Критический реализм в европейской литературе XIX века. Лекции Социальноисторические предпосылки формирования критического реализма
 Скачать 2.28 Mb.
|
|
3. «Итальянская тема» в творчестве Стендаля. Новелла «Ванина Ванини» Важнейшей задачей современной литературы Стендаль считал психологический анализ. В одном из аспектов – в плане специфики национальной психологии – он разрабатывает характеры и событийную коллизию в новелле «Ванина Ванини» (1829). В «Ванине Ванини» Стендаль обращается к итальянской тематике, которая всегда была его увлечением и своего рода отдушиной. С романом «Арманс» эту новеллу связывает проблема национального характера, контрастирующего с французским. Но если в «Арманс» это был в общем-то малознакомый писателю русский характер, то теперь он обращается к итальянскому, более для него понятному и к тому же имеющему уже определенную традицию изображения во французской литературе. Непосредственной предшественницей Стендаля в трактовке этой проблемы была Жермена де Сталь, идеи которой глубоко импонируют ему. Вместе с тем понятие «итальянский характер» у Стендаля неоднозначно. В сознании Стендаля это понятие имело, вполне точный историко-философский смысл. Сопоставляя исторические пути Франции и Италии, он считал, что раннее образование французского абсолютистского государства, сопровождавшееся возникновением «света» с его тиранией общепринятого этикета, подорвало в образованном французе непосредственность, личную инициативу, способность всецело отдаться душевному порыву. Эта духовная скованность особенно усилилась после утверждения во Франции буржуазной нравственности с ее торгашеской расчетливостью и культом прописной пошлости. Иное дело – итальянцы. Историческая трагедия Италии, остававшейся раздробленной вплоть до XIX века, привела к тому, что итальянец не был стеснен в своих поступках твердой политической властью, а отсутствие развитой гражданской жизни в стране направило весь нерастраченный душевный пыл в сторону частных отношений. Итальянский характер проявляет себя прежде всего в могучей, сметающей все на своем пути любовной страсти. Но XIX век внес значительные коррективы в характер передового итальянца: гром пушек, стрелявших в Париже по Бастилии, вступление войск Французской республики в Италию разбудили дремавшее дотоле национальное самосознание итальянского народа. В карбонарских вентах создается новый тип людей, душа которых охвачена патриотической страстью. А поскольку национально-освободительное движение Италии еще не заражено торгашеским духом буржуазной цивилизации, в недрах движения карбонариев вызревают цельные характеры – энергичные, но лишенные тщеславия, страстные, но не разделяющие личное и общественное благо. Так Стендаль, современник великого исторического перелома, когда революционность буржуазной демократии уже дала трещину, а революционность пролетарская еще не сложилась, искал выход из своих скептических сомнений в обращении к героическим характерам Италии, переживавшей исторически более ранний по сравнению с Францией этап революционного движения. В 1829 году, в самый разгар работы над романом «Красное и черное», Стендаль опубликовал новеллу «Ванина Ванини» с примечательным подзаголовком: «Некоторые подробности относительно последней венты карбонариев, раскрытой в Папской области». Создававшаяся почти одновременно с «Красным и черным» новелла «Ванина Ванини» в своей поэтике отличается от романа. Углубленный психологизм, проявляющийся в пространных внутренних монологах героя, замедляющих темп внешнего действия в романе, был по сути противопоказан итальянской новелле, самой ее жанровой природе и персонажам. Предельный лаконизм авторских описаний, стремительный поток событий, бурная реакция героев с их южным темпераментом – все это создает особый динамизм и драматизм повествования. Герои новеллы – итальянский карбонарий Пьетро Миссирилли и римская аристократка Ванина Ванини, встретившиеся в силу обстоятельств и полюбившие друг друга, обнаруживают в сложной драматической ситуации совершенно разные и даже противоположные стороны итальянского национального характера. Пьетро Миссирилли – итальянский юноша, бедняк, унаследовавший лучшие черты своего народа, пробужденного Французской революцией, горд, смел и независим. Ненависть к тирании и мракобесию, боль за отечество, страдающее под тяжким игом иноземцев и местных феодалов, приводят его в одну из вент карбонариев. Став ее вдохновителем и вождем, Пьетро видит свое