Книга Текст предоставлен правообладателем
 Скачать 2.9 Mb.
|
|
5 «Неудивительно, что вас это удивляет, – говаривал один мой знакомый из прошлой жизни. Удивление неудивительно. Удивительна забывчивость, позволяющая за какой-ни- будь месяц привыкнуть к тому, что годами казалось невероятным. К тропическим зарослями проселочной дороге, вымощенной кокосовыми скорлупками. К львиноголовым гек- конам, шныряющим по дому в качестве питомцев. К больничному приему – по пятьдесят пациентов вдень тиф, малярия, дракункулез… К тому, что есть полагается руками, точнее – правой рукой, из общей миски, а спать – на циновке. К руинам колонизации и отсутствию канализации. К тому, что гостеприимство обозначается словом ахохойе, которое дословно переводится как «здесь-бытие». К этому «здесь-бытию» на краю света, где сосед в разноцветной пижаме и феске может в любой момент нагрянуть с визитом и, ни слова не говоря, развесить белье у тебя во дворе или состряпать себе еду на твоей плите из твоих же продуктов. Где в три часа ночи раздается петушиная побудка, а в шесть утра – дискант соседских лазутчиков по традиции младшему в семье надлежит начать день с обхода всех хижин в округе, справиться о здоровье каждого из соседей и, вернувшись домой, представить подробный отчет. Где болезни духа лечат снадобьем из обезьяньих костей, а уж если и это не помогает, жители деревни снаряжаются в многодневный походи, по очереди взваливая больного на спину, тащат егоза тридевять земель – в ближайший медпункт. К послеобеденным историям Люсии проповедям Фрэн- сиса, к обязательным сказкам про паука Анансе, которые могли затянуться на два часа, а при участии студента-ме- дика Кваме Бремпонга – и на все четыре. Никто, включая Юнис, не относился к этим сказкам серьезней, чем Ква ме-Маленький. Его серьезность была сочетанием исследовательской въедливости с простодушной впечатлительностью. Если бы не медицина, из него мог бы выйти хороший этно- граф-африканист. Кваме приехал из штата Нью-Джерси по той же волонтерской программе, что и я. Как, еще один Кваме?» – удивилась Юнис. И правда к моменту прибытия американского гостя в доме Обенгов уже имелся не один, а целых два Кваме – сторож на крыльце и принц на музейном портрете. С принцем Кваме Опоку американского Кваме роднил не только субботний день рождения, но и определенные факты биографии. Подобно легендарному тезке, Кваме Брем- понг был уроженцем Кумаси, вывезенным из страны вдет- ском возрасте итак же как Опоку, всю жизнь мечтавший о санкофа, американский Кваме прибыл в Эльмину, чтобы найти свои корни и заново выучить родной язык. Для ганцев он был обруни-бибини – чернокожий обру- ни, африканский неафриканец. Каждый год сотни, если не тысячи, таких же чернокожих обруни совершают паломничество в нищий городок на побережье Гвинейского залива, где в 1482 году была построена первая в Африке невольничья крепость. Пять с половиной веков спустя эта крепость никого не пугает воображению приходится как следует потрудиться, чтобы приблизить ужас исторического контекста. В прохладном небе над бастионом носятся стрижи. Полевую Именем Кваме называют мальчика, родившегося в субботу руку виднеется дикий пляж, разлетающиеся брызги огромных волн. По правую руку – причал и рыбацкий поселок, за которым начинается сама Эльмина, кажущаяся отсюда столь живописной. Рыболовные сети, шхуны и пироги, крас- но-бурая латеритная почва. Запах дыма и жареной кукурузы. Детвора гоняет в футбол, пока те, кто постарше, режутся в шашки или чинят допотопный фольксваген. Местные ловкачи встречают заморских братьев у крепостной ограды, предлагают экскурсии, продают брелки и подвески с мемориальной надписью Форт Эльмина 2010 – в память об участи, что постигла наших предков. Я сфотографировал сувенир крупным планом, но покупать не стал, то есть повел себя, как подобает обруни. Кваме лишь покачал головой и двинулся дальше. Администратор клиники, смешливый и жуликоватый мистер Кооси, определил новоприбывшего волонтера ко мне в отделение (до этого отделение состояло из меня и Абе- ны). – Раз обруни, два обруни, – сказал Кооси, прихохатывая, теперь вы сможете говорить по-английски, сколько вам влезет Адэн? Ибэка фантсе 80 , – гордо ответил я Чале, ше, обруни фитаа йи сисиуо! 