Книга Текст предоставлен правообладателем
 Скачать 2.9 Mb.
|
|
6 Гамбиец Джеймс Кларк выучил русский только зато, что на нем говорила первая любовь, в свое время учившаяся во ВГИКе. Кроме того, он свободно владел как минимум пятью африканскими языками малинке, фульбе, волоф, чви и неправильным английским. Знание русского ограничивалось у него отдельными фразами, но фразы эти – из уст африканца были поистине замечательны. Когда нас представили, Кларк протянул мне руку со словами «Zhiteli vol’nyh pastbisch privetstvujut vas!» В другой раз, возмущаясь только что прочитанной болтовней какого-то политического обозревателя, подытожил «V „Izvestijah“ net pravdy, v „Pravde“ net izvestij». Между темна одной шестой он никогда не бывал, да и русскоговорящая кинематографистка осталась в далеком тропическом прошлом. Когда-то, давным-давно, он учился в Гане – на одном курсе с Пэппимом и Апалоо. Был свидетелем на их свадьбе. После мединститута эмигрировал в Америку, поступил в ординатуру в Нью-Йорке. Поступил, да не закончил – повздорил с одним из старших коллег. После этого он перебрался в Англию, где мотался из больницы в больницу, подвизаясь в качестве затем ненадолго вернулся в Гамбию и вот к пятидесяти годам, женившись на американке, снова приехал в Штаты и – по протекции друзей юности – получил место в ординатуре Сент-Винсента. К бывшему однокашнику и нынешнему начальнику, неизменно величавшему его дядя Джимми», Кларк обращался с почтительным доктор Пэппим», с помощью мимики стараясь обозначить в этом обращении уместную долю шутки. По утрам, рапортуя Пэппиму о проделанной за ночь рабо- 24 Временный заместитель (лат те, Кларк покрывался бисером пота, и его речь становилась похожей на бормотание гоголевского персонажа. При виде этой сцены – отчаянно потеющий Кларк, упитанная невозмутимость Пэппима – я вспоминал рассказ Наны о том, как в начальной школе она могла запросто приказать однокласснице из малоимущей семьи, чтобы та донесла до дому Нанин портфель или сбегала посреди урока в кафетерий за плюшкой Словом, голова у меня была занята не тем, чем надо, так что, когда приходила моя очередь рапортовать, я начинал мямлить и путаться еще больше, чем мой напарник. Он был дотошен во всем, что касалось заполнения бланков, выписок, рецептов и проч. В первый же вечер он показал мне, как и что следует заполнять Я люблю, чтобы все записи велись определенным образом. Документация всегда должна быть в порядке. Иначе хлопотне оберешься Хорошо, Джеймс Называй меня лучше дядя Джимми или просто Джим- ми. Никаких формальностей. И вообще, ты – босса я – твой помощник, – сказал он в точности, как Оникепе. – Мне бы, главное, закончить чертову ординатуру, а там – трава не расти Ну так ведь ты и заканчиваешь через полгода. Недолго осталось Для меня шесть месяцев здесь – это слишком долго. За три года я успел возненавидеть этот госпиталь и все, что с ним связано. Я мечтаю только об одном о непыльной работе в Мэриленде, где живет моя жена Если б я мог прокрутить жизнь на несколько лет назад, низа что не уехал бы из Гамбии. А если бы мог вообще начать сначала, не стал бы заниматься медициной А чем бы ты тогда занимался Чем-нибудь полезным. Стал бы ремесленником. Среди заправлявших в стационаре немолодых сестричек дядюшка Джимми имел надежную репутацию старого добряка. Каждый вечер, совершая дежурный моцион поэта- жу, он приветствовал их непритворно-приторными дорогая моя и добрый вечер, прекрасная леди!». Когда выдавались свободные полчаса, Кларк уединялся в каком-нибудь закутке и моментально задремывал, сидя на стуле и прислонившись к стенке. На вопрос, почему бы ему не улечься в дежурке, где стояли две относительно удобные койки, отвечал, что предпочитает быть начеку». Разносторонне начитанный, всегда и обо всем имевший подробное мнение, он мог быть интересным собеседником, но, как все уставшие и живущие через силу люди, часто повторялся. Его любимыми присказками были В Европе этого никогда бы не позволили (когда речь шла о восьмидеся- тичасовой