Юридическая этика. А.С. Кобликов. Лекция I. Мораль и этика основные понятия 2 Лекция II. Категории этики 9

• Название: Лекция I. Мораль и этика основные понятия 2 Лекция II. Категории этики 9
• Дата: 29.09.2018
• Размер: 0.79 Mb.
• Имя файла: Юридическая этика. А.С. Кобликов.doc
• Тип: Лекция; #51904
• страница: 16 из 30

§ 4. Этические основы использования отдельных видов доказательств

Доказательственное право, претерпевая эволюцию в соот­ветствии с развитием всего права и нравственной эволюцией общества, гуманизируется как в принципиальных основах, так и в части использования отдельных видов доказательств. Дока­зательства разыскивают, проверяют и оценивают люди, а сами доказательства исходят от других людей, которые или являются «источниками» сведений об обстоятельствах, существенных для уголовного дела, или привлекаются к их исследованию. Отсюда ясно, какую важную роль .играют нравственные качества тех, кто оперирует доказательствами, и тех, от кого их получают, а также нравственные начала законодательства, регламентирую­щего получение и использование доказательств различных ви­дов.

Показания обвиняемого в инквизиционном процессе счита­лись наиболее совершенным средством установления истины. Особое значение придавалось признанию обвиняемым своей вины в совершении преступления, которое считалось «лучшим свидетельством всего света». А для получения этого «совершен­ного» доказательства законным средством являлась пытка.

Рецидивы придания показаниям обвиняемого, признающего себя виновным, особого доказательственного значения, встре­чались и встречаются до последнего времени. В советский пе­риод Вышинский пропагандировал идею преобладающей роли показаний обвиняемых, признавших себя виновными. В прак­тической деятельности в качестве государственного обвинителя на громких политических процессах, где штамповались фальси­фицированные обвинения, он демонстрировал способы ее реа­лизации, настаивая на осуждении невиновных. Уголовно-про­цессуальный кодекс РСФСР 1960 г. впервые включил норму: «Признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении признания сово­купностью имеющихся доказательств по делу» (ч. 2 ст. 77). Од­нако ориентирование расследования главным образом на полу­чение признания обвиняемого — очень живучее явление.

Современный уголовной процесс исходит из принципиаль­ного запрета принуждать человека свидетельствовать против са­мого себя. Из этого следует, что никто не вправе принуждать подозреваемого, обвиняемого вообще давать показания, а так- I же домогаться от него признания себя виновным. Нравствен­ное содержание этого запрета состоит в том, что обвинение (или подозрение) человека в преступлении должно быть дока­зано тем, кто обвиняет. Каждый считается невиновным до¹ со­ответствующего юридически значимого решения. Требовать от человека изобличать самого себя — значит вступать в противо­речие с презумпцией невиновности. Если же обвинение адре­совано невиновному, на которого ошибочно пало подозрение, то оно унижает достоинство честного человека. Обвиняемый и подозреваемый должны быть свободны в принятии решения о том, давать ли им показания и какие именно.

Обвиняемый не несет уголовной ответственности за заведо­мо ложные показания, в отличие от свидетелей и потерпевших. Поэтому, естественно, возникает вопрос о том, имеет ли обви­няемый «право на ложь».

Ложные показания обвиняемого могут быть даны в разных ситуациях: тот, кто действительно совершил преступление, от­рицает свою вину и, защищаясь от обвинения, пытается лож­ными показаниями уйти от ответственности; виновный стре­мится переложить ответственность за собственное преступле­ние на других, ложно их оговаривая; виновный в тяжком преступлении дает ложные показания о совершении менее тяж­кого преступления. Наконец, невиновный (а такие случаи встречаются в жизни) по важным для него причинам дает лож­ные показания, признаваясь в преступлении, совершенном другим или вообще не имевшем места.

Отсутствие уголовной ответственности обвиняемого за заве­домо ложные показания и «право на ложь» — разные вещи. Отсутствие обязанности говорить правду под угрозой юридиче­ской ответственности нельзя смешивать с правом лгать.

М. С. Строгович писал, что «если бы обвиняемый и подоз­реваемый имели право давать заведомо ложные показания, сле­дователь и суд были бы обязаны не только разъяснять им это право, но и содействовать, помогать им в его осуществлении. Речь идет, очевидно, не о праве на ложь, а об отсутствии уго­ловной ответственности за ложные показания, что, конечно, не одно и то же»¹.