предназначение и счастье в борьбе за свободу родины. (Его прототипом является друг Стендаля, герой освободительного движения в Италии Джузеппе Висмара.). Преданность опасному, но благому для Италии делу, патриотизм, честность и самоотверженность, присущие Миссирилли, позволяют определить его характер как героический. Юному карбонарию в новелле противопоставлена Ванина Ванини – натура сильная, яркая, цельная. Римскую аристократку, не знающую себе равных по красоте и знатности, случай сводит с Пьетро, раненным во время побега из тюрьмы, куда после неудавшегося восстания он был брошен властями. В нем Ванина обнаруживает те качества, которыми обделена молодежь ее среды, не способная ни на подвиги, ни на сильные движения души. В увлечении Ванины карбонарием отразилась характерная особенность эпохи 1820-х годов – стремление к переменам в обществе, которых ждали с надеждой и тревогой. В эпоху Реставрации в Италии, остававшейся раздробленной и зависимой от Австрии страной, назревали события, которые должны были покончить с этим состоянием и привести к свободе и обновлению. «Новое» для Ванины воплощается в необычном для ее среды типе человека – карбонарии, герое, который в отличие от окружающих ее аристократов, по словам героини, «по крайней мере что-то совершил, а не только дал себе труд родиться». Однако любовь молодых людей обречена. Перед Пьетро с неотвратимостью встает дилемма: личное счастье в браке с Ваниной или верность гражданскому долгу, требующему разлуки с нею и полной самоотдачи в революционной борьбе. Герой без колебаний выбирает второе. Иначе решает для себя эту дилемму Ванина: она не желает расставаться с любимым даже во имя свободы родины. Вместе с тем eй абсолютно чуждо все, что составляет смысл жизни Миссирилли. Она не видит преступления в предательстве и, потеряв своего героя, испытывает не угрызения совести, а всего лишь досаду и унижение от того, что чувствует себя отвергнутой. Миссирилли же, сделав свой самоубийственный выбор между любовью и долгом, предпочитает тюрьму, кандалы и смерть личному счастью, обеспеченному ценой подлости. Для него невыносима мысль о том, что друзья сочтут его предателем. Однако Ванине остаются непонятными и мотивы финального поступка Миссирилли, и представления о чести этого простолюдина. Ванина – натура не менее цельная, чем Пьетро, но эгоистическая: движимая страстью, она стремится сохранить для себя возлюбленного и ради своей любви совершает предательство. Однако ей не удается возобладать над «соперницей», которой для ее любимого оказывается Италия. Только при слове «родина» блеснули глаза Пьетро, с горечью замечает Ванина во время кульминационного объяснения с героем. Он ни за что не примирится с предательством. «Погубите, уничтожьте предателя, даже если это мой отец», – говорит он, прежде чем добровольно присоединиться к другим карбонариям, заточенным в тюрьму по доносу Ванины. «Ванина Ванини» диалектически связана с «Красным и черным» Мотив любви аристократки и плебея обыгран в новелле в аспекте вариаций итальянского национального характера .Вернувшись к этому мотиву романе «Красное и черное», Стендаль придаст ему более острое – социальное – звучание. Кроме того, герой новеллы близок к герою романа Жюльену Сорелю, но в жизни избирает противоположный путь. Пьетро Миссирилли – во многом итальянский двойник Жюльена Сореля: пылкое мужество, плебейская гордость, верность долгу перед самим собой, высокое чувство чести – все это сближает обоих молодых героев. Но Жюльен – герой безвременья, его понятия о счастье сложились в атмосфере стяжательства, карьеризма, и в этом его трагедия. Таким образом, то, что остается лишь в потенции у героя романа «Красное и черное» Жюльена Сореля, реализуется в революционном действии у Пьетро Миссирилли. Итальянский современник Сореля – борец патриотического движения, полностью раскрывшего все лучшие задатки его незаурядной натуры. Пьетро не знакомы внутренняя раздвоенность, сомнения и нравственные колебания: это» монолитная, героическая фигура революционера, человека действия – образ во многом исключительный не только для Стендаля, но и для всей литературы критического реализма во Франции.