рабочей неделе и прочих мытарствах американского ординатора) и Африка – прóклятый континент (речь могла идти о чем угодно Почему же прóклятый? Ты ведь сам говорил, что жалеешь о том, что уехал из Гамбии Durnoe, da rodnoe, – произнес Кларк, в очередной раз демонстрируя недюжинные познания в области русской словесности Наши политики любят напоминать, что Африка наша общая мать. У вас, наверное, это тоже входу Я имею ввиду всю эту материнскую риторику У нас – это где Да где угодно. В Америке, в России Когда я слышу про это материнство, у меня срабатывает профессиональный рефлекс я сразу начинаю думать о болезнях, передающихся по наследству. А болезней в Африке больше, чем где бы тони было. Приедешь, увидишь Прóклятый континент. Я бы мог там жить, если бы не уехал, потому что знаю правила игры. Первое правило когда дерутся слоны, больше всех страдает трава у них под ногами Этэ сэйн! – Вихрем ворвавшийся в комнату Йау Аман- кона от души рыгнули шлепнул на стол медкарту. – Можете меня поздравить. Мне опять подсунули Флору Кабезас. – Кто это ее к нам пустил Мы же сто раз уже объясняли в пункте первой помощи, что ее надо гнать взашей А она новый способ изобрела. Надышалась пыли в ка- ком-то подвале, чтобы спровоцировать астматический приступ. Никуда не денешься, надо класть. Пока лежала в приемнике, все уши медсестрам прожужжала и это у нее болит, и то болит. Те не выдержали и дали ей морфий. Теперь ее не выгонишь – Да, хорош у нас список пациентов, – отозвался Кларк, наркоман на наркомане. Вот на что уходят деньги налогоплательщиков Пока я не попал в Америку, даже представить себе не мог, что такое бывает, – неистовствовал Аманкона. – В Гане люди толпами подыхают от инфекций, так ни разу и не побывав у врача. А тут – болей не хочу. Всё есть – и лекарства, и оборудование. Приходишь в травмпункт, говоришь, мол, живот болит, и тебя сразу кладут в стационар. Кормят, поят И что Вместо того чтобы жить как следует, они торчат на морфии, выклянчивают его, валяются всю жизнь в больнице, лишь бы кайф поймать. Мерзость Ну, медики, положим, тоже не без вины, – рассудил мудрый Кларк. – Как ты правильно сказал, дядя Йау, если больной в Америке жалуется на боль, его первым делом сажают на морфий. Это, кстати, к нашему предыдущему разговору. Кларк повернулся ко мне. – В Европе такого никогда бы не допустили А я и не говорю, что виноваты только пациенты. Виноваты врачи, которые сними миндальничают. А еще больше виновато судопроизводство, которым нас все время запугивают. Дело в системе. Ив тех, кто ею управляет. Заговор они есть заговор Какой заговор Еврейский – Я уже слышал от кого-то из ординаторов, что Аманкона одержим теорией еврейского заговора, но для собственного удобства решил, что это шутка Я ничего не говорил. Но ведь все всё понимают Осторожно. Алекс-то, по-твоему, кто – предостерег его старший товарищ Ну и хорошо, – моментально нашелся Аманкона. По крайней мере, если будет необходимо, ты всегда сможешь воспользоваться поддержкой тех, кто наверху Пользуюсь, Йау, только и делаю, что пользуюсь их поддержкой. Катаюсь как сыр в масле Да ладно, что ты. Евреи, не евреи – какая разница? Я ведь не об этом. Я о том, что они там наверху – кто бы они ни были – решают наши судьбы Ампа! Когда дерутся слоны, больше всех страдает трава затянул свое дядюшка Джимми. – Дано евреи – все-таки слоны. Назойливое повторение прозвучавшей пять минут назад пословицы окончательно вывело меня из равновесия Евреи всегда наверху. И носы у них как хоботы. Аманкона натужно улыбнулся Друг мой, когда ты соберешься в Гану, обязательно дай мне знать. Я тебя свяжу со своими, приедешь как к себе домой. Тебе у нас понравится Да я и не сомневаюсь, что мне понравится в Африке… Жаль только, евреи ее колонизировали и разрушили традиционный уклад жизни Пойду-ка я проведаю своих пациентов, – вздохнул Кларк. – Нам не зато платят, чтобы мы весь вечер в ординаторской лясы точили. Мы вышли в коридор Зря тыс ним так. С Аманконой ссориться глупо. Он у нас большой человек, ога, как