Принятие управленческих решений. Литература 47 Методологический подход
 Скачать 1.23 Mb.
|
|
Внимание обращено на индивидуальный смысл, возникающий в ситуативной динамике мыслекоммуникативных взаимодействий, зависящей как от внешних обстоятельств, так и от внутренней субъективной динамики, прежде всего – динамики потребностных состояний. Даже в случае внешне ответственных взаимодействий мыслекоммуникантов, как представителей соответствующих типов деятельностных позиций, ведущую роль играет индивидуальная субъективная динамика. Абсолютное большинство описаний и версий принятия решений остаются в пределах данного уровня развития мыслекоммуникации. Этот уровень не может предполагать деперсонифицированный ответ на вопрос: «кто более прав?», или вопрос: «кто ближе к истине?». Новый уровень, включающий специфические свойства языкового механизма, предполагает введение позиции «арбитра», функция которого и состоит в деперсонификации мнений, во введении надперсональных абстрактных средств оценки мнений – «значений». В генетическом плане, который легко воспроизводим и в живой мыслекоммуникации, значения строятся за счёт обобщающей, абстрагирующей процедуры, построения надиндивидуального заместителя мнений, с которым были бы согласны, потенциально или актуально, сами носители мнений – автор и критик. Путём применения заместителя, абстракции к каждой версии, мнению опознаётся мера «правильности» каждого мнения, при согласии с которой «спор» завершается. На этой основе создаётся и эффект опознания вклада критика в совершенствование версии автора (см. сх. 8):  Схема 8 Появление абстракций характерно для процессов в позиции арбитра. Именно в рамках повышения эффективности его работы продукты мыслительного конструирования проходят путь «парадигматизации» (см. также: Анисимов 2001). Он состоит в разложении первичных абстракций на те семантические единицы, «универсалии», применение которых удобно при воссоздании неограниченного числа синтетических конструкций – «абстракций». Иначе говоря, эти единицы становятся средствами конструирования абстракций. Они обладают содержательностью более высокого уровня абстрактности, и совершенствование парадигмы ведёт к появлению «предельных абстракций» (см. сх. 9):  Схема 9 Следствием парадигматизации в семантическом слое языка выступает проблема соотнесения и совмещения типов абстракций, а также необходимость организации совмещения многих абстракций в рассуждении и совмещения «абстрактного» и «конкретного», фиксированного в смыслах. В рамках решения этих проблем появляется логика. Совмещение же мнений и их противопоставления с использованием арбитражных средств порождает ещё одну мыслекоммуникативную позицию – «организатора». Именно он согласует все типы мыслекоммуникативных позиций и создаёт эффект единого межпозиционного движения мысли, теряющего персональный характер. В мыслекоммуникации организованное привлечение арбитра ведёт к изменению акцента с «содержания» мысли на её «форму», к перераспределению значимости от смысла к значению, от «конкретного» к «абстрактному». Ответственность за вносимое мнение и сам тип ответственности меняется от индивидуальной к «надиндивидуальной», в пределе – культурной ответственности. Только то мнение приобретает культурную значимость, которое опирается на соответствующие абстракции, а подбор и корректное применение абстракций составляет начало всего культурного преобразования индивидуального и коллективного мышления (см. дискуссию о роли абстракций в мышлении, принципиально осуществлённую в немецкой классической философии, а затем, с учётом логических разработок ХХ в. в Московском методологическом кружке, а также: Анисимов 2000). Тем самым, внесение коммуникативного механизма в рефлексивный процесс ведёт к качественному совершенствованию рефлексии и, в частности, к качественному совершенствованию процесса принятия решений. Применение арбитражных средств в полемике и в динамике мысли вообще превращает мыслительный процесс в многоуровневый процесс, и каждый уровень абстрактности существенно меняет течение и результаты, формы организации мыслительных процедур (см. сх. 10):  Схема 10 Если в мыслекоммуникативном механизме речь идёт о мыслительном процессе, в любой возможной функции, то в рефлектирующем мышлении и при сохранении ранее введённых условий мыслительный процесс приобретает форму процесса принятия решения. Этот процесс усложняется, в пределах нового уровня развитости рефлексии и мышления, введением арбитражных средств как «критериальных средств» процесса принятия решений. В рефлексивном механизме критериальные средства не только вносят необходимость многих уровней мышления и последующую необходимость иерархизации уровней, но и предопределяют иную качественную форму критики и использования критики для перенормирования. Появляются процедуры проблематизации и депроблематизации, сведение проблем в нормы – планы, проекты, технологии, тактики, стратегии. При этом сам новый качественный переход предполагает осознанность, рефлексивную контролированность мышления и сознаваемую корректируемость в ходе проблематизации, депроблематизации, всех рефлексивных процедур (см. сх. 11):  Схема 11 Если любое использование языка стимулирует выделение механизма сознания и самосознания, самокорректирования в интеллектуальных процедурах, то введение парадигматических средств, фиксированных, строго определённых абстракций, придаёт этому явлению характер неизбежного сопровождения базового процесса. Иначе нельзя эти средства использовать, так как они в себе содержат строго определённые и надиндивидуальные требования к оперированию. Так же как в языковом мышлении применение языковых средств сопровождается выделением двух направленностей оперирования средствами мысли – подтверждение вводимых абстракций и их опровержение, суждений и умозаключений, так и в рефлексии применение критериальных средств (концепций, понятий, категорий и т.