Ирвинг Гофман. Представление себя другим в повседневной жизни” и социологическая традиция. Ирвинг Гофман. Представление себя другим в повседневной жизни” и. Книга ирвинга гофмана "представление себя другим в повседневной жизни"
Скачать 1.6 Mb.
|
Вопрос: “Назовите мне номер товарного артикула” — это в действительности вопрос о цене данного товара. Ожидаемый ответ зашифрован. Этот шифр повсеместно применяется в Соединенных Штатах и передает нужную информацию простым удвоением стоимости товара, причем продавец знает, какой процент прибыли надо прибавить к полученной цифре15. Словечко verlier используют как команду..., означающую “исчезни!” Она применяется, когда один продавец хочет дать знать другому, что его присутствие мешает продаже16. В полузаконных и испытывающих большие трудности периферийных областях нашей коммерческой жизни совсем не редкость обнаружить такое использование членами одной команды явно выученного специального словаря, с помощью которого можно передавать информацию решающего значения для успеха спектакля. В респектабельных кругах шифры такого рода скорее всего не столь распространены17. Однако можно предположить, что участники команды неформально и часто бессознательно всюду используют усвоенный язык жестов и взглядов для передачи нужных сценических намеков по предварительному сговору. Иногда эти неформальные намеки или “тайные знаки” начинают какую-то новую фазу в исполнении. Так, “в компании”, тонкими оттенками в тоне голоса или переменой позы муж способен дать понять своей жене, что им обоим определенно пора прощаться. Супружеская команда может поддерживать видимость единства действий, которое кажется стихийным, но на деле часто предполагает строгую дисциплину. Порой используются сигналы, которыми один исполнитель в состоянии предупредить другого, что тот начинает действовать невпопад. Толчок ногой под столом или прищуривание глаз стали комическими при- 15 Miller Ch. Furniture lingo// American Speech. Vol.6. P. 128 16 Ibid. P. 126 17 Конечно, в респектабельных учреждениях найдутся и исключения, особенно в области отношений “босс—секретарь”. К примеру, справочник по этикету рекомендует: “Если вы делите один кабинет с вашей секретаршей, вам придется условиться с нею о сигнале, означающем, что ей надо выйти, чтобы вы поговорили с посетителем наедине. Вопрос: "Не оставите ли вы нас на время одних, мисс Смит?" — смутит хоть кого. Во всех отношениях удобнее, если вы передадите то же пожелание заранее подготовленной условной фразой, что-то вроде: "Посмотрите, пожалуйста, можно ли уладить это дело с отделом торговли, мисс Смит?"” (Esquire Etiquette Philadelphia: Lippincott, 1953 P. 24). мерами таких сигналов. Аккомпаниатор на фортепьяно предлагает незаметный для посторонних способ возвращения в нужную тональность фальшивящих певцов на публичном концерте: Он [аккомпаниатор] делает это играя на полтона выше, так что его интонация начнет сверлить певцу уши, перекрывая или скорее прорезая его голос. Возможно, одна из нот в фортепьянном аккорде будет той самой нотой, которую должен был петь певец, и потому аккомпаниатор делает ее доминантной. Если эта верная фактическая нота не прописана в партии фортепьяно, ему следует добавить ее в скрипичном ключе, где она будет звучать громко и ясно для слуха певца. Если последний поет на четверть тона выше или на четверть тона ниже, то ему надо будет очень постараться, чтобы продолжать петь не в тон, особенно когда аккомпаниатор сопровождает вокальную партию в течение целой музыкальной фразы. Однажды заметив сигнал опасности, аккомпаниатор и дальше будет настороже, время от времени озвучивая вспомогательную певческую ноту18. Джеральд Мур продолжает рассказывать о чем-то таком, что применимо ко многим видам исполнений: Чуткому певцу достаточно тончайших намеков от партнера. В действительности они могут быть настолько тонки, что даже сам певец, извлекая из них пользу, не будет воспринимать их вполне осознанно. Менее чуткому певцу понадобятся более выразительные и потому более заметные сигналы19. Еще один пример возьмем из советов X. Э. Дейла относительно того, как государственным служащим можно намекать своему министру во время совещания, что он выбрал сомнительный путь: В ходе обмена мнениями вполне возможно появление новых и непредвиденных точек зрения. Если государственный служащий увидит на заседании правительственной комиссии, что его министр берет курс, который сам подчиненный считает ошибочным, он не станет высказываться так категорично, а предпочтет либо наспех набросать министру записку, либо деликатно выдвинуть на первый план какой-то факт или положение, изображая это лишь незначительным видоизменением точки зрения самого министра. Опытный