говорят нигерийцы. – И что мне теперь, молчать Мне с ним детей не крестить, через полгода меня в этом госпитале уже не будет Все равно не стоило его обижать. Ты ведь, наверное, не знаешь, что он не только врач, он еще и священник. Перед тем как поступить в мединститут, он окончил семинарию Да плевал я на вашу – Поймав его предупреждающий взгляд, я осекся. Действительно ведь наплевать. До конца дежурства – три часа, даже меньше. Скоро можно будет идти домой. Покурить и спать. «Докета сэ менкода сеисие ара. Из-под прохудившегося покрова предутренней темноты клочьями лезет грязноватая подкладка сугробов. Два окна нашестом этаже соседнего здания поочередно вспыхивают сиреневым отсветом телеэкранов, как глаза чащобного чудища из шизофренических сказок Амоса Ту- туолы. Эти сказки подсунул мне Энтони для ознакомления с фольклором йоруба. Я сделал над собой усилие и прочел их за один вечер – примерно также, как из уважения к хозяйке проглатывают несъедобную пищу. Одно место, впрочем, запомнилось: то, где главный герой, отправившийся в Город мертвых, чтобы повидать своего покойного брата, прибывает Доктор сказал, что я должен срочно лечь спать наконец в пункт назначения и встречается стем, кого искал. Оказывается, что покойник, бывший при жизни священником, ведет службу и здесь, продолжая вселять в души прихожан надежду на жизнь после смерти. У. Д, 38 лет. Боль за грудиной, отдающая в левое плечо. Требуется исключить инфаркт миокарда. Стандартный протокол ЭКГ плюс три тропониновых теста. В соответствии с протоколом мы должны продержать пациентку в больнице в течение восемнадцати часов, хотя в данном случае причина симптомов известна и без всяких тестов У. Д. курит крэк. Рассказывает, что до августа прошлого года употребляла также и героин. Неделю назад «сдалась» наркологу. Что побудило вас обратиться за помощью – Я хочу, чтобы мне вернули моих детей». Детей трое. Я осматриваю пациентку: иссушенное тело, кожа да кости. Вы что, вообще не питаетесь?» Мотает головой Давно ничего не ела». Губы собираются в тоненькую улыбку, но тут же начинают дрожать, по щекам текут слезы. По истечении положенных восемнадцати часов я уговариваю начальство, что ее еще рано выписывать. Конечно, ломка – это не повод держать больную в Сент-Винсенте, для этого есть наркологическая лечебница. Но все-таки состояние нестабильное. Тахикардия, рвота, да мало ли что. Через три дня терпению начальства приходит конец, и мы оформляем выписку в наркологический диспансер В следующий вторник придете к нам в поликлинику. Я записал вас на прием. – Хорошо, доктор, спасибо вам за все Та же тоненькая улыбка, от которой сжимается сердце. Через полчаса меня вызывает медсестра вместо обещанных санитаров за У. Д. приехал жених, говорит, что отвезет ее сам. Неопрятный мужик лет пятидесяти, обильно надушенный дешевым одеколоном. Вид безумный, видно, что не только торгует, но и сам торчит Вы же сказали, что едете в лечебницу Раз сказала, значит, еду. – На лице уже совершенно другая улыбка Вы уверены Эй, мистер, ты как разговариваешь с моей невестой! – Успокойся, бэби, все в порядке. – Она целует своего защитника в шею и наскоро собирает вещи трясущимися руками. «Вот на что уходят деньги налогоплательщиков, говорю я медсестре, когда мы выходим из палаты. Но поза видавшего виды медика у меня выходит криво, идиотская впечатлительность желторотого ординатора налицо. Соглашается Конечно, доктор». 