п.) сопровождается складыванием двух ведущих форм мысли – проблематизация и депроблематизация, постановка «задач» и постановка «проблем» и т.п. В процессе принятия решения подтверждение прежней нормы, при наличии затруднения или внешнего «призыва», предстаёт как исключение из общей линии хода принятия решения. Более типичным становится процесс оформления фиксированного затруднения в средствах критериального набора, благодаря чему в более абстрактном выражении, вплоть до высших абстракций, находится черта между подтверждаемой частью прежнего опыта, прежней нормы и той частью, которая подвергается, предварительно или принципиально, сомнению. В этом и состоит подготовка к постановке проблемы. При возникновении сомнения в необходимости сохранения части прошлой или возможной, в рамках версии, нормы, появляется типовой вопрос: нужна ли эта версия части содержания или может быть иная, более «совершенная»? Наличие подобного вопроса предполагает наличие более абстрактного выражения этого содержания, которое реализует функцию «места» для различных наполнений, версий. Вопрос о том, каково должно быть наполнение этого места и является формулировкой проблемы. Но вне возможности сформулировать в абстрактных средствах содержание данного «места» или «неизвестного», в терминах теории решения задач и проблем, формулировка проблемы становится невозможной. Иначе говоря, постановка проблемы или её попытка является обязательным условием бытия более развитого механизма принятия решения (см. сх. 12):  Схема 12 Глубина проблематизации зависит не столько от объёма подвергаемого сомнению «участка» содержания с «подсказки» образа причины и динамики затруднения, сколько от иных культурно-мыслительных факторов (см. Анисимов 1994, 1997, 2001). Прежде всего, следует отметить, как исходную культурно-мыслительную предпосылку, осознание самого механизма мышления, наиболее отчётливо выражаемого и обнаруживаемого в речемышлении. Вместо докультурного «сознавания» динамики, переходимости от одного объектного содержания к другому, возникает рефлексивное осознавание цикла бытия средства мысли, его содержательной стороны – значения, в соотнесении с тем образом, который возникает в созерцании, непосредственном познании или понимании. Если функционально-логически разделить то, «о чём» ведётся речь, назвав его субъектом мысли (S) и то, «что» утверждается в мысли, назвав его предикатом мысли (Р), то цикл бытия мышления включает изъятие предиката, семантически – «значения», из парадигмы, словаря языка, помещение предиката в функциональное место средства мысли или «предиката как предиката», перемещение в функциональное место содержания мысли, или «предиката как субъекта», возвращение предиката в функциональное место средства мысли и возвращение в парадигму, словарь. Все перемещения в функциональном «квадрате» обусловлены либо учётом субъекта мысли, либо гипотезой о возможности нахождения соответствующего субъекта мысли. При перемещении в функциональное место содержания мысли предполагается соотнесение с субъектом мысли в стиле подтверждения, а при возврате в функциональное место средства мысли предполагается соотнесение с субъектом мысли в стиле опровержения (см. сх. 13):  Схема 13 Мыслитель, не имеющий функционально-логического сознавания и знания мышления, в данном случае – на уровне исходной единицы, «суждения», не может адекватно участвовать в процедурах проблематизации и депроблематизации, в культурно значимых процессах принятия решений. В рассуждении и умозаключениях совмещаются многие единицы, происходит предикативный синтез или переходы от одного предиката к другому, более «адекватному». Эти переходы и синтезы имеют функционально-процессуальные формы или логические формы. Чем больше уровней абстрактности, чем сложнее функционально-процессуальная иерархия, тем большую роль играет логическая форма систематической конкретизации исходной абстракции, дедукции, нисхождения от абстрактного к конкретному. Операциональные переходы в этой форме являются очень сложными (см. Анисимов 1994, 2000, 2001). Особую роль играют соотнесения субъекта и предиката. Они оформляются в два типа, часто выражаемые как «задачная» и «проблемная» форма отношений. В первом случае при фиксированном предикате несовмещённость с субъектом мысли ведёт к коррекции субъекта мысли («подведение под понятие»), а во втором случае при фиксированном субъекте мысли несовмещённость с предикатом ведёт к коррекции предиката (см. сх. 14):  Схема 14 Первый тип коррекции наиболее легко осуществим и доступен на докультурном уровне мышления, так как оба типа содержания уравниваются в значимости, а то, о чём ведётся речь, доступно непосредственному сознанию и вне применения мыслительных средств. Предикативное содержание сводится к «эталонному» статусу