министр сразу увидит красный свет и плавно даст задний ход или, по меньшей мере, отложит обсуждение. Отсюда ясно, что смешанное участие министров и ря- 18 MooreG. The unashamed accompanist. L : Methuen, 1943 19 Moore G. Op. cit. довых государственных служащих в заседаниях какой-нибудь комиссии требует иногда известной тактичности и быстроты соображения от обеих участвующих сторон20. Очень часто неформальные сценические реплики предупреждают участников команды, что в зоне их присутствия внезапно появилась посторонняя публика. Так, в Шетланд-отеле, когда постоялец достаточно приближался, чтобы незваным гостем вступить на территорию кухни, первый кто его замечал обычно с особой интонацией либо окликал по имени кого-нибудь другого из присутствующего персонала, либо употреблял собирательный клич, типа “братцы!”, если в этот момент на кухне было несколько своих людей. По этому сигналу мужчины снимали кепи с головы, ноги со стульев, женщины приводили свои конечности в более пристойное положение и все присутствующие вымученно готовились к вынужденному представлению. Хорошо известен предупредительный номер, которому учат официально, — это визуальный сигнал, используемый в радиовещательных студиях. Их работники читают его буквально или символически: “Вы в эфире!”. Об одном таком же ясном сигнале сообщает сэр Фредерик Понсонби: Королева [Виктория] часто засыпала во время этих беспокойных поездок, и чтобы ее в таком виде не увидела толпа в каком-нибудь селении, я, завидев впереди большую толпу, обычно пришпоривал свою лошадь, заставляя удивленное животное подскочить и так или иначе нашуметь. Принцесса Беатриса знала, что это всегда означало толпу, и если королева не просыпалась от моего шума, принцесса будила ее сама21. Многим, конечно, случалось стоять на стреме, оберегая такое же временное расслабление многих других категорий исполнителей, как показывает пример из исследования Катрин Арчибальд о работе на корабельной верфи: Временами, когда работа особенно затихала, я сама стояла на страже при дверях инструментального сарайчика, готовая преду предить о приближении надзирателя или какой-нибудь шишки из дирекции, пока девять или десять мелких начальников и рабо чих изо дня в день играли в покер со страстным увлечением22. 20 Dale H.E. The higher civil service of (Great Britan. Oxford: Oxford Univcrsiny Press, 1941 P. 141 21 Ponsonby F. Recollections of three reigns Eyre& Spottiswoode, 1951 22 Archibald K. Wartime shipyard. Berkeley, Los Angeles University of California Press, 1941 P. 194 Коммуникации с выходом из представляемого характера 225 Поэтому в жизни не редки типичные сценические сигналы, говорящие исполнителям, что опасность миновала и наконец возможно ослабление представительского фронта. Другие предупредительные сигналы говорят исполнителям, что хотя все кажется в порядке, дабы позволить себе отпустить тормоза, но в действительности среди своих присутствуют люди из публики, делая неразумным такое поведение. В преступном мире предупреждения типа, что мол “легавые” уши подслушивают или “легавые” глаза подглядывают так важны, что имеют специальные наименования, означающие подачу определенных знаков. Такие знаки, разумеется, могут сообщать и непреступной команде, что некий невинно выглядящий член аудитории на самом деле сыщик, или соглядатай от других фирм, или человек, который в каких-то других отношениях больше или меньше того, чем он кажется. Для любой команды — даже для семьи, к примеру — было бы трудно управлять впечатлениями, какие она создает, без такого набора предупреждающих сигналов. Вот что говорится об этом в воспоминаниях о совместной жизни матери и дочери в одной комнате в Лондоне: По дороге я стала тревожиться об удаче нашего обеда, раздумывая, как моя мать примет Скотти [коллегу-маникюршу, которую мемуаристка в первый раз ведет к себе домой] и что Скотти подумает о моей матери, и потому как только мы вступили на лестницу, я начала говорить громким голосом, чтобы предупредить мать, что я не одна. По сути это был настоящий сигнал, условленный между нами, ибо когда два человека живут в единственной комнате, не стоит и говорить о том, какой беспорядок мог открыться глазам неожиданного гостя. Почти всегда какая-нибудь кастрюля или грязная тарелка торчала там, где ее не должно было быть, либо чулки или юбка сушились над печкой. Мать, предупрежденная повышено громким голосом своей неугомонной дочери, металась во все стороны как цирковой жонглер, пряча то сковородку, то тарелку, то чулки, а потом превращалась в какую-то статую замороженного достоинства, очень спокойную, полностью готовую к приему посетителя. Если она убирала вещи в слишком большой спешке и забывала что-то очень заметное, я могла видеть, как ее неусыпный взор бдительно следит за неприбранным предметом и ждет, чтобы я поправила дело, не привлекая внимания посетительницы23. 