Книга 2 Гас Переводчик Ирина Анатольевна Редактор Юлия Бубенко Русификация обложек Изабелла Мацевич
Скачать 2.44 Mb.
|
Четверг, 19 октября (Гас)Телефон начинает звонить. Номер незнакомый, так же как и код. В любое другое время я бы не стал отвечать, но сегодня мне скучно. — Алло. — Алло? — раздается в трубке смущенный женский голос. — Алло? — отвечаю я ей. У меня такое чувство, что она набрала неправильный номер, но мне не хочется быть грубым. — Густов? — Да. — Густов, это Клер. — Она долго молчит, а потом продолжает, — Как у тебя дела? — Смущение даже и близко не описывает то, как звучит ее голос. Клер? Мне понадобилось несколько секунд, что понять кто это. Клер из европейского турне. — О, привет Клер. Все нормально. А у тебя? Я не слышал ничего о ней с того самого времени. Любопытно, зачем она звонит. — Хорошо. Лучше, — робко отвечает она и вздыхает. — В моей жизни многое произошло с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Я работала над собой. Приводила себя в порядок. Она снова замолкает, и я чувствую необходимость что-нибудь сказать, потому что у нее явные проблемы с выражением мыслей. Несмотря на то, что мне никогда особенно не нравилась Клер, я не могу отказать ей, когда она определенно пытается что-то донести до меня. — Это хорошо. Я слышу, как она облегченно выдыхает. — Мне так жаль Густов. Прости за то, что вовлекла тебя в свои проблемы прошлой весной. — В этом не было твоей вины, Клер. Я сам сделал свой выбор. У меня у самого были серьезные проблемы. — Я звоню, чтобы спросить, не поужинаешь ли ты со мной сегодня? Я навещала тетю в Сан-Диего и завтра утром уезжаю. Мне бы хотелось увидеть тебя и извиниться. Это не похоже на Клер, которую я знал. Она разговаривает со мной как нормальный человек. Ее голос звучит ранимо и... мило. Я не могу ему противиться. — Хорошо. Мне за тобой заехать? — Нет, я сама заеду за тобой. Это часть моего извинения. — Она смеется, и я замечаю, что ее смех больше не похож на раздражающий нервный смешок, который я помню. Он звучит мягче, как тихое, расслабленное хихиканье. — Так точно, мэм. — Даю ей свой адрес, и мы договариваемся на семь часов. * * * Я натягиваю футболку с изображением "Catfish and the Bottlemen"8, когда кто-то стучит в дверь моей спальни. — Гас, ты здесь? Открываю дверь и вижу Пакса, на лице которого застыло выражение трепета вперемешку со страхом. — Что случилось, amigo9? Он показывает указательным пальцем через плечо и шепчет: — К тебе пришла девушка. — Она рано, — переведя взгляд на часы, говорю я. Еще только шесть сорок пять. Трепет на лице Пакса одерживает победу над страхом. — У тебя свидание? — Не, не свидание. Просто... — по какой-то причине я спотыкаюсь на следующем слове. Наверное, потому что не знаю кто для меня Клер. — Просто друг. Я ее давно не видел. Мы просто поужинаем и все. Он медленно качает головой. — Она такая сексуальная, Гас. На пятнадцать баллов по десятибалльной шкале. Я смеюсь, потому что еще несколько недель назад, он бы ни за что не сказал ничего подобного. — Она красотка, правда? Я бы тебя с ней познакомил, если бы ты был постарше, — подмигиваю я ему. — Мне восемнадцать через пару недель, — пытается убедить он меня. — Чувак, ты не сможешь совладать с этой самкой. Лучше сконцентрируйся на Мейсон. Пакс улыбается и краснеет при упоминании имени девушки, в которую он влюблен. Я надеваю носки, "Вэнсы" и направляюсь в гостиную с Паксом, который неотступно следует за мной. Клер стоит рядом со стеклянной раздвижной дверью и смотрит на