В 1830 году Стендаль заканчивает роман «Красное и черное», ознаменовавший наступление зрелости писателя. Творческая история «Красного и черного» изучена в деталях. Известно, что фабула романа основана на реальных событиях, связанных с судебным делом некоего Антуана Берте. Стендаль узнал о них, просматривая хроники газеты Гренобля за декабрь 1827 года. Как выяснилось, приговоренный к казни молодой человек, сын крестьянина, решивший сделать карьеру, стал гувернером в семье местного богача Мишу, но, уличенный в любовной связи с матерью своих воспитанников, потерял место. Неудачи ждали его и позднее. Он был изгнан из духовной семинарии, а потом со службы в парижском аристократическом особняке де Кардоне, где был скомпрометирован отношениями с дочерью хозяина и особенно письмом госпожи Мишу. В отчаянии Берте возвращается в Гренобль и стреляет в госпожу Мишу, а затем пытается кончить жизнь самоубийством. Кроме того, автор очевидно, знал и о другом преступлении, совершенном неким Лафаргом в 1829 году. Некоторые психологические повороты навеяны личными воспоминаниями писателя: создавая вымышленное повествование, Стендаль как бы сам проверял его точность документами и собственным опытом. Но частное наблюдение для писателя – всего лишь отправная точка: отдельные события проливали свет на эпоху в целом, лично пережитое помогало понять душу современника. «Красное и черное» невозможно свести лишь к историческим или автобиографическим фактам, из которых оно выросло. Реальные источники лишь пробудили творческую фантазию художника, под их влиянием задумавшего создать роман о трагической участи талантливого плебея во Франции эпохи Реставрации. По справедливому выражению Горького М., Стендаль «поднял весьма обыденное уголовное преступление на степень историко-философского исследования общественного строя буржуазии в начале XIX века». Действительно происходившие истории Стендалем явно переосмысливаются. Так, вместо мелкого честолюбца, каким был Берте, появляется героическая и трагическая личность Жюльена Сореля. Не меньшую метаморфозу претерпевают факты и в сюжете романа, воссоздающего типические черты целой эпохи в главных закономерностях ее исторического развития. Реальные события дают Стендалю повод для размышлений о подобного рода случаях как о социальном явлении: молодые люди низкого происхождения зачастую становятся преступниками потому, что незаурядные способности, энергия, страсти и образование, полученное вопреки традициям среды, неизбежно приводят их к конфликту с обществом и в то же время обрекают на участь жертв. В стремлении охватить все сферы современной общественной жизни Стендаль сродни его младшему современнику Бальзаку, но реализует он эту задачу по-своему. Созданный им тип романа отличается нехарактерной для Бальзака хроникально-линейной композицией, организуемой биографией героя. В этом Стендаль тяготеет к традиции романистов XVIII века, в частности, высоко почитаемого им Филдинга. Однако в отличие от него, автор «Красного и черного» строит сюжет не на авантюрно-приключенческой основе, а на истории духовной жизни героя, становлении его характера, представленного в сложном и драматическом взаимодействии с социальной средой. Сюжет движет не интрига, а действие, перенесенное в душу и разум Жюльена Сореля, каждый раз строго анализирующего ситуацию и себя в ней, прежде чем решиться на поступок, определяющий дальнейшее развитие событий. Отсюда особая значимость внутренних монологов, как бы включающих читателя в ход мыслей и чувств героя. Логика и ясность, необходимые художнику, задумавшему с математической точностью запечатлеть сложнейшие отношения личности и эпохи, – определяющие принципы стендалевского повествования. В фабуле романа нет ни загадок, проясняющихся лишь под занавес, ни побочных отклонений, ни обращений к прошлому или событий, одновременно происходивших в разных местах: она безостановочна, прямолинейна, динамична – как хроника или мемуары, не допускает никаких смещения хронологии. Жюльен все время в фокусе пристального писательского наблюдения. Непрерывная цепь, составленная из сцен-эпизодов, дающих скупые, словно карандашные, зарисовки нравов или лаконичные портреты окружающих и пространных анализов внутреннего состояния, мыслей героя, образует сквозную линию повествования, которое ни на миг не задерживается, ни на шаг не уклоняется в сторону. Эта кажущаяся элементарность архитектоники таит в себе огромные возможности художественного анализа. Автор строит свое произведение так, что читатель ни на минуту не перестающий страстно разделять муки, надежды, горечь главного героя, оказывается вовлеченным в захватывающий процесс открытия самых сокровенных глубин незаурядной личности, жизненная трагедия которой – трагедия века. «Точное