и не осознаётся именно как языковое средство. В рамках второго типа коррекции попытка его осуществления на докультурном уровне стирает определённость предиката как языкового средства и вносит произвол в само движение предикативных содержаний и в замену одного предиката другим. Стихийность в этих процедурах является одной из наиболее часто встречаемых в мыслительной работе аналитиков даже при владении применяемыми языковыми средствами. Такая «организация» проблематизации порождает, как правило, псевдопроблемы. Корректное осуществление и первого, и, в особенности, второго типа коррекции мысли невозможно вне сформированности логико-семиотического сознания и самосознания (см.: Анисимов 1997, 1998, 2001, 2002). Однако указанные условия культуры мышления являются именно формно-процессуальными, вытекающими из кардинального различия между смыслом и значением, материала и средства мысли и т.п. Глубина и культурная организация процессов проблематизации, опираясь на данную предпосылку, необходимое условие, предполагает обращение к «онтологическим» основаниям организации мысли и организации процессов проблематизации и депроблематизации. Наиболее серьёзные затруднения в аналитической деятельности, в процессах ответственного принятия решений, особенно – макроуправленческих, государственных решений, проистекают из игнорирования онтологического фактора в мышлении (см.: Анисимов 1998, 2002). Введение же этого фактора переводит мышление на новый уровень уже окультуренного мышления. В истории философии и логики различие доонтологической и онтологической организации мысли осознавалось как различие между рассудочным и разумным мышлением (см. также: Анисимов 2002). Онтология понимается как учение о бытии, выраженное в понятиях. Основным вопросом является следующий: «как устроен мир». Поэтому наряду с появлением абстрактных заместителей в непосредственной динамике мыслекоммуникации и в научно-предметной форме обобщения, в отдельных науках, создаются предельно конфигурирующие, охватывающие замещения всех возможных представлений о мире. Это и есть философские абстрактные «мировоззрения», в отличие от мироотношений. Локализацией исходного вопроса выступает следующий вопрос: «как устроено что-либо?». Учитывая опыт рефлексии и конструирования онтологических систем (см.: Анисимов 2002), можно ввести исходные категориальные средства системно-онтологического анализа (см. также: Анисимов 1997; Щедровицкий 1995). Как писал Аристотель, всё существующее «состоит из формы и материи». В современных терминах это означает, что любое нечто имеет свою функциональную форму и морфологию. При рассогласовании этой формы и морфологии нечто как организованность «исчезает» (см. сх. 15):  Схема 15 Содержанием «исчезновения» организованности или нечто и выступает результат разотождествления формы и морфологии. Если морфология и форма могут существовать раздельно, как это легко заметить при анализе отдельного бытия культуры и докультурного человека, то это означает лишь то, что «морфология» суть иная, но организованность, также как «форма» суть ещё более иная, но организованность. Процесс разотождествления предопределяется устроенностью нечто, существованием механизма, могущего осуществлять разотождествление. Этот механизм может быть внутренним, например, умирание человека как его разъединение тела с душой, или внешним, например, насилие над человеком, приводящее к смерти. Но разотождествление может быть «частичным», что используется для совершенствования и совмещения морфологии с более высокой формой. Могут быть иные, различные варианты совмещений и разотождествлений. Наиболее легко замечаемыми и анализируемыми выступают формы и морфологии в мире деятельности, особенно производительной. В мире деятельности формы суть нормы. Они обладают мыслительной и знаково выраженной фиксируемостью, что их отличает от «природных» форм. Тем самым, изначальными онтологическими вопросами выступают следующие: «какую форму имеет организованность?», «какую морфологию имеет организованность?», «какова динамика сохранения их отождествлённости?», «в чём особенность их разотождествления?», «при каких условиях они разотождествляются?» и т.п. Но такого типа анализ и совпадает с «системным» анализом, если его не усложнять противопоставлениями «часть-целое», «часть-часть». Подобные формы анализа предполагали Пифагор, Платон, Прокл, Лейбниц и т. п. В начале ХХ века оригинальную версию системы подобных различений дал А.А. Богданов в своей «Тектологии» (1979). Если же обратиться к анализу функционарного бытия нечто, в отличие от разрушительного, становящегося или развивающегося бытия, то можно ввести несколько типов проявленности такого бытия. В силу определённой устроенности нечто, оно либо проявляет нечувствительность к внешнему воздействию, которая может принять форму активного внутреннего действия по недопущению внутреннего реагирования, либо проявлять внутреннюю реагируемость без внешних проявлений, либо порождает внутреннюю активность без внешнего проявления, либо эта активность сопровождается внешним проявлением (см. сх. 16):  Схема 16 Анализ нечто с точки зрения его устройства, зависимости реагирования, поведения от устройства, включая реагирование трансформационного и даже развивающего типа, в контексте целостности той «схемы» бытия, в которую включено нечто, составляет |