23 Henrey R. (Mrs). Madeleine grown up. N. Y.: Dutt, 1953 P. 46—47 Коммуникации с выходом из представляемого характера 227 К этому можно добавить, что чем бессознательнее выучиваются и используются такого рода сигналы, тем легче будет участникам команды скрывать даже от самих себя, что они фактически действуют именно как команда. Ранее упоминалось, что даже по отношению к собственным членам, команда может быть секретным обществом. В связи с идеей сценических реплик-намеков можно предположить, что команды разрабатывают и способы передачи расширенных вербальных посланий друг другу таким образом, чтобы защитить проецируемое на других впечатление, могущее быть подорванным в случае, если бы аудитория вдруг поняла, что у нее на глазах происходит передача подобной информации. Это можно пояснить еще одним примером из практики британской государственной службы: Совершенно другое дело, когда госслужащего посылают наблюдать за прохождением законопроекта через парламент, или участвовать в дебатах в любой из палат. Он не имеет права говорить от собственного лица — он может лишь снабжать министра материалами и предложениями и надеяться, что тот хорошо их использует. Вряд ли нужно подробно расписывать, как министра заранее тщательно “осведомляют” перед каждой положенной ему речью, например, на втором и третьем чтениях важного законопроекта или на представлении годовых смет данного министерства: для таких случаев министра снабжают обстоятельными записками по каждому имеющему вероятность возникнуть вопросу, даже приличествующими официальному обиходу анекдотами и шутками “для легкой разрядки”. Сам министр, его личный секретарь и непременный секретарь министерства тратят, вероятно, массу времени и труда, отбирая из этих записок наиболее выигрышные пункты, располагая их в наилучшем порядке и придумывая впечатляющее, ударное заключение. Все это не очень волнительно и для министра и для его подчиненных чиновников, так как делается в спокойной обстановке и с достаточным запасом времени. Ключевой момент настает при заключительном выступлении в конце дебатов. Там министр должен в основном полагаться на самого себя. Правда, государственные служащие, сидя с терпеливым вниманием в маленькой галерее справа от спикера палаты общин или при входе в палату лордов, успевают записать неточности и искажения фактов, ложные выводы, свидетельства недопонимания правительственных предложений и тому подобные слабости в доводах ораторов оппозиции, но трудность часто в том, как доставить эти боеприпасы на линию огня. Время от времени личный парламентский секретарь министра будет вынужден вставать со своего места, расположенного сразу за креслом шефа, осторожно пробираться к служебной галерее и шепотом переговариваться с присутствующими государственными служащими; иногда министру передадут записку; очень редко он сам появится на минутку среди своих и задаст какой-нибудь вопрос. Все эти маленькие междусобойные переговоры-коммуникации вынужденно проходят на глазах у палаты, а ни один министр не хочет выглядеть как актер, который не знает своей роли и требует подсказок24. Деловой этикет, вероятно больше интересующийся стратегическими, чем моральными секретами, предлагает такие наставления: ...Храните в секрете цель вашего телефонного разговора, если его может слышать посторонний. Если вы получаете сообщение по телефону от кого-то со стороны и хотите быть уверены, что поняли его правильно, не повторяйте, как это делается обычно, сути сообщения сами, но вместо этого попросите собеседника повторить сказанное и попросите так, чтобы ваш тон не оповестил всех присутствующих о возможно личном характере сообщения. ...Прячьте ваши бумаги до прихода чужого посетителя, или заведите привычку держать их в папках или под чистым листом бумаги. ...Если вам надо переговорить с кем-то в вашей организации, когда с ним рядом находится посторонний, или любой человек, не имеющий отношения к вашему сообщению, сделайте это так, чтобы это третье лицо не получило никакой важной информации. Скажем, можно воспользоваться внутренним телефоном, а не селектором, или изложить ваше сообщение в записке для передачи из рук в руки, вместо публичного проговаривания своей информации25. Об ожидаемом посетителе должно быть доложено незамедлительно. Если вы в это время уединились с другим лицом, ваша секретарша может прервать разговор, сказав нечто вроде: “Назначенный на 3 часа в приемной. Я подумала, что может быть это важно”. (Она не упоминает имени посетителя в присутствии постороннего. Если вы не в состоянии вспомнить, кто этот назначенный на 3 часа, она пишет фамилию на клочке бумаги и вручает его вам, или использует ваш личный телефон вместо системы громкой связи.)26. 