81 – захохотал администратор, изо всех сил тряся безответного Кваме. 80 Зачем Мы будем говорить на фантсе. 81 Смотри, пацан, как этот белый тебя надул Все общение в клинике происходило на чви, и именно это обстоятельство послужило нам с Кваме поводом для дружбы. Можно сказать, что мы нашли общий язык, которого оба не знали – каждый по-своему. За год, проведенный среди ганцев, я научился довольно бегло изъясняться на аканском наречии, но стоило местному жителю немного ускорить темп речи, как я моментально терял нить беседы. У Кваме все было наоборот родители всю жизнь говорили с ним на чви, а он, как и большинство эмигрантских детей, отвечал по- английски. В результате он абсолютно все понимали решительно ничего не мог сказать. Получился идеальный тандем: я переводил с английского, Кваме – на английский. Местный житель глядел на нас как на цирковое чудо и издавал гортанное «ий!», выражавшее крайнее удивление. По вторникам все лавки в городе закрывались в полдень обычай, связанный с культом бога воды, почитавшегося наравне с «И-и-сус-са-а». Закрывалась и клиника, но рабочий день на этом не заканчивался наша помощь была востребована в другом учреждении, именуемом в народе домом отдыха. Учреждение находилось в поселке Анкафул на расстоянии тридцати километров от Эльмины. Около часу дня по Трансафриканской магистрали проезжала маршрутка тро-тро; из окна с пассажирской стороны высовывался голый по пояс подросток и выкрикивал пункт назначения «Анкафул, Анкафул, Анкафул!» Салон тро-тро был так забит, что казалось, еще одно тело смогло бы войти сюда разве что в расчлененном виде. Тем не менее место всегда находилось – где-нибудь между старичком с козой на руках и другим старичком, обнимающим телевизор. Более того, на протяжении следующих тридцати километров маршрутка продолжала останавливаться на каждом углу и подбирать пассажиров. Подросток-заправила собирал проездную плату, показывая размер тарифа на пальцах одной руки, как будто беспрестанно играя в «камень-ножницы-бумагу». При этом другая его рука сжимала гнилую веревку, на которой держалась пассажирская дверь. Дорога шла у самого берега, огибая участки, засаженные арахисом и маниоком, бугорки окученного ямса, укрепления из песчаника и гальки. Два шелестящих звука – звук прибоя с одной стороны и отдаленный шум шоссе на Аккру с другой сливались в единый всепроникающий шелест Всё далеко, – сказал Кваме, – хотя и кажется очень знакомым Привыкнешь. Тебе-то сам Бог велел. Через месяц будешь как рыба вводе Хм У моего отца такая поговорка есть Как рыба вводе, только в кипящей Это потому что тропики. Жарко Разве По-моему, сегодня терпимо Да нет, это шутка была в кипящей воде, потому что в тропиках Ладно, проехали А-а, ну да – Кваме прислонился к стеклу. – Нет, все таки знакомого мало Я смотрел один фильм, не помню, как он назывался. Там главному герою отшибло память, но никто из его близких об этом не догадывается. Просто человек возвращается в прежнюю жизнь, принимает в ней участие, подстраивается под ожидания родных, никого и ничего при этом не узнавая Конечная остановка – Подросток-заправила отпустил веревку, спрыгнул со своего