Юридическая этика. А.С. Кобликов. Лекция I. Мораль и этика основные понятия 2 Лекция II. Категории этики 9

• Название: Лекция I. Мораль и этика основные понятия 2 Лекция II. Категории этики 9
• Дата: 29.09.2018
• Размер: 0.79 Mb.
• Имя файла: Юридическая этика. А.С. Кобликов.doc
• Тип: Лекция; #51904
• страница: 24 из 30

§ 3. Этика речи защитника

Защитник-адвокат в своей речи, естественно, противостоит стороне обвинения в состязательном процессе. В отличие от позиции прокурора как «говорящего публично судьи» позиция защитника не может не быть односторонней. Его участие в су­дебных прениях подчинено определенным нравственным нача­лам.

Главное в нравственно оправданном ведении защиты в це­лом и в содержании и построении защитительной речи — уме­ние верно определить свою позицию, опираясь на правовые и нравственные ориентиры.

Защитник может применять только законные средства и способы защиты. Выступая на стороне человека, обвиняемого в нарушении закона, он сам должен неукоснительно соблюдать законы, пользоваться только легальными средствами.

Защитник вправе применять лишь нравственно допустимые приемы защиты. В частности, он не вправе лгать суду, склонять суд к неправде, хотя бы это было выгодно его подзащитному. «У адвоката не только нет права на ложь, не только нет права на использование искусственных, надуманных, фальсифициро­ванных доказательств — у него нет права и на неискренность, нет права на лицедейство», — пишет Я. С. Киселев.

Защищая конкретного человека от обвинения в преступле­нии, защитник не может оправдывать само преступление. А. Ф. Кони, критикуя в свое время пороки адвокатуры, писал о справедливой тревоге в связи со случаями, когда «защита пре­ступника обращалась в оправдание преступления, причем, ис­кусно извращая нравственную перспективу дела, заставляла по­терпевшего и виновного меняться ролями»¹.

Защита должна осуществляться на основе согласованности позиции защитника и подсудимого по принципиальным во­просам, и прежде всего по вопросу признания или отрицания вины.

По поводу последнего положения во многих публикациях приводились и приводятся аргументы в пользу двух противопо­ложных точек зрения, да и адвокатура, и суды далеко не сразу и не твердо встали на одну определенную позицию. Речь идет о ситуации, когда подсудимый в суде виновным себя не признает и последовательно настаивает на своей невиновности, а в про­цессе судебного следствия виновность его подтверждена доста­точными и проверенными доказательствами и сам защитник приходит к убеждению, что его подзащитный виновен, строить же защитительную речь на отрицании виновности бесперспек­тивно.

Многие авторы считают, что в таком положении возможно и нравственно оправдано расхождение позиций подсудимого и защитника. Защитник в своей речи вынужден признать винов­ность подсудимого доказанной и, соответственно, настаивать на смягчении его участи. Так, J1. Д. Кокорев в одной из послед­них работ писал: «Руководствуясь нравственными принципами, адвокат не может утверждать то, в чем сам не убежден, не мо­жет лгать, не может поступать против своей совести и внутрен­него убеждения. И если в ходе расследования, судебного след­ствия адвокат пришел к выводу, что вина обвиняемого установ­лена, он из этого и должен исходить, строя свою защиту; иной путь будет ложью, сделкой с совестью».

Другие ученые высказывают противоположное мнение: за­щитник, который вопреки воле подсудимого переходит по сути на позицию обвинения, оставляет подзащитного без помощи, без защиты. «Создается такое совершенно нетерпимое с юри­дической и этической точек зрения положение: в судебном раз­бирательстве происходит состязание не между прокурором и защитником, а между прокурором и защитником, с одной сто­роны, и подсудимым — с другой. Между прокурором и адвока­том создается «трогательное единение». Заявление защитника о виновности подсудимого представляет чрезвычайно тяжелый удар по защите...».

Судебная практика последнего времени, как правило, исхо­дит из того, что признание защитником виновности подсуди­мого, когда последний ее отрицает, означает нарушение права на защиту, обязанности защитника использовать все законные средства и способы защиты, не действовать во вред обвиняе­мому.

Что касается нравственной стороны такого решения, то здесь приходится идти по пути морального выбора в условиях морального конфликта, когда соблюдение одной нормы влечет за собой нарушение другой. Но предпочтение все же следует отдать нравственной обязанности до конца защищать от обви­нения другого человека, который доверил свою судьбу адвока­ту, надеется на его помощь. А обвинение пусть поддерживает тот, кому это положено. Разумеется, защитник-адвокат в этой сложной ситуации должен использовать даже малейшие воз­можности для опровержения обвинения в его основе, а также представить суду соображения о доказанных по делу фактах, говорящих в пользу подсудимого, положительно характеризую­щих его личность и т. д. Необходимо учитывать, что сама пози­ция подсудимого, последовательно настаивающего на своей не­виновности, может породить сомнение в верности обвинитель­ной версии, что вправе использовать защитник в своей аргументации.

Структура речи защитника в какой-то мере напоминает структуру речи обвинителя, так как они посвящены одному предмету, хотя освещают его с разных сторон. Но здесь, ко­нечно, нет таких жестких канонов, которые определяют по­строение речи обвинителя, выступающего от имени государ­ства.