24 Dale Н. Е. Op. cit. Р. 148—149 25 Многоточия принадлежат авторам. Esquire Etiquette. Op. cit. P. 7 26 Ibid P. 22—23 Сценические намеки и сигналы обсуждались в этой главе как один из главных типов командного сговора. Другой тип включает в себя коммуникации, которые работают в основном на то, чтобы довести до исполнителя истину, что в действительности он не придерживается рабочего соглашения, что разыгрываемый им спектакль — это только спектакль и не больше. Тем самым исполнитель по меньшей мере обеспечивает себе личную защиту от притязаний своей аудитории. Такой тип деятельности можно хлестко назвать ироническим сговором. Как правило, в нем есть тайное пренебрежение к аудитории, хотя порой при этом могут передаваться такие понятия об аудитории, которые своей неумеренной лестью выпадают из рамок рабочего соглашения. В этом случае перед нами некий тоже скрытый, но осуществляемый на глазах у публики аналог тех закулисных насмешек, которые были описаны в разделе “Обсуждение отсутствующих” данной главы. Возможно, наиболее часто встречается иронический сговор исполнителя с самим собой. Примеры этого дают нам школьники, когда скрещивают пальцы, проговаривая ложь, или высовывают языки, когда учительница на мгновение отворачивается и не может видеть школярских выходок. Подобно этому, и наемные работники часто строят гримасы боссу, или жестами шлют ему молчаливые проклятья, исполняя эти сценки презрения или скрытой непокорности при таком взаимном положении, когда те, кому они направлены, не могут их видеть. Вероятно, наискромнейшую форму иронического самосговора можно усмотреть в практике “рисования чертиков” или “бегства” в разные воображаемые приятные места при одновременном поддержании какой-то видимости добросовестного исполнения роли слушателя. Иронический сговор возникает также между участниками команды, когда они представляют другим свое исполнение. Так, хотя секретный код незаметных посторонним словесных оскорблений, вероятно, может быть выработан только в среде самых ревностных приверженцев коммерческой жизни, не найдется ни одного настолько респектабельного торгового заведения, продавцы которого не позволяют себе даже обмениваться многозначительными взглядами в присутствии нежелательного клиента Коммуникации с выходом из представляемого характера 229 или желанного клиента, но ведущего себя неподобающим образом. Столь же трудно мужу и жене, или двум близким друзьям провести праздничный вечер во взаимодействии с кем-то третьим без того, чтобы в какой-то момент не обменяться взглядами, тайно противоречащими установке, которую они формально поддерживают по отношению к этому третьему лицу. Наиболее ядовитая форма такой агрессии против аудитории наблюдается в ситуациях, где исполнитель вынужден принимать линию поведения, глубоко противную его внутреннему чувству. Пример можно взять из рассказа о защитных действиях, применявшихся военнопленными в китайских лагерях идеологического перевоспитания: Следует указать, однако, что пленники находили многочисленные способы повиноваться лишь букве, но не духу китайских требований. Например, во время сеансов публичной самокритики они часто подчеркнуто повторяли ругательные слова о своих высказываниях, делая весь ритуал покаяния смешным: “Я сожалею, что назвал товарища Вана нехороший су-кин-сын”. Другим любимым приемом было обещание никогда в будущем “не попадаться” в совершении данного преступления. Подобные приемы проходили успешно, потому что даже те китайцы, которые знали английский, недостаточно владели его идиомами и сленгом, чтобы уловить тонкую насмешку27. Сходная форма коммуникации, сопровождающаяся выходом исполнителя за рамки представляемого им характера, возникает там, где один из членов команды исполняет свою партию со специальной и тайной целью увеселения своих соратников по команде. К примеру, он может погрузиться в это исполнение с напускным энтузиазмом, одновременно преувеличенным и строго дозированным, но столь близким ожиданиям аудитории, что ее люди не совсем сознают, или не полностью уверены, что над ними подсмеиваются. Так, джазовые музыканты, вынужденные играть “сентиментальную дребедень”, иногда начинают исполнять ее еще более слезливо чем нужно, и это легкое преувеличение служить средством, которым музыканты способны передать друг другу свое снисходительное презрение к вкусам публики и свою верность более высокому 27 Schein Е. Н. The Chinese indoctrination program for prisoners of war // Psychiatry. Vol. 19. P.159—160 Коммуникации с выходом из представляемого характера 231 |