Резюмируя свою позицию по рассматриваемому вопросу, Л. Д. Кокорев резонно утверждает: «Закон не установил в отно­шении обвиняемого и подозреваемого уголовную ответствен­ность не только за отказ от дачи показаний, но и за ложные по­казания. Однако это вовсе не означает, что за ними признано право на ложь. Правдивость — нравственный принцип, и ника­кого исключения для уголовного процесса закон не делает и не может делать, так как это означало бы поощрение аморальных действий»².

Иногда то обстоятельство, что обвиняемый не желает давать показания или дал ложные показания, пытаются использовать в качестве одного из доказательств его виновности. Однако та­кая практика, основанная на игнорировании права обвиняемо­го свободно определять свою позицию по отношению к обви­нению, в настоящее время приходит в противоречие с консти­туционным положением, запрещающим принуждать человека к самоизобличению. Она противозаконна и не соответствует эти­ческим нормам.

Переоценка признания обвиняемого и стремление получить его и «закрепить» имеют довольно широкое распространение. Методы, которые при этом применяются, не всегда соответст­вуют как закону, так и нравственным нормам. Так, например, для его получения используется положение закона о чистосер­дечном раскаянии как обстоятельстве, смягчающем ответствен­ность, которое подменяется признанием вины; принимаются меры, препятствующие свободе обвиняемого в определении своей позиции по отношению к обвинению и в связи с этим к «закреплению» признания, предпринимаются попытки возлагать на обвиняемого обязанность доказывать свою невинов­ность и т. п.

Показания обвиняемого, отрицающего свою вину, могут иметь разные нравственные оценки, как и действия и решения в связи с такими показаниями должностных лиц, ведущих про­изводство по делу.

Если обвиняемый отрицает свою вину, то эта его позиция обязывает обвинителя опровергнуть ее достаточными доказа­тельствами или же убедиться в невиновности обвиняемого. При этом одно лишь утверждение о невиновности при отсутст­вии сколько-нибудь развернутых показаний обвиняемого по существу имеет и юридическое, и психологическое, и нравст­венное значение. Версия обвиняемого, отрицающего свою ви­ну, подлежит проверке и может быть отвергнута лишь при дос­таточных к тому доказательствах.

Разный подход к оценке' доказательственного значения по­казаний обвиняемого в зависимости от отношения его к обви­нению логически и этически не оправдан.

А.- С. Пушкин в «Капитанской дочке» писал: «Думали, что собствен­ное признание преступника необходимо для его полного изобличе­ния — мысль не только не основательная, но даже и совершенно про­тивная здравому смыслу, ибо если отрицание подсудимого не прием­лется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть доказательством его виновности».

Установленная уголовно-процессуальным законом обязан­ность следователя и суда выяснять отношение обвиняемого к предъявленному ему обвинению обусловлена нравственно. Следователь и суд обязаны спросить обвиняемого на этапных моментах производства по делу (после предъявления обвине­ния при допросе на предварительном следствии и перед нача­лом судебного следствия) о том, признает ли он себя виновным в предъявленном ему обвинении. Это вызвано не только сооб­ражениями, связанными с определением более рационального порядка дальнейших действий следователя и суда. Не менее важно, что это правило отражает внимание к обвиняемому как человеку, чья судьба зависит от исхода дела, нравственную обя­занность выяснить его позицию и нравственное право обвиняе­мого на ее высказывание и учет.

Показания обвиняемого во всех случаях подлежат всесто­ронней проверке. Если они противоречат обвинительной вер­сии, то могут быть отвергнуты лишь при их опровержении достаточными доказательствами. При этом действует общее прави­ло о толковании сомнений в пользу обвиняемого.

Показания свидетелей и показания потерпевших относятся к числу наиболее распространенных доказательств. Среди дру­гих этических вопросов, возникающих при использовании по­казаний свидетелей, заслуживает внимания широко распро­страненная практика допросов в качестве свидетелей будущих обвиняемых, фактически подозреваемых в совершении престу­плений, но официально в соответствии с нормами действующе­го УПК не считающихся подозреваемыми. Допрос этих «свиде­телей» по поводу их собственных действий, направленный на изобличение их самих в совершении преступлений, с постанов­кой соответствующих вопросов по сути своей аморален. Такого «свидетеля» допрашивают с предупреждением об уголовной от­ветственности за отказ давать показания и за заведомо ложные показания. Но привлечь его к ответственности невозможно, как в случае, если он потом станет обвиняемым, так и при ошибочности подозрения. Таким образом, допрос в приведен­ных ситуациях сопровождается фактически обманом со сторо­ны допрашивающего. Аморальность рассматриваемой практики состоит, и в том, что человека принуждают свидетельствовать против самого себя. В настоящее время это приходит в прямое противоречие с конституционным запретом требовать самоизо­бличения.