В речи защитника ярко проявляется гуманизм самой про­фессии адвоката и его миссии, выполняемой в суде. Он стре­мится помочь человеку, который, пусть по своей вине, попал в беду, или же тому, кто вовсе не виновен, но может оказать­ся осужденным по ошибке в результате некритического отно­шения к необоснованному обвинению. Обвиняемый, пред­ставший перед судом, еще не осужден. Защитник более, чем другие участники судебного разбирательства, обязан уважать достоинство подсудимого, щадить его самолюбие и выступать в их защиту, в том числе и при произнесении своей речи. За­щитник, по выражению А. Ф. Кони, — «друг, советник» обви­няемого.

Речь защитника должна в концентрированной форме пред­ставить суду все то положительное, что характеризует лич­ность и поведение подсудимого. Все обстоятельства, смягчаю­щие наказание, установленные по делу, необходимо отчетливо и убедительно отметить в речи, а обстоятельства, отягчающие ответственность или доказанные сомнительно, оценить соот­ветствующим образом. При характеристике подсудимого нель­зя допускать преувеличения, вопреки фактам утверждать о не­существующих добродетелях подсудимого. Это может поро­дить недоверие к речи и позиции защитника в целом. Если зашита ведется по групповому делу, то защитнику следует из­бегать в своей речи изобличения других подсудимых в совер­шении преступления. Но в жизни возникают такие ситуации, когда интересы подсудимых противоречивы и между их за­щитниками дискуссия неизбежна. При этом защитник одного подсудимого заинтересован в том, чтобы суд признал винов­ным в целом или в большей части подсудимого, которого за­щищает другой защитник. На практике адвокаты в подобных случаях говорят о праве своеобразно понимаемой «необходи­мой обороны», что отражает вынужденный характер действий фактически на стороне обвинения. Ю. И. Стецовский пишет, что адвокату очень важно «стремиться ограничить защиту тем минимумом, который действительно необходим для опровер­жения обвинения или смягчения ответственности подзащит­ного. Всякие заявления защитника против других лиц можно считать оправданными, если без этого нельзя осуществить за­щиту обвиняемого, доверившего защитнику свою судьбу. За­щитник должен быть предельно тактичным и сдержанным в отношении тех обвиняемых, против которых направлена его аргументация»¹.

Недопустимо строить защиту на подчеркивании негативных сторон личности потерпевшего, его отрицательных нравствен­ных качеств. Тем более нельзя унижать достоинство потерпев­шего. Если действия потерпевшего на самом деле способство­вали совершению преступления, спровоцировали его и это имеет юридическое значение, то это обстоятельство может и должно быть освещено в речи защитника. Но всегда следует помнить, что потерпевший — жертва преступления, а судят то­го, кто обвиняется в причинении ему ущерба, горя, нравствен­ных страданий.

В речи защитника нельзя использовать доводы, несостоя­тельность которых очевидна. Обман, ложь, сознательное иска­жение фактов глубоко безнравственны. Они несовместимы с престижем адвоката как человека и как юриста, выполняюще­го гуманные функции. А с позиций результативности защиты они представляют опасность и для судьбы клиента адвоката. Обнаруженный обман даже «в мелочах» подрывает доверие ко всему, что говорил защитник, так как честность градаций не имеет.

В то же время адвокат в своей речи не обязан упоминать обстоятельства, могущие повредить защите, если о них не го­ворил обвинитель. Это относится также к критике обвинения с позиции «то, что не доказано бесспорно, не может быть по­ложено в основу обвинения» или «версия подсудимого, не оп­ровергнутая обвинением, должна признаваться за истинную». Здесь мы имеем дело с нравственным правом строить тактику защиты в соответствии с правами, предусмотренными зако­ном.

Судебная речь защитника будет тогда достигать своей цели, когда защитник владеет искусством доказывать, убеждать, спо­рить и приемами судебного красноречия. С развитием состяза­тельного начала в российском уголовном процессе эти умения приобретают все более актуальное значение.

В своей речи защитник прямо ведет полемику, спор с обви­нением. И сама манера, форма этого спора должна отвечать оп­ределенным нравственным установлениям.

В «Пособии для уголовной защиты», изданном в 1911 г., профессор Л. Е. Владимиров рекомендовал адвокатам помнить, что «судебный бой не есть академический спор и здесь целесообразно быть односто­ронним и пристрастным». Он рекомендовал защитникам: «...будьте по­стоянно и неуклонно несправедливы к обвинителю... Рвите речь про­тивника в клочки и клочки эти с хохотом бросайте на ветер. Противник должен быть уничтожен весь, без остатка... Нужно осмеять соображе­ния обвинителя, осмеивайте их! Будьте беспощадны. Придирайтесь к слову, к описке, к ошибке в слове... Это ведь не умственный диспут, а потасовка словами и доводами, потасовка грубая, как сама общест­венная жизнь людей»¹. Несколько ранее он же писал: «...судебное со­стязание не есть бой, не есть война; средства, здесь дозволяемые, должны основываться на совести, справедливости и законе».

Конечно, судебные прения ни в правовом, ни в нравствен­ном отношении нельзя рассматривать как «потасовку» между сторонами, своего рода «игру без правил». Их участники, гово­рящие публично, вправе пользоваться лишь нравственно дозво­ленными приемами, обязаны соблюдать собственное достоин­ство, уважать честь и достоинство своих противников и других участвующих в деле лиц, помнить, что они обращаются к суду, уважение к которому проявляется и в соблюдении нравствен­ных норм.

Лекция IX. Культура процессуальной деятельности