7 В начале зимы мы узнали о предстоящей ревизии какие-то важные лица из государственного ведомства, о неограниченных полномочиях которого можно было судить по количеству букв в аббревиатуре, собирались разглядывать сквозь лупу всю подотчетную деятельность госпиталя. От результатов экспертизы зависело будущее Сент-Вин- сента. Весь декабрь нас по очереди вызывали на приватные разговоры с начальством. Начальство запирало дверь кабинета, предлагало чай или кофе, засим начинало выуживать подноготную, особенно интересуясь оценкой работы коллег. По пятницам вместо пэппимских семинаров в конфе- ренц-зале теперь устраивались административные собрания, из которых я понял, что финансовые дела у нас идут хуже некуда. Врачей призывали не заказывать лишних тестов, экономить на томографии, обходиться по возможности без профилактических процедур. Дошло до того, что нас попросили не выбрасывать прочитанные номера медицинских журналов, а сдавать их в больничную библиотеку, чтобы администрация могла сэкономить на подписке. Для непримиримого Энтони Оникепе предревизионная суматоха стала сигналом к действию. Эти хмурые сверху, они непросто так. Я этого балагана еще в Нигерии насмотрелся если санитарный инспектор заглядывает под кровать, он ищет там орешки кола, а не личинки москитов. Но допросы, которые учиняет наше руководство, очень кстати. Надо воспользоваться случаем. Идея, созревшая в голове моего приятеля, была до неприличия завиральной речь шла ни много нимало о гражданской войне с сопутствующими чистками и террором. Для подрывной работы нужна ячейка единомышленников, и Энтони воззвал к африканским собратьям по ординатуре, приплюсовав к ним для кворума и меня. Наша медицина – это тонущий корабль, – говорил зачинщик, вдохновленный речами Обамы, на первой сходке в «Эдуому». – Чтобы спасти положение, надо не макулатуру в библиотеку таскать, а избавить медицину от тех, кто не должен ею заниматься. Первой жертвой предполагаемых чисток должен был стать человек с чарли-чаплинской походкой, доктор Рустам Али. Вскоре по почтовым ящикам Сент-Винсента разошлось открытое письмо, адресованное генеральному директору госпиталя. Авторы письма (в конце стояло пятнадцать ординаторских подписей) выражали готовность содействовать разработке новых стратегий, направленных на повышение качества медицинского обслуживания. Далее следовал ряд предложений, связанных с заполнением реквизитов и прочей чепухой административно-хозяйственного порядка. Последним пунктом шла филиппика против Рустама. Заведующего паллиативным отделением обвиняли в халатности, в неоднократно проявлявшейся профессиональной некомпетентности и, наконец, в человеческой черствости, недостойной врача. Собственно, все это было чистой правдой. Грозы не воспоследовало. Не было даже отдаленных раскатов. Только мелькавшие от случая к случаю фразы наши листовщики» и трибунал Оникепе» свидетельствовали о том, что письмо было прочитано. Не хотят по-хорошему не надо. Это только начало – упорствовал глава трибунала. Наконец отметившихся в письме повстанцев начали приглашать по одному на аудиенции за закрытой дверью. «Алекс, аквааба, во хо тэ сэйн!» 26 – заулыбалась Виктория Апалоо. Слева от нее восседал председатель совета директоров Ричард Гольдфарб, а по правую руку – посрамленный Рустам Али собственной персоной. Весело переглянувшись с коллегами, Апалоо пошла в атаку Я думаю, Алекс, ты уже слышал от своих друзей, что мы устраиваем перекрестные допросы, да и вообще используем самые что ни наесть брутальные методы, чтобы добиться от вас чистосердечного признания и раскаяния в содеянном. Вас, ребята, послушать, так у нас тут прямо испанская Инквизиция Вот что значит чрезмерное увлечение художественной литературой. Честно говоря, меня огорчило ваше послание. Речь идет осе- рьезных вещах, о том, что наша больница еле сводит концы с концами. А вы всё играете в детские игры, сводите какие-то личные счеты Пора подрасти, ей-богу. Но вызвала яте- бя не за этим, а просто чтобы сказать все в больнице очень довольны твоей работой. Даже медсестры, а они у нас, как ты знаешь, самые придирчивые. Словом, я тебя поздравляю Алекс, добро пожаловать, как поживаешь Мо вайадье! 