облучка и принялся помогать высаживающимся пассажирам. …Очевидно, с таксистом, подъехавшим к дверям клиники и утвердительно кивнувшим в ответ намою безумную просьбу отвезти нас в Центральный госпиталь (а почему не на луну, договорился Кведжо. Или Абена. Что не я, это точно. Я лишь тупо перетряхивали перехлопывал все карманы нет, не звякает. Брезгливо поморщившись, таксист сделал успокоительный жест рукой в следующий раз заплатишь. В машине мальчику полегчало – то ли подействовала дополнительная доза хинина, которую я, вопреки правилам дозировки, ввел перед выездом, то ли просто ненадолго отпустило, как это обычно бывает при малярии. Во всяком случае, он уже не так смахивал на постояльца морга, что значительно усложнило мои переговоры с дежурной по приемному покою. Я: Этому пациенту срочно требуется переливание крови. Она Вы прекрасно говорите на чви! Я: Спасибо. Вот результаты из нашей лаборатории. Как видите, откладывать нельзя. Она: Впервые вижу обруни, который так здорово знает чви! Нет, вру, у одной моей приятельницы был шурин из Германии, он тоже неплохо говорил на чви. Но это понятно у него была ганская жена. Вы тоже женаты на ганке? Я: Вы что, меня не слышите? Она: И-и, да это же новичок, свежая рыбка! Откуда же тогда такой чви?.. Вы не волнуйтесь, доктор. Больной в надежных руках. Мы сделаем всё, как вы сказали. Я ей не верю. И не только ей. Или я не видел, как безденежная мать доставала из сумочки новый мобильный телефон Ладно, пойду погуляю по территории госпиталя, а через час вернусь проверить. Через час дежурная сидит, где сидела, а ребенок лежит на тех же носилках, где я его оставил. Единственное, что изменилось в обстановке за время моего отсутствия, – это уровень шума к дежурной пришла подруга, а к мальчику прилетели мухи, и теперь они жужжат в унисон Скажите, вы собираетесь делать ему переливание? – Конечно, собираемся. Сейчас принесут капельницу, и сразу будем делать В таком случае скажите мне, пожалуйста, какая у него группа крови и кто будет донором – Да что вам от нас нужно – Дежурная переходит на английский. – Вы приезжаете в нашу страну зачем Я знаю зачем. Вы печетесь об африканском ребенке, для вас он – символ, и, если он выживет, это будет вашей победой. Я это понимаю, номы не те, с кем вам надо бороться Сейчас почти восемь вечера, прием посетителей окончен. Вы не работаете в этой больнице и должны уйти. Если хотите, можете прийти за своей победой завтра утром. Начиная с восьми утра. Дежурная сдержала слово через несколько дней шестилетнего Квези Овусу-Боатенга, окончательно выздоровевшего, выписали из больницы. 6 От остановки Поселок Анкафул» до самого поселка добрых пять километров. Этот отрезок пути закрыт для любого транспорта, кроме двухколесного и парнокопытного. В благоприятное время года, между харматтаном 82 и сезоном дождей, иной смельчак на внедорожнике нет-нет да отважится попытать удачу – и вот деревенские сорванцы уже несутся навстречу с праздничным улюлюканьем результат автозабега им известен заранее. Какой-то остроумец окрестил это место «Невозвращен- 82 Сухой пыльный ветер, дующий в Западной Африке с декабря по февраль цами» («Нкоамма»), прикрепив к стволу раскидистого дерева одум картонный указатель «Нкоамма ко уэним тээ» 83 Смысл названия открывается не сразу, а метров через сто, когда из тропического чернолесья выплывает глинобитное здание с двухъярусной окраской темный низ, белый верх. Это здание – детдома название – отсылка к традиции. К легенде о детях-духах окобайе, сиречь «возвращенцах»; к обычаю ограждать новорожденного от болезней с помощью ритуальной скарификации. Увы, никаких окобайе со шрамами на щеках – символами родительской заботы – здесь не