и проникновенное изображение человеческого сердца» и определяет поэтику «Красного и черного» как ярчайшего образца социально-психологического романа в XIX века. Законченный накануне Июльской революции, роман, по словам Стендаля, «весь трепещет политическим волнением». Это уже не зарисовки светского салона, как «Арманс», а «хроника XIX века» со всем вытекающим из этого подзаголовка стремлением к универсальной панораме эпохи. Подзаголовок романа, подчеркивая жизненную достоверность изображаемого, свидетельствует и о расширении объекта исследования писателя. Если в «Арманс» присутствовали только «сцены из жизни парижского салона», то театром действия в новом романе является Франция, представленная в ее основных социальных силах: придворная аристократия (особняк де Ла Моля), провинциальное дворянство (дом де Реналей), высшие и средние слои духовенства (епископ Агдский, преподобные отцы Безансонской духовной семинарии, аббат Шелан), буржуазия (Вально), мелкие предприниматели (друг героя Фуке) и крестьяне (семейство Сорелей). Изучая взаимодействие этих сил, Стендаль создает поразительную по исторической точности картину общественной жизни Франции времен Реставрации. С крахом наполеоновской империи власть вновь оказалась у аристократии и духовенства. Однако наиболее проницательные из них понимают шаткость своих позиций и возможность новых революционных событий. Чтобы предотвратить их, маркиз де Ла Моль и другие аристократы заранее готовятся к обороне, рассчитывая призвать на помощь, как в 1815 году, войска иностранных держав. В постоянном страхе перед началом революционных событий пребывает и де Реналь, мэр Верьера, готовый на любые затраты во имя того, чтобы слуги его «не зарезали, если повторится террор 1793 года». Лишь буржуазия в «Красном и черном» не знает опасений и страхов. Понимая все возрастающую силу денег, она всемерно обогащается. Так действует и Вально – главный соперник де Ренеля в Верьере. Алчный и ловкий, не стесняющийся в средствах достижения цели вплоть до ограбления «подведомственных» ему бедняков из дома презрения, невежественный и грубый Вально не останавливается не перед чем ради продвижения к власти. Миру корысти и наживы противостоит талантливый человек из народа Жюльен Сорель. Провинциальный городок, семинария, парижский свет – три этапа биографии героя, подчеркнутые композицией романа, и вместе с тем изображение трех основных социальных пластов французского общества – буржуазии, духовенства, аристократии. Приведя Жюльена Сореля, плебея, сына крестьянина, в столкновение с этими тремя устоями, подпирающими здание Реставрации, Стендаль создал книгу, драматизм которой – не просто драматизм одной человеческой судьбы, а драматизм самой истории. Обитатели провинциального городка Верьера, откуда происходит Сорель, поклоняются одному всемогущему идолу – доходу. Это магическое слово пользуется безграничной властью над умами: верьерец презирает красоту, не приносящую прибыли, он уважает человека ровно настолько, насколько тот богаче его самого. Нажиться – иногда путями праведными, чаще неправедными – спешат все: от тюремщика, выклянчивающего «на чай», до священника, обирающего прихожан, от судей и адвокатов, подличающих ради ордена или теплого местечка для родственников, до служащих префектур, спекулирующих застроенными участками. Отбросив аристократическую спесь, провинциальные дворяне извлекают доходы из источников, бывших до того «привилегией» буржуа. Верьерский мэр господин де Реналь, хотя при случае он и не прочь прихвастнуть своим древним родом, владеет гвоздильным заводом, лично ведет дела с крестьянами, как заправский делец, скупает земли и дома. Узнав об измене жены, он не столько печется о фамильной чести, сколько о деньгах, которые та принесла ему в приданое. Впрочем, на смену этому омещанившемуся аристократу уже идет буржуа новой формации – наглый выскочка Вально, оборотистый, начисто лишенный самолюбия, совершенно беззастенчивый в выборе путей обогащения – будь то обкрадывание бедняков из дома призрения или ловкий шантаж. Царство алчных хапуг, запродавших свои души иезуитам, пресмыкающихся перед королевской властью до тех пор, пока она их подкармливает подачками, – такова буржуазная провинция в глазах Стендаля. Семинария в Безансоне – школа, где готовятся духовные наставники этого общества. Здесь шпионаж считается доблестью, лицемерие – мудростью, смирение – высшей добродетелью. За отказ от самостоятельного мышления и холопское