27 Кроме того, я хотела представить тебе нашего нового заведующего ординаторской программой, доктора Рустама Али. Со следующего месяца я передаю ему бразды правления. При этих словах преемник отмерил чайную ложку улыбки. Как и следовало ожидать, о трибунале Оникепе» больше не было ни слова. Историю с письмом замяли, а обещанная ревизия таки не состоялась. Через месяц приемная комиссия занялась рассмотрением заявлений на будущий год, ив больнице стало известно о негласном постановлении не принимать больше африканцев по крайней мере в ближайшие год или два. После всего случившегося эта новость никого не удивила. Удивляло то, что идея новой расовой квоты исходила, как вскоре выяснилось, от самой Апалоо. Третий день подряд снится одно и то же. Заоконный шум превращается в знакомую мантру дежурного пейджера Код 99! Код 99! Палата номер…» Код 99» – это позывные SOS, вызывающие смесь тошноты и адреналина на уровне павловского рефлекса. Я бегу по лестнице, по коридору. Странная аберрация: сон, не переиначивающий, ас точностью воспроизводящий реальные события. Как будто есть один-единственный сценарий, и отступления от него невозможны даже во сне. В центре сна – шестидесятилетний Так держать латиноамериканец, бессловесный, приземистый нелегал из тех, что работают на наличные и живут по семеро водной комнате о чьем существовании узнают только при поступлении в больницу. Это пациент, которого мыс Энтони безуспешно откачивали в течение часа Трудно поверить семь месяцев тому назад. В тот день он попал к нам вместе с женой. У обоих диабет. Анамнез, умещающийся в несколько строк, один на двоих накануне купили в супермаркете торт, чтобы отметить годовщину свадьбы. Диабетический кетоацидоз. Ее положили в палату на седьмом этаже, его – на восьмом. Через час после поступления с ним случился обширный инфаркт. Снится испуганная старуха в домашних шлепанцах и васильковой ночнушке. Как вовремя СЛР 28 санитары прикатили ее в инвалидном кресле с седьмого этажа и как, увидев сгрудившихся медиков, она стала звать мужа, кричать, чтобы его не убивали, а когда ее подкатили к нему, гладила поруке и уговаривала проснуться. Нет, это никуда не годится. Ей нужно дать успокоительное и отвезти обратно, – вмешался Пэппим. До этого он только молча наблюдал за происходящим. Несколько раз пульс удавалось восстановить, но через две-три минуты дефибриллятор снова фиксировал асистолию Надо связаться с детьми, – скомандовал Пэппим. – 28 Сердечно-легочная реанимация Есть у них дети Все это бесполезно, но правила надо соблюдать. Нам требуется разрешение от кого-нибудь из членов семьи, чтобы остановить реанимацию У них нет детей Братья, сестры, еще кто-нибудь? – В медкарте не указано никаких контактов. Может, у супруги спросить, если она еще не уснула Можно попробовать. Значит, один из вас идет тормошить супругу, а остальные продолжают СЛР. Вперед. К тому моменту, как я спустился на седьмой этаж, чтобы выяснить, есть ли у них родственники, успокоительное уже успело подействовать. Снится, как она смотрит на меня спокойно-отсутствующим взглядом, кивает, не понимая моих слови невпопад отвечает вопросом Ему уже лучше Как сиделка укладывает ее спать Пэппим, снимающий очки и устало трущий глаза Ладно, можно не продолжать». Возвращаясь в ординаторскую, я слышу, как из больничного репродуктора – по логике все того же голливудского монтажа – доносится шкатулочная мелодия колыбельной это значит, что на пятом этаже, в отделении акушерства и гинекологии, только что родился ребенок После дежурства я, как обычно, зашел в «Эдуому», держа наготове радостное «этэ сэйн», но уже в дверях понял, что сегодня никакого этэсэйна не будет Энтони с носорожьим видом промчался мимо меня, оставив Нану обескураженно сидеть за столиком Какая муха его укусила Энтони сделал мне предложение, – с расстановкой сказала Нана. – Ого Судя по его виду и по отсутствию кольца, ты ему отказала Какое кольцо О чем ты говоришь У нас это не принято. Но вывод правильный А я и не знал, что у вас с ним отношения Отношения исключительно дружеские. Просто одиноко ему, вот и все. Энтони нужен человек, который будет его слушать и вытаскивать из депрессий Его можно понять Конечно, можно. Мне нужно тоже самое. Следовательно, мы друг другу не пара. Примерно это я ему и сказала И что он Попросил, чтобы я старалась не попадаться ему на глаза Может, отойдет Не думаю. Нигерийским мужчинам отходчивость несвойственна. Оно и к лучшему. Мне здесь в любом