увидишь. Наиболее распространенные среди детдомовцев имена Йэмпэу («Тебя-не-хотели») и Адийэа («Тот-кому-горе- вать»). Это они, Йэмпэу и Адийэа, бросаются навстречу редкому автомобилю в надежде сбыть товар (жвачки, брелки, печенье, питьевую воду, с которым их каждый день отправляют в мир – после или вместо занятий. Это они сидят по краям дороги возле разнообразной завали, выставленной на продажу. Впрочем, не только они. Сверстники из близлежащих деревень промышляют тем же самым. Это лесные деревни по мере удаления от побережья тропический лес становится все гуще, все больше растений, имеющих название только на чви и латыни. Здесь начинаются джунгли, в которые почти не проникает свети поэтому, пока находишься в них, жары не чувствуешь, но пот течет в три ручья. Деревенские целители знают этот лес как свои Невозвращенцы следовать прямо пять пальцев. Если продолжать на север, экваториальные леса сменятся саванной, пальмы – баобабами и деревом ши, корнеплодные культуры – просовыми, зеленый цвет – песком Сахеля, прямоугольные постройки ашанти – круглыми саманными домиками и суданской архитектурой песочных мечетей, христианство – исламом, английский язык – французским. Если продолжать на север, говорил Фрэнсис, можно никогда не вернуться. Фрэнсис Обенг – не из деревни, но ион при желании мог бы водить экскурсии по джунглям не хуже иного колдуна-травника. Вот дерево очвере, чья кора используется для лечения астмы вот шейн-шейн, чью кору дают жевать при родах (деревенский вариант окситоцина. Вот прекесе, испытанное средство от гипертонии. Вот целебный гриб домо, растущий на масличной пальме. Вот шерстяное дерево, спальное дерево, дерево-ночь… Вот первозданная глушь и африканская теодицея, переложение Божественной комедии на местный язык Вскоре я очутился на окраине леса, и тьма этого леса была богом». Мы ночевали в лесных деревнях пару раз, когда процедуры в доме отдыха чересчур затягивались и последняя тро- трона Эльмину отчаливала без нас. Коммерсанты мал мала меньше окружали новоприбывших обруни и обруни-биби- низа версту распознавая сговорчивых покупателей. Яма- шинально нащупывал бумажник, хотя опыт жизни в Африке уже неоднократно показывал здесь не Европа несмотря на невообразимую нищету, в Гане, как правило, не воруют Двери домов и машин не запирают. Так что можно наконец ослабить оборону карманов. Но привычка – вторая натура; и кошелек несколько раз выпадал из кармана – именно из‐за моего беспрестанного нащупыванья. Тогда за спиной раздавались оклики Мистер, мистер, эйе уо деа…» 84 Дети возвращали мне оброненное богатство, и торговля поделками продолжалась. Выходило, что без свистульки за пять седи, без сувенирной ракушки, подписанной «To our American friends», и без пожертвований в пользу несуществующей футбольной команды нам не уйти. То, что футбольная команда – разводка чистой воды, не было секретом даже для самого легковерного обруни. Но когда пострел от горшка два вершка вдохновенно рассказывает о своей футбольной мечте и просит ничтожного вспомоществования для осуществления оной, сама природа, сама генетическая память, пропитанная бременем белого человека, подсказывает облагодетельствовать дитя. В конце концов, не затем литы и приехал, чтобы умиляться, раскошеливаться и вновь умиляться Другое дело, когда просителем оказывается переросток по имени Бен- джамин, знакомый по предыдущим визитам в эту деревню. Вот он окликает меня, как будто видит впервые, и – все тот же немудрящий зачин «My name is Benjamin. What is your name?» Мое имя ему нужно, чтобы, улучив минуту, когда я отвернусь, начертать его фломастером на непременной Мистер, мистер, это твое ракушке, а затем извлечь уже готовый сюрприз из кармана