подступающую тошноту, Дэмиен точно знал, что было сделано с этим мальчиком и почему. Юноша не говорил на Акиэлосском. Он не имел представления, что происходит, и в безопасности ли он. Дэмиен начал говорить с ним на Виирийском – медленные, успокаивающие слова, и через мгновение остекленевшие глаза мальчика сфокусировались на нем, и в них промелькнуло что‑то, похожее на понимание. Юноша сказал: – Скажите Принцу, что я не дрался в ответ. Дэмиен повернулся и ровным голосом обратился к одному из солдат: – Приведи Македона. Сейчас же. Солдат пошел. Четверо остальных стояли на месте, пока Дэмиен, опустившись на одно колено, снова обратился к мальчику. Мягким, низким голосом Дэмиен продолжал разговаривать с ним. Солдаты не смотрели, потому что они были слишком низкого ранга, чтобы смотреть в лицо королю. Они отвели взгляды. Македон пришел не один. Две дюжины солдат пришли вместе с ним. Затем пришел Никандрос с еще двумя дюжинами своих людей. Затем появились факелоносцы, окрашивая сумеречную поляну оранжевыми отблесками пляшущего пламени. Мрачное выражение лица Никандроса говорило о том, что он был здесь, потому что Македону и его людям, возможно, понадобится противовес. Дэмиен сказал: – Твои солдаты нарушили мир. – Они будут казнены. – Македон сказал это после того, как бросил заинтересованный взгляд на избитого Виирийского мальчика. – Они обесчестили пояс. Это было искренне. Македону не нравились Виирийцы. Как не нравились ему и его люди, позорящие себя на глазах у Вииирийцев. Македон не желал чуять ни дуновения Виирийского морального превосходства. Дэмиен видел это в нем, как видел и то, что Македон винил Виирийцев за нападение, за поведение своих людей, за то, что он был призван к ответу перед своим Королем. Рыжий отсвет пламени был безжалостен. Двое из пяти солдат сопротивлялись, и их забрали с поляны в бессознательном состоянии. Остальные были связаны вместе кусками жесткой плетеной веревки, которая до этого связывала мальчика. – Доставьте мальчика в наш лагерь, – обратился Дэмиен к Никандросу, потому что он точно знал, что случится, если Акиэлосские солдаты принесут истекающего кровью, избитого мальчика обратно Виирийцам. – Пошли за Паскалем, Виирийским врачом. Потом сообщи Принцу о том, что здесь произошло. – Последовал резкий кивок повиновения. Никандрос ушел, забрав мальчика и несколько факелоносцев. Дэмиен сказал: – Остальные свободны. Не ты. Свет удалялся, и звуки затихали, исчезая среди деревьев, пока он не остался наедине с Македоном в ночной прохладе поляны. – Македон с севера, – сказал Дэмиен. – Ты был другом моему отцу. Ты сражался с ним почти двадцать лет. Это много для меня значит. Я уважаю твою преданность ему, как уважаю и твою силу, и нуждаюсь в твоих людях. Но если твои солдаты снова причинят вред Виирийцам, ты столкнешься со мной, и между нами будет острие меча. – Повелитель, – сказал Македон, склоняя голову, чтобы спрятать глаза. – Ты ходишь по тонкому льду с Македоном, – сказал Никадрос на пути назад в лагерь. – Он ходит по тонкому льду со мной, – ответил Дэмиен. – Он традиционалист и поддерживает тебя, как истинного Короля, но не надо толкать его дальше. – Не я тот, кто толкает. Дэмиен не пошел в свой шатер. Вместо этого он направился к той палатке в их лагере, где ухаживали за Виирийским мальчиком. Там он тоже отпустил солдат и ждал снаружи, пока выйдет врач. В ночи лагерь был тихим и темным, но эта палатка выделялась факелами, горящими снаружи, и Дэмиен мог видеть огни Виирийского лагеря на западе. Он осознал странность своего собственного присутствия – король, ждущий у входа, как гончая ждет своего хозяина – но он быстро шагнул вперед, когда Паскаль вышел из палатки. – Ваше Величество, – изумленно сказал Паскаль. – Как он? – спросил Дэмиен в повисшей тишине, смотря на Паскаля в свете факелов. – Кровоподтеки, сломано ребро, – ответил Паскаль. – Шок. – Нет, я имел в виду… Он осекся. Спустя долгую паузу, Паскаль медленно сказал: – С ним все в порядке. Рана от ножа была чистой. Он потерял много крови, но нет необратимых повреждений. Он быстро зажил. – Спасибо, – ответил Дэмиен. Он продолжил: – Я не ожидал… – Дэмиен остановился. – Я знаю, что я предал твое доверие и соврал тебе о том, кто я. Я не ожидал, что ты простишь меня за это. Дэмиен чувствовал неуместность своих слов, неловко повисших в воздухе между ними. Он чувствовал себя странно, дыхание стало неглубоким. Он спросил: – Он сможет завтра ехать верхом? – Ты имеешь в виду, в Марлас? – спросил Паскаль. Последовала пауза. – Мы все делаем то, что должны, – сказал Паскаль. Дэмиен ничего не ответил. Через мгновение Паскаль продолжил: – Тебе тоже нужно подготовиться. Только в сердце Акиэлоса ты будешь в состоянии противостоять планам Регента. Прохладный ночной ветерок коснулся кожи Дэмиена. – Гийон заявил, что не знает о планах Регента в Акиэлосе. Паскаль пристально посмотрел на него своими карими глазами. – Каждый Виириец знает, что Регент собирается делать в Акиэлосе. – Что? – Править, – ответил Паскаль. |