Привлечение к уголовной ответственности за лжесвидетель­ство сопряжено с решением определенных нравственных во­просов. Лжесвидетельство, как и все другие преступления, амо­рально. Но нравственные оценки его в общественном сознании различаются в зависимости от того, каково содержание заведо­мо ложных показаний. Если свидетель дает заведомо ложные показания с целью обвинить в преступлении невиновного, то такие действия однозначно признаются аморальными, низки­ми. Но в случаях, когда ложные показания направлены на ос­вобождение от ответственности виновного, оценки могут раз­личаться. Здесь приобретает значение мотив, которым руковод­ствовался свидетель (жалость к виновному, особые с ним отношения, угроза со стороны мафиозных структур, подкуп и т. п.). Обобщение практики привлечения к ответственности за лжесвидетельство показывает, что в преобладающем боль­шинстве случаев оно имеет место с целью избавить от ответст­венности действительно виновных. Это приводит к тому, что такие преступления все чаще остаются безнаказанными. Между тем подобная практика способствует распространению в нрав­ственном сознании не только безразличного, но едва ли не по­ложительного отношения ко лжи, которую гражданин сообщает представителям власти, будучи обязан по закону говорить прав­ду. В конечном счете это может повлиять и на оценку в обще­стве такого нравственного качества, как правдивость, честность вообще.

До последнего времени в законодательстве и практике про­изводства по уголовным делам не получали должного решения вопросы свидетельского иммунитета. Действовавшее длитель­ное время законодательство исходило из приоритета интересов установления истины и изобличения виновного перед охраной нравственных ценностей. Запрет допроса в качестве свидетеля распространялся только на защитника обвиняемого, причем лишь по поводу обстоятельств дела, которые стали ему извест­ны в связи с выполнением обязанностей защитника.

Многие ученые длительное время доказывали необходи­мость расширения круга лиц, не подлежащих допросу в качест­ве свидетелей, именно вследствие этических соображений, ко­гда обязанность свидетельствования на следствии и суде для определенных категорий людей может оказаться сопряженной с попранием моральных ценностей. К настоящему времени в законодательном порядке приняты принципиально верные ре­шения: никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников; охраняется тайна ис­поведи; расширены пределы адвокатской тайны. Предстоит об­лечь в конкретные процессуальные формы на уровне УПК РФ процедуру реализации этих важных положений, как и охрану врачебной тайны, тайны личной жизни и других нравственных ценностей при производстве по уголовным делам.

При использовании показаний потерпевшего следует учиты­вать нравственную сторону его процессуального положения и специфику отношений его с обвиняемым. Потерпевший вправе дать показания, но одновременно он обязан их дать, причем правдивые. Он находится не только в процессуальных, но и в нравственных отношениях с обвиняемым. Потерпевший при общении с подозреваемым, обвиняемым может испытывать до­полнительные стрессовые ситуации во время очных ставок, до­просов на суде и при иных следственных и судебных действиях. Потерпевший может быть тем, кто своим поведением опреде­ленным образом спровоцировал преступление. Показания по­терпевшего могут содержать преувеличения и неточности, естественные для человека, ставшего жертвой преступления. Потер­певший нередко в первую очередь подвергается незаконному воздействию со стороны преступников и их окружения.

Все эти обстоятельства обязывают при получении, исследо­вании и оценке показаний потерпевшего проявлять особую чуткость к нему как человеку, оберегать потерпевшего от до­полнительных нравственных страданий, не допускать унижения его достоинства с чьей бы то ни было стороны, проявлять ра­зумную снисходительность при возможных заблуждениях и ошибках потерпевшего, даюшего показания.

Вопрос о нравственных аспектах использования других ви­дов доказательств (заключения экспертов, вещественные дока­зательства, документы) здесь рассматриваться не будет, хотя в дальнейшем определенные сведения на этот счет будут изложе­ны применительно к анализу конкретных процессуальных дей­ствий.

Лекция VI. Этика предварительного следствия