океан. Около минуты я просто молчу, давая ей возможность насладиться видом. Забыться в красоте и спокойствии — это дар. Если бы я не знал, что это Клер, то не поверил бы. Она округлилась, стала мягче, а вызывающую одежду сменили джинсы и простая белая футболка. Ее темные блестящие волосы подстрижены и едва достают до плеч. Я прокашливаюсь, чтобы привлечь ее внимание. — Как дела, Клер? Она поворачивается на мой голос. Ее лицо выглядит гораздо моложе и счастливее, чем несколько месяцев назад. У нее чистая, сияющая кожа. Она посвежела, как будто все плохое и негативное ушло вместе с тяжелым макияжем и соблазнительной одеждой, раскрывая нового человека, который прятался под всем этим. — Привет, Густов. — Густов? Люди и правда тебя так зовут? Я думал, что Скаут — единственная кто называет тебя так, — говорит Пакс, все еще следуя за мной, как тень. — Это мое имя, Пакс. — смеясь, отвечаю я. — Знаю. Просто я думал, что все зовут тебя Гас, — смущенно произносит он. — Большинство, да. А еще я отзываюсь на кретина, это имя тоже популярно. Я откликаюсь на все. Спроси Франко. Клер улыбается. — Это правда. Как дела у Франко? — Отлично. Сейчас, пока мы дома, восстанавливает старый мотоцикл. Это занимает все его время. Франко помешан на байках, и я рад, что он делает то, что любит. — Это хорошо. — Клер осматривает комнату и улыбается. — У твоей мамы красивый дом. А вид из окна и вовсе нереальный. — Да, он удивительный. Нам повезло. Она согласно кивает. — Пакс, хочешь пойти с нами? Он молча качает головой. Я вижу, что ему хочется выглядеть незаинтересованным, но его внешний вид говорит совсем о другом. Он выглядит так, как будто собирается упасть в обморок. — Ладно, солдат. Охраняй крепость, пока меня нет. Пока мы с Клер решаем куда пойти, Нетерпюха проходит в гостиную и направляется к входной двери. Она одета как на пробежку, что довольно странно, потому что обычно она бегает по утрам. Она ни произносит ни слова. Пакс окликает ее уже у двери. — Скаут, куда ты идешь? Я думал, что мы собираемся ужинать? Ты приготовила лазанью. Она оглядывается, ее взгляд останавливается на Клер, на мне и только потом на Пакстоне. — Я не голодна. Но ты можешь поесть. Нетерпюха бледна, розовые губы плотно сжаты, а в глазах застыла боль. Ее голос полон грусти. Как будто ее мир рушится, а она ничего не может с этим поделать. Как будто она отчаянно хочет, чтобы ее жизнь текла по одному пути, но вместо этого она идет по-другому. Я не понаслышке знаю о такой грусти. Я моргаю, а когда открываю глаза, Нетерпюхи уже и след простыл. * * * В итоге мы с Клер решаем пойти в маленький индийский ресторанчик в паре кварталов от дома Ма. Мы идем и болтаем о пустяках, пока не заходим внутрь и не усаживаемся за крошечный столик на двоих. Тогда все и начинается. — Прости, Густов. Мне очень, очень жаль. Я была в таком дерьме. Я очень долго была в полном дерьме. — Клер улыбается, как будто пытается извиниться. Я вижу, что она говорит искренне. Некоторые вещи нельзя подделать. — Несколько недель назад я вышла из реабилитационного центра. — Как долго ты там пробыла? — спрашиваю я. Ей это было нужно. Изменения, которые произошли в ней, просто удивительны. — Шесть месяцев. Я отправилась туда, как только вернулась в Штаты. Этого потребовал мой работодатель. Но я и сама знала, что мне это нужно. Было нужно еще много лет назад, но я не могла посмотреть правде в глаза. Я вела себя безрассудно. Иногда наказывать себя легче, чем встретиться лицом к лицу с демонами. Ты меня понимаешь? Понимаю. — Я