преклонение перед авторитетами будущих кюре ждет награда – богатый приход с доброй десятиной, с пожертвованиями битой птицей и горшками масла, которыми завалит своего духовника благонамеренная паства. Обещая небесное спасение и райское блаженство на земле, иезуиты готовят слепых в своем послушании служителей церкви, призванных стать опорой трона и алтаря. После выучки в семинарских классах Сорель волею случая проникает в высшее парижское общество. В аристократических салонах не принято на людях считать выручку и рассуждать о сытном обеде, но и здесь царит дух рабского послушания, неукоснительного соблюдения издавна заведенных, но утративших свой смысл обычаев. B глазах завсегдатаев особняка де Ла Моля вольномыслие опасно, сила характера – опасна, пренебрежение светскими приличиями – опасно, критическое суждение о церкви и короле – опасно; опасно все, что покушается на существующий порядок, традиции, освещенные авторитетом давности. Молодые аристократы, вымуштрованные этой тиранией ходячих мнений, остроумны, вежливы, элегантны, но зато в высшей степени пусты, стерты, как медные пятаки, неспособны к сильным чувствам и решительным поступкам. Правда, когда речь заходит о сохранении привилегий касты, среди аристократических посредственностей находятся люди, злоба и страх которых перед «плебеями» могут быть опасны для всей нации. На собрании ультрароялистов-заговорщиков, свидетелем которого оказывается Сорель, разрабатываются планы иностранного вторжения во Францию, финансируемого иностранными банками и поддерживаемого изнутри дворянством и церковью. Цель этого вторжения – окончательно заткнуть рот оппозиционной прессе, искоренить остатки «якобинства» в сознании французов, сделать всю Францию благомыслящей и покорной. В эпизоде заговора Стендаль, до того проведя читателя через провинцию, семинарию, высший свет, наконец, обнажает самые скрытые пружины, движущие политическими механизмами Реставрации. Корыстное пресмыкательство перед иезуитами и разнузданное стяжательство в провинции, воспитание армии священников в духе воинствующего мракобесия как залог прочности режима, вторжение извне как самое убедительное средство расправы с инакомыслящими – такова картина современности, вырисовывающаяся в «Красном и черном». И как бы оттеняя черные фигуры на этой картине еще рельефнее, Стендаль бросает на нее красные отсветы воспоминаний, то и дело всплывающих в мыслях и разговорах героев о былых, героических временах в истории Франции – об эпохах Революции и Империи. Для Стендаля, как и для его героя, прошлое – поэтический миф, в котором вся нация, затравленная белым террором дворянских банд и доносами иезуитов, видит доказательство собственного величия и грядущего возрождения. Так обозначаются масштабы историко-философского замысла Стендаля: почти полувековые судьбы Франции, запечатленные в многотомной «Человеческой комедии» Бальзака как развивающийся процесс, получают в контрастном сопоставлении эпох, проходящем через «Красное и черное», предельно сжатое выражение, порой достигающее остроты художественного памфлета. Сын плотника, Жюльен Сорель принадлежит к той же породе, что и титаны действия и мысли, свершившие революцию конца XVIII века. Талантливый плебей вобрал в себя важнейшие черты своего народа, разбуженного к жизни Великой французской революцией: безудержную отвагу и энергию, честность и твердость: духа, неколебимость в продвижении к цели» Он всегда и везде (будь то особняк де Реналя или дом Вально, парижский дворец де Ла Моля или зал заседаний верьерского суда) остается человеком своего класса, представителем низшего, ущемленного в законных правах сословия. Отсюда потенциальная революционность стендалевского героя, сотворенного, по словам автора, из того же материала, что и титаны 93-го года. Не случайно сын маркиза де Ла Моля замечает: «Остерегайтесь этого энергичного молодого человека! Если будет опять революция, он всех нас отправит на гильотину». Так думают о герое те, кого он считает своими классовыми врагами, – аристократы. Не случайна и его близость с отважным итальянским карбонарием Альтамирой и его другом испанским революционером Диего Бустосом. Характерно, что сам Жюльен ощущает себя духовным сыном Революции и в беседе с Альтамирой признается, что именно революция является его настоящей стихией. «Уж не новый ли это Дантон?» – думает о Жюльене Матильда де Ла Моль, пытаясь определить, какую роль может сыграть в грядущей революции ее возлюбленный. В