случае пора закругляться. Особенно после истории с артеренолом. – Что за история с артеренолом? – А я разве тебе не рассказывала Это еще на прошлой неделе случилось. Я отлучилась на пять минут в медсестер- скую, а когда вернулась, увидела, что у моего пациента вместо ванкомицина висит капельница с артеренолом 29 – То есть кто-то ошибся Ошибиться в данном случае могла только я. Ноя этого не делала Ты шутишь Зачем мне шутить Если бы я не заметила, был бы код Кто же мог такое сделать Уж не знаю кто. Доказательству меня нет А подозрения Недоброжелатели всегда найдутся, а уж среди медсестер особенно Ты Энтони все это рассказывала Боже упаси. Он бы, чего доброго, взялся, как он это любит, вывести злодеев на чистую воду. И сделал бы только хуже. Не надо мне никаких разбирательств. Надо просто собрать вещи и тихо уйти. Попрошу в агентстве, чтобы меня досрочно перевели. Кажется, это можно. Будешь навещать Ванкомицин – антибиотик, артеренол – препарат, использующийся в реанимации для повышения артериального давления меня в Аризоне, или куда там меня теперь пошлют Ты что, правда решила уехать И пришло разрушение. Нам, африканцам, не привыкать. Я, кстати, таки не спросила почему тебя так тянет в Африку В Африку В Африку, в Африку. Туда, где негры живут. Что сто- бой Не знаю, по привычке, наверное Что – по привычке В Африку тянет по привычке. У меня это идея фикс еще с первого курса мединститута А тогда почему тянуло Жажда экзотики, юношеский максимализм Ну-ну. – Не знаю я, Нана, почему меня постоянно куда-то тянет. То есть знаю, наверное. Я ведь эмигрантское отродье, в Америке русский, в России американец. Человеку, который не здесь и не там, надо ехать в Африку. Преодолеть закон исключенного третьего Понимаю санкофа. – Что Сан-ко-фа. Как бы ты это перевел Вернуться, чтобы взять Вернуться, чтобы что-то взять Название самого известного романа нигерийского писателя Чинуа Ачебе. – Правильно. Санкофа – это из адинкра, из наших символов. Я вот тоже всю жизнь живу, как будто это все – так, на время, а в один прекрасный день я все брошу и благополучно вернусь домой. Хотя где этот дом, я понятия не имею. Надо, мне кажется, сменить установку. Пожить без костылей. Тогда никакая Африка не понадобится Нов Гану ты все равно поезжай, тебе там понравится. Вон ты уже как на чви болтать начал – зря, что ли, старался? Через неделю она уехала. Задень до ее отъезда я договорился с Маоли, и мы устроили отвальную. Супруги Онипа, как всегда, приготовили пир навесь мирно праздник получился на тройку – много случайного народу, какое-то машинальное и бессмысленное оживление, всё не так. Дружба с Энтони угасла сама собой. В больнице мы пересекались редко. Периодически созванивались, вкратце сожалели, что давно не виделись, давно пора наверстать, нона этой неделе никак, может быть, наследующей, в общем, держим связь Нана присылала из Аризоны письма, которые подписывала, пытаясь воспроизвести запомненное со слуха русифицированное обращение. Не Ночка, а «Наноч- ка «Nochka» means «Little night». Little night? That’s even Воскресным утром за окном голосит неотложка, и через пять минут отряд парамедиков в синих Ночка значит Маленькая ночь. – Маленькая ночь Это даже лучше (англ.). джемперах, с носилками наперевес штурмует квартиру, возвещая о своем прибытии воинственным – Дорогу. WHAT IS HER NAME? WHAT IS THE PATIENT’S NAME? «Хёр нэйм?» – переспрашивает мама. HER NAME, HER NAME! DOES ANYONE HERE SPEAK ENGLISH? Они хотят знать, как ее зовут. Хёр нэйм из Соня… Сонья, Сонья! Ражий парень с ирландским трилистником на запястье выволакивает пациентку на середину комнаты, разрезает ночнушку, наклеивает присоски для ЭКГ. Его напарница поднимает с пола пустой пузырек из-под снотворного. DID SHE TAKE THIS? SONYA! WHY DID YOU TAKE IT, Отзываясь на имя, искаженное иностранным произношением и обезличенное смертью, бабушка Соня коротко всхлипывает, но возвращается в сон, как будто решив, что обращались не к ней Она пила это Зачем ты это пила, Соня (англ Часть II. Эльмина |