рубахи. «To our American friend Alex». Пять ганских се- ди. Этот трюк сработали в прошлый рази в позапрошлый. Но сегодня меня не разжалобишь My name is Benjamin. And what is yours? – Ме дин дэ обиара 85 – What is your hobby? – продолжает Бенджамин. Но и эту преамбулу я уже слышал сейчас заведет про футбольную мечту Кусэ, Бенджамин, энне нами сика суа 86 – But what is your hobby? – не унимается «футболист», продолжая говорить со мной по-английски, также демонстративно, как я с ним – на чви. – What is your hobby, my brother? – Ме соно дае сэ мебейе футболер, нансо мехийя сика би… 87 Бенджамин останавливается, смотрит на меня взглядом затравленного животного и достает из кармана ненадписан- ную ракушку На, возьми, это подарок, деньги мне ненужны Бенджамин, я не могу взять у тебя эту ракушку. Понимаешь, у меня действительно нет при себе ни цента Это подарок, обруни, я хочу, чтобы ты его взял. Хочу Меня зовут никак Извини, Бенджамин, у меня сегодня нет денег Я мечтаю стать футболистом, но для этого мне нужно немного денег чтоб ты взял Хорошо, Бенджамин, если тебе от этого будет легче… Легче не будет. Топоним Невозвращенцы имел отношение не только к воспитанникам детского приюта. Дорога в Анкафул, ближайшая родственница голодной дороги Бена Окри, обнаруживала еще два социальных института психиатрическую лечебницу и режимную территорию. Последняя, хоть и была окружена забором с колючей проволокой, охранялась скорее для виду. Считалось, что за заключенными присматривает божок-надзиратель, неизменно заставляющий беглецов возвращаться. На самом же деле никто ив мыслях не держал устроить побег, так как бежать арестантам, по правде сказать, было некуда. Семья и община низа что не примут назад человека с судимостью, даже если он был осужден без вины. Можно окопаться в джунглях, жить чужаком водной из бесчисленных деревень. Но условия проживания в тюрьме мало чем отличаются от свободы в лачуге с кровлей из шифера и голой землей вместо пола. И вот невозвращенцы всех мастей – узники в синих робах, охранники в хаки, детдомовцы в чем мать родила – выходят на дорогу, чтобы купить-продать что-нибудь съестное или поглазеть через ограду на неприступное зодчество поместье не поместье, санаторий – не санаторий Несколько одноэтажных корпусов по периметру территории с ухоженным двориком в центре. По легенде, популярной среди детдомовцев, там живут «офри на онву дэбида» 88 – Ты знаешь, что альбиносы никогда не умирают Врешь Нет, не вру. Они не умирают, а просто исчезают. Никто никогда не видел мертвого альбиноса! «Мека нокра, омфи му, ммом оту йера» 89 , – слышалось всякий раз, когда я шествовал мимо крутолобого Йэмпэу и большеглазой Адийэа, своим появлением снова подтверждая их догадку, что там живут альбиносы. Они провожали меня до ворот, всё стараясь заглянуть вовнутрь. Что там внутри Ни подглядеть, ни подслушать. Белокаменную стену, тянущуюся вдоль ограды, прорезают сводчатые проходы, забранные косой деревянной решеткой. Это и есть пресловутый дом отдыха первый и едва лине единственный в стране лепрозорий. Рабочий день в лепрозории начинался с обхода – не пациентов, а медицинского персонала во главе с угрюмцем исполинского роста по имени доктор Брюс-Таго. Этикет общения в закрытом учреждении требовал поздороваться с каждым из членов коллектива, от лаборанта до специалиста по изготовлению протезов, и уж затем предстать перед главным, дабы испросить у него разрешение приступить к работе. Гигант Брюс-Таго мрачно кивал или просто отворачивался в знак согласия. Сама работа была вполне рутинной про Бессмертные альбиносы Правду говорю, они не умирают, а просто исчезают верять дозировку дапсона, следить за нормальным заживлением раны