обществе, в котором живет Жюльен, он не находит себе места. Он чужд и той среде, в которой родился (отец и братья презирают его за неспособность к физическому труду и любовь к книгам), он с трудом выносит жизнь среди «узколобых ханжей» в семинарии, в высших кругах он – «плебей». Сам Жюльен убежден, что должен занять в обществе место, определяемое не рождением, а «талантами»: способностями, умом, образованием, силой стремлений. «Дорогу талантам! – провозгласил в свое время Наполеон, которому Жюльен поклоняется и портрет которого тайно хранит. Но Жюльен – «человек 93 года» – опоздал родиться. Прошла пора, когда успех завоевывался личной храбростью, напористостью, умом. Цвет времени переменился: сегодня, чтобы. выиграть в жизненной игре, нужно ставить не на «красное», а на «черное». Реставрация предлагает Сорелю для борьбы за счастье только то оружие, которое в ходу в эпоху безвременья: лицемерие, религиозное ханжество, расчетливое благочестие. И юноша, одержимый мечтой о славе, воспитанный на героических воспоминаниях о революции и наполеоновских походах, старается примениться к своему веку, надев «мундир по времени» – сутану священника Он подлаживается к миру провинциальных мещан, в семинарии скрывает свои мысли за притворной маской смиренного послушания, угождает своим аристократическим покровителям в Париже. Он отворачивается от друзей и служит людям, которых презирает; безбожник, он прикидывается святошей поклонник Дантона – пытается проникнуть в круг аристократов; будучи наделен острым умом – поддакивает глупцам; замышляет обратить любовь в инструмент для честолюбивых замыслов. Поняв, что «каждый за себя в этой пустыне эгоизма, именуемой жизнью», он ринулся в схватку в надежде победить навязанным ему оружием. Социальный разлад между возмутившимся плебеем и обществом неограничивается областью социальных отношений; он находит свое продолжение в душе Сореля, становясь психологической раздвоенностью разума и чувства, холодного расчета и порыва страсти. Логические умозаключения, выводимые из наблюдений над эпохой, убеждают Жюльена в том, что счастье – это богатство и власть, а они достижимы лишь с помощью лицемерия. Небольшой опыт любви опрокидывает все эти искусные хитросплетения логики. Свои отношения с госпожой де Реналь герой строит сначала по образцу книжного Дон Жуана и достигает успеха только тогда, когда невольно поступает вопреки усвоенному фатовству. Стать возлюбленным высокопоставленной жены мэра – для него прежде всего «дело чести», но первое ночное свидание приносит ему лишь сознание преодоленной трудности и никакого радостного упоения. И только позже, забыв о тщеславных помыслах, отбросив роль соблазнителя и всецело отдавшись потоку очищенного от честолюбивой накипи чувства, Жюльен узнает подлинное счастье. Подобное же открытие ждет героя и в связи с Матильдой. Так проступает, наружу двойное движение образа у Стендаля: человек идет по жизни в поисках счастья; его проницательный ум исследует мир, повсюду срывая покровы лжи; его внутренний взор обращен в глубины собственной души, где кипит непрерывная борьба природной чистоты, благородных задатков простолюдина против миражей, навеянных воображением честолюбца. Противоречивое соединение в натуре Жюльена начала плебейского, революционного, независимого и благородного с честолюбивыми устремлениями, влекущими на путь лицемерия, мести и преступления, и составляет основу сложного характера героя. Противоборство этих антагонистических начал определяет внутренний драматизм Жюльена, «вынужденного насиловать свою благородную натуру, чтобы играть гнусную роль, которую сам себе навязал» (Роже Вайян). Путь наверх, который проходит в романе Жюльен Сорель, – это путь утраты им лучших человеческих качеств. Но это и путь постижения подлинной сущности мира власть имущих. Начавшись в Верьере с открытия моральной нечистоплотности, ничтожества, корыстолюбия и жестокости провинциальных столпов общества, он завершается в придворных сферах Парижа, где Жюльен обнаруживает, по существу, те же пороки, лишь искусно прикрытые и облагороженные роскошью, титулами, великосветским лоском. К моменту, когда герой уже достиг цели, став виконтом де Ля Верней и зятем могущественного маркиза, становится совершенно очевидно, что игра не стоила свеч. Перспектива такого счастья не может удовлетворить стендалевского героя. Причина этому – живая душа, сохранившаяся в Жюльене вопреки всем насилиям, над нею сотворенным. Естественно, что