понимаю тебя, сестра, — киваю я. — Я знаю, что так оно и есть и хочу сказать, что мне очень жаль о твоей потере. C нашей первой встречи я поняла, что тебе больно. Больно, как и мне. Думаю, поэтому я так тянулась к тебе. Мне нужно было, чтобы моя боль была созвучна с чьей-то еще. Мне казалось, что я нашла партнера. Того, кто понимает меня, хотя я и знала, что не нравлюсь тебе. Я киваю. Я понимаю. Наркоманы не выбирают трагедии. Трагедии выбирают их. А наркомания — это уже последствия. — Как я уже сказал, я понимаю тебя и ни в чем не обвиняю, Клер. Я с радостью принимал все, что ты предлагала, хотя мог отказаться. Мне следовало отказаться. Но я этого не сделал. — Глубоко вздохнув, я продолжаю: — Мы использовали друг друга. Это заполняло пустоту в наших сердцах. Мне жаль, что так случилось. Никто не заслуживает быть использованным. Ее светлые глаза наполняются слезами. — Спасибо. Спасибо за то, что не ненавидишь меня. Мне было так страшно звонить тебе. Страшно встречаться с тобой лицом к лицу. Я до сих пор прохожу терапию. И, наверное, это будет продолжаться еще долго. У меня есть серьезные проблемы, над которыми я работаю. Я извинилась перед каждым, кому причинила боль моя зависимость; ты последний человек, которому я задолжала. Так что, повторю еще раз: "Прости меня, Густов" Я подаю ей свою салфетку и она, улыбаясь, берет ее и промокает глаза. — Извинения приняты. Ты тоже прости меня. Я знал, что тебе приходится иметь дело с чем-то серьезным и не попытался помочь, потому что был эгоистом, погрязшем в собственном дерьме. Она снова вытирает глаза и улыбается. — Теперь со мной все в порядке. Я чиста. Уже шесть месяцев. Этого не было с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Сейчас я пытаюсь бороться с пищевым расстройством и это намного сложнее, чем я думала. Мне больше не нужен кокс, чтобы жить, но нужна еда. Это ежедневная битва, но пока я ее выигрываю. Сегодня я здорова и хочу, чтобы так все и оставалось. Хотя у меня до сих пор не получается бросить курить, — смеясь говорит она. — Но однажды я это сделаю. Я согласно мычу. — Сигареты — это зло. Я тоже не могу отказаться от них. — Дважды спрашиваю себя, стоит ли это делать, но потом все же интересуюсь у нее: — Так что с тобой случилось? — Что ты имеешь в виду? — недоуменно спрашивает она. — Что случилось, когда тебе было восемнадцать? Мне кажется, что она привела меня сюда не только для того, чтобы извиниться. Кажется, что она хочет рассказать о чем-то еще, что-то объяснить. А я фантастический слушатель. Клер опускает глаза в тарелку. — Меня изнасиловали. От ее слов меня начинает тошнить. Так было всегда. Мысль о том, что кто-то принуждает себя или другого человека к чему-то без согласия, вызывает у меня отвращение. Дождавшись, когда она поднимет на меня взгляд, я говорю: — Это была не твоя ошибка. Мне очень жаль. — Боже, мне так ее жаль. Уголки ее губ слегка приподнимаются. — Теперь я это знаю. Годами я винила себя, но теперь знаю, что в этом не было моей вины. — Не было, — заверяю я ее. Нет такой ситуации, в которой изнасилование было бы виной жертвы. Это просто невозможно. Она согласно кивает головой. — А ты... как у тебя дела? Лучше? Я не хочу спрашивать стало ли тебе легче, потому что не могу представить себе, что это возможно, если теряешь того, кого любишь. Но ты уже лучше справляешься с этим? — Она была моей жизнью. Моим лучшим другом. Она была всем для меня, понимаешь? — В горле неожиданно появляется ком, и я отчаянно пытаюсь сглотнуть его. — Франко