после ампутации. Проводить осмотри назначать лечение, не выходя из оцепенения, которое овладевало мной тотчас по прибытии в Анкафул. Больные, одетые в униформу болотного цвета (тот же покрой, что и у арестантской одежды, таращились из-под лимонного тюля противомоскитных сеток. Львиные лица, скрюченные конечности, нескончаемая тишина. Надо поспешить, чтобы управиться с работой до темноты. Выйти на свети звук. Звук доносился из соседней деревни и принадлежал ударному инструменту, точнее, целой группе ударных инструментов. Первой его услышала Абена, сопровождавшая нас с Кваме вовремя поездок в Анкафул. – Хэ! – возмутилась Абена. – Скоро Бакачуэ, а они в барабаны бьют Бакачуэ? – Праздник такой. У нас за месяц до Бакачуэ вводят запрет на стук. Нельзя бить в барабаны и толочь фуфу после шести вечера. А эти, вишь, расшумелись, как будто не знают. Хэ! – А что это за ритм Асафо? – Не, это атумпан. Говорящие барабаны А о чем они говорят, тыне знаешь Не знаю. Я их язык плохо понимаю. О говорящих барабанах, предназначенных для коммуникации на больших расстояниях, я знал из научно-популяр- ной литературы, ноне подозревал, что это искусство практикуется до сих пор. Барабанщик использует сложную систему ритмических фраз, имитируя интонации и фонемы человеческой речи. Существует даже канон стихотворных текстов, сочиненных специально для атумпанов. Выйдя на звук, мы оказались свидетелями настоящего театрального действа. Ряженые танцоры, перкуссионный ансамбль, говорящий барабан, повествующий о событиях из истории племени. Но самым удивительным был состав участников среди актеров, как и среди зрителей, были только дети. Более того, этот самодеятельный театр автономной Республики ШКИД не только не предполагал участия взрослых, но и исключал саму возможность их присутствия впервые за все время моего пребывания в Гане на обруни не обратили ни малейшего внимания. В девяносто пятом году мы жили на окраине Олбани, в двух шагах от богемной кофейни «Кафе Дольче», куда я отправлялся чуть лине каждый вечер – разумеется, с целью писать стихи. Стены кофейни были украшены причудливыми геометрическими узорами в них всегда можно было уткнуться невидящим взглядом, напуская на себя творческую отрешенность. Пялиться в стенку в поисках повода, часами разглядывать зигзаги и перекрестья. Жизнь бессюжетна, это дано человеку, желающему убедить себя в обратном, легко найти подтверждение в мелочах. И вот случайность перестает быть случайной, потому что через пятнадцать лет странствующая медсестра Нана Нкетсия будет втолковывать мне смысл этих пиктограмм, которые окажутся символами адинкра. И настенные декорации из далекого Кафе Дольче» всплывут в памяти и выйдут на первый план, как будто в них и вправду кроются ответы на все вопросы, включая те, которые я таки не удосужился сформулировать. …Пиктограмма в форме квадрата, заполненного ромбовидными клетками в семь рядов, называется «Фие ммосеа» (Щебень двора Если твои стопы в крови от щебня, это щебень с твоего двора». Пиктограмма в форме двух якорей, слитых воедино. Это «Акоко найн» (Куриная лапка Когда курица давит свой выводок, она не желает ему смерти». Четыре раскрытых глазка «Матэ масиэ»: «Что услышал, то сохранил». Узор из концентрических ромбов внутри квадрата «Ани брэа»: Как глаза ни красны, огню в них не вспыхнуть». Панцирь жука, обрамленный двумя лепестками («Одо ньира фиэ куайн»): Любовь помнит дорогу домой». Птица, пытающаяся дотянуться клювом до собственного хвоста в клюве у птицы яйцо («Санкофа а йенчи»): Если забудешь, вернись и возьми, это не стыдно». Два зерна фасоли, повернутые друг к другу («Ньяме бриби во соро»): Господь, если тайну хранишь в небесах, дай мне сил дотянуться». |