плебейская сторона натуры Жюльена Сореля не может мирно ужиться с его намерением сделать карьеру лицемерного святоши. Для него становится чудовищной пыткой семинарские упражнения в аскетическом благочестии. Ему приходится напрягать все свои духовные силы, чтобы не выдать насмешливого презрения к аристократическим манекенам в салоне маркиза де Ла Моль. «В этом странном существе почти ежедневно бушевала буря», – замечает Стендаль, и вся история его героя – непрестанные скачки урагана страстей, который разбивается о неумолимое «надо», диктуемое честолюбием Сореля. Именно этот непрестанный бунт плебейской натуры против предписаний времени не позволяет Сорелю стать заурядным карьеристом, обрести внутренний мир на путях буржуазного делячества за счет отказа от лучшего, что в нем заложено. Однако для того чтобы это было до конца осознано героем, понадобилось очень сильное потрясение, способное выбить его из колеи, ставшей уже привычной. Пережить это потрясение и суждено было Жюльену в момент рокового выстрела в Луизу де Реналь. В полном смятении чувств, вызванных ее письмом к маркизу де Ла Моль, компрометирующим Жюльена, он, почти не помня себя, стрелял в женщину, которую самозабвенно любил, – единственную из всех, щедро и безоглядно дарившую ему когда-то настоящее счастье, а теперь обманувшую святую веру в нее, предавшую, осмелившуюся помешать его карьере. Роковой выстрел в госпожу де Реналь – этот стихийный порыв человека, вдруг обнаружившего, что единственное чистое существо, которому он поклонялся, запятнало себя клеветой, – круто обрывает медленный, подспудный путь познания, героем мира и самого себя. Резкий поворот судьбы заставляет Жюльена перед лицом смерти пересмотреть все нравственные ценности, отбросить ложь, .которую раньше принимал за истину, дать волю чувствам,, которые до сих пор подавлял. «Оттого я теперь мудр, что раньше был безумен», – этот эпиграф одной из заключительных глав как бы подчеркивает, что Жюльен вступил в полосу философского прозрения, завершающего все его жизненные искания. «Красное и черное» – не столько история карьериста, сколько рассказ о невозможности так искалечить свою натуру, чтобы стать своим среди накопителей и салонных ничтожеств. Между Сорелем .и бальзаковскими честолюбцами – целая пропасть. Встав на путь приспособленчества, Жюльен не сделался приспособленцем, избрав средства «погони за счастьем», господствующие в обществе, он не принял морали этого общества. Само лицемерие Жюльена – гордый вызов обществу, сопровождаемый отказом признать право этого общества на уважение и тем более его претензии диктовать человеку нравственные принципы поведения. В сознании Сореля складывается свой собственный, независимый от господствующей морали кодекс чести, и только ему он повинуется неукоснительно. Этот кодекс запрещает строить свое счастье на горе ближнего, подобно негодяю Вально, он требует ясной мысли, несовместимой с ослеплением лживыми религиозными предрассудками и преклонением перед чинами, но главное, он предписывает человеку смелость, энергию в достижений целей, ненависть ко всякой трусости и моральной дряблости как в окружающих, так и в самом себе. В истории своего героя романист видит прежде всего разрыв плебеем социальных и нравственных оков, обрекающих его на прозябание. Сам Сорель, подводя итоги своей жизни в речи на суде, с полным правом расценивает приговор как классовую месть правящих верхов, которые в его лице карают всех мятежных молодых людей из народа. И поэтому «Красное и черное» – прежде всего трагедия несовместимости в пору безвременья мечты о личном счастье со служением благородным идеалам гражданственности, трагедия героического характера, который не состоялся по вине эпохи. Вместе с тем последние страницы романа запечатлевают итог философских раздумий самого Стендаля. Стремление к счастью заложено в самой природе человека; направляемое логикой, это стремление создает предпосылки для гармонического общественного устройства – учили духовные наставники Стендаля, идеологи буржуазной революции. Стендаль проверил это убеждение исторической практикой пореволюционного общества, обернувшегося злой карикатурой на великодушные обещания просветителей. И устами своего героя заявил, что счастье личности несовместимо с нравами буржуазного мира, в котором царят несправедливые законы, и нет ничего более далекого друг от друга, чем гуманизм и повседневная практика буржуа. В свете духовного обновления, которое