рассказал мне о ней. Я спросила в последний день тура. — Понятно. Я не знаю. Иногда я просто живу и делаю то, что должен. Функционирую. А иногда на меня находит и мне становится больно, становится тяжело. Не знаю, имеет ли это смысл? Иногда я в порядке, а иногда нет. — Ты говоришь с кем-нибудь об этом? — мягко спрашивает она. Я знаю, куда она ведет. Она собирается предложить терапию. — Я говорю с тобой. Это ведь считается? — с улыбкой говорю я, пытаясь с юмором увести ее от этого разговора. Но она не ведется на мои попытки. — Да, но я имею в виду тех людей в твоей жизни, которых ты видишь чаше одного раза в полгода. Я перевожу взгляд на изображение падающей Пизанской башни за ее спиной. — Мне больно говорить о ней. Я итак страдаю, и не хочу усугублять этого. Поэтому, нет, не говорю — Вначале это и правда причиняет боль. Огромную боль. Но что, если однажды ты излечишься? Что, если однажды ты будешь с радостью говорить о ней? Думать о ней? Разве это того не стоит? — Буду откровенен, это кажется далекой и нереальной мечтой. Не думаю, что это возможно. Она улыбается. — Но это возможно. И однажды так и произойдет. Несмотря на все, через что мы прошли, несмотря на то, как мы использовали друг друга, я знаю, что твое сердце не каменное. Ты хороший, Густов. — Я стараюсь, чувиха. Она улыбается еще шире. — Стараешься, чувак. * * * Съев одно тирамису на двоих, мы направляемся к Ма. По дороге курим одну сигарету на двоих и говорим друг другу, что нужно бросить. Когда мы подходим к ее машине, которую она оставила на подъездной дорожке, на часах уже больше девяти. Я приглашаю ее зайти, но она говорит, что ей нужно вернуться к тете и отдохнуть, потому что самолет улетает в шесть часов утра. Клер смотрит на меня с облегчением. — Спасибо за то, что согласился встретиться и простил меня. Думаю, мне это было нужно, чтобы избавиться от вины, которая ассоциировалась у меня с тобой. Теперь я чувствую себя легче. Мне помогло твое доброе сердце. Спасибо, Густов. — Я рад, что ты позвонила. Мы отлично провели время. Спасибо, что простила меня за то, что я вел себя как придурок, — с улыбкой говорю я. Она смеется. — Я горжусь тобой, Клер. Ты стала другим человеком. Так и держись. — Буду. У меня нет другого выбора, — подмигнув мне, она продолжает. — От этого зависит моя новая, замечательная жизнь. — Иди сюда, — говорю я, протягивая к ней руки. Клер делает шаг вперед и попадает в мои объятия. На секунду это кажется таким знакомым. Не в сексуальном плане, нет, я просто помню ее тело. Она крепко обнимает меня и все, что я чувствую — это комфорт и дружеское расположение. — Если тебе нужно выговориться, то я всегда рада тебе помочь, Густов. За последние несколько месяцев я научилась быть хорошим слушателем. Я с улыбкой отпускаю ее. — Заметано, леди. Удачного полета и звони. Я хочу знать бросишь ли ты когда-нибудь курить. Если да, то откроешь мне волшебный секрет. — Думаю секрет в том, чтобы сильно захотеть и поработать над этим. Я пока не готова. Ты, наверное, сделаешь это скорее. — Нам нужно поспорить. Пятьдесят баксов тому, кто бросит первым. — Ставка принята. Удачи! — Удачи. Дождавшись, когда ее машина скроется из виду, я захожу в дом. Мне стало немного легче, чем несколько часов назад. Физически я не хотел Клер, хотя она и стала красивее, чем несколько месяцев назад, когда мы с ней трахались. Меня привлекла ее энергетика. Она положительно сказалась на мне. Я отгородился от большинства людей. Может, она и права. Может, я делаю все только хуже? |