переживает герой в тюрьме, до конца проясняются отношения Жюльена с обеими любящими его женщинами. Матильда – натура сильная, гордая, рассудочная. Она безумно скучает в кругу бесцветных светских «мужей», безмерно далеких от своих предков, рыцарей феодальной вольницы XVI века. И любовь Матильды к Жюльену вырастает из тщеславного желания совершить нечто из ряда вон выходящее, испытать страсть, которая бы вознесла ее до уровня аристократок эпохи религиозных войн, опоэтизированных девичьим воображением. В этом чувстве ей дороже всего героическая поза, опьяняющее сознание своей непохожести на других, гордое любование собственной исключительностью. Вот почему история Жюльена и Матильды носит отпечаток любви-вражды двух честолюбцев, основанной не столько на искренней страсти, сколько на чисто рассудочном стремлении возвыситься в собственных глазах и в глазах окружающих. Освобождение Сореля от честолюбивого дурмана совершенно естественно означает конец этой «головной», по выражению Стендаля, любви. И тогда в Жюльене вновь пробуждается прежнее чувство, никогда не затухавшее, но едва теплившееся где-то в глубине сердца, под грудой наносных, иссушающих ум и душу устремлений завоевать никому не нужное преклонение глупцов и ничтожеств. Ибо любовь трогательной в своей простоте, обаятельной, глубоко страдающей в пошлом окружении, доверчивой и мягкой госпожи де Реналь – подлинная страсть, доступная лишь натурам бескорыстным, чистым. И в этой «восставшей из пепла» любви измученный Жюльен, наконец, обретает счастье, которого он так мучительно и долго искал. Последние дни Жюльена в тюрьме – пора тихой, умиротворенной радости, когда он, устав от жизненных схваток, напряженно вслушивается в почти неведомую ему до сих пор тишину, снизошедшую на его израненную душу, и доверчиво отдается мирному потоку времени, каждый день, каждый миг которого приносит упоительное наслаждение покоем. Однако так трудно давшееся Жюльену счастье – всего лишь его иллюзия, добытая слишком дорогой ценой отречения от общества, от жизни вообще. Выплеснув в речи на суде все свое мятежное презрение к буржуа, Сорель затем отрекся от бунта, самоустранился. Обретенная им в тюрьме свобода – свобода умереть, по существу – тупик. Только так мог он решить роковой вопрос: жить, совершая подлости, или уйти из мира, сохранив свою чистоту. Иного решения у него не было, ибо он оказался в ловушке безвременья. Стендаль слишком чуткий и проницательный ум, чтобы не замечать, как тень гильотины, мрачным пятном легшая на всю предсмертную идиллию его героя, отрицает возможность достигнуть счастья на путях, которыми он ведет Жюльена. Мысль писателя тревожно бьется в замкнутом круге и, не в силах разорвать его, застывает в немом, скептическом укоре своему веку, отчаявшись открыть ту истину, которая бы стала более верным ориентиром для личности, чем мудрость побежденного, провозглашающая счастье в «незлобивости и простоте». Два тома «Красного и черного» появились на прилавках парижских книготорговцев в ноябре 1830 года. Надежды Стендаля на успех не оправдались: издание расходилось туго, в высказываниях критиков и даже друзей ощущалась сдержанность и какое-то замешательство, редкие доброжелательные отзывы свидетельствовали, что книга явно не понята. Тогдашней читающей публике, воспитанной на поэзии и прозе романтиков, она казалась слишком «трудной», необычной. В ней не было ни щедрой живописности историко-этнографических и археологических картин «в духе Вальтера Скотта», ни атмосферы загадочности и туманных словоизлияний, принятых в лирических исповедях романтиков, ни мелодраматических эффектов и головокружительных поворотов интриги, ошеломлявших в произведениях «готического жанра». В то же время именно эта «нетрадиционность» произведения свидетельствовала о новаторстве Стендаля -романиста, прокладывавшего новые пути развития литературы. Изображение анализирующего интеллекта, который не знает никаких преград в своем стремлении овладеть истиной, понять общество через пристальное и детальное постижение духовной жизни личности, знаменует собой разрыв с романтической неопределенностью и приблизительностью в изображении «тайн сердца» и составляет ценнейший вклад Стендаля в сокровищницу реалистической литературы. «Красное и черное» стоит у истоков новейшего социально-психологического романа, подобно тому как первые реалистические повести Бальзака открывают историю социально-бытовой и нравоописательной прозы XIX века во Франции |